"Крестоносец" мира
"Крестоносец" мира
Анатолий Голицын как-то заявил: "В одном из подразделений национальной обороны Франции работает шпион. Он, в частности, передал КГБ один очень важный документ НАТО. Этот агент имеет доступ к самым секретным досье. Благодаря ему вопросы обороны Франции и других западных государств не представляют больше никакого секрета для Москвы".
Отобрав около сотни подозреваемых – слишком много, чтобы быть уверенным в успехе, – французская контрразведка решила проверить искренность перебежчика, предложив ему 30 секретных досье НАТО, среди кoтopыx было несколько фальшивых. Голицын не совершил ни одной ошибки. Все отобранные им досье, которые он якобы уже держал в своих руках в Москве, оказались подлинными.
С этого момента УОТ перешло ко второму этапу поисков. Предстояло уточнить продвижение документа НАТО, переданного в Москву через одну из служб национальной обороны Франции. Достаточно было выяснить, кто из работников знал о его существовании, прежде чем он попал в руки КГБ. Преступник, несомненно, находился среди них. После многих месяцев поиска в списке подозреваемых осталось 14 фамилий. Это тоже было слишком много. А время торопило. Речь шла о безопасности всего западного мира.
Следующий этап отбора позволил оставить уже пять человек: четверых военных и одного гражданского. Были самым тщательным образом изучены биографии этих людей, их связи, наклонности (даже самые интимные) – все безрезультатно. По той или иной причине любой из них мог быть потенциальным преступником. Кого выбрать? Как решиться? Допросить по очереди каждого? Слишком рискованно. Настоящий "крот", заподозрив неладное, сразу бы забился в нору, и расследование потерпело бы неудачу. Кроме того, допрос подозреваемых лиц (каждое из которых занимало высокие посты и имело влиятельных друзей) мог бы иметь серьезный резонанс в политических кругах. Ситуация – хуже не придумать.
Оставалось только наблюдать за ними в надежде, что предатель совершит какую-нибудь ошибку. Круглосуточная "опека" пятерки потребовала бы привлечения как минимум пятисот полицейских и десятка автомобилей, чего невозможно обеспечить для одного-единственного дела, каким бы ни было его значение. В подобных случаях применялось так называемое зондирование, при котором слежка за подозреваемыми проводилась в течение лишь нескольких часов, например в один день – с десяти до тринадцати, затем, на следующий день, – с пятнадцати до девятнадцати и так далее, чтобы быть в курсе их привычек и времяпрепровождения. Такой тип наблюдения требовал меньшего количества полицейских, но все равно оставался недостаточно надежным. Настоящий преступник мог выйти на связь, когда за ним не было слежки, и спокойно продолжить свое темное дело. Это как раз и случилось в данной ситуации. Прошло несколько месяцев, а УОТ так больше и не продвинулось в своем расследовании. Наблюдение не дало никакой дополнительной информации.
Пришлось возвращаться к исходной точке, то есть к воспоминаниям Голицына, чтобы добиться от него более точных сведений. Небольшая следственная группа вылетела в США и представила ему список из пяти фамилий.
Это был правильный ход.
"Вы не могли бы повторить эту фамилию?" – неожиданно попросил перебежчик.
"Пак, Жорж Пак. Вам она что-нибудь говорит?" – спросил французский комиссар.
"Да, но я не могу сказать что. Я где-то ее уже слышал, вот и все".
У полицейских, возвращавшихся в Париж, наконец-то была теперь зацепка.
Они снова проштудировали досье Пака, с тем чтобы найти в нем ответ на вопрос: мог ли этот человек работать на советскую разведку?
