ВОСТОЧНО-ПОМЕРАНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
ВОСТОЧНО-ПОМЕРАНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
Командующий 2-м Белорусским фронтом 8 февраля получил задачу в десятидневный срок разгромить восточно-померанскую группировку противника. Времени на подготовку не отводилось, а из состава фронта изымалась половина войск. «В строю» оставались 2-я ударная, 65,49, 70-я общевойсковые, 4-я воздушная армии, 1-й и 8-й гвардейские танковые, 8-й механизированный, 3-й гвардейский кавалерийский корпуса — 36 стрелковых и 3 кавалерийские дивизии — около 500 тысяч человек. Войска, по выражению Рокоссовского, «выдохлись окончательно»: две трети соединений насчитывали 4,5 тысячи личного состава, исправных танков имелось 297 единиц, авиация по большей части бездействовала в силу неблагоприятных погодных условий, на передовой ощущался острый недостаток горючего и боеприпасов. Из резерва Ставки прибывали, да пока не прибыли, 19-я армия (40-й гвардейский, 132-й, 134-й стрелковые корпуса) и 3-й гвардейский танковый корпус.
Рокоссовский: «Такую задачу Ставка нам опять-таки поставила, а войска не возвратила, зная заранее, что теми силами, которые остались в составе нашего фронта, эта задача выполнена быть не может…»
Противостоящая им 2-я немецкая армия имела 12 пехотных, 2 танковые дивизии, 3 отдельные бригады, 6 боевых групп и 3 гарнизона крепостей. Их силы оценивались в 230 тысяч солдат и офицеров, 341 танк и самоходное орудие, 2360 орудий и минометов. На аэродромах в Восточной Померании базировалось более 300 самолетов различных типов.
Немцами велись усиленные работы по инженерному оборудованию оборонительных позиций и созданию сильных опорных пунктов в глубине территории на наиболее вероятных направлениях наступления советских войск. Сама местность, изобилующая лесными массивами, болотами, большими и малыми озерами, реками и каналами, носила достаточно «противотанковый» характер и благоприятствовала созданию устойчивой обороны. Разветвленная сеть дорог позволяла оперативно маневрировать силами, подавляющее большинство населенных пунктов было связано телефонно-телеграфными линиями связи, многие из которых были проложены под землей. Кроме полевых укреплений, прикрытых сетью противотанковых и противопехотных заграждений, в восточной Померании наличествовало множество каменных построек, а также долговременные фортификационные сооружения. Так, вдоль бывшей германо-польской границы, по рубежу Штольп, Руммельсбург, Нойштеттин, Шнайдемюль, фронтом на восток и юго-восток пролегал участок «Померанского вала». Кроме того, в систему обороны были включены Данцигский и Готенхафенский укрепленные районы, построенные фронтом на юго-запад.
Рокоссовский принял решение, создав «кулак» на своем левом крыле, силами 70,49 и 65-й армий, 1-го гвардейского танкового и 8-го механизированного корпусов нанести рассекающий удар в направлении Хойнице, Руммельсбург, Рюгенвальде. 2-я ударная армия должна была, используя переправы 65-й армии, выйти на западный берег Вислы и, совместно с 8-м гвардейским танковым корпусом, наступать вниз по реке непосредственно на Данциг. С подходом 19-й армии фронт нацеливался на Штеттин, одновременно очищая от противника побережье Балтийского моря.
Операция началась утром 10 февраля и развивалась крайне медленно. Атаки советских войск сменялись контратаками немцев. Задень 70-я армия, усиленная танковым и механизированным корпусами, продвинулась на отдельных участках от 5 до 10 километров, 49-я и 65-я — на 2–3 километра. Соединения генерала Федюнинского в наступление вообще не переходили. Часть сил 2-й ударной армии еще сражалась за Эльбинг, а два стрелковых корпуса совершали перегруппировку на левый фланг, где должны были форсировать Вислу и попутно овладеть «крепостью» Грауденц.
В дальнейшем темпы не изменились. За пять суток боевых действий армия генерала Попова, достигшая наибольшего успеха, «вгрызлась» в оборону противника до 40 километров и 15 февраля овладела узлами шоссейных и железных дорог городами Кониц (Хойнице) и Тухель. Армии Гришина и Батова, действовавшие в центре ударной группировки, продвинулись на 15–20 километров. 2-я ударная армия, застряв у Грауденца, по-прежнему в наступлении не участвовала. Только 16 февраля Федюнинский ввел в сражение 108-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта B. C. Поленова, пытавшийся нанести удар вдоль левого берега Вислы в северном направлении.
На рубеже Меве, Черск, Хойнице войска 2-го Белорусского фронта вынуждены были остановиться. Рокоссовский констатировал: «Положение на севере оставалось прежним: противник прочно удерживал Померанию».
15 февраля по требованию Верховного Главнокомандующего Константин Константинович доложил соображения относительно дальнейших действий фронта. Маршал собирался до 24 февраля развернуть на левом крыле 19-ю армию и 3-й гвардейский танковый корпус, нанести сосредоточенный удар в направлении Кёзлина и в четырехдневный срок пробиться к побережью Балтийского моря, разрезав померанскую группировку надвое. Сталин с предложениями согласился, и командующий приступил к подготовке задуманной операции.
Маршал Жуков до поры действовал согласно утвержденному плану.
Начиная с 6 февраля один за другим стали прибывать направленные тылом фронта в «кругосветку» по южному пути эшелоны, доставившие в течение нескольких последующих дней тяжелую технику и свыше 20 тысяч тонн боеприпасов.
