Через Крымский мост
Через Крымский мост
Когда «людской поток, пройдя площадь, резко повернул на девяносто градусов», вспоминает Р. С. Мухамадиев, путь ему на Крымский вал преградила «цепочка милиционеров, выстроившихся в несколько рядов». Однако и они, и «стоявшие сплошной стеной омоновцы» даже не попытались задержать демонстрантов и «рассыпались по сторонам»[1515].
Этот поворот в развитии событий произошел примерно в 14.10–14.20[1516].
По свидетельству Р. С. Мухамадиева, «целиком заполнив Садовое кольцо», «колонна шириной в тридцать-сорок метров» двинулась к Крымскому мосту. «Первыми прошли богатырского сложения здоровенные парни. За ними последовали мужчины средних лет, женщины, люди пенсионного возраста»[1517].
О том, что в первых рядах шли молодые и рослые парни, свидетельствуют и другие участники тех событий[1518]. Причем А. И. Колганов утверждает, что впереди колонны, «немного опередив основную массу людей» шел «авангард – человек 500–600». «В их первых рядах – 40–60 человек, смахивающих на боевиков». В своей массе это были мужчины от 25 до 40 лет. Причем у некоторых лица были закрыты шарфами. Среди них кто-то отдавал команды[1519].
Как же в этих условиях вела себя милиция?
Здесь прежде всего необходимо учитывать следующее обстоятельство: «…по закону, – пишет А. С. Куликов, – за охрану общественного порядка отвечает старший оперативный начальник того субъекта Федерации, где выполняется эта задача», поэтому «решения, которые диктовала постоянно меняющаяся ситуация» должен был принимать начальник ГУВД города Москвы генерал Владимир Иосифович Панкратов[1520]. Днем 3 октября он находился в мэрии, где был оборудован Временный командный пункт (ВКП) ГУВД Москвы для руководства действиями против «Белого дома»[1521].
«Но, – читаем мы в воспоминаниях А. С. Куликова, – чувство тревоги не покидало меня утром 3 октября», и «я, сообразно свойствам своего непоседливого характера, добился от министра права советом и делами воздействовать на процесс охраны общественного порядка в Москве»[1522].
В связи с этим, подчеркивает А. С. Куликов, «мои действия носили характер поддержки и в соответствии с действующей в МВД вертикалью власти проявлять собственную инициативу я мог только тогда, когда мои полномочия не вступали в конфликт с полномочиями Панкратова и курировавших его в масштабе страны генералов из центрального аппарата министерства – Александра Куликова и Вячеслава Огородникова»[1523].
В том, что командующий внутренними войсками МВД А. С. Куликов в воскресенье 3 октября находился на своем рабочем месте, не было ничего необычного, для этого не требовалось разрешение министра. Не требовалось ему разрешения министра и для того, чтобы в соответствии со своими полномочиями принимать те или иные решения, касающиеся внутренних войск.
Следовательно, чего-то Анатолий Сергеевич не договаривает.
Если верить ему, когда «в половине второго» он выехал «из основного здания МВД на Житной», «возле памятника В. И. Ленину» находилось всего лишь «несколько сот человек», через час ему сообщили, «что на Октябрьской площади находится крайне наэлектризованная толпа, насчитывающая примерно двадцать-тридцать тысяч человек»[1524].
Находившийся тогда на Октябрьской площади И. И. Сапегин тоже обратил внимание, что небольшая толпа очень быстро превратилась в людское море[1525].
«Я – пишет А. С. Куликов, – военный человек, неплохо знающий, сколько времени может занять сбор батальона, полка, дивизии. Массовое накопление и перемещение людей имеет свои законы и только на первый взгляд кажется хаотичным. В этот раз я сразу же почувствовал руку очень опытного организатора, который в течение нескольких десятков минут смог направить процесс по нужному ему руслу. В стихийность подобных процессов я не верю: где-то в толпе находился и руководил действиями людей волевой, хорошо спланировавший операцию командир. Я чувствовал его особый почерк в организации маневра, и это помогло мне отбросить все сомнения по поводу видимой стихийности митинга»[1526].
«Теперь, – пишет А. С. Куликов далее, – я понимал, как будут развиваться действия. Многотысячный передовой отряд манифестантов, используя грузовики, обязательно попробует смять милицейские цепочки на Крымском валу, Крымском мосту и Зубовской площади и дальше, по Садовому кольцу, двинется в сторону Белого дома для прорыва нашего оцепления. Не было никаких сомнений, что события будут разворачиваться по давно выученной схеме, но с поправками на сегодняшний день: мэрия Москвы, телевидение, телеграф, телефон»[1527].
