Как Венеция превратилась в музей
Как Венеция превратилась в музей
Группа островов, образующих Венецию, лежит на севере Адриатического моря. В Средние века Венеция была одним из богатейших городов мира, с отлично развитым набором инклюзивных экономических институтов, опиравшихся на постепенно развивавшуюся политическую инклюзивность. Она обрела независимость в 810 году, в крайне удачное время. Экономика Европы понемногу возрождалась из упадка, последовавшего после коллапса Римской империи, а германские короли, и прежде всего Карл Великий, восстанавливали сильную и централизованную политическую власть. Это вело к стабильности, повышению уровня общей безопасности и расширению торговли, чем Венеция могла отлично воспользоваться благодаря своему уникальному положению. Это была держава мореплавателей, располагавшаяся в самом центре Средиземноморья. Из стран Востока сюда привозили специи, а из Византии — различные ремесленные изделия, а также рабов.
Венеция быстро разбогатела. К 1050 году, когда город уже в течение столетия (а то и больше) переживал экономический бум, его население составило 45 000 человек. К 1200 году эта цифра выросла более чем в полтора раза, до 70 000. А к 1330 году население вновь выросло на 50 % и достигло 110 000 человек: примерно столько же, сколько в Париже того времени, и втрое больше, чем в Лондоне.
Одной из основ экономического развития Венеции стала серия инноваций в области контрактного права, сделавшая экономические институты значительно более инклюзивными. Самым знаменитым из этих изобретений была комменда (commenda), зачаточный тип акционерного общества, срок существования которого ограничивался продолжительностью одного торгового плавания. В состав комменды входило два партнера — купец-путешественник и остававшийся в Венеции инвестор (commendator). Инвестор вкладывал в предприятие капитал, а второй партнер сопровождал груз, чтобы продать его в месте назначения и закупить новые товары. Обычно коммендатор вкладывал львиную долю капитала, так что молодые предприниматели, еще не имевшие собственных оборотных средств, могли начать с того, чтобы отправиться с товаром в путешествие по договору комменды.
Если путешествие оказывалось прибыльным, то договор комменды предусматривал два типа распределения прибыли. В случае «односторонней» комменды инвестор предоставлял 100 % капитала и получал 75 % прибыли. Если же комменда была двусторонней, то остающийся в Венеции партнер предоставлял 67 % капитала и получал 50 % прибыли.
Изучая официальные документы, легко заметить, насколько важным инструментом социальной мобильности была комменда: в торговых документах Венеции то и дело появляются все новые имена людей, не относившихся к прежней венецианской элите. В документах за 960, 971 и 982 годы количество новых имен составляет соответственно 69, 81 и 65 % от всех имен.
Подобная экономическая инклюзивность и возвышение все новых семей, разбогатевших на торговле, вынуждали политическую систему становиться все более открытой. Дож, управлявший Венецией, избирался на свою должность пожизненно общим собранием всех граждан, хотя на практике голосованием управляли представители нескольких влиятельных семейств. Хотя полномочия дожа были весьма широки, его власть постепенно все более ограничивалась вследствие общих изменений в политических институтах. После 1032 года одновременно с дожем стали избирать советников (consiglieri), деятельность которых была направлена как раз на предотвращение концентрации в руках у дожа абсолютной власти. Первым дожем, избранным по новой системе, стал Доменико Флабьянико, зажиточный торговец шелком, происходивший из семьи, представители которой прежде не занимали высоких постов.
За этими институциональными изменениями последовало значительное расширение венецианской торговой и морской мощи. В 1082 году венецианские купцы получили серьезные торговые привилегии в Константинополе. В столице Византии даже появился венецианский квартал, в котором уже очень скоро насчитывалось 10 000 жителей.
