НИЖНЕ-СИЛЕЗСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
НИЖНЕ-СИЛЕЗСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
Первыми снова начали войска 1-го Украинского фронта (в том же составе — 66 стрелковых и 3 кавалерийские дивизии, общая численность — 981 тысяча человек). Впрочем, никакой паузы у них и не было. Пока одни армии совершали перегруппировку, другие вели ожесточенные бои за расширение захваченных на Одере плацдармов и занимались зачисткой территории, ликвидируя «блуждающие котлы» противника.
За это время на плацдарме севернее Бреслау был создан ударный кулак в составе 3-й гвардейской, 13, 52, 6-й общевойсковых, 4-й и 3-й гвардейской танковых армий, 25-го танкового и 7-го гвардейского механизированного корпусов. Общевойсковые армии имели оперативное построение в один эшелон. В затылок войскам Пухова и Коротеева выстроились танковые армии Лелюшенко и Рыбалко, которые также должны были принять участие в прорыве немецкой обороны, а затем, развивая успех, устремиться к «логову фашистского зверя». Поэтому передовые отряды танковых корпусов — усиленные танковые бригады — расположились непосредственно в боевых порядках пехоты. Конев остался верен себе: «В данной обстановке я считал такое решение вполне оправданным. Без этого наши утомленные долгими боями и в значительной мере обескровленные стрелковые дивизии не решили бы стоящих перед ними задач, хотя, в общем-то, на участках прорыва нам удалось создать перевес в силах». Перевес в силах над немцами севернее Бреслау составил 2,3:1 в пехоте, по танкам и артиллерии было достигнуто 6–7-кратное превосходство. Танкистам была поставлена задача к исходу первого дня операции овладеть переправами через реку Бобер, на пятый день — ворваться в Котбус.
Южнее Бреслау сосредоточились 5-я гвардейская и 21-я армии с приданными им 4-м гвардейским и 31-м танковыми корпусами. Вместе с 6-й армией Глуздовского они должны были окружить Бреслау, затем ударить на Дрезден. А пока Жадов и Гусев возились с упрямым гарнизоном городишка Бриг на западном берегу Одера.
На левом крыле фронта с плацдарма, созданного юго-западнее Оппельна, должна была действовать третья группировка в составе 59-й, 60-й армий и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, наносивших удар вдоль северных склонов Судетских гор.
Противостоявшие силы группы армий «Центр» оценивались в 19 пехотных, 4 танковые, 2 танко-гренадерские дивизии, 7 боевых групп, 1 танковую бригаду и корпусную группу «Бреслау». Средняя численность каждой из дивизий не превышала пяти тысяч человек. Оперативных резервов генерал Шёрнер не имел.
Советские войска, ослабленные в предыдущем наступлении, тоже испытывали определенные трудности: коммуникации оказались растянутыми до 500 километров, тыловые базы фронта оставались восточнее Вислы, что в условиях начинавшейся распутицы серьезно осложняло организацию тылового снабжения. В танковых армиях скопилось большое количество поврежденной техники. У генерала Рыбалко имелось 348 исправных «тридцатьчетверок» и 208 самоходок, 125 боевых машин требовали ремонта. К тому же 9-й мехкорпус находился на левом крыле фронта, обеспечивая выход к Одеру войск 60-й армии. В армии генерала Лелюшенко в строю находилось 414 танков и САУ, в ремонте числился 121 танк.
Однако обстановка требовала продолжения активных боевых действий с тем, чтобы воспрепятствовать противнику в создании прочной обороны на рубеже Одера. Конев был полон решимости «опрокинуть врага, еще не успевшего прийти в себя после наших январских ударов, и на его плечах продвинуться дальше на запад».
Ввиду неготовности войск фронта к первоначально назначенному сроку, маршал отдал распоряжение о переносе начала наступления на три дня. Оно началось в 9.30 утра 8 февраля 1945 года. Артиллерийская подготовка длилась 50 минут. Для более длительной обработки переднего края не хватало боеприпасов. Неблагоприятная погода мешала действиям авиации.
Операция развивалась трудно. Враг встретил наступавших организованным огнем. Борьба сразу приняла упорный характер, особенно в населенных пунктах, где преобладали каменные строения. Наступление носило характер медленного «прогрызания» обороны ожесточенно сопротивлявшегося противника. Началось таяние снегов, почва оказалась труднопроходимой даже для гусеничной техники. Это вынуждало советские войска действовать преимущественно вдоль дорог, снижая маневренные возможности танковых соединений.
На крайнем левом фланге 59-я и 60-я армии сами с трудом отбивали контратаки противника и не смогли вырваться с плацдарма. 10 февраля Конев приказал генералам Коровникову и Курочкину перейти к обороне.