Общевойсковые армии левого крыла 1-го Белорусского фронта в это время продолжали кровопролитные бои по захвату, расширению и объединению плацдармов на Одере: 5-я ударная — севернее Кюстрина, 8-я гвардейская — южнее. 69-я армия вела бои за Франкфурт, еще южнее пыталась переправиться 33-я армия. К исходу 7 февраля «чуйковцам» при поддержке трех легких самоходно-артиллерийских полков удалось образовать плацдарм в 15 километров по фронту и до 3–5 километров в глубину. Однако в последующие дни им пришлось отбивать атаки прибывшей с Запада 21-й танковой дивизии (62 танка и САУ). Борьба за плацдармы, длившаяся до конца марта, дорого стоила обеим сторонам. У Берзарина и Чуйкова выбывало в среднем по 550 человек в день, соответственно в феврале каждая из армий потеряла около 15 тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными — почти вдвое больше, чем в январе. Общие потери 69-й армии с 10 по 28 февраля составили 5962 человека. Генералу Бюссе, стремившемуся восстановить фронт по западному берегу Одера, тоже приходилось несладко: ежедневно он терял убитыми и ранеными 745 человек. Русские расходовали живую силу в два раза интенсивнее, зато по численности они превосходили 9-ю немецкую армию вчетверо.
Значительные силы 1-го Белорусского фронта были отвлечены на ликвидацию гарнизонов в городах Познань, Шнейдемюль, Дейч-Кроне, Арнсвальде. В районе Лансберга на случай всяких неожиданностей стояла в резерве 1-я гвардейская танковая армия.
Армии правого крыла, развернутые фронтом на север, вели упорные бои на рубеже Каллис, Реетц, Бан, Грабов. Выйти на линию, указанную Жуковым в директиве от 4 февраля, они не смогли. Сопротивление противника резко усилилось за счет притока в состав группы армий «Висла» новых подразделений. Сначала на пути танковой армии Богданова встали 1-я дивизия морской пехоты «Адмирал Дениц» и 2-й резервный корпус генерала Вальтера Хоерляйна, в подчинение которого прибывала 4-я танко-гренадерская дивизия СС «Полицай». Регулярные части были разбавлены батальонами фольксштурма, упорно защищавшими узлы коммуникаций. Вскоре к ним присоединилась прибывшая из Норвегии 163-я пехотная дивизия под командованием генерала Карла Рюбеля. В Померанию также направлялись 10-я танковая дивизия СС «Фрундсберг», 11-я танко-гренадерская дивизия СС «Нордланд», 27-я танко-гренадерская дивизия СС «Лангемарк», 28-я танко-гренадерская дивизия СС «Валлония», свежеиспеченные танковая дивизия «Гольштейн», пехотная дивизия «Эскорт фюрера», гренадерская дивизия «Фюрер», 503-й тяжелый танковый батальон СС (39 «королевских тигров»).
К 10 февраля немцы сколотили новую, 11-ю армию, занявшую полосу к западу от 2-й армии. Командование объединением, в которое вошли 3-й танковый корпус СС, 10-й корпус СС и 39-й танковый корпус, было поручено обер-группенфюреру СС Феликсу Штайнеру, начинавшему свою карьеру на Восточном фронте в качестве командира моторизованной дивизии СС «Викинг». В середине февраля в его подчинении было 12 дивизий разной степени укомплектованности.
Жуков данных о противнике и его намерениях не имел. В ориентировке от 4 февраля он так оценивал обстановку: «Видимо, противник в ближайшие 6–7 дней подвозимые войска из Прибалтики и Восточной Пруссии будет сосредоточивать на линии Шведт — Штаргард — Нойштеттин с тем, чтобы прикрыть Померанию, не допустить нас к Штеттину и не допустить нашего выхода к бухте Померанской». Но, зная из собственного опыта немецкие «привычки», маршал весьма беспокоился за свой правый фланг. И не напрасно.
В первых числах февраля генерал Гудериан предложил план операции против «пока еще слабых флангов клина русских, вбитого ими в нашу оборону вплоть до Одера». Один удар наносился в южном направлении из района Пиритц в Померании, другой — от Глогау — на север. «Клещи» должны были сомкнуться в районе Познани. «Этим я надеялся, — пишет Гудерин, — усилить оборону столицы рейха и вообще оборону территории страны и выиграть время, необходимое для ведения переговоров о перемирии с западными державами». Для обеспечения гарантированного успеха требовалось в короткий срок создать мощные ударные группировки, следовательно, отказаться от наступления в Венгрии и вывести войска хотя бы из Прибалтики, можно также — из Италии и Балканских стран. Своими идеями Гудериану удалось вывести только Гитлера — из себя. На глазах у окаменевших министров, ставших свидетелями «такого нарушения придворного этикета», Верховный Главнокомандующий и начальник Генерального штаба орали друг на друга, как последние биндюжники. «Разверзлись миры!» — восклицает Шпеер. Ежедневные встречи Гитлера и Гудериана протекали все более бурно и все менее конструктивно: «Он стоял передо мной с поднятыми кулаками, а мой добрый начальник штаба Томале тащил меня назад за фалды мундира, боясь, что между нами начнется рукопашная схватка».
После яростных споров было принято решение силами 11-й армии нанести удар из Померании с целью выйти на тылы 1-го Белорусского фронта и разгромить русских севернее реки Варта. Поскольку выделенных сил было все равно недостаточно, Гудериан настаивал на проведении наступления «с молниеносной быстротой, пока русские не подтянули к фронту крупные силы или пока они не разгадали наши намерения», не дожидаясь полного сосредоточения всех войск и средств материального обеспечения: «Мы не можем ждать, пока разгрузят последнюю бочку бензина и последний ящик со снарядами. За это время русские станут еще сильнее». Для непосредственного руководства операцией, получившей кодовое наименование «Солнцестояние», им была предложена кандидатура генерала Венка, который прикомандировывался к штабу Гиммлера.
Жуков 10 февраля направил в адрес Сталина план Берлинской наступательной операции. Проанализировав противостоящую немецкую группировку, маршал сформулировал цель своих дальнейших действий: «Сорвать оперативное сосредоточение противника, прорвать его оборону на западном берегу р. Одер и овладеть городом Берлином».
