9 4-й конный отряд

9

4-й конный отряд

С прибытием новых частей Донской армии дух усть-медведицких повстанцев сильно поднялся. Опять появился порыв, и 6 июля вся Усть-Медведицкая конница, сведенная в одну дивизию, получив наименование 4-го Конного отряда войскового старшины Голубинцева, перешла в стремительное наступление и в тот же день, опрокинув красных, заняла станицу Кепинскую, затем, тесня противника, станицу Глазуновскую и после упорного боя станицы Арчадинскую и Скурышенскую, отбросив красных к Михайловке.

Через несколько дней, в средине июля, началось общее наступление генерала Фицхелаурова. 4-й Конный отряд, действуя на левом фланге группы, атаковал станцию Кумылга; 1-й пеший отряд войск ст. Старикова и 3-й ес. Сутулова наступали на Михайловку, а 1-й Конный отряд повел наступление на станцию Арчеда. Красные были сбиты на всем фронте и начали быстрое отступление. По занятии Кумылги для преследования мною был послан 13-й Конный полк есаула Лащенова. Полк в тот же день, сделав около 60 верст, нагнал противника у хутора Секачи и нанес ему сильный удар, захватив пленных и много оружия.

Продолжая наступление вверх по Медведице, Усть-Медведицкий конный отряд последовательно занимает станицы Раздорскую, Березовскую, Малодельскую и по пути следования производит мобилизацию и формирование новых частей. В этот период были сформированы 17-й, 18-й и 19-й Конные полки из казаков станиц, лежащих по реке Медведице.

Во второй половине июля наш отряд занял слободу Даниловку, где задержался несколько дней, так как дальнейшее наступление было замедленно ввиду упорного сопротивления красных, занимавших слободу Ореховку.

Во время нашего пребывания в Даниловке станица Островская сбросила советскую власть, выбрала атамана и объявила мобилизацию. Для поддержки станицы я отправил туда две конных сотни с задачей занять переправу против слободы Ореховки, находившейся еще в руках красных. Одновременно ударом от Даниловки и от Островской большевики были выбиты из Ореховки.

Красные отошли к северу, за границу Дона, в село Лоуховку. Конный отряд перешел в станицу Островскую и занял хутора к северу и северо-востоку от станицы до границы Саратовской губернии.

Таким образом, противник в этом районе был выброшен за пределы Донской земли.

Во время пребывания штаба отряда в Даниловке в полках отряда производились выборы депутатов на Войсковой Круг. Как-то просматривая газеты и литературу, присланные из Новочеркасска для рассылки в части отряда, я обратил внимание на воззвания и прокламации, подписанные генералом Сидориным и другими всем известными лицами, недвусмысленно направленные против донского атамана генерала Краснова и самым открытым образом старались подорвать тот громадный авторитет и доверие, которым пользовался среди казаков этот великий атаман.

Возмущенный такой демагогической и опасной агитацией, вдвойне преступной в такое тяжелое время, когда на фронте рекой лилась казачья кровь, я приказал уничтожить эту грязную макулатуру и послал в штаб войска рапорт с просьбой не рассылать по войскам такой опасной дряни. Эта антипатриотическая агитация получила на Дону название: «Кампании пароходного атамана».

В августе, когда части Донской армии подошли к границе Саратовской губернии, приказано было продолжать наступление. Тяжелое впечатление произвело полученное одновременно известие, что полки 1-го Конного отряда полковника Татаркина замитинговали и отказались переходить границы Дона. Усть-Медведицкие полки беспрекословно исполнили приказ и вторглись в пределы Саратовской губернии. Но, ввиду того что на соседних участках части еще митинговали, наши казаки особенного рвения не проявляли и, хотя никаких инцидентов или неисполнения приказаний не было, но чувствовалось, что пример казаков Татаркина оказывал известное влияние на психологию казаков и вселял сомнения в необходимости выносить войну за пределы области.

В конце августа и в сентябре части нашего района — Северо-Западного фронта — вели частые бои с красными с переменным успехом. Наступали и отступали, но без решительных результатов. Главным противником в этот период был Миронов с частью своих казаков и, главным образом, с мобилизованными крестьянами донских слобод и с приданными к ним группами матросов.