Главная группировка фронта только к исходу второго дня прорвала тактическую зону обороны противника: 6-й гвардейский танковый корпус армии Рыбалко одной бригадой форсировал Бобер и закрепился на западном берегу, но основные его силы достигли реки лишь сутки спустя. 7-й гвардейский танковый корпус генерала С. А. Иванова 10 февраля вышел к Бунцлау. Однако на западный берег реки Бобер удалось перебросить только пехоту, наведению переправ для танков препятствовали активные действия немецкой авиации, притом что 2830 боевых самолетов 2-й воздушной армии «вынужденно бездействовали» из-за раскисших аэродромов и «нелетной погоды». В сутки летчики генерала Красовского совершали лишь по 546 вылетов, выполняя, в сущности, только задачи разведки. Чтобы как-то помочь наземным войскам, 9-я и 22-я гвардейские истребительные дивизии использовали в качестве взлетно-посадочных полос участки автострады Бреслау — Берлин. 9-й механизированный корпус генерала М. В. Волкова к этому моменту только закончил переправу через Одер. Танки пришлось перебрасывать на плацдарм паромами, поскольку немцы, открыв затворы водохранилищ, устроили паводок, снесший почти все наведенные саперами мосты.
6-й гвардейский мехкорпус армии Лелюшенко достиг реки Бобер севернее Загана 11 февраля и, овладев переправой, с ходу проскочил на западный берег. После чего начал выдвигаться в район Зоммерфельда. Одновременно 10-й гвардейский танковый корпус захватил плотину и гидроэлектростанцию в районе Загана, 12 февраля форсировал Бобер, а сутки спустя завязал бой за город Зорау. Охваченные «клещами» двух корпусов 4-й танковой армии, в лесах северо-западнее Любена блуждали части 20-й танко-гренадерской дивизии, дивизий «Бранденбург» и «Герман Геринг». Однако захлопнуть «котел» не получилось: ударом на запад генерал фон Зауке прорвал хлипкие советские заслоны и вывел остатки корпуса «Великая Германия» из окружения в районе Шпроттау. Вместо полковника Н. Д. Чупрова в командование 10-м гвардейским корпусом вступил генерал-лейтенант Е. Е. Белов. После овладения Зорау, который был взят к исходу 13 февраля, 4-я танковая армия, не оглядываясь на фланги, устремилась к реке Нейсе.
Между тем в центре три советские армии топтались на месте у стен Бреслау. Командарм-6, совершавший обходной маневр от Лигница с целью окружения группировки противника, значительную часть своих сил вынужден был выделить на обеспечение своего правого фланга. Ослабленные левофланговые соединения были остановлены на подступах к Бреслау контратаками 19-й танковой и 254-й пехотной дивизий. В результате войскам 6-й армии никак не удавалось соединиться с 5-й гвардейской армией Жадова, наступавшей с юга. Что, в свою очередь, тормозило продвижение 21-й армии Гусева.
Как отмечает генерал К. В. Крайнюков: «Помимо нашей воли центр борьбы переместился в район Бреслау».
Стремясь быстрее покончить с «крепостью», вокруг которой оказались скованы непозволительно крупные силы, маршал Конев 12 февраля отдал ряд новых распоряжений. В связи с поворотом армии генерала Глуздовского фронтом на юго-восток, чтобы прикрыть левый фланг ударной группировки фронта, пришлось развернуть на юг и войска 52-й армии. Одновременно 5-я гвардейская армия, уже имевшая в оперативном подчинении 4-й гвардейский танковый корпус, усиливалась 31-м танковым корпусом и 3-й гвардейской дивизией тяжелых реактивных установок. С левого крыла в центр перебрасывался кавалерийский корпус Баранова. Наконец, генерал Рыбалко получил приказ развернуть основные силы своей армии на 180 градусов: 7-й гвардейский танковый и 9-й механизированный корпуса должны были развивать наступление от Бунцлау в юго-восточном направлении на Яуер, Шригау, завершая окружение бреславльской группировки; 6-му гвардейскому танковому корпусу предстояло продолжать движение в западном направлении, чтобы к утру 13 февраля выйти в район Гёрлица.
В течение 13 февраля танковые и механизированные корпуса, приданные 6-й и 5-й гвардейской армиям, наступая навстречу друг другу, соединились западнее Бреслау. В этот же день, совершив стремительный маневр, в район Штригау подоспели корпуса 3-й гвардейской танковой армии, ударившие во фланг 19-й танковой дивизии генерала Ганса Келлнера, отчаянно пытавшейся удержать последнюю тропинку к Бреслау. 15 февраля стрелковые дивизии 6-й армии встретились с дивизиями 5-й гвардейской армии. Используя успех танкистов, пехота уплотняла кольцо окружения, создавая сплошной фронт. Одновременно бригады 9-го мехкорпуса отражали атаки 8-й танковой дивизии противника, пытавшейся пробиться к осажденным со стороны Вальденбурга. 6-й гвардейский танковый корпус генерала В. В. Новикова 15 февраля форсировал реку Квейс севернее Наумбурга и отражал контратаки противника, пытавшегося ликвидировать плацдарм. 7-й гвардейский танковый корпус, вновь повернув на запад, ударил на Левенберг.
4-я танковая армия в этот день достигла реки Нейсе: 6-й гвардейский механизированный корпус полковника В. Ф. Орлова совместно с приданными ему частями 112-й стрелковой дивизии полковника Д. Т. Жукова овладел населенными пунктами Задерсдорф и Гросс-Гастрозе на западном берегу, а 10-й танковый готовился форсировать реку в районе города Форст. Однако стрелковые дивизии 13-й армии Пухова отстали от танкистов почти на 60 километров и находились еще восточнее реки Бобер: «Местность была лесистая, местами болотистая. Гитлеровцы, отходя, упорно сопротивлялись. Сказывалась и физическая усталость наших солдат. Они проявляли удивительные настойчивость и упорство. Тем не менее среднесуточный темп наступления пехоты составлял теперь всего 8–12 километров. И большего от нее, по совести, требовать было нельзя».