Прорыв обороны предполагалось произвести на узких участках с концентрацией 250–300 артиллерийских стволов на километр фронта. К проведению наступления на берлинском направлении привлекались 47-я, 5-я ударная, 8-я гвардейская, 69-я и 33-я армии. Собственно, в Берлин должны были входить войска Чуйкова, Колпакчи и Цветаева.
5-я ударная и 47-я армии должны были двигаться в обход Берлина с целью прикрытия штурма города от контрударов противника с северо-западного направления. В их полосах предполагалось ввести в прорыв танковые армии. 1-я гвардейская танковая армия получила задачу овладеть восточной и северо-восточной частями столицы рейха. 2-я гвардейская танковая армия должна была ворваться в Берлин с северо-запада.
Подытоживая, Жуков писал:
«Перегруппировку сил и средств с правого фланга фронта на р. Одер я могу начать только с переходом 2-го Белорусского фронта в наступление, т. е. с 10.2.45 г., и закончу ее 18.2.45 г. В связи с этим войска, предназначенные для действий на Берлин, будут подготовлены к наступлению на Берлин лишь 19–20. 2.45 г.
Наступление на Берлин могу начать 20.2.45 г.».
12 февраля в районе Лебуса без артиллерийской подготовки по льду форсировала Одер 69-я армия, образовав два плацдарма и перерезав железную дорогу Франкфурт— Кюстрин. Причем снова отличилась 77-я гвардейская дивизия генерала Дскалепова. В этот же день командующий 47-й армией получил приказ в 19.00 начать марш из района Дейч-Кроне с тем, чтобы к утру 16 февраля выйти к Одеру. Для ликвидации немецкой группировки, окруженной в Шнейдемюле, из состава армии выделялась оперативная группа генерал-майора Кузьмина — 125-й стрелковый корпус с частями усиления. Ночью 13 февраля Жуков направил оперативные директивы на проведение Берлинской операции всем армиям фронта. Командармы свои планы должны были представить на утверждение 17 февраля к 12.00.
13 февраля комендант «крепости» Шнейдемюль полковник Гейнц Ревлингер, лишившись последнего аэродрома и оставшись без боеприпасов, самовольно решил пробиваться на север. Гарнизон был разбит на моторизованную и пешую колонны общей численностью около 8000 человек и в 20.00 без артиллерийской подготовки двинулся на прорыв. Такой «наглости» от них не ждали: «Генерал Кузьмин ошибочно считал, что войска противника деморализованы и не будут пытаться вырваться из окружения». Немцы смяли боевые порядки 185-й стрелковой дивизии, в которой «слабо была поставлена разведка, а также недостаточно уделялось внимания организации боя в ночных условиях», и ушли в леса.
О состоявшемся прорыве полковник Ревлингер немедленно сообщил по радио Гиммлеру. Судя по воспоминаниям Рауса, рейхсфюрер решение одобрил:
«Гиммлер внимательно выслушал сообщение, затем положил трубку и вскочил. В радостном возбуждении он забегал взад и вперед по комнате, восклицая: «Вы слышали это? Ревлингер сумел! Он сделал это! Я говорил, что он это сделает!»
Естественно, я согласился с решением, которое Ревлингер принял самостоятельно, и выразил надежду, что большое количество этих отважных солдат сможет добраться до наших позиций, укрываясь в лесах. Потом мы довольно долго обсуждали возможности включить этот отряд в нашу систему обороны, как вдруг снова зазвонил телефон. Я выслушал приказ Гитлера, переданный через ОКХ. Он требовал, чтобы Ревлингер и его гарнизон вернулись в Шнейдемюль и продолжали его оборону.
«Нет, вы совершенно правы. Я не передам этот приказ дальше», — сказал мне Гиммлер».
14 февраля советские войска, истребив части прикрытия, заняли пылающий Шнейдемюль. После чего Кузьмин повел 125-й стрелковый корпус к Одеру, а уничтожение прорвавшейся группировки было возложено на 79-й стрелковый корпус 3-й ударной армии. Еще через четыре дня оба немецких отряда были рассеяны, Ревлингер со своим штабом попал в плен.
И все вроде бы хорошо. Однако 16 февраля из района Альтдамма и Штаргарда в северный фланг 1-го Белорусского фронта ударил Феликс Штайнер. В «Солнцестоянии» приняли участие 10-я танковая дивизия СС «Фрундсберг», 4-я танко-гренадерская дивизия СС «Полицай», 11-я танко-гренадерская дивизия СС «Нордланд», 23-я танко-гренадерская дивизия СС «Нидерланды», части 28-й танко-гренадерской дивизии СС «Валлония», 503-й тяжелый танковый батальон СС, танковые дивизии «Гольштейн» и «Шлезиен», дивизия «Фюрер» с 911-й бригадой штурмовых орудий и дивизия «Эскорт фюрера».
Надо заметить, что дивизия «Валлония» насчитывала всего лишь около 3 тысяч человек, то есть представляла собой всего лишь усиленный полк. В дивизии «Нордланд» имелось 30 танков и 30 самоходок, в дивизии «Фюрер» — 56 танков и 32 единицы StuG III, в дивизии «Гольштейн» — 25 танков. В самом боеспособном соединении, дивизии СС «Фрундсберг», насчитывалось свыше 20 тысяч человек личного состава, 87 танков и 28 самоходных зениток и истребителей танков. С учетом батальона «тигров» (17 исправных машин) в двух ударных группировках было около 300 единиц бронетехники. Маловероятно, чтобы они могли прорваться в тыл 1-го Белорусского фронта, а уж тем более нанести поражение его танковым армиям и окружить часть советских войск. Во всяком случае, не в 1945-м и не под руководством Гиммлера.
