Глава 49 Любовь и себялюбие

Глава 49

Любовь и себялюбие

В начале ноября 1595 г. Роуленд Уайт, служивший при дворе, написал своему хозяину сэру Роберту Сидни, сыну покойной Мэри Сидни: «Милорд Эссекс, как я уже имел честь писать вам, бесконечно огорчен напечатанной книгой, которую показала ему королева… и не покидает своих покоев». Книга, которую контрабандой ввезли в Англию из Антверпена, называлась «О престолонаследии в Англии» и посвящалась Эссексу. Предисловие было подписано псевдонимом «Р. Доулмен… из собственного дома в Амстердаме», но вскоре стало известно, что ее автором является Роберт Персонс, глава английских иезуитов.[1129]

В сочинении рассматривались права четырнадцати потенциальных наследников английского престола. Доулмен хитроумно прикинулся беспристрастным комментатором и провозгласил, что при выборе наследника Елизаветы «важнее всего должны быть Бог и религия».[1130] Поэтому он отказывал Тюдорам в правах на английскую корону; на том же основании отвергались все их родственники, в том числе король Яков Шотландский и его кузина Арабелла Стюарт. Идеальной наследницей Елизаветы провозглашалась дочь Филиппа II, инфанта Изабелла Клара Евгения,[1131] которая могла доказать свою связь с Англией по отцовской линии, восходящей к Эдуарду III. Автор книги утверждал: Изабелла, сочетающая в себе редкие качества «красоты, мудрости и набожности», к тому же родом из богатой страны, едва ли будет «грабить и душить налогами» своих английских подданных больше, чем король Шотландии.[1132] Кроме того, Доулмен рассматривал преимущества, которые получит страна, если позже на инфанте женится Томас Сеймур, младший сын леди Кэтрин Грей. В таком случае оба супруга подходят друг другу с точки зрения религии, они представляют прекрасную партию «для создания мира и союза с противной стороной».

То была не первая опубликованная за границей книга на тему английского престолонаследия, но правительство Елизаветы и Яков VI отнеслись к ней серьезнее, чем к остальным. Английские власти подробно допрашивали арестованных священников о сочинении Доулмена; всех, у кого его находили, подозревали в государственной измене.[1133] После выхода книги «О престолонаследии в Англии» Елизавета в очередной раз вспомнила о своей враждебности по отношению к Сеймурам. В июле 1595 г. она приказала, чтобы книгу, в которой излагались подробности судебного процесса по делу о «ложном браке» Кэтрин Грей и графа Гертфорда, зарегистрировали в Тауэре, и запретила забирать ее оттуда без своего разрешения. Еще через несколько месяцев она приказала посадить Гертфорда за решетку. Его преступление заключалось в том, что он пытался доказать, что его сын родился в законном браке.[1134]

Книга «О престолонаследии в Англии» затрагивала тему, которую Елизавета запретила обсуждать. Акт 1571 г. о государственной измене предусматривал суровое наказание за публикацию любых притязаний на престолонаследие, кроме тех, что «установлены и одобрены» парламентом.[1135] Любого, кто публично подвергал это сомнению, сажали в Тауэр. Однако крамольное сочинение было посвящено Роберту Деверо, графу Эссексу, потому что, как утверждалось в посвящении, «в нашей стране нет ныне более высокорожденного и выдающегося человека, чем вы». Посвящение графу носило намеренно хулиганский характер, ибо при английском дворе он считался врагом Испании номер один. В то же время автор поступил очень расчетливо: у Эссекса было много приверженцев среди католиков, и, как утверждалось в книге, «никто, кроме него, не играет более важную роль и не имеет большего веса при рассмотрении столь важного дела».

Когда Елизавете показали книгу, она вызвала к себе Эссекса. После, как говорили, он выглядел «бледным и усталым, так как его сильно огорчила подлая выходка, направленная против него».[1136] В мае он уже навлек на себя неудовольствие королевы, когда стало известно, что мистрис Саутуэлл родила от него сына.[1137] Но, сделав Эссексу выговор за то, что крамольное сочинение посвящено ему, королева вскоре поверила ему на слово, что он ничего не знал.