Ситуацией не замедлил воспользоваться противник, который отразил попытки 13-й армии форсировать реку Бобер и 15 февраля встречными ударами севернее и южнее городка Бенау перерезал коммуникации 4-й танковой армии. Генералу Лелюшенко пришлось остановиться и заняться прикрытием своих тылов и обороной собственного штаба. Только во второй половине дня 19 февраля совместными усилиями развернувшегося на восток 6-го гвардейского механизированного корпуса и наступавшего ему навстречу 101-го стрелкового корпуса 13-й армии коммуникации были восстановлены. Командующий 4-й немецкой танковой армией генерал Грезер приказал играть отход. В боях за Бенау погибли командир 68-й зенитно-артиллерийской дивизии полковник А. Ф. Козлов и командир 22-й самоходно-артиллерийской бригады подполковник В. И. Приходько.
На правом фланге фронта 3-я гвардейская армия Гордова, блокировав 18-тысячный гарнизон крепости Глогау, главными силами продвигалась на северо-запад и к 15 февраля вышла к устью реки Бобер.
Таким образом, за восемь дней ценой огромных усилий армии правого крыла фронта преодолели 60–100 километров, захватили плацдармы на западном берегу реки Бобер, заняли ряд административных и промышленных центров Нижней Силезии. В тылу остались два немецких гарнизона, окруженных в Бреслау и Глогау. Армии левого крыла не сдвинулись с места. В стрелковых дивизиях насчитывалось в среднем по 4,5 тысячи человек. Танковые и механизированные войска потеряли более половины машин, в строю находилось 1289 танков и САУ.
Марш на Эльбу провалился. В том числе потому, «что в конце января мы недооценили возможности противника по восстановлению боеспособности своих частей и соединений, разгромленных нами на Висле и Одере. Он делал это гораздо быстрее и решительнее, чем мы могли предполагать». Конечно, сказались отставание тылов и недостаток артиллерийских боеприпасов, расход которых превышал все мыслимые нормы. Но главную роль сыграл тот факт, что армии маршала Жукова на Берлин не пошли…
Подбив итоги, Военный совет сделал вывод, что фронт больше не располагает необходимыми силами и средствами для продолжения боевых действий в соответствии с первоначальным планом. 16 февраля Конев доложил в Ставку новый план проведения операции с более ограниченными целями.
Главная группировка фронта в составе 3-й гвардейской, 13-й, 52-й и 4-й танковой армий должна была выйти на реку Нейсе, захватить плацдарм на ее левом берегу и прочно закрепиться на достигнутом рубеже. 3-й гвардейской танковой армии предстояло овладеть районом Гёрлиц и удерживать его до подхода основных сил 52-й армии. 5-я гвардейская армия выводилась из боев за Бреслау на внешний фронт окружения с целью не допустить деблокады города. 21, 59 и 60-я армии левого крыла, усиленные 4-м и 31-м танковыми корпусами, должны были отбросить противника в Судетские горы. Овладеть Бреслау предстояло войскам 6-й армии. Одновременно предполагалось восстановить железные дороги, подвести и накопить в войсках боеприпасы и горючее, произвести ремонт боевой техники и привести в порядок тылы.
Ставка эти предложения утвердила.
3-я гвардейская армия 16 февраля захватила переправу через Бобер в районе Гроссен и закрепилась на двух плацдармах южнее города. С них она повела наступление на крупный промышленный центр и сильный опорный пункт на реке Нейсе — город Губен. Успешные действия соединений Гордова, вышедших к Нейсе 20 февраля, облегчили продвижение 13-й армии, принявшей участки у потрепанной танковой армии Лелюшенко. Последняя потеряла 257 танков и САУ (безвозвратно — 127 боевых машин) и с 22 февраля выводилась в тыл для приведения в порядок и доукомплектования.
24 февраля все правобережье Нейсе протяженностью 110 километров, от устья до города Пенциг, контролировалось войсками правого крыла 1-го Украинского фронта, вышедшими на одну линию с армиями 1-го Белорусского фронта. Правда, завоевать плацдарм на западном берегу реки не удалось.
В это время на левом фланге ударной группировки, где рвались к Гёрлицу соединения 3-й гвардейской танковой армии, развернулось настоящее сражение, чреватое для советских войск «неприятными эпизодами».
16 февраля 7-й гвардейский танковый корпус захватил Левенберг, а сутки спустя основными силами в районе города и железнодорожной станции Лаубан вышел к реке Квейс, но форсировать ее не смог, столкнувшись с упорным сопротивлением 17-й танковой и 6-й народно-гренадерской дивизий. По указанию командарма танковые бригады переправились через Квейс на участке 6-го танкового корпуса. После чего бригады стали спускаться на юг по западному берегу реки, обходя Лаубан с северо-запада, а мотострелки завязали бой непосредственно в городе. От Штригау к Левенбергу выдвигался тем временем 9-й механизированный корпус. Но и немцы не зевали: они перебросили в район между Левенбергом и Лаубаном 8-ю танковую дивизию, атаковавшую ослабленный фланг танкового корпуса Иванова. Перед фронтом армии также «были отмечены» части 408-й пехотной и 10-й танко-гренадерской дивизий. Возникала реальная опасность прорыва противника в междуречье Квейс и Бобер, прорыва, рассекающего войска Рыбалко и выводящего немецкую группировку на тылы 52-й и 13-й армий.