Правда, в первый день немцам, потеснив части 47-й и 61-й армий на 8–12 километров к югу, удалось захватить Бан и Пиритц, пробить коридор к Арнсвальде и деблокировать свои войска. Но прорыва советского фронта не вышло. Неоднократные контратаки корпусов 2-й гвардейской танковой армии Богданова выливались во встречное сражение с танками противника, в котором ни одной из сторон не удалось добиться решающего успеха. В германском Генштабе чуть ли не начали открывать бутылки с шампанским: «16 и 17 февраля наступление проходило весьма успешно; мы начали надеяться, несмотря на все трудности и сомнения, на удачу этой операции, рассчитывая получить время, необходимое для проведения дальнейших мероприятий». Штайнеру удалось остановить продвижение правого крыла Белорусского фронта, взять 3 тысячи пленных и заставить русских слегка попятиться назад. Но и только. «Пантерам» не хватало топлива: «Экипажи имели приказ о том, что, если танк подбит, их первой задачей является слить топливо, как только ослабеет огонь противника». Поддержки авиации почти не было. В довершение всего в автомобильной аварии серьезно пострадал генерал Венк, «и с ним исчез последний шанс Гудериана держать под личным контролем Арнсвальдскую операцию». Немецкое наступление застопорилось, едва начавшись.
Жуков, имея на своем правом фланге достаточные силы, «несмотря на некоторое осложнение обстановки», считал, что основной задачей подчиненных ему войск остается подготовка и проведение наступательной операции на берлинском направлении. Заодно, не отвлекаясь от основной цели, можно помочь Рокоссовскому. Тем более что приказ Ставки об овладении Берлином никто не отменял.
16 февраля Георгий Константинович предложил следующий вариант: с целью оказания помощи 2-му Белорусскому фронту нанести сильный удар по врагу и, отбросив его на север, выйти на фронт Лубов, Темпельбург, Фалькенбург, Голлнов и перерезать пути отхода померанской группировке противника на запад. Для выполнения этой задачи привлекались 61-я и 2-я гвардейская танковая армии, 7-й гвардейский кавалерийский и 9-й танковый корпуса, 1-я армия Войска Польского и часть сил 3-й ударной армии. Остальные силы правого крыла фронта должны были продолжать выполнять ранее поставленные задачи по выходу на рубеж реки Одер. И это решение Ставка утвердила, и 19 февраля войска правого крыла 1-го Белорусского фронта перешли в наступление на участке от Каллис до Бан. И снова атаки сменялись контратаками при неизменной линии фронта. Есть даже такая формулировка: «Соединения 2-й гвардейской танковой армии, действовавшие на штаргардском направлении и в районах Пиритц и Бан, перейти в наступление не смогли, так как были связаны тяжелыми боями, отражая контрудары противника». Интересно, что в наших военно-исторических анналах это сражение не удостоилось даже названия и в статических сборниках потерь не фигурирует.
21 февраля директивой, направленной в группы армий «Висла» и «Центр», Гитлер объявил о сворачивании операции «Солнцестояние». Немцы оставили Арнсвальде и отступили на север. Вышедший из доверия штаб Штайнера был переправлен на другой берег Одера, где стал действовать как штаб сбора отставших военнослужащих. Одно корпусное управление и три дивизии, в том числе танковая СС «Фрундсберг», из состава 11-й армии передавались в группу «Центр», «Фанаты фюрера» отправлялись латать дыры в Силезии. Оставшиеся соединения принимал под свое командование вывезенный из Кёнигсберга штаб 3-й танковой армии.
В представленном Гитлеру 26 февраля аналитическом обзоре, составленном отделом «Иностранные армии Востока», делалось предположение, что после провала немецкого контрудара в районе Штаргарда советская сторона сосредоточит основные усилия «исключительно на решающем западном направлении». Однако фюрер, если верить записям Геббельса, был убежден, «что Советы не намерены сразу двигаться на Берлин», и ожидал удара советских армий в Восточной Померании:
«Наши генштабисты ожидали от Советов точно такой же ошибки, какую мы сами допустили поздней осенью 1941 года при разработке планов окружения Москвы, а именно: идти прямо на столицу врага, не оглядываясь ни направо, ни налево и не заботясь о прикрытии флангов. С этим мы здорово просчитались в свое время. И фюрер постоянно подчеркивал, что Советы не повторят этой ошибки, но его генералы не захотели ему поверить».
А Гитлер снова оказался прав.
«Солнцестояние» и концентрация сил противника на флангах заставили Ставку и Генштаб задуматься, а вдруг немцы способны нанести более мощный удар, тем более что было неясно, куда пропала 6-я танковая армия СС:
«В сложившейся обстановке немцы могли перехватить у нас инициативу и сорвать задуманную операцию…
Даже при последнем издыхании фашистский зверь оставался опасным зверем, способным унести в могилу сотни тысяч человеческих жизней. А помимо того, неудача под Берлином грозила обернуться и скверными политическими последствиями…
Ставка, Генеральный штаб, военные советы фронтов снова и снова сопоставляли наши возможности с возможностями противника и в конечном счете пришли к прежнему выводу: не накопив на Одере достаточных запасов материальных средств, не будучи в состоянии использовать всю мощь авиации и артиллерии, не обезопасив фланги, мы не можем бросить свои армии в наступление на столицу Германии. Риск в данном случае был неуместен. Политические и военные последствия в случае неудачи на завершающем этапе войны могли оказаться для нас крайне тяжелыми и непоправимыми».
Не важно, насколько реальна или иллюзорна была угроза — Сталин не хотел ни малейшей доли риска. Он прекрасно помнил, как в 1920 году «Даешь Берлин» обернулся «Чудом на Висле».
Отсюда следовало вполне логичное решение: покончить в кратчайший срок с восточно-померанской группировкой врага и высвободить как можно больше сил для нанесения решающего удара на берлинском направлении. Благо время в запасе еще имелось: армии союзников едва начали свое движение к Рейну.