«Вот этот размашистый почерк не дал меня обмануть и заставил действовать так, чтобы в этом противоборстве не проиграть неведомому мне командиру манифестантов ни в уме, ни в быстроте принимаемых решений. На его стороне была инициатива, на нашей – вовремя разгаданный замысел его операции. Не медля ни секунды, я отдал приказ отряду “Витязь” выдвинуться к Белому дому, а генералу Баскаеву – готовить все резервы, которые уже прибыли из Подмосковья и располагались на улице Подбельского»[1528].
Все было бы хорошо, если бы не два обстоятельства.
Как уже отмечалось, даже по самым скромным оценкм, между 13.30 и 14.00 на Октябрьской площади находилось не несколько сот, а несколько тысяч человек. Причем самая высокая оценка принадлежит бывшему тогда начальником Главного управления по охране общественного порядка МВД генерал-лейтенанту В. В. Огородникову, которому в 13.00 В. Ф. Ерин через своего заместителя А. Н. Куликова поручил взять события на Октябрьской площади под свой контроль[1529].
Зачем же А. С. Куликову понадобилось искажать данные о численности собравшихся на митинг к 13.30? А для того, чтобы, с одной стороны, объяснить, почему до 14.30 МВД не предпринимало действий для локализации событий на Октябрьской площади, с другой стороны, продемонстрировать свою прозорливость после 14.30. Между тем, когда около 14.15 демонстранты повернули на Крымский вал не нужно было быть генералом, чтобы понять, куда они могут пойти дальше.
Однако дело не только в этом.
А. С. Куликов допустил одну досадную ошибку. Он поторопился поделиться своими первыми воспоминаниями об октябрьских событиях 1993 года на страницах книги «Москва, осень-93» еще в 1994 г.[1530]. Так мы узнали, что 3 октября около 13.30, проезжая мимо Октябрьской площади, он насчитал на ней около 500 человек, а через полчаса ему стало известно, что на площади собралось 12 тыс. человек[1531].
Между тем в 1994 г. Анатолий Сергеевич не только не писал о своей прозорливости, иначе нужно было бы объяснить свое бездействие с 14.00 до 14.30, но и заявлял, что смог понять замысел организаторов митинга только позднее, когда демонстранты подходили к «Белому дому»[1532].
Лгать, оказывается, сложнее, чем убивать.
Это тем более следует подчеркнуть, что замыслы организаторов «Всенародного вече» не были тайной за семью печатями.
«Как потом выяснилось», пишет Р. С. Мухамадиев, участники запланированных на 3 октября митингов, «собирались мирными колоннами направиться к зданию Верховного Совета… Депутатам об этом было известно заранее. Москвичи тоже загодя оповещены по телевидению ичерезместныегазеты. Следовательно, милиция и органы государственной безопасности имели время принять свои меры. Ничего неожиданного для них не было»[1533].
О том, что это действительно было так, мы узнаем из интервью Алексея Венедиктов. Оказывается, накануне Всенародного вече «Эхо Москвы» пригласило к себе В. Г. Уражцева. Выступая в прямом эфире, он не только получил возможность объявить о намеченных митингах, но и открыто призвал москвичей идти к «Белому дому»[1534].
«…Руководству Министерства внутренних дел Российской Федерации и ГУВД Москвы, – отмечается в докладе Комиссии Т. А. Астраханкиной, – было известно не только о санкционированном Моссоветом митинге на Октябрьской площади, но и о готовившемся посленего несанкционированном шествии к Дому Советов Российской Федерации»[1535].
Итак, несмотря на то, что МВД заранее располагало информацией о планах «организаторов» «Всенародного вече», оно начало действовать только около половины третьего. Следовательно, оно сознательно давало событиям выйти за пределы Октябрьской площади.
К тому времени, когда демонстранты подходили к Крымскому мосту, относится следующий радиоразговор, обнародованный А. Черкасовым:
«Омск: «Это мы понимаем, что они к Белому Дому идут. У вас сил очень много, и все они остались без дела». Памир: «Хорошо…». Омск: «Давайте быстро на передислокацию. Значит, ориентировочно направляйте силы на Зубовскую площадь…». Как отмечает А. Черкасов, в 14.30 был отдан приказ о переброске на Зубовскую площадь «400 человек со спецсредствами и вооружением». Омск: «Подготовить к выезду весь ваш резерв. 400 единиц. 400 единиц, со спецсредствами и со всем вооружением. Значит исходный рубеж – Зубовская площадь… Вести по Садовому кольцу»[1536].