Жорж Пак родился в 1914 году, в Шалон-сюр-Саон, в семье ремесленников. Он мог бы гордиться своими достижениями, своей карьерой. В 1935 году он поступил в педагогический институт, который закончил с дипломом учителя итальянского языка. С 1940 по 1941 год он преподает в Ницце, с 1941 по 1942 год – в Рабате. Высадка союзников в Северной Африке взволновала его. Он отправляется в Алжир, чтобы присоединиться к партизанам генерала Жиро, соперничавшего с генералом де Голлем. Там он встречается со своими институтскими друзьями, в частности с Пьером Бутаном, который помогает ему стать политическим редактором радиопрограмм, помощником Андре Лабарта. В этот период Пак выступал на волнах Сопротивления под псевдонимом Рене Версаль.
После освобождения Франции он работал в целом ряде министерств. Вначале, с 1944 по 1945 год, начальником канцелярии министра военно-морского флота, затем в госкомитете по делам мусульман. Вскоре он становится помощником начальника канцелярии у Рене Коти, бывшего тогда министром городского строительства и реконструкции (1946-1948). Год спустя его назначают руководителем секретариата заместителя министра здравоохранения, потом он переходит в секретариат премьер-министра Бидо. С 1950 по 1954 год Пак руководил журналом "Продюксьон франсэз", выпускавшимся Французской ассоциацией за увеличение производства, директором которой был он сам. И тем не менее он продолжает занимать важные государственные посты в ряде правительств IV Республики. В период с 1953 по 1958 год он назначался последовательно начальником канцелярии в министерстве торгового флота, техническим советником в госсекретариате по вопросам финансов и экономики, затем в госсекретариате по вопросам энергетики и, наконец, в министерстве промышленности и торговли в первом правительстве де Голля в 1958 году. В это время в его карьере наметился новый поворот. После назначения его в октябре 1958 года руководителем справочной службы ге обороны он начал интересоваться военными вопросами. Назначенный в июле 1961 года на пост начальника канцелярии Института национальной обороны (ИНО), он оставался на нем до октября 1962 года, то есть вплоть до того момента, когда был переведен в систему НАТО помощником начальника пресс-службы. Сам Жорж Горс (министр кооперации) ходатайствовал за него перед полномочным представителем Франции в НАТО Жаном Даниэлем Жюргенсоном.
В общем, обычный безупречный послужной список. Даже под микроскопом невозможно было выявить ни малейшего признака предательства. Однако те должности, которые он занимал в генеральном штабе, а затем в ИНО, прекрасно соответствовали тем постам, которые мог бы занимать "крот" КГБ, разоблаченный Голицыным. К тому же его последняя работа в НАТО давала ему доступ к документам организации, которые перебежчик видел в Москве. Отвечая за связи с прессой, Пак должен был на самом деле отфильтровывать поступавшую информацию, определяя, какую из нее можно было опубликовать, а какая должна была оставаться секретной. Для этого он имел доступ к самым важным досье.
Тем не менее контрразведка должна была действовать крайне осторожно. За годы службы Пак познакомился со многими авторитетными политическими деятелями. И если бы полицейские допустили ошибку, им бы этого не простили никогда. Широкая общественность не замедлила бы представить Пака жертвой новой "охоты за ведьмами".
И все же, по каким-то причинам он мог бы стать предателем?
Из-за денег? Квартира в 16-м округе Парижа, приобретенная за 40 миллионов франков, а также два автомобиля свидетельствовали: его уровень жизни был несколько выше того, что ему могло позволить жалованье натовского служащего. Однако проведенное расследование показало, что его супруга, итальянка по происхождению, работала этнологом и что ее личное состояние позволяло им приобрести такую квартиру. И потому данная версия не "проходила".