Конев вспоминает: «В течение двух-трех дней обстановка была настолько сложной, что вызвала беспокойство и у нас, и Даже в Ставке.
В тот день, когда немецкие части стали выходить на тылы 3-й танковой армии, Сталин позвонил мне и выразил тревогу: «Что у вас там происходит в третьей танковой армии? Где она у вас там находится?»
Я ответил, что армия Рыбалко ведет очень напряженные бои в районе Лаубана, но считаю, что ничего особенного с ней не произошло. Армия воюет в сложной обстановке, но это для танковых войск дело привычное. Звонок Сталина застал меня на командном пункте 52-й армии, недалеко от Лаубана. Я заверил Верховного Главнокомандующего, что, если обстановка осложнится, мы примем все необходимые меры на месте».
На протяжении последующих дней 6-й гвардейский танковый корпус продолжал вести наступление в направлении Гёрлиц, выйдя 21 февраля к реке Нейсе в районе Пенциг, 7-й гвардейский танковый корпус вел ожесточенный бой в Лаубене и его окрестностях, а 9-й мехкорпус между Лаубаном и Левенбергом отражал атаки 8-й танковой дивизии:
«Отдельные высоты и населенные пункты переходили из рук в руки по несколько раз. В городе Лаубан и других населенных пунктах противник широко применял фаустпатроны против наших танков. Наши части использовали взятые у противника фаустпатроны для стрельбы по каменным строениям и для отражения контратак танков противника. Бои носили ожесточенный и упорный характер. Между тем части армии, подходя к Лаубан, сильно ослабли, имея большой некомплект в танках и людях».
На 21 февраля 7-й гвардейский танковый корпус имел в строю 55 танков, 9-й механизированный — 48 танков. Из резерва фронта генералу Рыбалко были переданы 9-я и 26-я истребительно-противотанковые артбригады, развернувшиеся на фронте от Левенберга до Лаубана. К 25 февраля в этот район подошли стрелковые соединения 52-й армии.
В Силезии и Бранденбурге советские «мстители» вели себя так же, как в Померании и Пруссии. И здесь горели «штадты» и «дорфы».
Как вспоминает ветеран 23-й гвардейской мотострелковой бригады Сергей Горулев:
«С приходом наших войск в Германию в каждом населенном пункте создавались отряды самообороны — отряды «фольксштурма» из юношей 15–17 лет, не призванных в армию, и стариков старше 60 лет.
Эти отрады, вооруженные также автоматами, ручными пулеметами и десятками фаустпатронов, занимали вторые и третьи этажи домов и из окон открывали по нас огонь. Танки загорались как спичечные коробки. Во многих отрядах фольксштурма были и девушки 17–20 лет. Эта молодежь была воспитана и предана Гитлеру. Они сражались до последнего патрона, но не сдавались. Зачастую гибли. Видя безысходность положения, молодые люди разбегались, прятали оружие, а затем при удобных случаях стреляли в наших солдат и офицеров из засады. Бороться с фольксштурмовцами было очень трудно, так как все они были в гражданской форме и часто смешивались с толпой. В нашей бригаде половина личного состава была молодежь 1924–1926 годов рождения. Почти все красноармейцы проживали временно на оккупированной немцами территории. Они испытали на себе все ужасы немецких захватчиков, поэтому многие жаждали того момента, когда окажутся на территории Германии, чтобы отомстить за свои страдания и унижения своих родственников. Войдя в Германию, с азартом поджигали и уничтожали постройки, дома, различные сооружения».
И много чего еще творили в азарте:
«В Лигнице были обнаружены трупы многочисленных гражданских лиц, расстрелянных советскими солдатами из 6-й армии. В городке Костенблют под Неймарктом, захваченном частями 7-го гвардейского танкового корпуса, насиловали женщин и девушек, включая и находившуюся на сносях мать 8 детей. Брат, попытавшийся заступиться за нее, был застрелен. Расстреляны были все военнопленные иностранцы, а также 6 мужчин и 3 женщины. Массового изнасилования не избежали и сестры из католической больницы. Пильграмсдорф под Гольдбергом явился ареной многочисленных убийств, изнасилований и поджогов со стороны военнослужащих 23-й гвардейской мотострелковой бригады. В Беральсдорфе, предместье Лаубана, 39 еще оставшихся женщин были обесчещены «самым низким образом» советскими солдатами из 7-го гвардейского танкового корпуса…»
До Гёрлица наши танкисты так и не дошли.