В развитии Венеции мы снова вполне отчетливо видим, как инклюзивные экономические и политические институты начинают поддерживать друг друга. Экономическое расширение республики, оказывавшее все большее давление на политические институты, приобрело взрывообразный характер после убийства дожа в 1171 году и последовавших за этим политических и экономических реформ. Первой важной новацией было создание Большого совета, который с этого момента стал единственным источником политической власти в Венеции. Большой совет составлялся из граждан, занимающих различные государственные посты, например судей, в нем преобладали представители аристократических семейств. Каждый год специальный номинационный комитет, четыре члена которого избирались из состава Большого совета, выдвигал сто новых кандидатур в совет. Кроме того, Большой совет избирал членов двух нижестоящих органов — Сената и Совета сорока, выполнявших различные законодательные и исполнительные функции. Наконец, Большой совет избирал советников дожа (consiglieri), число которых теперь было увеличено с двух до шести.
Второй законодательной новацией стало создание еще одного органа, Малого совета, который избирался из членов Большого совета и, в свою очередь, избирал дожа. Формально этот выбор должен был быть утвержден общим собранием граждан, однако поскольку выдвигалась всего одна кандидатура, выбор дожа оказывался полностью в руках Малого совета. Третье нововведение состояло в том, что новый дож должен был при вступлении в должность принести присягу, которая ограничивала его власть. Со временем все эти ограничения были довольно последовательно ужесточены — дож теперь должен был подчиняться городским чиновникам, любое его решение должно было быть одобрено советниками дожа, которые также контролировали, чтобы дож подчинялся всем решениям Большого совета.
Эти политические реформы вели к развитию дальнейших институциональных инноваций — появлению независимых выборных чиновников, судей и апелляционных судей, выработке новых форм частных контрактов и законов, в том числе и о банкротстве. Эти новые венецианские экономические институты позволили создать новые юридические формы бизнеса и новые типы контрактов. Быстро развивались и финансовые инновации, и уже в то время в Венеции можно различить некоторые черты современной банковской системы. Казалось, ничто не способно остановить динамичное движение Венеции в сторону полностью инклюзивных институтов.
Однако во всем этом развитии наблюдалось определенное напряжение. Экономический рост, поддержанный инклюзивными венецианскими институтами, сопровождался созидательным разрушением. Появление каждой новой волны предприимчивых молодых людей, разбогатевших благодаря комменде и подобным экономическим институтам, приводило к снижению доходов представителей старой элиты. И дело не ограничивалось снижением доходов — порой речь заходила об угрозе их политической власти. Аристократы, заседавшие в Большом совете, постоянно испытывали искушение закрыть доступ к системе для новых людей.
В первые годы существования Большого совета выборы в него проводились ежегодно. Как мы уже видели, в конце года четыре выборщика, избранные по жребию, выдвигали сто новых кандидатур на следующий год (после чего их утверждение происходило автоматически). Однако 3 октября 1286 года в Большой совет было внесено предложение о том, чтобы кандидатуры претендентов утверждались большинством Совета сорока (этот орган находился под полным контролем аристократических семей). Предлагалось также, чтобы члены Совета сорока обладали правом вето в отношении новых кандидатур (ранее такого права у них не было).
Предложение было отклонено. Однако уже через два дня была выдвинута новая инициатива, и на этот раз она была одобрена. Теперь кандидат автоматически утверждался в случае, если в Большом совете в свое время заседали его отец или дед. В остальных же случаях было необходимо утверждение кандидатуры советниками дожа. А 17 октября была принята еще одна поправка — теперь кандидат в Большой совет должен был быть утвержден Советом сорока, советниками дожа и самим дожем.