Из-за каких-то политических убеждений? Активный католик и интегрист, Пак был совершенно не похож на сторонника СССР. Пылкий и циничный в своих высказываниях, он, наоборот, придерживался скорее правых взглядов, слыл ярым антимарксистом и противником алжирской политики де Голля. Когда он начинал в 1951 году политическую карьеру в своем родном городе Шалон-сюр-Саон на стороне независимого депутата Андре Муане (бывшего летчика эскадрильи "Нормандия-Неман"), Пак попытался организовать кампанию против "антинационального коммунизма". Он не был избран депутатом и затаил обиду, к которой потом добавилась какая-то смутная неприязнь к политикам, чью подноготную Пак прекрасно знал благодаря близкому общению с ними в министерских кабинетах IV Республики. Как и многие французы, восхищавшиеся де Голлем и желавшие его возвращения к власти, даже если впоследствии они и осуждали некоторые аспекты его политики, он слыл противником США, хотя это вовсе не означало, что Пак придерживался просоветских взглядов. Некоторые из его друзей, тайно допрошенных УОТ, отмечая эту особенность его политического портрета, уточняли, что за маской реакционера Пак скрывает довольно либеральные идеи. Это противоречие заинтересовало контрразведку, но оно не могло быть предъявлено в качестве доказательства его предательства.
Был ли он жертвой шантажа? Будучи любящим мужем и отцом маленькой дочки, которую боготворил, он не имел любовницы и тем более каких-то гомосексуальных наклонностей. Что касалось его прошлого, то оно выглядело безупречным.
Но какая-то причина все же была. Однако пока не поддавалось объяснению, почему Жорж Пак мог бы стать агентом КГБ.
И тем не менее в этой истории существовал один интересный факт. Основатель УОТ Роже Вибо, который ушел из контрразведки в 1958 году, любил говорить: "Все шпионы занесены в наши картотеки. Достаточно только их там отыскать". Итак, имя Жоржа Пака почти случайно попало в одно из досье УОТ. В 1954 году он был допрошен полицией в ходе расследования дела об утечке секретной информации. Контрразведка пыталась тогда определить, кто информировал вьетнамцев о планах французской обороны во время войны в Индокитае (см. главу первую). Пак был допрошен, как и многие другие высокопоставленные чиновники, и признан невиновным.
Начиная с середины августа 1963 года, то есть спустя год после разоблачений перебежчика, УОТ решает ускорить расследование "дела Пака".
И вот через пять дней в руки контрразведки наконец-то попадает долгожданная улика.
В субботу, 10 августа 1963 года, в 9 часов 30 минут утра четверо дежуривших инспекторов были немало удивлены, увидев Пака выходящим из своего дома в столь ранний час. Им были прекрасно известны его привычки. Обычно по выходным он проводил утренние часы в кругу семьи. Их удивление еще больше усилилось, когда они обратили внимание на папку для бумаг, которую тот держал в руках: Пак не принадлежал к типу людей, любящих посещать свои кабинеты во внерабочее время. Некоторые, как раз наоборот, считали его скорее ленивым.
Полицейские двинулись за ним двумя группами по два человека: одна группа – пешком, другая – в автомобиле.
Пак остановился возле бывшего вокзала Пасси, у остановки автобуса N32, который следовал по маршруту Ворота Пасси – Восточный вокзал. Он выглядел спокойным и беззаботным.
Через полчаса он вышел из автобуса у вокзала Сен-Лазар и прогуливался в течение 10 минут по залу ожидания. Затем Пак уселся за стойку буфета и заказал себе бутерброд и стакан вина, что было совсем на него не похоже. Оставаясь настороже, двое инспекторов внимательно следили за малейшим его жестом, одновременно прощупывая находившихся неподалеку от него прохожих, в надежде узнать среди них силуэт какого-нибудь резидента КГБ, работавшего под "крышей" посольства СССР. Учитывая большое скопление людей, столпившихся на вокзале в то субботнее утро, данное место представлялось идеальным для разного рода тайных свиданий. Два других инспектора, оставшихся сидеть в ничем не примечательной машине, были готовы при необходимости в любой момент прийти на помощь своим коллегам.
Когда до 11 часов оставалось совсем немного времени, Пак направился в сторону билетных касс.
"Один билет во втором классе до Версаля и обратно", – услышал инспектор.
Надо было действовать молниеносно. Он быстро купил себе билет и побежал предупреждать остальных полицейских. Два автомобиля должны были успеть к прибытию поезда, чтобы продолжить там слежку. Добраться до Версаля на поезде можно было за 20 мипут. Это гораздо быстрее, чем на автомобиле. Предстояла настоящая гонка наперегонки со временем.