Взять Бреслау тоже не получилось. Гарнизон «крепости» был составлен из самых разных частей: остатков 269-й пехотной дивизии, учебных и резервных подразделений, полка СС, наземных формирований Люфтваффе, батальонов фольксштурма, отрядов полиции и Гитлерюгенда, артиллерийских батарей и роты штурмовых орудий — всего порядка 45–50 тысяч человек, включая 15 тысяч фольксштурмовцев. В городе еще оставалось примерно 200 тысяч «некомбатантов». Вокруг Бреслау были возведены два оборонительных пояса, прикрытых плотной паутиной минно-взрывных заграждений, построены склады провианта и амуниции, подготовлены к обороне жилые кварталы, заминированы мосты через Одер. Кроме того, снабжение гарнизона осуществлялось транспортными «юнкерсами», которые в ночное время приземлялись на аэродроме Гандау, а днем сбрасывали контейнеры на грузовых парашютах. Вместо тяжело заболевшего генерала Краузе командующий группой армий «Центр» 2 февраля назначил комендантом деятельного полковника Ганса фон Альфена, вскоре произведенного в генерал-майоры, выжившего и оставившего воспоминания: «Продовольствия у нас было вполне достаточно, так как Силезия являлась тогда перевалочным пунктом. Остро не хватало оружия и боеприпасов… В автотранспорте царил хаос. Что касается крепостных сооружений, то это были в основном постройки периода 1914 года. Против всех этих минусов был только один-единственный плюс. Он заключался в наличии не только у войск, но и значительной части населения твердой воли не только сражаться за спасение собственных жизней, но и желание послужить стратегической цели». В общем, сдаваться они не собирались и надеялись на помощь извне: расстояние от Бреслау до линии фронта составляло всего 20–25 километров.
Если враг не сдается — его уничтожают.
Ликвидацию окруженной немецкой группировки маршал Конев возложил на генерала В. А. Глуздовского. В состав 6-й армии входили 218, 273, 181, 309, 359-я стрелковые дивизии, 77-й укрепленный район, инженерно-саперная бригада, два огнеметных батальона. Танков и САУ не имелось, из артиллерии — поначалу ничего серьезного, кроме пушечной артбригады. Этими силами предполагалось «быстро разделаться» с Бреслау и вывести 6-ю армию в резерв фронта. Уже после того, как советские командиры разобрались, какой «орешек» им достался, бывший начальник штаба 359-й стрелковой дивизии полковник Г. С. Ховрин составил описание крепости:
«Планировка города-крепости Бреслау и характер его застройки способствовали противнику в создании мощной обороны на стратегически важном водном рубеже.
Каменные стены огромной защитной мощности на металлической арматуре жилых домов и производственных зданий составляли кварталы в виде квадратов, прямоугольников и других геометрических фигур, каждая из которых являлась самостоятельной крепостью. Под домами и зданиями через отдельные районы города проходили железнодорожные пути, где находились вагоны и цистерны с большим запасом продовольствия и воды. В подземельях были оборудованы бомбоубежища, бункера и склады. Длинные подземные коридоры проходили в разные направления города.
Все подземные пути сообщения между кварталами и районами города позволяли немцам осуществлять маневр силами и средствами, даже такими, как артиллерия и минометы. Противник этим пользовался часто, когда дивизия захватывала территорию города, а немцы вновь появлялись у нас в тылу. Они также использовали подземные каменные траншеи, по которым проходили водопровод, линии электроснабжения, канализация для засылки в наш тыл диверсантов и разведчиков.
В бойницах подвалов, окнах полуподвалов, первых, вторых и последующих этажей домов и зданий, а также на балконах и чердаках устанавливались пулеметы, размещались снайперы и автоматчики, истребители танков и подрывники зданий с фаустпатронами, которые использовались для поражения нашей артиллерии и разрушения домов и зданий, где сосредоточивалась пехота частей дивизии.
Внутри кварталов, в садах, скверах и парках, на территориях хозяйственных и складских объектов оборудовались траншеи, огневые позиции артиллерии и минометов, окопы для отдельных огневых точек и минно-взрывные устройства. Основные магистральные улицы, идущие к центру города, перекрывались баррикадами, проволочными заграждениями и минировались.
Многочисленные заводы и фабрики, железнодорожные узлы превращались в опорные пункты и узлы обороны. Окружные железнодорожные линии находились на значительном удалении от западной и особенно южной окраин города. Все они проходили по высоким насыпям, непреодолимым для наших танков, и были выгодными оборонительными позициями для противника. Магистральные автострады и автодороги, проходящие в город под насыпью, перекрывались железнодорожными мостами, подготовленными к подрыву и завалу проезда в город».
Штурм Бреслау начался 16 февраля. Сначала последовали атаки с южного направления, а затем с запада и севера. Неодновременность ударов позволяла защитникам маневрировать силами. Кровавые схватки велись за каждую улицу, каждый дом, квартиру или подвал, особенно ожесточенные бои развернулись на подступах к аэродрому и в индустриальном районе города. Тесня противника, советские штурмовые группы сносили и сжигали все на своем пути, использовали подземные коммуникации для выхода в тыл врага. Для разрушения препятствий и проделывания проходов в минных полях умельцы из 42-й механизированной инженерной бригады наладили кустарное производство из трофейных авиабомб «саперных торпед» — стокилограммовых сигар из плавленого тротила, основой которых служили реактивные снаряды. Еще один рационализатор, капитан Н. А. Кропотов из 1194-го стрелкового полка, «разработал устройство для применения бутылок «КС» с зажигательной жидкостью из противотанковых ружей (?) на дистанцию 200 метров с хорошей точностью поражения. Такое применение бутылок «КС» буквально ошеломило немцев».
