Елизаветино время

Елизаветино время

С прекращением мужской линии Романовых и вступлением на российский престол младшей дочери Петра I, казалось бы, нет основания говорить о дальнейшем развитии династических связей императорского дома с правящими фамилиями Германии. Однако в действительности именно в царствование Елизаветы Петровны происходит расширение этих связей. Речь идет прежде всего о сыне герцога Голштинского, племяннике российской императрицы, которого она пригласила в Россию и объявила своим наследником. Более того, по воле той же Елизаветы Петровны невестой и позже супругой будущего русского царя становится немецкая принцесса Софья-Августа-Фредерика, с деятельностью которой связана целая эпоха в истории России.

Но все по порядку.

К утру 25 ноября 1741 года был подготовлен и опубликован манифест о восшествии Елизаветы Петровны на престол. В нем новая императрица извещала верноподданных, что «соизволила восприятъ отеческий престол» по всеподданнейшей и единогласной просьбе всех как духовных, так и светских чинов и особенно лейб-гвардии. Спустя два дня был издан еще один манифест. В нем назывались причины, побудившие дочь Петра I принять бразды правления, а также разъяснялся порядок престолонаследия, определенный завещанием императрицы Екатерины I. В восьмом пункте завещания говорилось, что в случае отсутствия детей у Петра II престол должен перейти к цесаревне Анне Петровне и ее потомству, а затем к цесаревне Елизавете. Здесь же подчеркивалось, что «никто не принадлежащий к православному исповеданию или имеющий другую корону не может быть наследником». Дворцовый переворот Елизаветы Петровны имел одну важную отличительную особенность: русская гвардия осуществляла его, руководствуясь прежде всего патриотическими чувствами, осознанием своего долга перед Отечеством.

Провозглашение Елизаветы Петровны императрицей вызвало в России во всех социальных слоях общества всеобщую радость. Русские люди надеялись, что она будет управлять державой по заветам своего отца-реформатора. Мысль о преемственности наследия преобразователя А. П. Сумароков выразил следующими словами:

О матерь своего народа!

Тебя произвела природа

Дела Петровы окончать!

В проповедях дворцовый переворот 25 ноября изображался как гражданский и религиозный подвиг лично Елизаветы Петровны, а оды М. В. Ломоносова и А. П. Сумарокова пропагандировали концепцию «возрождения России ото сна».

Елизавета Петровна одновременно с обнародованием манифеста отметила наградами и повышениями по службе преданных ей людей — участников дворцового переворота под русским знаменем. Медик Лесток, наиболее способствовавший организации переворота, стал действительным тайным советником, первым придворным медиком и директором Медицинской коллегии, которая подчинялась только императрице. Елизавета Петровна пожаловала ему личный портрет, осыпанный бриллиантами, а также деньги. Другие наиболее активные участники события 25 ноября 1741 года получили государственные должности и генеральские чины. Князь А. М. Черкасский был назначен канцлером, А. П. Бестужев-Рюмин — вице-канцлером, князь В. Долгоруков — президентом Военной коллегии. Хотя Алексей Разумовский не был непосредственным участником переворота, он стал поручиком лейб-гвардии с чином генерал-поручика и одновременно с братьями А. И. и П. И. Шуваловыми и М. И. Воронцовым был пожалован в действительные камергеры. Кроме того, сторонники Елизаветы Петровны были щедро награждены землей и крепостными крестьянами.

Императрицей были специально вознаграждены гвардия и полки Петербурга. Гренадерскую роту Преображенского полка Елизавета Петровна отметила особо: она стала называться лейб-компанией, все унтер-офицеры, капралы и рядовые стали потомственными дворянами, их имена внесли в дворянскую книгу, офицеров приравняли к генеральским чинам. Сама императрица согласилась быть капитаном этой роты. В именном указе, изданном в последний день счастливого для Елизаветы Петровны 1741 года, говорилось: «Понеже во время вступления нашего на всероссийский родительский наш престол полки нашей лейб-гвардии, а особливо гренадерская рота Преображенского полка, нам ревностную свою верность так показали, что мы оною их службою, помогающую нам всемогущему господу богу, желаемый от всего государства нашего успех в восприятии престола безо всяких дальностей и не учиня никакого кровопролития получили; и яко же мы в том благодарны есть господу богу, подателю всех благ, за неизреченную его милость к нам и всему государству нашему, так, имея во всемилостивейшем нашем рассуждении и верную службу вышеописанных, не можем остаться, особливой нашей императорской милости к ним».