На всякий случай полицейский не стал садиться в тот же вагон, что и Пак. В 11.25 поезд прибыл в Версаль. Инспектора оказались на высоте: оба автомобиля были уже на месте. Пак сразу же направился к автобусной станции, обслуживавшей соседние деревни. Предстояла встреча в открытом поле? КГБ редко применял этот метод. Гораздо надежнее бьшо встретиться где-нибудь в Париже. Но указания были достаточно категоричны: ни на шаг не отпускать Пака от себя, куда бы он ни пошел.
Старинный колокол на башне церкви XII века в селе Фешероль, что располагалось в кантоне Марли (департамент Ивелин), отзвонил полдень, когда Пак вышел из автобуса и начал медленно подниматься по единственной в поселке улице. Почти безлюдное село плохо подходило для слежки. Группа наблюдения должна была рассредоточиться, чтобы не быть обнаруженной. Один из инспекторов расположился в своей машине у въезда в село, второй – у выезда, третий – за изгородью, чтобы наблюдать за всей дорогой, и, наконец, четвертый обосновался в единственном в Фешероле кафе, которое находилось на главной площади поселка, как раз напротив автобусной остановки. Он заказал себе стаканчик "Дюбонне", купил газету с информацией о скачках и сделал вид, будто она его страшно увлекает.
Потекли томительные минуты ожидания. Эти моменты всегда особенно трудны, так как малейшая ошибка или неосторожность может спугнуть подозреваемого и испортить все дело.
Дойдя до края села, Жорж Пак повернул в сторону грунтовой дороги, которая шла параллельно основной улице, чтобы вернуться по ней назад. Его странное поведение окончательно убедило инспекторов: он приехал в этот глухой уголок на встречу. Застать его здесь на месте преступления и успешно завершить трудное расследование – вот о чем мечтали в те минуты полицейские.
Им оставалось сделать только два шага до победного финиша.
Не прошло и десяти минут, как в Фешероль медленно въехал голубой "пежо-403" с парижским номером. Инспектор, расположившийся у въезда в село, узнал внешне ничем не примечательный автомобиль. Он принадлежал представительству СССР при ЮНЕСКО. Внутри него находились двое мужчин и женщина. Инспектор смог также заметить мимоходом, что за рулем сидел Владимир Хренов, второй советник представительства, давно известный УОТ как резидент КГБ. Все свидетельствовало о том, что арест с поличным был не за горами.
"Пежо" медленно двигался по главной улице. В то же самое время Жорж Пак возвращался по параллельной улице к центру села.
Агенты КГБ не могли его видеть. Доехав до конца поселка, автомобиль не стал останавливаться и поехал дальше. Чувство глубокого разочарования охватило полицейских.
Между тем погода испортилась, и пошел сильный дождь. Пак, вернувшись к своей исходной точке, решил забежать в кафе, чтобы переждать непогоду. Инспектор, который там находился, снова углубился в чтение газеты.
В этот момент произошло нечто такое, что окончательно развеяло сомнения по поводу истинной цели этой прогулки за город. На другом конце села снова появился "пежо-403" и все так же медленно стал спускаться по основной улице Фешероля. Женщины в кабине уже не бьшо. Мужчины же внимательно смотрели по сторонам, выискивая кого-то на дороге. Остановившись возле автобусной остановки, Хренов опустил боковое стекло и принялся тщательно рассматривать небольшой навес в поисках какого-то знака или указателя среди многочисленных надписей на его стенах. Находясь метрах в 50 от того места, Пак ничего не мог разглядеть за запотевшими окнами кафе.
И вдруг на площадь Фешероля выкатывает машина версальской полиции. Досадная случайность: полицейские приехали расследовать какое-то дело об украденных чеках. Как только Хренов увидел полицию, его охватил настоящий ужас. Он до отказа нажал на газ, и машина молнией вылетела из села. Встреча не состоялась.