Немецкие сводные отряды при отходе точно так же взрывали и поджигали строения, разрушали туннели и канализацию, «чтобы противник не перешел к подземной войне», и применяли «сухопутные торпеды» — судя по описаниям участников сражения, это были телеуправляемые танкетки типа «Голиаф». Прекрасно ориентируясь «на местности», защитники крепости нередко просачивались в уже очищенные русскими кварталы, вновь закреплялись, и все начиналось сначала.
Чем больше разрушался город, тем больше труднопреодолимых препятствий возникало перед атакующими войсками. Бреслау превращался в «немецкий Сталинград».
«Вот как все это происходило, — рассказывает Ховрин. — В течение суток, а иногда и более, мы мощными огневыми средствами разрушали дома и здания, которые занимал противник, обороняющийся на другой стороне улицы, переулка или автомагистрали города. Ослабив его огневую систему, мы врывались в развалины домов и зданий, где даже невозможно было разместить пулемет, не говоря о миномете или орудии. А противник уходил в совершенно целые дома и здания, создавая там вновь систему огня. В этих условиях он уничтожал наши подразделения, копошившиеся в кирпичном и каменном ломе, чтобы скорее и как-нибудь укрыться от вражеского огня. После того как мы все же создавали систему огня для разрушения вновь подготовленных немецких позиций, все повторялось изо дня в день и мы несли большие, неоправданные потери людей. Тактика разрушения домов и зданий была непреложным законом, который оборачивался против нас.
Покидая разрушенные позиции, немцы минировали сохранившиеся дома и здания, чтобы потом их взорвать, когда они будут заняты нашими силами и средствами для укрытия. Если же где-нибудь у противника не было достаточно сил и огневых средств для обороны отдельных домов и зданий, а иногда целой оборонительной позиции, они там устраивали очаговые и сплошные массовые пожары. Это заставляло наши части и подразделения их обходить».
Генерал К. К. Крайнюков «откровенно признает», что первые дни штурма ознаменовались «несколько повышенным процентом потерь», и напомнил, «что без знаний особенностей городского боя, без непрерывной разведки и четкого Взаимодействия успех невозможен». В переводе с комиссарского это значит — умылись кровью. В последующие дни «процент» нисколько не уменьшился.
Начальник штаба 22-го стрелкового корпуса полковник А. П. Чичин фиксировал в личном дневнике (опубликован Алексеем Шлыковым):
«17.02.45. Бреслау окружен. Мы на юго-западной окраине. В городе вооружены все от 15 до 60 лет. Сопротивляются насмерть…
18.02.45. Клетендорф, пригород Бреслау. Бреслау защищают от мала до велика. Наши солдаты мстят безжалостно. Отдан приказ: пленных и гражданское население не расстреливать, но не помогает. Нужно принимать срочные меры, мы не должны стать варварами.
27.02.45. Критерн, пригород Бреслау. Грызем по кварталу, как беззубый орехи. Большие потери, особенно в командном составе. Недостает снарядов. Сопротивление ожесточенное».
В конце февраля в Бреслау по воздуху был переброшен парашютно-десантный батальон. Соединения Вермахта в городе были объединены в 609-ю дивизию особого назначения. 5 марта Шёрнер назначил комендантом Бреслау генерал-лейтенанта Никофа, а для поднятия боевого духа обещал вскоре прорвать блокаду и напомнил, что в случае потери города может пострадать не только сам генерал, но и дети, которых у Нихофа было пятеро. Надо сказать, на вполне законных основаниях: с 1 августа 1944 года в отношении германских военнослужащих действовало положение об измене родине — аналог сталинского приказа № 270. Этим положением узаконивались аресты родственников.
Снова дневник:
«11.03.45. Бреслау, южная часть, квартал 665. Дела хреновые. Потери большие, а взята только 1/4 часть города. Время играет на руку пр-ка. А он огрызается…
15.03.45. Бреслау, квартал 665, улица Клейнбург. Депрессия с большими потерями в людях. На четвертом году познал, что такое война в больших городах. Будапешт и Бреслау — яркие примеры для наших уставов, которые еще будут написаны после войны. Поражают разрушения…
27.03.45. Бреслау, улица Гогенцоллерна. Успеха нет. Причины: мало пехоты, нет взаимодействия с авиацией, подвалы не берет никакая артиллерия, да и использовать ее в уличных боях нет возможности. Немцы сильны фаустпатронами и подвалами. Стоят насмерть…»
«Воздушный мост» работал чуть больше месяца, по нему из города было вывезено около 6 тысяч раненых. 1 апреля советские войска захватили аэродром Гандау. Положение крепости стало безнадежным, дальнейшая оборона с военной точки зрения — бессмысленной, но город продолжал держаться — на вере, страхе, железной дисциплине. Такой же бессмыслицей был продолжавшийся с нарастающей силой штурм.
Армии Глуздовского последовательно были переданы 294-я стрелковая дивизия и 349-й гвардейский полк тяжелых самоходов, затем — 112-я стрелковая дивизия, 71-я зенитная артиллерийская дивизия, два танковых полка, еще два огнеметных батальона, два артдивизиона особой мощности, гвардейские минометы. С воздуха город непрерывно долбили один штурмовой и два бомбардировочных авиакорпуса.