30 ноября 1741 года состоялось первое торжество в новое царствование — отмечался орденский праздник Андрея Первозванного. После службы в придворной церкви Елизавета Петровна пожаловала кавалерскую ленту троим генерал-аншефам — Румянцеву, Чернышеву и Левашеву, действительному тайному советнику Бестужеву-Рюмину, а генералу Ушакову, графу Головину и князю Куракину, уже имевшим этот орден, — золотые цепи к нему.

Сенат получил императорские указы о предоставлении свободы пострадавшим в царствование Анны Иоанновны, и многие опальные вернулись из ссылки. Уже 4 декабря 1741 года были, например, восстановлены в прежних чинах князья Василий и Михайло Долгорукие. 8 января 1742 года дети казненного Волынского получили все конфискованное имущество отца. Возвратился из далекой сибирской ссылки и бывший до 1731 года первым лицом при дворе цесаревны Елизаветы Петровны сержант Семеновского полка Алексей Шубин, сын бедного владимирского помещика. Однажды неосторожно высказавшись об императрице Анне Иоанновне, он был схвачен и после наказания кнутом и вырезания языка сослан на Камчатку.

В 1745 году императрица Елизавета Петровна возвратила из сибирской ссылки ту, у которой когда-то сама целовала руку как у своей будущей государыни. Речь идет о бывшей невесте императора Петра II княгине Екатерине Долгорукой. Только один раз в жизни эта гордая и независимая женщина снизошла до просьбы: из березовского заключения она просила Анну Иоанновну, чтобы ей разрешили выйти замуж хотя бы за солдата. Возвращенная княжна вышла замуж за А. Брюса.

Между тем в Петропавловской крепости, где находились арестованные генерал-фельдмаршал граф Миних, министры правительства Анны Иоанновны графы Остерман и Головкин, обер-гофмаршал граф Левенвольд, президент Коммерц-коллегии барон Менгден (брат фрейлины Анны Леопольдовны Юлианы Менгден), действительный статский советник Тимирязев и секретарь Кабинета министров Яковлев, работала особая комиссия во главе с генерал-прокурором князем Никитой Трубецким для выявления вины каждого.

По определению Сената их приговорили к смертной казни. «17 января утром по всем петербургским улицам, — пишет С. М. Соловьев, — раздавался барабанный бой: народу объявили, что на следующий день в 10 часов утра будет совершена публичная казнь над врагами императрицы и нарушителями государственного порядка. 18 числа с раннего утра толпа уже начала собираться на Васильевском острове, на площади перед зданием коллегий».

После того как часы пробили десять, на Сенатской площади, где стояло шесть тысяч гвардии и множество народа, появились осужденные. Впереди всех на простых санях везли больного ногами Остермана. За ним шли Миних, Головкин, Менгден, Левенвольд и Тимирязев.

Четыре солдата подняли Остермана и внесли на эшафот, посадив его там на стул. Сенатский секретарь зачитал приговор бывшему адмиралу, в котором тот обвинялся в сокрытии духовного завещания Екатерины I, в составлении проектов против Елизаветы и в пользу принцессы Анны Леопольдовны, а также в других государственных преступлениях. Свое несчастье Остерман перенес с твердостью, его лицо, обросшее бородой, было спокойно. Он слушал обвинения с непокрытой головой.

Наконец секретарь, зачитав пять листов приговора, объявил решение Сената: виновного колесовать. На эшафоте лежали две плахи и топор. Солдаты, сняв графа с носилок, положили его голову на плаху, лицом вниз. Палач расстегнул осужденному воротник рубашки и обнажил шею. В этот момент секретарь Сената подошел к Остерману и зачитал другую бумагу: «Бог и государыня даруют тебе жизнь». Императрица заменила ему казнь на вечное заточение в Березов. После этого гвардейцы вновь подняли больного графа и снесли вниз, посадив в сани. Сохраняя спокойствие, осужденный Остерман попросил свои парик и колпак и надел их.

Фельдмаршал Миних, одетый в серое платье, поверх которого был красный плащ, спокойно взошел на место, где объявляли приговор. Решение Сената четвертовать бывшего президента Военной коллегии Елизавета Петровна заменила вечной ссылкой. И Миних слушал секретаря с полным хладнокровием. Приговоренные к отсечению головы графы Левенвольд, Головкин, барон Менгден также были помилованы императрицей с заменой казни ссылкой. Уже на следующий день осужденные были отправлены в Сибирь. Супруги Остермана, Миниха и Головкина последовали за своими мужьями.