Но инспекторам о ней было уже известно достаточно. Присутствие резидента КГБ в том же самом селе и в то же самое, что и Пак, время нельзя отнести к разряду случайностей. Когда его машина проезжала в первый раз по поселку, они могли бы еще посчитать это обычной для конца недели прогулкой трех членов советского представительства при ЮНЕСКО. Во второй же раз стало очевидно, что резидент Хренов искал здесь встречи со своим агентом. Его задержка перед автобусной остановкой была дополнительным тому подтверждением. Как только дождь закончился, Пак вышел из кафе и направился к навесу, чтобы попытаться отыскать там какой-то знак среди прочих настенных надписей.
Арест Жоржа Пака решено было провести в понедельник, 12 августа, в 18.30 при выходе его из здания НАТО, которое располагалось на бульваре Ланн.
Он не оказал ни малейшего сопротивления и даже, казалось, нисколько не удивился.
Очутившись в здании УОТ, он, несмотря на предоставленные ему улики, попытался вначале отрицать свои связи с советской разведкой.
"Я хотел посетить исторический памятник. В Фешероле находится прекрасная романская церковь", – заявил он в оправдание своей субботней поездки.
"А вот пометка в вашей записной книжке, что это такое?" – спросил его комиссар, который вел допрос.
На той странице, где стояла дата "10 августа, 13.00", Жорж Пак сделал пометку "М-3". Тем же таинственным знаком были помечены еще несколько дней, в частности "20 августа, 21.00". Речь шла, несомненно, о дате повторной встречи, о которой всегда договариваются разведчик и его агент на случай, если их первая встреча не состоится.
"Нам известно, кто скрывается за "М-3". Бесполезно это отрицать", – продолжил комиссар.
"Ну хорошо. Да, мне однажды приходилось встречаться с советским атташе по культурным связям. Вот и все, клянусь вам".
"Это происходило не один раз!"
Спустя полчаса Пак уже рассказывал историю своего давнего предательства, которое началось почти 20 лет тому назад.
В один из моментов он внезапно остановился.
"Я хотел бы исповедаться и причаститься, – сказал он. – Многие годы я жил во лжи. Я чувствовал себя недостойным совершать эти таинства…"
Один из инспекторов, славный малый, отправился за священником в церковь св. Маделены, расположенную неподалеку от улицы Соссэ.
Опасаясь скрытых микрофонов, Пак отказался исповедоваться в здании УОТ. Весь ритуал проходил во дворе. Затем в одной из комнат был подготовлен импровизированный алтарь. Сам комиссар, в молодости певший в церковном хоре, помогал священнику. После причащения душа Пака сразу же успокоилась.
Он устроился в одном из кабинетов и написал свою вторую исповедь, теперь уже для контрразведки.
В контакт с советской разведкой Жорж Пак вступил по своей собственной инициативе. Это произошло в Алжире в 1943 году. Его знакомый врач, Имек Бернштейн, бывший участник войны в Испании, представил его Александру Гузовскому, советнику Посольства СССР в Алжире. Шла война с нацистами, и в таких контактах между союзниками не было ничего предосудительного. Постепенно между ними завязалась дружба. После освобождения страны связь с Паком в Париже уже поддерживал Иван Авалов. Его настоящее имя было Иван Агаянц. Он сумел добиться у своего подопечного желания сотрудничать. Прекрасный разведчик, Агаянц, ставший впоследствии начальником отдела "Д" в Москве, был организатором самых известных операций по дезинформации, которые КГБ проводил против Запада. Когда в конце 40-х годов Агаянц покинул Париж, его сменил Александр Алексеев. Затем Сергей Гавричев, Алексей Тришин (который одновременно курировал и Хэмблтона, когда тот работал в НАТО), Николай Лысенко и, наконец, Василий Власов.