Эти дебаты и поправки 1286 года проложили путь для нового регламента, введение которого в истории Венеции известно как «Закрытие» (La Serrata). В феврале 1297-го было принято решение о том, что если вы были членом Большого совета в предыдущие четыре года, то ваша кандидатура автоматически выдвигалась снова и автоматически одобрялась. Новые же кандидатуры должен был одобрять Совет сорока, однако для этого было достаточно лишь двенадцати голосов. А после 11 сентября 1298 года для действующих членов совета и членов их семей одобрение уже не требовалось. Так Большой совет был фактически закрыт для кандидатов извне, а участие в нем стало по сути дела привилегией наследственной аристократии. Это положение в 1315 году зафиксировала «Золотая книга» (Libro d’Oro) — официальный реестр венецианской знати.
Граждане Венеции, оказавшиеся за пределами этого узкого круга нарождающейся правящей элиты, не хотели поступиться своими правами просто так, без борьбы. В 1297–1315 годах в Венеции сохранялось постоянное политическое напряжение. В попытках найти компромисс с самыми ярыми противниками нововведений аристократы увеличили численность Большого совета с 450 до 1500 человек. Но расширение совета сопровождалось и расширением репрессий. В 1310 года в городе была учреждена полиция, и гайки стали закручиваться все туже, чтобы обеспечить консолидацию нового политического порядка.
После политического «закрытия» Большой совет решил произвести и экономическое. Наряду с переходом к экстрактивным политическим институтам начался переход к экстрактивным экономическим институтам. Самым важным было запрещение комменды — то есть одной из самых значительных институциональных инноваций, которые и сделали Венецию богатой. Это не должно нас удивлять. Комменда была выгодна для новых игроков на рынке, и сложившаяся купеческая элита пыталась им помешать. Это был еще один шаг в сторону более экстрактивных экономических институтов. Следующий шаг был сделан в 1314 году, когда республика принялась национализировать торговлю. Была организована система принадлежащих государству торговых галер, и начиная с 1324 года граждан, желавших заняться коммерцией, стали облагать высокими налогами. Международная торговля окончательно сосредоточилась в руках старых семей. Это было началом конца Венеции как процветающего государства. После того как все основные направления бизнеса оказались монополизированы узкой прослойкой элиты, падение только ускорялось. Венеция могла бы стать первым в мире инклюзивным обществом, однако не смогла этого сделать в результате политических интриг. Политические и экономические институты становились все более экстрактивными, и скоро Венеция столкнулась со снижением торгового оборота. К началу XVI века ее население сократилось до ста тысяч человек. В период 1650–1800 годов, когда население Европы бурно росло, в Венеции шел обратный процесс.
В наши дни единственная отрасль экономики, существующая в Венеции (если не считать незначительные объемы рыболовства), — это туризм. Венецианцы, которые когда-то открывали новые торговые пути и развивали передовые экономические институты, сегодня пекут пиццу, делают мороженое и выдувают поделки из разноцветного стекла на потребу ордам иностранных туристов. Иностранцы приезжают посмотреть на диковины эпохи, которой положила конец La Serrata, — на Дворец дожей и на коней собора Св. Марка, отнятых у Константинополя в те времена, когда Венецианская республика правила Средиземноморьем. Венеция превратилась из лидера экономики в музей.
В этой главе мы поговорим об историческом развитии институтов в различных частях мира и объясним, почему они развивались по-разному. В главе 4 мы видели, каким образом траектория развития институтов Западной Европы начала расходиться с траекторией развития институтов Восточной Европы, как английские институты начали все сильнее отличаться от институтов остальных стран Западной Европы. Это расхождение было следствием небольших вначале институциональных различий, возникавших в основном в результате появления точек перелома на пути институционального развития. Довольно заманчиво думать, что эти институциональные различия представляют собой верхушку огромного исторического айсберга, при этом глубоко на его подводной части находятся английские и европейские институты, неумолимо дрейфующие в сторону от институтов других частей света под влиянием событий, произошедших много тысяч лет назад. Так сказать, остальное — история.