Еще 20 февраля Жуков доложил в Ставку о необходимости временного перехода к жесткой обороне по всему 1-му Белорусскому фронту. До начала наступления войск 2-го Белорусского фронта маршал намеревался изматывать врага, а затем частью сил нанести удар на Голлнов, чтобы отрезать немецкую группировку в Восточной Померании от остальной Германии. При наличии успеха у Рокоссовского предполагалось перейти в наступление всеми силами правого крыла 1-го Белорусского фронта в северо-западном направлении и совместными усилиями полностью уничтожить противника в Померании. Ударом из района восточнее Арнсвальде Жуков планировал расчленить войска противника и выйти к побережью Балтийского моря и Одеру — от Кольберга до Цедена. Перед 1-й армией Войска Польского, 3-й ударной с 9-м танковым корпусом и 1-й гвардейской танковой армиями ставилась задача нанести удары в северо-восточном направлении на Бельгард и Кольберг, а перед 61-й с 7-м гвардейским кавалерийским корпусом и 2-й гвардейской танковой армиями — на север и северо-запад в направлении Каммина и Голлнова. 47-я армия с 1-м гвардейским механизированным корпусом должны были нанести удар на Альтдамм. Разгром основных сил 11-й армии противника командующий войсками фронта предполагал осуществить в течение пяти-семи дней, а очищение всей территории Померании к западу от меридиана Нойштеттин, Кёрлин, Кольберг до реки Одер — в течение 14–16 суток.
Таким образом, общий замысел, утвержденный Ставкой 22 февраля, состоял в том, чтобы ударами 2-го Белорусского фронта в общем направлении на Кезлин, а войсками правого крыла 1-го Белорусского фронта на Кольберг расчленить противостоящую группу армий «Висла», отсечь большую ее часть от основных сил германской армии и уничтожить. Войска Рокоссовского после овладения городом Кезлин и выхода на побережье Балтийского моря должны были развернуться фронтом на восток и наступать на Данциг и Готенхафен (Гдыню), очистить от противника восточную часть Померании и овладеть всеми портами от Данцига до Кольберга. Предполагалось, что войска Жукова повернут на запад, с тем чтобы выйти к Померанской бухте и очистить от врага правый берег Одера на участке от устья до Цедена.
Гудериану все-таки удалось повернуть советские войска от Берлина на север, в Померанию, и продлить агонию рейха на два месяца.
В ходе предварительного обсуждения операции Рокоссовский предлагал совместить удары смежных флангов двух фронтов по времени, однако начинать ему пришлось одному. Жукову разрешили выступить по готовности, но не позднее 1 марта.
Наступление 2-го Белорусского фронта возобновилось 24 февраля. После 40-минутной артиллерийской подготовки — на 10-километровом участке прорыва плотность составляла не менее 150 стволов на километр, не считая реактивной артиллерии, — пехота 19-й армии генерал-лейтенанта Г. К. Козлова, без танков сопровождения и авиационной поддержки, нанесла удар на стыке Рауса и Вейсса — из района юго-западнее Хойнице на Кезлин. На этом направлении оборонялись соединения 18-го горнострелкового корпуса 2-й немецкой армии, в состав которого входили 32-я пехотная дивизия, остатки 15-й (латышской) дивизии СС, бригада СС «Шарлемань», переименованная в 33-ю ваффен-гренадерскую дивизию, запасные и учебные части.
В первый день армии Козлова удалось пробить оборону противника на глубину 10–12 километров. Ширина прорыва достигла 20 километров. Утром 25 февраля, с улучшением метеорологических условий, для поддержки наземных войск в воздух поднялась советская авиация. В 11.00 в дело был введен 3-й гвардейский танковый корпус генерал-лейтенанта А. П. Панфилова (274 танка и САУ); танковым бригадам было придано по одному стрелковому полку 313-й стрелковой дивизии. Войдя в прорыв, корпус оторвался от пехоты и за день продвинулся до 40 километров. Войска 70-й армии, встретив упорное сопротивление, за первые двое суток прошли лишь 4–6 километров. Другие армии вели бои на прежних рубежах: 65-я и 2-я ударная «успешно отражали атаки врага», а 49-ю армию немцы даже вышибли из Оссово.
26 февраля передовые отряды танкового корпуса Панфилова овладели Бальденбергом и Шенау, а на следующий день — Бублицем. С целью обеспечения левого фланга ударной группировки фронта был задействован 3-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Осликовского. Однако стрелковые корпуса генерала Г. К. Козлова продвигались недостаточно быстро, все больше отставая от танкистов, теряя управление дивизиями и вызывая острое недовольство командования фронта: «За два дня пехота прошла всего 25 километров. Много сил отнимали вражеские опорные пункты, которые обходил танковый корпус. Гитлеровцев приходилось выбивать из них с большим трудом, что, безусловно, снижало темп наступления. Но причина была не только в этом. Сказывалось плохое руководство войсками. Командарм то и дело терял связь с соединениями, опаздывал с принятием решений. Эти два дня боев показали, что ему не справиться с таким крупным объединением, как армия, да еще с приданными ей средствами усиления. В сложной, непрерывно меняющейся обстановке наступления он проявлял растерянность, неспособность влиять на развитие событий». Рокоссовский вынужден был остановить продвижение 3-го гвардейского танкового корпуса и доложил в Москву о необходимости заменить командарма-19.
27 февраля наступление застопорилось: соединения 19-й армии приводили себя в порядок на достигнутых рубежах, бригады генерала Панфилова в ожидании подхода главных сил заняли круговую оборону в районе Бублица, другие армии тоже не радовали успехами. Все силы уже были брошены в бой.
«Впервые за время войны, — вспоминает Рокоссовский, — я, командующий фронтом, остался без резервов и, откровенно говоря, чувствовал себя неважно… По мере продвижения войск к северу все больше оголялся наш левый фланг: ведь наш сосед — 1-й Белорусский фронт — оставался на месте. Противник стал все чаще наносить удары во фланги и тылы нашим наступающим частям…
Вскоре меня вызвал к ВЧ Верховный Главнокомандующий. Я доложил ему обстановку на нашем фронте и положение, складывающееся на левом крыле. Сталин спросил:
— Что, Жуков хитрит?