20 лет – довольно внушительный отрезок времени. Достаточный, чтобы нанести значительный ущерб. В Алжире Пак информировал Гузовского о политическом курсе комитета "Свободная Франция". В Париже, работая в министерских канцеляриях IV Республики, он предоставил в распоряжение советской разведки более двухсот биографий различных политических деятелей, высокопоставленных чиновников, дипломатов и журналистов. Начиная с 1958 года, когда он получил доступ к военным секретам вначале в генеральном штабе национальной обороны, затем в ИНО и, наконец, в НАТО, им всерьез заинтересовался КГБ.
За четыре последних года шпионской карьеры его сведения носили самый разнообразный характер: оборонительные концепции и планы западных стран; принципы построения отношений НАТО со странами советского блока; система обороны Западного Берлина; план размещения американских радаров в Турции; разведбюллетени НАТО и информация западных спецслужб о социалистических странах, о государствах Африки и Кубе; данные об экономических исследованиях западных специалистов и, наконец, самое важное – план обороны НАТО для всей Западной Европы.
Принимая во внимание значительную продолжительность его подрывной деятельности и важность постов, которые ему приходилось занимать, можно сказать, что Жорж Пак был самым крупным советским шпионом, когда-либо арестованным во Франции.
Как и ко многому другому, Пак подходил к шпионажу, что называется, по-дилетантски. Советские разведчики очень быстро поняли, что бесполезно требовать от него соблюдения элементарных мер безопасности, а также научить его пользоваться самыми последними методами сбора разведданных. Напрасно его руководители пытались познакомить его с белой копиркой, микропленкой, "мертвыми почтовыми ящиками". КГБ даже снабдил его специальным фотоаппаратом, обращаться с которым мог бы научиться любой ребенок. По форме и размерам он бьш похож на обычную пачку из-под сигарет. Достаточно было провести им три раза туда и обратно по листку бумаги (он бьш оснащен маленькими колесиками) – и снимок был готов. Но Пак отказался от этого "подарка". Несмотря на серьезный риск, он предпочитал прямые контакты и передачу документов из рук в руки.
Встречи обычно проводились один раз в две недели, или в девять часов утра, или в девять часов вечера, на одной из станций метро, которую заранее определял сам разведчик КГБ ("Пон-де-Нейли", "Порт-де-Клиши", "Анатоль Франс"…).
Два последних разведчика, Лысенко и Власов, назначали встречи в пригородных районах Парижа, например в Медонском лесу. В случае каких-либо затруднений новая встреча должна была состояться 10-го, 20-го или 30-го числа того же месяца в девять часов вечера на левом тротуаре улицы Тампль, если двигаться в сторону Ратуши. При необходимости резидент посылал ему безобидное письмо за подписью "Грасиа" или звонил в его отсутствие на квартиру и оставлял ему записку, подписанную тем же именем. Пак знал, что в этом случае он должен бьш явиться в тот же день в 9 часов вечера на улицу Тампль и ждать там связного на левом тротуаре. Со своей стороны в случае необходимости он мог позвонить в советское посольство и сказать такую условную фразу: "Я хотел бы поговорить с месье Ваго, это звонит Жюльен". "Вы ошиблись, месье, здесь находится советское посольство", – должно было прозвучать в ответ. Он вешал трубку. Предупрежденная телефонистка сообщала руководству о звонке, и в тот же вечер он встречался с советским разведчиком на улице Тампль.
На случай крайней опасности руководство КГБ даже предусмотрело для него специальный план бегства (при угрозе ареста, при обострении напряженности в международных делах). После получения письма за подписью "Бамбо" он должен был немедленно выехать в Рим. В ближайшее 20-е или 21-е число в девять часов утра возле церкви Санта Мария Маджоре, находившейся в итальянской столице, его должен бьш ждать связной с газетой "Орор" в руках, чтобы затем тайно переправить его через границу в Восточную Европу.
Существование этого чрезвычайного плана свидетельствовало о том, насколько важной считалась работа Жоржа Пака для КГБ. Только наиболее крупные агенты, такие, как Филби, Берджес или Маклин, имели такие планы бегства.