* * *

Ежегодная годовщина восшествия Елизаветы на престол, которую праздновали во дворце Уайтхолл, считалась одним из главных событий придворного календаря и знаменовала возвращение двора в Лондон после летних переездов. Незадолго до 17 ноября по всему Лондону звонили в колокола и из городских ворот выехали верховые. Королева торжественно прибыла в столицу перед началом турнира. Если в начале 70-х гг. такие турниры были неофициальными рыцарскими поединками, на которых придворные состязались в честь королевы, позже устроили особое ристалище, где молодые дворяне и аристократы получали возможность засвидетельствовать Елизавете свое почтение. В 1595 г., после того как вышел в отставку сэр Генри Ли, организатор и главный устроитель турнира, заботу о подготовке взял на себя Эссекс, надеясь вернуть благосклонность Елизаветы.

Участники начинали готовиться за несколько месяцев до турнира: тщательно продумывали образ, шили ливреи для слуг и оруженосцев соответствующих цветов, готовили девизы для щитов, декорации и костюмы. Появление на турнире было дорогим удовольствием. Почести зарабатывались не только силой и ловкостью, но и с помощью живописных, изобретательных зрелищ. Молодые рыцари заказывали дорогие доспехи и роскошные костюмы; готовились расписные щиты, украшенные лаконичными девизами, как правило прославлявшими королеву-девственницу. Ожидалось, что перед поединками участники будут произносить остроумные, романтические речи во славу королевы.

Придворные и простолюдины обычно с равным нетерпением ждали турнира, лондонцы толпами стекались к месту его проведения, сжимая в кулаках плату за вход. Все радовались зрелищу и возможности отдохнуть.

Арена, располагавшаяся рядом с тем местом, где в наши дни проводятся парады королевской конной гвардии, вмещала свыше 10 тысяч зрителей. На одном конце ее соорудили крытую галерею, или «длинную комнату», где сидела Елизавета со своими дамами. Рядом с ристалищем сооружали подмостки и трибуны, откуда заплатившие за вход зрители наблюдали за поединками.

После того как закончились дневные поединки и подали ужин, Эссекс объявил, что приготовил для Елизаветы представление под названием «Эрофилус» («Любовь»). Оруженосец графа, представляющий Эссекса, обратился к королеве и призвал ее обратить внимание на то, как его хозяина «донимают три назойливых помощника» Филаутии (Себялюбия): Отшельник, Солдат и Сановник. Каждый побуждает Эрофилуса (Эссекса) забыть о любви к своей госпоже и вместо того следовать по пути либо учености (как Отшельник), либо воинской славы (Солдат), либо политической власти (Сановник). Однако оруженосец Эссекса прогнал подручных Себялюбия, развеяв их чары, и заговорил о вечной преданности королеве, которую испытывает его хозяин.

Как Эссекс ни старался, Елизавете представление совсем не понравилось; не такого выражения верности и прославления она ожидала в годовщину своего восшествия на престол. Хотя внешне речь шла как будто о любви и преданности ей, Елизавета решила, что в представлении слишком превозносится сам Эссекс, и жаловалась: «Знай она, что здесь будет столько пустых речей, то не пришла бы сюда вечером, а легла бы спать».[1138]

Попытка графа восстановить свое положение при дворе и вернуть благосклонность королевы не увенчалась успехом; вместо того чтобы позволить ему праздновать Рождество рядом с собой, Елизавета отправила Эссекса на север. Заболел Генри Гастингс, граф Хантингдон и представитель Тайного совета на севере с 1572 г., и требовалось поддерживать порядок, «пока не найдется достойный доверия наместник, если Господь призовет теперешнего к Себе». Отправив на север Эссекса, Елизавета надеялась, что королевская власть там сохранится, хотя это означало, что на праздниках графа при дворе не будет. Хотя королева не радовалась такому решению, в нем имелось рациональное зерно.