Из этого явствует, что, во-первых, МВД не собиралось остановить демонстрантов на Крымском мосту и готовилось к их встрече лишь на Зубовской площади, во-вторых, оно не планировало останавливать их и на Зубовской площади, так как направило туда до смешного незначительные силы – всего 400 человек. И это несмотря на то, что, по словам руководителей ГУВД Москвы, у них было «очень много» сил, и «все они» оставались «без дела».
О том, что руководство МВД не ставило перед собою задачи остановить демонстрантов, свидетельствует и команда «Омска»: «вести» демонстрантов от Зубовской площади «по Садовому кольцу».
Между тем демонстранты уже подходили к Крымскому мосту.
Показательно, что только в этот момент мост было приказано блокировать. «На наших глазах, – вспоминает очевидец, – его перекрывает стена омоновских щитов»[1537]. Как будто бы этого нельзя было сделать раньше.
Поскольку Крымский мост возвышается не только над рекой, но и над набережной, перед ним дорога идет на подъем, образуя своеобразную эстакаду. Эта часть дороги – около 150 метров с одной стороны и около 100 метров с другой стороны реки – справа и с слева имеет ограждение, сливающееся с ограждением на мосту. Именно здесь, как отмечается в книге М. М. Мусина, «в районе отводных лестниц» и был поставлен ОМОН[1538]. В результате, когда колонна вышла на подъем к мосту, люди уже «не могли идти в сторону, они были обречены идти вперед на оцепление»[1539].
«Мы наблюдаем… – пишет Р. С. Мухамадиев, – Вот идущие впереди уже вступили на Крымский мост, а Октябрьская площадь все еще не освободилась… Я никогда до этого не видел такого скопления народа… На самой середине моста образовалась железная стена, через которую не пролетит и птица. Сотрудники ОМОНа каким-то образом смастерили ее из своих щитов»[1540].
«Казалось, – вспоминает другой очевидец, – ничто не может прорвать эту преграду: 1-й ряд – стоят на одном колене и упирают щит об асфальт, 2-й ряд – стоят и держат щиты поверх 1 ряда и, наконец, 3 ряд – держат щиты поверх 2 ряда на вытянутых вверх руках»[1541].
«Людской поток, – пишет Р. С. Мухамадиев, – все ближе подходит к этой стене. Сейчас вот-вот на самой середине моста через Москву-реку произойдет страшное столкновение. ОМОНу дан приказ не отступать ни на пядь. А колонну… теперь уже ничем не остановить. Это ведь не Первомайская демонстрация… Тут – естественная стихия, желание отомстить за избиения в течение десяти-пятнадцати дней»[1542].
А вот свидетельство Т. И. Денисенко: «На подъеме моста стоял ОМОН. Не доходя метров семь, десять передние ряды демонстрации остановились»[1543]. В. В. и В. А. Кафельниковы пишут, что колонна остановилась метрах в 30 от заслона[1544]. М. М. Мусин отмечает, что «при приближении демонстрантов мост ощетинился» и «колонна остановилась в 100 метрах»[1545]. Из документов явствует, что «колонна была остановлена в начале Крымского моста».[1546].
Тем временем, пишет Т. И. Денисенко, «с Октябрьской площади все шли и шли люди… Впереди стоял заслон. Он выглядел зловеще. Солдат практически было не видно, одни щиты, два ряда вверх и два ряда над головами… Каждая минута ожидания в этом противостоянии становилась все напряженней. От первых рядов по цепочке передали просьбу к женщинам переместится дальше в середину колонны»[1547].
«В первых рядах, – пишет С. Чарный, – шли боевики (или, если «патриотов» так больше устраивает, дружинники), вооруженные заточками, арматурой и пр.»[1548]. Действительно ли это было так, мы не знаем, так как ссылок на использованные источники в книге С. Чарного нет, а совершенно необоснованных утверждений много.
В тот момент стало очевидно, что омоновский заслон был выставлен посредине «моста» не только для того, чтобы заставить взошедших на «мост» демонстрантов идти вперед и сделать невозможным их рассеивание. Когда демонстранты вышли на Крымский мост, между руководителями МВД состоялся следующий разговор:
Амур [Егоров, замначальника ГУВД]: «Я нахожусь на Крымском мосту. Нужно еще силы, чтобы не было доступа в тыл нашим». Омск: «Я понял… Я направляю наряды на Зубовскую площадь, но на мосту их нельзя останавливать. Там могут быть неприятности. Их нельзя там останавливать. Их можно немножко придержать»[1549].