И логично было бы предположить, что, учитывая всю тяжесть обвинения и масштабы его предательства, Жоржу Паку грозила смертная казнь. В июле 1964 года он предстал перед судом. Вначале его приговорили к пожизненному заключению, но несколько месяцев спустя этот срок сократился до 20 лет. В мае 1970 года он был досрочно освобожден из тюрьмы по личному распоряжению Жоржа Помпиду, который так же, как и Пак, обучался в педагогическом институте. В общей сложности Жорж Пак провел в тюрьме семь лет.
Как же такой умный и образованный человек мог попасться в ловушку, поставленную КГБ?
УОТ рассчитало правильно. Пак предавал не из-за денег (за 20 лет своей работы он получил всего лишь 10 тысяч франков) и не из-за шантажа. Он играл в шпионов не столько по каким-то идейным мотивам, сколько из-за своего тщеславия. Этот далекий от марксизма христианин считал, что с СССР можно иметь дело, как с любым другим государством, и даже в некоторой степени влиять на решения, принимаемые руководителями Кремля.
Именно здесь находился ключ к пониманию мотивов предательства Жоржа Пака. Его адвокат сказал: "Мой клиент постоянно вел переговоры на высшем уровне с самим собой".
Другими словами, речь идет о гордыне, честолюбии и претензиях на роль исторической личности.
И советские разведчики, начиная с Гузовского в Алжире, с успехом использовали эти его качества. Находясь в алжирской столице, где вовсю шумели политические страсти, Пак "купился" на некоторые высказывания советского "друга". В то время СССР выступал союзником Франции. Надо было теперь думать о сохранении мира после всех ужасов войны. Но можно ли доверять самоуверенным и властолюбивым американцам? Такому умному человеку, как Пак, нетрудно было догадаться о грозящей опасности, и он мог бы способствовать построению лучшего мира, без войн и насилия. Льстивые речи приятно ласкали его слух: Паку безумно хотелось стать важной персоной. Он был целиком во власти своих амбиций, которые не могли удовлетворить ни его друзья, ни начальство. Никто не мог оценить его по достоинству, считал он. И тогда Пак решил действовать только ради своих собственных целей и играть только ту роль, которую он считал достойной себя, не отдавая отчета, что он превращается в послушную игрушку в руках советских спецслужб.
"Я миролюбивый человек, – сказал он на суде. – Я не люблю русских, но я также убежден, что и американцы в силу своих довольно примитивных концепций являются опасными поджигателями войны. И тогда я подумал, что для предотвращения международного конфликта, который неизбежно привел бы к глобальной катастрофе, необходимо поддерживать паритет между ними. Именно эта движущая сила всегда вдохновляла меня!"
На вопрос, почему он предоставил КГБ план обороны Западного Берлина в самый разгар кризиса, когда уже началось возведение берлинской стены, он ответил с приведшей всех в замешательство наивностью: "Автодорога была блокирована, полеты самолетов становились небезопасными. Хрущев прощупывал боевые порядки союзников. В тот момент у меня как-то возникла дискуссия с одним советником посольства, с которым мне регулярно приходилось встречаться. Он мне сообщил, что его правительство в этом конфликте решило идти до конца. Я ему ответил, что у союзников существует такая же непоколебимая решимость. Он тогда спросил меня, могу ли я предоставить ему конкретные тому доказательства. И тогда я передал ему упомянутые документы. Через две недели он мне заявил, что если бы положение Хрущева ослабло, то это произошло бы изза той информации, которую я ему передал. Я поступил так, чтобы спасти мир, и благодаря мне он бьш спасен".
20 лет спустя он заявил: "Я даже получил личное письмо от Хрущева. А еще раньше я получил такое же письмо от Сталина".