— Не думаю, — ответил я, — чтобы он хитрил, но что его войска не наступают и этим создается угроза на обнаженном нашем фланге, я могу подтвердить. Для обеспечения фланга у нас сейчас сил нет, резерв весь исчерпан. Поэтому прошу усилить фронт войсками или обязать 1-й Белорусский быстрее перейти в наступление».
28 февраля войска 2-го Белорусского фронта возобновили атаки и, расширив участок прорыва до 70 километров, овладели городами Прехлау, Нойштеттин и другими опорными пунктами. 70-я армия, усиленная 8-м механизированным корпусом генерал-майора А. M. Фирсановича, сумела продвинуться вперед до 10 километров, а 49-я армия вернула Оссово.
Немцы пытались организовать контрудар в правый фланг 19-й армии со стороны Руммельсбурга силами 7-го танкового корпуса (7-я танковая дивизия, 4-я дивизия СС «Полицай», 226-я бригада штурмовых орудий). Однако Рокоссовский, получив донесение разведки о «подозрительной суете» противника, приказал повернуть на северо-восток 40-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта С. П. Микульского, усилить корпус артиллерией, оказать ему всемерную авиационную поддержку и взять Руммельсбург. С запада, чтобы восстановить связь с армией Вейса, генерал Раус бросил на Руммельсбург свой единственный резерв — танковую дивизию «Гольштейн» полковника Иоахима Гессе, но и он не застал русских врасплох: «После первых мелких успехов дивизия была отброшена назад».
С переходом в наступление армий маршала Жукова дела у Рокоссовского пошли веселее. 3 марта правофланговые соединения 19-й армии после упорных боев, которые велись днем и ночью, выбили противника из Руммельсбурга, распылив контрударную группировку генерала Кесселя. Это позволило 3-му гвардейскому танковому корпусу возобновить продвижение и выйти к побережью Балтийского моря севернее Кёзлина, который был взят 4 марта.
Таким образом, к 5 марта войсками левого крыла 2-го Белорусского фронта восточно-померанская группировка противника была рассечена на две части. Пути отхода на запад для армии Вейсса оказались отрезаны.
Войска правого крыла 1-го Белорусского фронта (27 стрелковых, 3 кавалерийские дивизии, 4 танковых, 2 механизированных корпуса, 2 отдельные танковые бригады) завершили подготовку к операции в конце февраля. В 240-километровой полосе было сосредоточено 400 тысяч человек, 6585 орудий и минометов, 864 установки реактивных минометов, 1515 танков и самоходных установок. Плотность артиллерии на участках прорыва достигала ставших уже стандартными 250 стволов на километр.
Им противостояли потрепанные войска 11-й немецкой армии, которые с 25 февраля возглавил штаб 3-й танковой армии генерала Рауса. В его подчинении имелось 10 дивизий разной степени боеспособности, в том числе одна танковая и три танко-гренадерские. Соединения 3-го танкового корпуса СС и 10-го армейского корпуса СС были значительно ослаблены в ходе провалившегося контрнаступления. Во всяком случае, советские историки утверждают, что «соединения противника, брошенные им для нанесения контрударов, потеряли около 70 тысяч убитыми, пленными и ранеными». Сводный корпус «Хоэрляйн» состоял из одной дивизии и сборных частей. В состав левофлангового сводного корпуса «Теттау» входили резервные дивизии «Померания» и «Бервальде», сформированные из фольксгренадерских батальонов и подразделений, созданных на основе строительных и тыловых служб. Эти дивизии не имели ни артиллерии, ни противотанковых подразделений, ни батальонов связи.
Всего в армии, по советским данным, насчитывалось около 200 тысяч солдат и офицеров, 2500 орудий и минометов, 700 танков и штурмовых орудий. Правда, Раус настаивает, что полевых орудий у него было 240, а танков — всего 70:
«Еще до того, как я официально принял командование, я отдал приказ начать строительство густой сети противотанковых заграждений в тылу армии, где было множество лесов и озер. Такая местность очень хорошо подходила для организации противотанковой обороны. За несколько дней при энергичной помощи членов партии и местного населения эти заграждения были установлены на всех мостах, при въездах в деревни, а также на дорогах и шоссе в тех местах, где они входили в лес. Мужественные солдаты фольксштурма, которые были обучены использовать «панцерфаусты», охраняли эти заграждения. Кроме того, солдаты с противотанковыми средствами находились в готовности, чтобы на велосипедах и мотоциклах быстро появиться там, где это требуется. Вся гражданская телефонная сеть была превращена в систему оповещения на случай появления танков. Никогда раньше участок территории не превращался с такой скоростью в сплошную противотанковую сеть, как мы сумели это сделать в Померании. Нашей целью было помешать русским танкам, даже если они прорвут фронт, стремительно продвигаться дальше».
Утром 1 марта после сильной (Раус пишет — «жуткой») артиллерийской и авиационной подготовки поднялись в атаку дивизии 61-й и 3-й ударной армий. В тот же день в сражение были введены обе танковые армии. 1-я гвардейская (584 танка и САУ), обогнав пехоту 3-й ударной, протаранила боевые порядки 5-й егерской дивизии генерала Фридриха Сикста и уже к вечеру продвинулась на 20–25 километров. Наступление 2-й гвардейской (276 танков и САУ), введенной левее, в полосе 61-й армии, развивалось медленно: к исходу дня она преодолела 5–7 километров, но завершить прорыв не смогла. 47-я армия и 1-я армия Войска Польского в наступление не переходили.
В последующие дни в Восточной Померании развернулись жесточайшие бои.