Свою долгожданную победу Елизавета Петровна отметила торжественной коронацией в Москве.

По решению Сената ее подготовкой руководили граф Семен Салтыков и архиепископ Новгородский Амвросий Юшкевич. В связи с предстоявшей торжественной коронацией в Первопрестольной одно из распоряжений императрицы относилось к кавалергардам. В ее указе от 31 декабря 1741 года говорилось: «Божиею Милостию Мы Елисавета Первая, Императрица и Самодержица Всероссийская, и прочая, и прочая… А гренадерскую роту Преображенского полка жалуем: определяем ей имя — Лейб-Компания, в которой капитанское место Мы, Наше Императорское Величество, соизволяем сами содержать и оною командовать, а в каком числе, каких чинов оная Наша Лейб-Компания состоять имеет, и, какие ранги обер- и унтер-офицерам и рядовым Мы Всемилостивейше пожаловали, то следует при сем…» Когда лейб-компания впервые явилась на парад в новой форме, то она оказалась не чем иным, как восстановлением формы, учрежденной императором Петром I для обер- и унтер-офицеров гвардии. Лейб-компания утверждалась как придворная стража.

В состав лейб-компании вместе с А. Г. Разумовским, М. Л. Воронцовым и двумя братьями Шуваловыми (Александром и Петром) вошли 381 человек. Сама лейб-компания состояла из двух групп, а именно: 1) бывших «при благополучном восшествии Ея Императорского Величества на всероссийский Императорский, наследний престол» и 2) не бывших при этом событии. Разумеется, «бытность» имела исключительное значение для 68 кавалергардов и особенно была замета при наложении на них уголовных наказаний и при увольнении в отставку.

Из Санкт-Петербурга Елизавета Петровна со своим двором выехали 23 февраля 1742 года и 26 февраля остановилась в селе Всехсвятском, в семи верстах от Москвы.

28 февраля 1742 года жители Москвы услышали девять пушечных выстрелов, сопровождаемых колокольным звоном. Это был сигнал о том, что приближается церемониальный поезд императрицы. У Тверских триумфальных ворот Елизавету Петровну встретили и поздравили с благополучным прибытием московский вице-губернатор, руководители комиссий, другие официальные лица. От Тверских ворот до Успенского собора шпалерами стояли войска, улицы в центре города были запружены народом.

Впереди торжественного шествия ехали в два ряда двадцать четыре гренадера. За ними следовали кареты знатных персон, далее верхом тридцать дворян также по два в ряд. Знаменитую лейб-гвардию возглавлял поручик Александр Шувалов. За гвардией ехал верхом А. П. Сумароков, как раз перед императорской каретой, которую сопровождали князь Куракин и поручик Воронцов. С обеих сторон кареты шли гайдуки, а сзади ехали верхом камер-пажи. За каретой Елизаветы Петровны двигалась карета ее племянника герцога Шлезвиг-Голштииского. Затем вновь шла лейб-гвардия во главе с Петром Шуваловым, за ней — придворные дамы. Поезд императрицы замыкали «разных персон дорожные сани».

В Кремле, близ Успенского собора, императрицу встретило высшее духовенство. Елизавета Петровна вышла из кареты и в окружении хоругвей и икон направилась в Успенский собор.

В момент вступления ее в храм снова раздались пушечные выстрелы из 85 орудий. Стоявшие вокруг войска одновременно палили беглым огнем. После приветствия Амвросия и молебна Елизавета Петровна посетила Архангельский и Благовещенский соборы. Вечером того же дня был придворный бал.

Коронация Елизаветы Петровны состоялась 25 апреля 1742 года; она проходила очень торжественно, под руководством особо назначенных обер-маршала и обер-церемониймейстера. В Успенском соборе обряд коронования совершал архиепископ Новгородский Амвросий Юшкевич. Новизна коронации Петра I заключалась в том, что корону надевал не высший духовник, а сама императрица. Кроме того, к царским регалиям добавились государственное знамя, печать и меч. После коронации двор императрицы оставался в Москве до конца года. Елизавета Петровна любила Москву; впоследствии она нередко подолгу жила здесь со своим двором, и тогда первопрестольная оживала, как и в прежние времена.