Лесть, умело расточавшаяся КГБ, стала настоящим бальзамом для этого самонадеянного человека, который любил повторять: "В жизни тот, кто не является первым и ничего не делает, чтобы стать таковым, обычно остается вторым и потом заканчивает последним".
Благодаря той скрытой роли, которую Пак рассчитывал сыграть в своих отношениях с русскими, ему казалось, что он как раз и является самым первым. Неважно, что во Франции никто не знал о его истинных заслугах. Он был убежден, что необходим для поддержания равновесия сил в мире, чего ему было вполне достаточно.
И до самого последнего момента он верил в это.
"Я подвергался большому риску, чтобы обеспечить мир на земле, – сказал Пак судьям перед объявлением приговора. – Я никогда не был советским агентом. Я не преклонялся ни перед русской культурой, ни перед культом марксизма. Я думал о высшей жертве в интересах Франции. Если, по-вашему, я был не прав – вам решать, но я считаю, что усилия, направленные на спасение людей, заслуживают иной участи, чем быть поставленным к стенке".
В своей книге "Как вор" (Georges Pague. Comme un voleur. Julliard, 1971) он еще больше развил эту идею. "Так как я принадлежу к западному лагерю, – писал он, – я попытался известить другой лагерь о намерениях и побудительных мотивах первого, с тем чтобы не допустить разжигания войны из-за какогото недоразумения".
Короче, он считал себя не шпионом, а одним из главных действующих лиц Истории…
Но нельзя безнаказанно играть с КГБ. Постепенно Жорж Пак окончательно уверился в том, что, действуя в интересах русских, сделал правильный выбор. Он косвенно признал это в одной из фраз своей книги: "Где мой лагерь? Среди бедных, среди побежденных, среди угнетенных, раздавленных деньгами, избитых полицией, заточенных в тюрьмах, истребленных в Гернике, Лидице и Орадуре". Вспоминая о наступлении советских войск во время последней войны, он восклицает: "Наконец наши войска перестали отступать!"
После своего освобождения в 1970 году он несколько раз посещал СССР и был окончательно покорен этой страной. Он даже выучил русский язык. Тогда он видел в коммунизме самый верный и самый гуманный ответ на важнейшие экономические и социальные проблемы.
Превратности судьбы: как только он перестал быть полезным, советская машина размельчила, проглотила и переварила этого мегаломана, считавшего себя наделенным какой-то исторической миссией. Тайный советник стал обычным пропагандистом. Довольно жалкая награда.
И еще одна деталь. Об аресте Пака было сообщено в конце сентября 1963 года, то есть через полтора месяца после самого ареста. Почему? Это никак не было связано с ходом следствия. Он во всем признался, и у него не было сообщников: Власов, на которого он выходил в последнее время, был уже отозван в Москву.
В действительности такая отсрочка свидетельствует о постоянных проволочках властей в подобных делах. Две концепции столкнулись тогда.
Для одних, ссылавшихся на интересы государства, признание существования шпиона внутри НАТО означало ослабление позиций Франции. Это правда, что в тот период генерал де Голль лелеял надежду добиться от американцев согласия на осуществление так называемого смешанного руководства Атлантическим союзом. Свидетельства Голицына о ближайших соратниках руководителя Франции совершенно не побуждали Вашингтон идти на уступки де Голлю, в чем состояла одна из причин, ускоривших выход Франции из НАТО и перенос штаб-квартиры организации из Парижа в Брюссель.
Другие же, занимавшие более реалистичные позиции, считали, что скандал все равно рано или поздно станет достоянием гласности. И поэтому не было никакого смысла его скрывать. Не будем забывать, что все допросы Голицына проводились французской контрразведкой в присутствии представителей ЦРУ. Когда перебежчик заговорил о советском агенте, внедрившемся в самое сердце французской национальной обороны, они были рядом и все слышали. Замалчивая результаты расследования, французские власти тем самым способствовали бы росту недоверия к голлистскому правительству.
И все же логика восторжествовала…
В истории советского шпионажа во Франции Жорж Пак считался в некотором роде французским Филби.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.