2 марта, расширяя фронт боевых действий, двинулись вперед войска 47-й армии генерала Перхоровича, имея задачу на четвертый день наступления овладеть городом Альтдамм и главными силами выйти к Одеру. Прорыв обороны противника был возложен на 77-й и 125-й стрелковые корпуса, затем в сражение ввели 1-й гвардейский механизированный Корпус. Однако к исходу 3 марта войска 47-й армии продвинулись только на 20 километров и поставленной задачи не выполнили.
Соединения 61-й и 2-й танковой армий на второй день Уперлись в подготовленный рубеж обороны на линии Файенвальде, Мариенфлесс и втянулись в затяжные фронтальные бои с 3-м танковым корпусом СС (23, 27, 28-я танко-гренадерские дивизии, 503-я тяжелый танковый батальон), которым командовал генерал Мартин Унрайн. В этой ситуации командующий фронтом приказал генералу Богданову обойти укрепленные позиции противника и нанести ему удар во фланг и тыл. Выполняя эти указания, основные силы 2-й гвардейской танковой армии совершили глубокий маневр, вошли в прорыв в полосе 3-й ударной армии и 3 марта ударили на Наугард и Голлнов. Для прикрытия этого района немцы спешно начали обратную переброску в Померанию дивизии СС «Фрундсберг».
Наиболее успешно действовали танкисты Катукова. 3 марта передовые части 11-го гвардейского танкового корпуса полковника А. Х. Бабаджаняна вышли к юго-западной окраине Кольберга, объявленного «крепостью». Сутки спустя 1-я гвардейская танковая армия, продвинувшись более чем на 90 километров, достигла побережья Балтийского моря на участке Кольберг, Дееп. Этим были окончательно отрезаны пути отхода группировке противника из района Кёзлин, пытавшейся выйти из-под удара войск левого крыла 2-го Белорусского фронта. Для надежности Жуков велел танкистам уничтожить все переправы на реке Перзанте от Кольберга до Бельграда.
Быстрое продвижение ударной группировки 1-го Белорусского фронта привело к изоляции юго-западнее Польцина основных сил 10-го корпуса СС и корпусной группы «Теттау». Чтобы отрезать им пути отхода, Жуков приказал: генералу Симоняку развернуть вправо 7-й стрелковый корпус генерал-майора В. А. Чистова, Катукову выделить в помощь танковые бригады, генералу Поплавскому ускорить продвижение на север и во взаимодействии с советскими частями разгромить противника.
Передовые соединения танковой армии Богданова, выбив немцев из Наугарда, 5 марта достигли реки Одер в районе Каммина. Стрелковые дивизии Белова продвинулись до 65 километров, овладев Штаргардом.
С выходом войск левого крыла 2-го Белорусского и правого крыла 1-го Белорусского фронтов на побережье Балтийского моря была успешно решена задача по рассечению восточнопомеранской группировки. При этом 2-я немецкая армия, понеся значительные потери, была отброшена на северо-восток, а 3-я танковая фактически разгромлена.
Поражение в Померании потрясло руководство рейха, даже клинический оптимист Геббельс в эти дни (5 и 6 марта) испытал шок, вновь и вновь мысленно переживая скорбные события:
«В Померании для нас сейчас создалось поистине безнадежное положение. Развитие событий там дает повод для самых серьезных опасений. Наш фронт там совершенно разорван, и в настоящий момент не видно, как мы могли бы занять здесь снова прочные оборонительные позиции. Многие наши самые лучшие части в этом районе либо отрезаны, либо вообще окружены. Конечно, мы пытаемся перебросить туда с берлинского фронта все, что еще можно взять отсюда; но это опять-таки приглашение Сталину как можно быстрее решиться на удар по Берлину…
Вклинения или, скорее, прорывы противника носят здесь поистине роковой характер. Советские танки уже находятся под Кольбергом. Наши позиции в Померании можно считать окончательно разорванными. Противник сумел соединить оба своих клина; между ними еще находятся очень крупные германские силы, и враг стремится сейчас создать вокруг них три роковых котла. Такое развитие событий оказывает почти потрясающее воздействие…
Вечером был с докладом у фюрера. В отличие от последней встречи я нахожу его несколько подавленным, что также объяснимо, если учесть развитие военных действий. К тому же он немного нездоров; я замечаю с ужасом, что нервная дрожь его левой руки значительно усилилась…
Положение в Померании, естественно, дает основание для сильнейшего беспокойства, хотя Гудериан все еще считает, что в результате контратак удастся его выправить. Взгляд на карту просто вызывает ужас».
Однако осторожный Сталин «приглашением» не воспользовался, наступление на Берлин снова откладывалось.
Чтобы окончательно добить супостата и освободить все побережье Балтики от Вислы до Одера, Ставка В КГ директивой от 5 марта уточнила задачи фронтам.
Теперь войскам 2-го Белорусского фронта предстояло разгромить 2-ю армию противника, отрезанную от остальных сил и прижатую к морю в северо-восточной части Померании, овладеть городами Данциг, Цопот, Готенхафен и не позднее 20 марта во всей полосе выйти к морю. Войска 1-го Белорусского фронта должны были ликвидировать остатки прижатой к Одеру и Штеттинской бухте 3-й танковой армии и очистить от врага западную часть Восточной Померании.
Маршал Рокоссовский, не проводя существенных перегруппировок, продолжал наступление войсками правого крыла по левому берегу Вислы на Данциг, а войсками левого крыла — в направлении Лауенбург, Готенхафен. На главном направлении, вдоль побережья Балтийского моря, наносила удар 19-я армия, в командование которой вступил генерал-лейтенант В. З. Романовский, совместно с 3-м гвардейским танковым корпусом. Для ускорения «процесса» в подчинение Рокоссовского по его просьбе временно передавались танковая армия Катукова и 1-я танковая бригада Войска Польского. «По этому поводу мне позвонил по ВЧ Г. К. Жуков: «Предупреждаю. Армия должна быть возвращена точно в таком же составе, в каком она к вам уходит!»