Поскольку здоровье графа Хантингдона продолжало ухудшаться, Елизавета приказала, чтобы его жене, Кэтрин, графине Хантингдон, ничего не сообщали. Королева не хотела, чтобы та волновалась без нужды. Кэтрин подолгу жила в имении в Эшби-де-ла-Зуч в Лестершире, однако регулярно наведывалась и ко двору. В начале 90-х гг. леди Кэтрин почти без перерыва служила Елизавете и достаточно реабилитировалась для того, чтобы ее муж благодарил королеву за «милосердие к его жене, которое я никоим образом не заслужил».[1139] Леди Кэтрин так приблизилась к королеве, что в сентябре Роуленд Уайт, доверенный Роберта Сидни при дворе, писал своему хозяину: «Прошу вас писать миледи Хантингдон при каждой возможности, ибо ваших писем ждут; ищите ее благосклонности, чтобы получить разрешение вернуться и увидеться с ней, что значительно ускорит дело, ибо королева желает утешить ее любыми способами».[1140]

Когда 14 декабря 1595 г. прибыл посыльный с известием, что граф Хантингдон умер, двор уехал из Лондона. Елизавета тут же отправилась в столицу, она решила сама обо всем рассказать графине. «Королева вернулась в Уайтхолл столь неожиданно, что все недоумевают… однако она хочет сообщить новость сама», – написал Роуленд Уайт.[1141] Узнав о смерти мужа, Кэтрин обезумела от горя. «Не могу передать вам, с какой страстью она горевала и горюет до сих пор», – сообщал хозяину Уайт. Елизавета так беспокоилась за Кэтрин, что снова вернулась на следующий день, чтобы утешить ее. «Королева всю субботу уединялась с миледи Хантингдон, – писал Уайт, – что ее очень утешило».[1142]

Подавленная потерей, Кэтрин тяжело заболела; все боялись, что смерть ее неминуема. 3 января сообщали, что «миледи Хантингдон по-прежнему вне себя от горя и многие сомневаются в том, выживет ли она. Она так слаба, что никто не смеет подойти к ней и узнать, как она намерена распорядится состоянием и даже что делать с телом покойного милорда».[1143] Не имея собственных детей, графиня очень хотела видеть племянника, сэра Роберта Сидни, который служил в Нидерландах. Королева так беспокоилась за состояние леди Хантингдон, что вызвала сэра Роберта ко двору, чтобы тот утешил ее милую наперсницу. Состояние леди Кэтрин улучшилось, следующие несколько лет она жила в Челси, наносила регулярные визиты ко двору и оставалась близка с Елизаветой до смерти королевы. Кроме того, графиня следила за карьерой племянника, сэра Роберта Сидни; она с радостью заботилась о его детях, пока тот находился за границей, где служил в посольствах. Роберт Сидни был обязан своим взлетом любви обеих теток, графини Хантингдон и леди Анны, графини Уорик, которая также способствовала его продвижению при дворе.

Эссекс вернулся с севера в начале 1596 г. Хотя он по-прежнему считался фаворитом королевы, их медовый месяц явно миновал. Увидев, что Елизавета не сажает его рядом с собой, Эссекс удалился в свои покои и притворился больным, чтобы вернуть расположение королевы. 19 февраля Роуленд Уайт сообщал: «Милорд Эссекс по-прежнему не выходит из своих покоев». Через три дня: «Милорд Эссекс почти весь вчерашний день провел в постели, однако один из его приближенных сообщил мне, что он не беспокоится, так как знает, что его хозяин не болен». Елизавета поверила его игре. «Не проходит ни дня, – писал Уайт сэру Роберту Сидни, – чтобы королева не посылала справиться о нем; и он каждый день видится с ней с глазу на глаз». 25 февраля Уайт писал: «Милорд Эссекс выходит из своей спальни в ночной рубахе и ночном колпаке… Его светлость провел в постели полных 14 дней; ее величество… решила сломить его волю и разбить его сердце… но теперь у них все снова хорошо; несомненно, он станет очень влиятельным человеком в нашей стране».[1144]

На время Эссекс вернул себе благосклонность Елизаветы, а королеву продолжало забавлять его раздражение.