Одно из наших наступлений было особенно удачно: мы вышли далеко за пределы области и вошли в Саратовскую губернию на фронте: Красный Яр, Рудня, Матышево. Красные были отброшены за реку Терсу. Железнодорожное полотно на участке Матышево — Красный Яр во многих местах было взорвано, что значительно затрудняло действия красных бронепоездов. Обстановка, казалось, нам благоприятствовала, но неожиданное появление неприятельских броневых автомобилей не только остановило наше наступление, но и навело большую панику на наши части, особенно на пехоту, и мы принуждены были отойти к границам области. Положение было, впрочем, к вечеру восстановлено, так как наши потери были только морального характера и разрозненные во время боя части к вечеру быстро собрались со свойственной казакам способностью быстро ориентироваться и находить свои части. Образовался новый фронт по северной границе области.

В этот период следует еще отметить два набега 4-го Конного отряда в тыл противника. Обстановка была такова: Миронов с красными занимал слободу Ореховку. Наши пешие части позицию к северо-западу и северу от Даниловки — против Миронова. 4-й Конный отряд — район хуторов Гончаров — Секачи — Булгурин.

Находившиеся левее Усть-Медведицкого района хоперцы под натиском противника отходили.

Сосредоточившись в хуторе Булгурине, Усть-Медведицкая конная дивизия сделала налет на тылы красных, наступавших на хоперцев. Неожиданным ударом села по реке Терсе Матышево, Сосновка, Судачье были заняты нами. Усть-Медведицкие полки уничтожили много тыловых учреждений и штабов, разгромили несколько учебных и резервных частей, военных мастерских, захватили обозы, около десятка походных кухонь, два денежных ящика с большой суммой денег, пойман был комиссар, заведующий продовольствием района. Наша прогулка по тылам произвела большую панику у красных, чем воспользовались находившиеся в отступлении части Хоперского округа и перешли в контрнаступление, захватив пленных, трофеи, и вновь восстановили прежнее положение.

Не могу игнорировать один инцидент, характерный для того времени. Конный отряд, сосредоточенный в хуторе Булгурине, перед выступлением в набег ожидал донесений от высланных разъездов. Тем временем приказано было накормить лошадей, для чего купить овес у населения, выдав установленные Донским правительством квитанции.

Комендант штаба дивизии доложил начальнику штаба, что в доме, где фуражиры хотели купить овса для штаба, сидит член Войскового Круга, который не разрешает брать фураж. Начальник штаба спрашивает меня, как поступить.

— Кто член Круга?

— Какой-то урядник.

— Попросите члена Круга ко мне, — приказываю одному из адъютантов штаба. Минуть через десять возвращается адъютант и смущенно докладывает, что член Круга говорит: «Няхай начальник дивизии сам придёть!»

Взбешенный такой наглостью, приказываю: «Привести за уши!»

Два конвойца приводят одного из «хозяев» Дона.

— Ты что же, мерзавец, вместо того чтобы содействовать войскам всеми силами, как велит долг казака и члена Круга, когда войска находятся в борьбе и казаки льют кровь как воду, а ты восстанавливаешь население против армии, подстрекаешь к неповиновению, вставляешь нам палки в колеса? Помогаешь большевикам! Ты не член Круга, а изменник и большевик!

На телеграфный столб каналью! — приказываю.

Два казака подхватили растерявшегося и побледневшего депутата.

— Помилуйте, Ваше Высокоблагородие! — падая на колени, взмолился член Круга, — виноват, сказал не подумавши, сознаю свою вину, мы люди темные и т. п.

Помиловал… Член Круга бесконечно счастлив и ревностно нам помогает.

Может быть, я реагировал на наглость немного резко и строго, но во время войны, особенно Гражданской, малейшее попустительство и колебание власти ведет к потере авторитета и разложению.

Вообще следует отметить, что некоторые члены Круга, развращенные поблажками и тыловой лестью, упоенные властью, убежденные в своей безнаказанности, признающие только свои права и преимущества, но не желающие знать обязанностей, вели себя самым непристойным образом, вступали в пререкания с войсковыми начальниками, отдавали административные распоряжения, вмешивались в жизнь воинских частей и т. п. По глупости ли они это делали или это был еще отзвук революционной распущенности и угара, но часто их бестактные выступления принимали такой характер, что заставляли призывать их к порядку и применять к ним самые суровые меры внушения и укрощения. Что в тылу сходило безнаказанно, то на фронте было недопустимо.