3-й гвардейский кавалерийский корпус обеспечивал левый фланг ударной группы с запада.
6 марта фронт развернул наступление по сходящимся направлениям на Данциг. Успешно прорвав оборону противника, войска его правого фланга продвинулись на глубину 15–18 километров, а левого — до 12 километров. 2-я ударная армия приняла капитуляцию окруженной вражеской группировки в крепости Грауденц, а ее 116-й корпус ворвался в город Старогард. 7 марта, очистив от противника район Кёзлина, 3-й гвардейский танковый корпус устремился на Штольп, Лауенбург.
В этой обстановке германское командование начало отвод главных сил на позиции Данцигского укрепленного района. Сильные арьергарды цеплялись за населенные пункты и выгодные рубежи. 8 и 9 марта войска 2-го Белорусского фронта, преследуя противника, продвинулись до 50 километров. Танкисты Панфилова совместно с пехотой 19-й армии овладели крупным узлом железных и шоссейных дорог городом Штольп и портом Штольпмюльде. Рокоссовский приказал командирам 8-го и 1-го гвардейских танковых корпусов установить между собой тесное взаимодействие и «поднажать» изо всех сил, чтобы на плечах отступающего противника ворваться в Данциг. Соответственно 3-му гвардейскому танковому корпусу была поставлена задача стремительно продвигаться на восток и овладеть Готенхафеном. Чтобы не позволить противнику закрепиться на промежуточных рубежах, советские части атаковали днем и ночью.
10 марта снова отличились танкисты Панфилова: они первыми форсировали реку Леба и захватили Лауенбург. В этот же день в полосе 19-й армии была введена в сражение 1-я гвардейская танковая армия (319 танков и 136 САУ), которая тоже преодолела реку Леба, затем канал Бренкенхоф и уперлась в западные окраины Нойштадта. За день армии левого крыла и центра преодолели еще от 15 до 30 километров, войска правого крыла отражали контратаки на прежнем рубеже. Противник, отступая, все более уплотнял боевые порядки, и темп наступления советских войск заметно снизился. 12 марта 1-я гвардейская танковая, сломив сопротивление в районе Нойштадта, вышла к побережью Данцигской бухты севернее Готенхафена. К исходу 13 марта войска 2-го Белорусского фронта подошли непосредственно к внешнему обводу Данцигского укрепленного района.
Рокоссовский собирался взломать его с ходу, «не допуская никаких пауз». План был подготовлен заранее. Главный удар на стыке Данцигского и Готенхафенского оборонительных районов наносился смежными флангами 49-й и 70-й армий, Усиленных двумя танковыми корпусами. Они должны были рассечь группировку противника на две изолированные части и выйти к Данцигской бухте в районе Цоппота. На выполнение этой задачи генералам Гришину и Попову отводился один день. В дальнейшем одна из армий нацеливалась на штурм Данцига с северо-запада, а вторая должна была ударять на Данциг с севера вдоль берега бухты. Правое крыло фронта силами 2-й ударной и 65-й армий (с механизированным корпусом) наступало на Данциг с юга и юго-запада. Войскам левого крыла было приказано силами 19-й и 1-й гвардейской танковой армий захватить Готенхафен и овладеть косой Путцигер-Нерунг (Хель). Непосредственно для очистки косы был выделен отряд 40-й гвардейской танковой бригады, имевший в своем составе 7 танков, батарею 76-мм орудий и три взвода пехоты. Общая полоса наступления фронта к этому времени сузилась до 50 километров — по 10 километров на армию. Каждой общевойсковой армии были приданы одна-две инженерно-саперные бригады, в том числе самый элитный «спецназ» той поры — три штурмовые бригады РВГК, имевшие в своем составе огнеметно-танковые полки, батальоны ранцевых огнеметов и отборных, до зубов вооруженных бойцов в стальных нагрудниках-кирасах марки СН-42.
Наземные войска поддерживала вся авиация фронта.
Кстати, что предстояло штурмовать? Справку дают историки А. C. Завьялов и Т. Е. Калядин:
«Данцигский оборонительный район состоял из двух оборонительных полос, оборудованных инженерными боевыми сооружениями полевого типа (окопы, траншеи, открытые пулеметные площадки, дзот). Первая полоса обороны глубиной 3–5 км проходила своим передним краем по рубежу Бюргервизен, Ора, Прауст, Унтер-Кальбуде, Цукау, Глеткау и состояла из пяти линий траншей. Вторая полоса обороны была оборудована в 5–7 км от города Данциг и своими флангами упиралась в побережье бухты. Она состояла из трех позиций. Первая позиция, проходившая по рубежу Банкау, высота 160, Олива, имела две-четыре линии траншей общей глубиной до 1,5–2,5 км. Вторая позиция проходила по рубежу Такендорф, западнее Лауенталь, Брёсен и состояла из двух линий траншей, сочетавшихся с системой опорных пунктов. Третья позиция была оборудована непосредственно по окраине города.
С юго-восточной стороны город Данциг прикрывался танконедоступной местностью и каналом, а также системой старых фортов крепости. Сам город Данциг также был подготовлен к обороне. Почти все крупные каменные здания были приспособлены для ведения огня из пулеметов и орудий; оконные и дверные проемы были заложены мешками с песком. Здания и кварталы соединялись между собой ходами сообщения и траншеями. На улицах были сооружены баррикады, а на перекрестках улиц — дзоты. В домах и на центральных улицах были установлены управляемые мины.
Гдыньский оборонительный район состоял из двух полос обороны. При организации этого района противник использовал ранее построенные долговременные оборонительные сооружения, оборудованные артиллерийские позиции и наблюдательные пункты и усилил их системой траншей, окопов и заграждений, что позволило ему быстро опоясать город Гдыня сплошным кольцом оборонительных сооружений в радиусе 12–15 км.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.