Когда колонна остановилась, для переговоров с омоноцами направилась группа демонстрантов[1550]. По свидетельству В.В. и В. А. Кафельниковых, она состояла из 3–4 человек[1551]. Из интервью А. В. Крючкова явствует, что в переговорах, кроме него, участвовали И. М. Братищев, И. О. Маляров и В. Г. Уражцев[1552].
«В колонне, – пишет Т. И. Денисенко, – все меньше разговаривали. Муж сожалел, что пошел со мной, иначе он бы был в самых первых рядах. Мы стояли на уровне седьмого или восьмого ряда от начала колонны»[1553].
И тут на мосту что-то произошло. Что – еще требует выяснения. Не исключено, что именно в этот момент, как пишет один из очевидцев, «какой-то подонок в маске», «подъехав на пожарной машине, выстрелил из помпового ружья поверх голов». «…выстрел раздался как из хорошей пушки»[1554].
Этот первый выстрел был явно провокационным. Вряд ли «подонок в маске» надеялся этим выстрелом рассеять или напугать толпу. Вероятнее всего, он провоцировал ее на более решительные действия.
«…в первых рядах произошло какое-то движение, колыхание, возмущение. И колонна без команды двинулась вперед»[1555]. Если верить М. М. Мусину, кто-то запел песню «Варяг», ее подхватили и пошли напролом[1556].
«Мы… не отрываем глаз от моста… – пишет Р. С. Мухамадиев, – Между передними рядами колонны и железной стеной осталось всего метров пятнадцать-двадцать. С той стороны стены из громкоговорителя раздался голос:
– Остановитесь! Образумьтесь! Проход на ту сторону моста категорически запрещен… Остановитесь! Остановитесь!..
В этом возгласе, кроме предупреждения, послышались и предчувствие беды, и страх… Установилась тревожная тишина. Сжимается сердце. Чем все это кончится?! Вдруг из группы депутатов, которые вели за собой всю колонну, раздался хриплый голос Уражцева. Он потребовал: – Освободите дорогу! Дайте дорогу народу!.. Даю тридцать секунд, – и тут же… стал считать: – Осталось двадцать секунд… пятнадцать… Десять… Пять… секунд. Расстояние между железной стеной и людским потоком сокращается на глазах. Осталось не более семи метров… пять… три… И вот передние ряды, словно сорвавшись с цепи, что есть силы бросились на железную стену из щитов»[1557].
Восстановить то, что произошло дальше очень трудно.
Когда колонна «уткнулась» в «стену щитов», пишет Р. С. Мухамадиев, у многих возник вопрос: «Чем сражаться?… Сотни рук вцепляются в трещины на асфальте, взламывают его. После 1 мая многие не верили нам, что можно голыми руками взломать асфальт. Можно! В этот миг вся твоя ненависть и ярость переливаются в руки. Вперед! Град асфальта и кулаки»[1558].
Понимая, что «взломать асфальт» просто так «голыми руками» даже в порыве «ненависти и ярости» невозможно, М. М. Мусин пишет: «История научила: оружие демонстрантов – камни. Люди добывали их, выковыривая асфальт из трещин на дорожном покрытии моста. Но добытого хватило только на первый бросок, домашних заготовок не было!»[1559].
М. М. Мусин не участвовал в этих событиях. Р. С. Мухамадиев наблюдал за ними издалека. Поэтому описывать их, они могли только с чужих слов.
Между тем журналист В. Германов, который являлся их очевидцем, утверждает, что видел «провокаторов, достающих из полиэтиленовых пакетов камни»[1560]. Были ли это действительно провокаторы или же предусмотрительные демонстранты, сказать сейчас трудно.
Еще более важный факт сообщает А. Колганов, находившийся в это время среди демонстрантов.
«Я обратил внимание, – пишет он, – что на мосту, на проезжей части, вдоль бордюра пешеходной дорожки валяются небольшие куски асфальта, не вывороченные из мостовой – она была неповрежденной – а лежащие на ней сверху»[1561].
Факт потрясающий.
Была продумана даже такая мелочь!
«Сошлись. – пишет Т. И. Денисенко, – Это было на подъеме моста, поэтому передних было видно. По их головам из-за панциря щитов задубасили дубинки. Я видела, как одному мужчине попали в голову, он обхватил ее руками, полилась кровь… мне на минуту стало страшно…»[1562].