* * *

Отважное нападение на испанский порт Кадис летом 1596 г. стало звездным часом графа Эссекса. Весь предыдущий год он все больше досадовал на королеву: она не принимала в расчет полученные им сведения о том, что Испания готовится к новому вторжению. Однако, после того как испанская военная эскадра напала на западное побережье Корнуолла, а вылазки ирландских мятежников, возглавляемых графом Тайроном, делались все более воинственными, Елизавета приказала привести войска в боевую готовность. В начале апреля, когда флот ожидал приказа к отплытию, испанская армия из Нидерландов вошла в Кале, захватила город и осадила гарнизон. Испания получила точку опоры на другом берегу Ла-Манша. Наконец в июне английский флот отплыл к Кадису, главному порту на побережье Андалусии в 40 милях от Севильи, на который десять лет назад бесстрашно нападал сэр Фрэнсис Дрейк. Через три недели флот обошел мыс, вошел в Бискайский залив и начал уничтожать испанский флот. Эссекс возглавил сухопутную операцию и ворвался в Кадис после эффектного штурма, захватив обширные богатства города. В августе Эссекс вернулся в Англию; когда его корабль бросил якорь в Плимуте, его встречали как героя. Однако, явившись ко двору, он не получил того приема, на который рассчитывал: Елизавета была в ярости. Ей донесли о большой добыче, захваченной в Кадисе; судя по всему, на операции нажились все, кроме нее. После следствия о действиях Эссекса в ходе военной кампании, которое возглавили отец и сын Сесилы, установили, что графа нельзя обвинить в некомпетентности. Тем не менее отношения королевы и Эссекса явно испортились.

Не только Елизавета устроила Эссексу холодный прием после его возвращения из Кадиса. В декабре он получил негодующее письмо от леди Энн Бэкон, матери его близких друзей, Энтони и Фрэнсиса Бэконов. Она упрекала Эссекса в «грехе вожделения» и обвиняла в «совращении жены знатного человека, которая так близка ее величеству». Леди Энн предупреждала графа, что тем самым он навлекает на себя «гнев Господень» и сильно рискует, так как муж соблазненной им женщины может отомстить; «дойдя до отчаяния и разгневавшись, как то бывает часто, он, дабы утолить свою ревность, отомстит за нанесенное ему невыносимое оскорбление».[1145] В ответном письме леди Бэкон Эссекс отвергал все обвинения; он отрицал, что вступал в неподобающие отношения «с дамой, которую вы имеете в виду». Тем не менее его ответ оказался недостаточно убедительным. Он утверждал, что «с самого моего отъезда из Англии в Испанию я не вступал в недозволенные отношения ни с одной живой женщиной», что подразумевало, что он, возможно, волочился за женщинами до своего отплытия в Кадис.[1146]

Женщина, на которую намекала леди Энн Бэкон, была Элизабет Стэнли, внучка Уильяма Сесила, которая, с одобрения королевы, в январе 1595 г. вышла замуж за графа Дерби. Всего через пять месяцев после свадьбы поползли слухи о графе Эссексе и «новоиспеченной графине», хотя слухи эти энергично отрицались самим графом. Враги Эссекса, однако, настаивали, что «он возлежал с миледи Дерби до того, как отплыл [на Азорские острова»].[1147] Граф Дерби готов был простить Эссексу флирт с женой, потому что хотел заручиться помощью Эссекса во время семейной тяжбы из-за денег. Но когда позже Эссекс вернулся из своей экспедиции, слухи о нем и графине возобновились. Вести, как писал Сесил о своем сопернике, «не улучшили отношения к нему» королевы;[1148] интрижка доказывала, что граф «весьма склонен… к откровенному распутству».[1149]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.