Отмечу еще один характерный, такого же порядка, случай.

В сентябре 1919 года мой отряд оборонял большой участок на среднем Дону, от Перекопской до Трех-Островянской станицы. В нашем районе, на участок 30-го Конного полка, постоянно вертелся член Круга X., произведенный из нижних чинов в сотники. Такого порядка производства практиковались Кругом. Пользуясь званием члена Круга, он постоянно, болтаясь между частями отряда, вмешивался в распоряжения младших начальников, лазил по позициям, распоряжался, доносил по начальству одновременно со мною о всех наших успехах, хотя на глаза мне никогда не попадался; случалось, что и бил казаков и даже однажды, по своей инициативе, в районе станицы Ц.-Григорьевской завел переговоры с красными, занимавшими позицию по левому берегу Дона, считая себя, очевидно, как «жена Цезаря, вне подозрений».

Молодой командир 30-го Конного полка есаул Долгов не знал, как отделаться от этого неугомонного депутата и, возмущенный явно пораженческого характера переговорами с красными, донес мне рапортом и спрашивал, как поступить с «дипломатом»?

Моя резолюция на рапорте была кратка: «выпороть». Средство помогло. Член Круга исчез и, по-видимому, понял, что средство, предложенное мною в данном случае, было и своевременно, и рационально, ибо через две недели, когда я был тяжело ранен, то в числе многочисленных полученных мною телеграмм от начальников и сослуживцев была телеграмма и от члена Круга сотника X.

Были и еще подобные случаи, когда, вероятно, избыток энергии, жажда административной деятельности и желание так или иначе проявить себя, толкали наших «законодателей» на необдуманные и неудачные проявления инициативы в районе фронта. Все эти выходки можно объяснить лишь следствием извращенного понятия о своей «неприкосновенности», безнаказанности и преувеличенного мнения о своей непогрешимости. Но, как показал опыт, решительные меры быстро приводили в чувство опьяневших от власти «законодателей» и ставили их на свое место.

* * *

Через два дня после набега на Матышево я сделал второй налет на Лопуховку, в тыл группе красных Миронова, занимавшей слободу Ореховку.

Из хутора Булгурина Усть-Медведицкая дивизия выступила напрямик, по степи, без дорог, на Лопуховку и в 14 часов, открыв артиллерийский огонь по селу, внезапно с двух сторон атаковала Лопуховку. После краткого сопротивления село было занято, защитники частью взяты в плен, частью разогнаны; телефонные провода с Ореховкой были предварительно нашими разъездами перехвачены, изолированы и включены в наши аппараты, что лишило гарнизон Лопуховки возможности сообщить своевременно Миронову о нападении.

Лопуховка была переполнена тыловыми командами, обозами с продовольствием, патронами и оружием. Здесь была захвачена большая добыча: 120 пулеметов в разобранном виде, в ящиках, совершенно новых, очевидно только что присланных из центральной России, масса патронов и артиллерийских снарядов, сотни винтовок, телефонное имущество и несколько походных кухонь. Вывоз захваченного военного материала продолжался больше двух часов. Тем временем 14-й Конный полк занял село, что в 10 верстах к северу от Лопуховки, где также было взято несколько двуколок и повозок с военным имуществом.

В Ореховке поднялась тревога. На запросы Миронова по телефону о причине артиллерийской стрельбы наши телефонисты отвечали, что производится учебная стрельба; но орудийная стрельба встревожила Миронова, и он выступил из Ореховки на поддержку, открыв по нашим частям сильный орудийный огонь; наша батарея очень удачно отвечала. Артиллерийский бой продолжался, пока не закончена была отправка трофеев в хутор Булгурин. К вечеру дивизия без потерь возвратилась в Булгурин. К сожалению, наши пешие части, занимавшие позицию против Ореховки, не воспользовались, по примеру хоперцев, нашим набегом в тыл противника и никакой активности не проявили.

Во второй половине сентября Усть-Медведицкая дивизия была переброшена на Камышенское направление.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.