Но это мало что изменило:
«10.04.45. Броккау, пригород Бреслау. Потомству расскажу, как мы брали Бреслау, как дрались с фольксштурмом: пока не взорвешь подвал, квартиру, подъезд или целый дом, эти фольксштурмы дерутся насмерть. А сзади, за их спинами — «эс-эс».
19.04.45. И черт знает, какая нелегкая нас сюда занесла! У нас нет достаточных сил для решительного штурма. Стойкая пехота с фаустпатронами в таком большом городе непреодолима…»
Напутствия Шёрнера настолько укрепили дух генерала Никофа, что он продержался в осаде дольше Берлина. Геббельс с восторгом писал в дневнике: «Бои превратили Бреслау в развалины. Но горожане отчаянно сражаются за каждую пядь земли. Советы пролили просто невероятное количество крови, сражаясь за Бреслау». Город, в котором было разрушено 70 % зданий, немцы сдали лишь 7 мая 1945 года. Потери воюющих сторон известны лишь приблизительно: гарнизона — 6 убитыми и 40 тысяч пленными, Красной Армии — около 8 тысяч убитыми; если использовать официальный коэффициент по битве за Восточную Пруссию, число раненых превышает 29 тысяч солдат и офицеров. Потери гражданского населения составили приблизительно 80 тысяч человек, но в целом не поддаются учету.
Что касается 5-й гвардейской армии, то, как сообщает генерал Жадов, она, обеспечивая внешний фронт окружения, более двух месяцев «успешно отражала яростные атаки гитлеровцев, пытавшихся деблокировать свою окруженное бреславскую группировку».
Точно так же «наступали» армии левого крыла, которые поднялись в атаку 16 февраля, а через три дня вынуждены были перейти к «жесткой активной обороне». Примечательно, что на картах, иллюстрирующих ход данной операции, отсутствуют даже обозначения 60-й и 59-й армий.
Танковая армия Рыбалко до конца февраля билась за Лаубан. Для немцев этот пункт был важен тем, что через него проходила железная дорога, связывавшая Силезию с Центральной Германией и являвшаяся главной артерией снабжения группы армий «Центр». Непосредственно в городе с подразделениями 6-й народно-гренадерской дивизии и «частями предателя Власова» сражались 23-я гвардейская мотострелковая и 56-я гвардейская танковая бригады 7-го танкового корпуса, 71-я мехбригада 9-го механизированного корпуса, части 214-й стрелковой дивизии, саперы 207-го моторизованного инженерного батальона. Выбить немцев не получалось. Командование армии отмечало:
«…выявилась по-прежнему слабая подготовка мелких подразделений к уличным боям. Взаимодействие между пехотой и танками почти не организовывалось. Артиллерия и танки на улицах использовались недостаточно умело. Захваченные кварталы редко закреплялись. Мелкие подразделения пехоты и отдельные бойцы не обучены быстрой зачистке домов… Контроль офицеров рот, батальонов за действиями отделений и взводов почти отсутствовал… На снижении качества и умения вести уличные бои могла оказывать влияние и утомленность бойцов, а также офицеров ежедневными боями. В результате утомленности офицерский состав часто начинал беспечно относиться к вопросам боевого обеспечения и нередко без надлежащей организованности вступать в бой… длительный боевой опыт учит, что с отработкой танками и самоходками установленных технических норм им требуется более частый технический ремонт. Для этого экипажам надо давать в два-три раза больше обычного времени для подготовки матчасти к бою. Без учета этого танкисты вынуждены идти в бой, не имея сна и отдыха по двое и больше суток и с неисправной матчастью. В таких случаях танкисты ведут бои плохо и сами быстро гибнут от огня противника. Изнуренный ежедневными наступательными боями личный состав, что часто имело место в данной операции, теряет боеспособность».
Генерал Шёрнер перебросил под Лаубан дополнительные силы и на базе управления 24-го танкового корпуса сформировал группу Неринга в составе 39-го и 57-го танковых корпусов. В ночь на 2 марта немцы при поддержке 8-го авиакорпуса перешли в контрнаступление, обходя Лаубан с севера и с юга. Северная ударная группа генерала Декера (гренадерская дивизия «Фюрер», части 21-й и 17-й танковых дивизий), отбросив бригады 6-го гвардейского танкового корпуса, к 5 марта форсировала реку Квейс и вышла в район Логау. Южная группа генерала Кирхнера (8-я танковая, 408-я дивизия, дивизия «Эскорт фюрера») пробилась через боевые порядки 9-го механизированного корпуса и вышла в район Наумбурга, фактически замкнув кольцо окружения:
«Противник артиллерийско-минометным, а затем ружейно-пулеметным огнем простреливал боевые порядки наших войск в районе Лаубан. Живая связь с 7-м гвардейским танковым корпусом и 9-м мехкорпусом с 7.00 5.3 до 21.00 5.3 почти отсутствовала. Связь поддерживалась преимущественно по радио. Отдельные офицеры проникали пешком в 7-й гвардейский танковый корпус и 9-й мехкорпус главным образом через лес и закрытыми складками местности. Дороги все были перерезаны противником».
В сложившейся обстановке командующий фронтом дал санкцию на отвод войск 3-й гвардейской танковой и 52-й армий из района Лаубан. В ночь на 6 марта специально выделенная ударная группа пробила коридор, через который начали выходить окруженные под Лаубаном советские войска. Утром они заняли оборону в 5–6 километрах севернее и восточнее Лаубана. При отходе погиб командир 23-й гвардейской мотострелковой бригады полковник А. А. Головачев.