Однако на самом деле это не так, и минимум по двум причинам. Прежде всего, движение в сторону инклюзивных институтов, как показывает пример Венеции, может оказаться обратимым. Венеция стала процветать, однако в результате определенных преобразований в ее политических и экономических институтах процветание обернулось упадком. В наши дни Венеция богата лишь потому, что люди, зарабатывающие деньги где-то совсем в других местах, предпочитают тратить их в Венеции, наслаждаясь картинами ее былой славы. Тот факт, что развитие инклюзивных институтов может повернуть вспять, наглядно демонстрирует отсутствие какого-либо простого, кумулятивного процесса институциональных улучшений.
Кроме того, небольшие институциональные различия, играющие важнейшую роль в точках переломов, являются по своей природе крайне мимолетными. В силу своей неустойчивости они могут оказаться обратимыми, направить вектор движения вспять, затем вновь в первоначальную сторону — и вновь повернуть его назад. Далее в этой главе мы увидим, что, вопреки всем гипотезам о влиянии географии или культуры, Англия, сделавшая в XVII веке решающий шаг в сторону инклюзивных институтов, была в течение тысячелетий своего рода тихой заводью. Причем речь идет не только о тех далеких временах, когда на Ближнем Востоке совершалась неолитическая революция, но и о раннем Средневековье после падения Западной Римской империи. Британские острова были далекой пограничной окраиной империи и, разумеется, играли в ее жизни значительно меньшую роль, чем римские провинции в континентальной Западной Европе, Северной Африке, на Балканах, в Малой Азии или на Ближнем Востоке. После падения Западной Римской империи в V веке уровень жизни в Британии также очень сильно понизился. Однако политические революции, которые в конце концов привели к промышленной революции, произошли не в Италии, не в Турции и не в континентальной Европе, а именно на Британских островах.
Тем не менее понимание римского наследия критически важно для анализа исторического пути, который привел к промышленной революции в Англии и странах, которые вскоре последовали за ней, причем по нескольким причинам. Прежде всего Рим, как позднее и Венеция, достаточно рано разработал и провел в жизнь основные институциональные инновации. Так же как и в Венеции, изначальный экономический успех Рима был основан на инклюзивных институтах — как минимум по стандартам того времени. Как и в Венеции, эти институты стали со временем более экстрактивными, причем этот поворот был также совершен вполне сознательно. В случае Рима водоразделом стал переход от республики (510–49 гг. до н. э.) к империи (49 г. до н. э. — 476 г. н. э.). Несмотря на то, что в течение республиканского периода Рим смог выстроить впечатляющую мировую державу, несмотря на цветущую международную торговлю и отличную систему дорог, построенных римлянами на всех завоеванных территориях, значительная часть римской экономики была экстрактивной. Переход от республики к империи лишь повысил степень экстрактивности, что со временем привело к смутам, нестабильности, а в конце концов — к крушению государства, что мы уже наблюдали на примере городов-государств майя.
Но теперь мы увидим и еще одну, значительно более важную вещь. Институциональное развитие средневековой Западной Европы, хотя и не было прямым продолжением истории развития Рима, стало тем не менее следствием точек перелома, возникших в регионе вследствие падения Западной Римской империи. Эти точки перелома практически не имели аналогов в других частях мира, таких как Африка, Азия или Америка. При этом мы покажем на примере Эфиопии, что, когда аналогичные точки перелома возникали в других местах, институциональные реакции на них были практически такими же. Падение Рима привело к установлению феодализма, и побочными продуктами этого процесса стали постепенное упразднение рабства и появление вольных городов, находившихся вне сферы влияния монархов или аристократии. В ходе этого процесса также возник набор институтов, в которых феодалы имели меньшую политическую власть. Феодальная система пережила хаос, возникший в годы «черной смерти», а затем и дальнейшее укрепление независимых городов и крестьянства за счет монархов, аристократов и крупных землевладельцев. Именно в рамках европейской феодальной системы начали реализовываться возможности, созданные атлантической торговлей. Многие части мира не прошли через подобные точки перелома и вследствие этого начали дрейфовать по иному пути развития.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.