До 12 марта корпуса 3-й танковой армии вместе с частями 52-й армии отбивали атаки противника на новых рубежах. Затем, «оторвавшись от противника», армия Рыбалко была выведена во второй эшелон фронта для доукомплектования. С 1 февраля по 10 марта армия потеряла сгоревшими 370 танков и САУ, в строю оставалось 255 боевых машин.
В сообщении генерала Неринга о сражении под Лаубаном говорилось:
«Хотя противник и разгадал наши намерения и подтянул новые резервы, ему не удалось предотвратить соединение наших передовых частей, выдвигавшихся по обе стороны реки Квейс, южнее Наумбурга, в результате чего мы достигли своей цели.
Потери противника были существенными. Нами было уничтожено 149 танков и 142 противотанковых орудия. Кроме того, было захвачено большое число орудий, различного оружия и грузовых автомашин…
После освобождения Лаубана я побывал в городе, который очень пострадал от артиллерийского огня. В отдельные дни на него падало около 6 тысяч снарядов. Кругом чувствовалась ненависть, прокламировавшаяся в памфлетах Ильи Эренбурга. Разграбленные дома и расстрелянные граждане свидетельствовали о том, что ждет наш народ, укрепляя в нашем сознании мысль о необходимости принятия любых мер для обеспечения безопасности судьбы Германии».
Доктор Геббельс, тоже побывавший в Лаубане, не спал ночами, все строчил в дневник свои «клеветнические измышления»:
«Передо мной лежит приказ маршала Конева советским войскам. Маршал Конев выступает в этом приказе против грабежей, которыми занимаются советские солдаты на восточных немецких территориях. В нем приводятся отдельные факты, в точности совпадающие с нашими данными. Советские солдаты захватывают, прежде всего, имеющиеся в восточных немецких областях запасы водки, до бесчувствия напиваются, надевают гражданскую одежду, шляпу или цилиндр и едут на велосипедах на восток. Конев требует от командиров принятия строжайших мер против разложения советских войск. Он указывает также, что поджоги и грабежи могут производиться только по приказу. Характеристика, которую он дает этим фактам, чрезвычайно интересна. Из нее видно, что фактически в лице советских солдат мы имеем дело со степными подонками. Это подтверждают поступившие к нам из восточных областей сведения о зверствах. Они действительно вызывают ужас. Их невозможно даже воспроизвести в отдельности. Прежде всего следует упомянуть об ужасных документах, поступивших из Верхней Силезии. В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все женщины от десяти до 70 лет. Кажется, что это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему…
Наши солдаты, увидев зверства Советов, не знают больше никакой пощады. Они убивают советских солдат лопатами и ружейными прикладами. Жестокости, в которых виноваты Советы, неописуемы. Страшные свидетельства этого видны на всем протяжении нашего пути».
Потери войск Конева за 17 суток составили 100 тысяч человек убитыми и ранеными. Войска находились на пределе усталости. Наступление выдохлось.
В связи с этим Одерская операция 1-го Украинского фронта выпала из разряда стратегических и стала именоваться Нижне-Силезской. Датой ее окончания произвольно установили 24 февраля, а целями операции коллектив самых главных советских военных историков, сплошь состоявший из генералов армии и генерал-полковников, объявил: «Разгромить нижне-силезскую группировку немецко-фашистских войск, выйти на рубеж р. Нейсе и занять более выгодное положение для последующего наступления на берлинском и дрезденском направлениях». Все цели, выдуманные задним числом, были соответственно достигнуты, а действия Красной Армии весьма успешными: «Войска 1-го Украинского фронта, прорвав оборону противника на 250-километровом фронте, продвинулись правым крылом более чем на 100 км, овладели всей Нижней Силезией и вступили в германскую провинцию Бранденбург. Важную роль в успехе операции играла целеустремленная партийно-политическая работа, направленная на поддержание высокого наступательного порыва войск, повышение бдительности… Личный состав воспитывался в духе гуманного отношения к немецкому народу».
Охота была врать? Впрочем, кредо этих «исследователей» отечественной истории четко сформулировал непременный член и идейный вождь всех редакционных комиссий и подкомиссий, начальник ГлавПУРа CA и ВМФ генерал армии А. А. Епишев: «Кому нужна ваша правда, если она мешает жить».
Маршал Конев честно говорит: «Не все получилось», враг был силен — тем больше наша слава: «Надо сразу сказать, что нашим замыслам, положенным в основу этого плана, не суждено было осуществиться. Мы предполагали провести операцию на гораздо большую глубину, чем та, которую удалось достичь на деле. Фактически к 24 февраля мы выполнили только часть поставленной перед собой задачи… Противник, понесший тяжелые поражения, сумел в короткий срок закрепиться на Одерском рубеже, привести в порядок свои разбитые войска, подтянуть резервы, организовать управление. Ни в коем случае нам не следует умалять степени организованности, проявленной гитлеровским командованием в тот критический момент».
Главным итогом февральского наступления был выход правого крыла фронта на Нейсе, на уровень позиций 1-го Белорусского фронта, и занятие выгодных рубежей для завершающего удара на берлинском направлении.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.