«Началась драка, – пишет М. М. Мусин, – скрежет щитов, удары дубинок, крики, мат, первая кровь»[1563]. А вот свидетельство Э. З. Махайского: «Беспорядочно задвигались щиты, над головами замелькали дубинки, раздались крики и свист»[1564].
«Площадка на мосту будто застонала. – пишет Р. С. Мухамадиев, – Железная стена с треском раскололась. Между двумя потоками началась не поддающаяся описанию схватка. Омоновцы орудовали резиновыми дубинками и железными щитами, а те, что шли впереди людского потока, сопротивлялись кулаками и ногами. Те, кто шел чуть сзади, начали бросать камни и куски железа…» Хлоп да хлоп, тук да тук… Ах да ух…» – только и слышалось на первых порах»[1565].
«Голыми руками, по которым били дубинками, – вспоминает Т. И. Денисенко, – молодые мужчины и парни хватались за щиты. Удалось раздвинуть два щита. В этот разъем тут же потекли люди. ОМОН стали растаскивать сбоку и сзади. Все произошло в считанные минуты»[1566].
«…В одном, потом в другом месте, – пишет очевидец, – появились бреши, затем они стали стремительно нарастать – это сила народного гнева пробила, как таран, неодолимую броню из милицейских щитов. А дальше неустрашимый поток людей устремился на Крымский мост»[1567].
Наблюдавший за происходящим со стороны Э. З. Махайский утверждает, что сражение продолжалось не более двух минут, после чего «щиты стали «сдвигаться» к лестницам и «сползать» вниз к набережной»[1568].
«В этот миг, – пишет Р. С. Мухамадиев, – я впервые в жизни воочию увидел, на что способны народные массы: когда они сплачиваются воедино, какую они обретают силу! Здоровенные омоновцы, только что стоявшие стеной, рассеялись, как щепки»[1569].
Как отмечается в «Анафеме», кроме омоновцев, «в заграждении стояли военнослужащие внутренних войск, совсем мальчишки. Кто успел, убежал по боковым лестницам вниз. Но странное дело: они не убегали к машинам на безопасное расстояние, а стояли… около моста, прикрываясь щитами от камней. Видимо, приказа отступать в случае столкновения не было! За их спиной на безопасном расстоянии маячили группки эмвэдэшного и гражданского начальства. Оставшиеся на мосту побитые солдаты были испуганы, многие плакали, но больше от обиды, ведь поставили их против собственных же отцов. Этих ребят никто не добивал, что в условиях многотысячной разъяренной толпы было просто невероятно! Наоборот, женщины, пожилые мужчины окружали их, оказывали помощь, поднимали лежащих и отводили к лестницам. Ни один солдат в столкновении не погиб!»[1570]
Когда цепь прорвали, часть омоноцев бросилась бежать, демонстранты побежали за ними[1571]. Причем, если верить М. М. Мусину, это был не стихийных порыв, кто-то дал команду «пройти мост бегом, чтобы колонну не блокировали и не рассеяли на нем»[1572].
«Во время прорыва, – пишет Э. З. Махайский, – с моста слышалась стрельба одиночными выстрелами (всего насчитал 20 выстрелов). Оказалось, что стреляли газовыми патронами омоновцы, отступавшие за мост в направлении эстакады»[1573]. О стрельбе на мосту газовыми патронами вспоминают и другие участники этого прорыва[1574].
Когда за мостом один из участников оглянулся, «конца колонны не было видно. С обочин их снимали многочисленные телеоператоры. Люди скандировали: «Руцкой – президент! Банду Ельцина под суд! Свободу «Белому дому»!»[1575].
По свидетельству М. Матюшина, колонна «растянулась километра на два»[1576]. По свидетельству А. Коренева, «Когда колонна демонстрантов растянулась на Крымском мосту, стало видно, что в ней тысяч 200»[1577]. И. М. Братищев считает, что в прорыве участовало не менее 300 тысяч[1578].
«Сто, двести или даже более тысяч» называет Т. И. Денисенко[1579].
Насколько можно верить названным цифрам?
Для того, чтобы понять это, необходимо учесть, что от Октябрьской площади до Белого дома около 3 км. Это максимум 3–4 тысячи шеренг. В самом широком месте Садовое кольцо имеет 16 полос: 8 с одной стороны и 8 с другой. Это – около 32 метров, т. е. не более 40–50 человек в одном ряду. Следовательно, если бы демонстранты заполнили все пространство от Октябрьской площади до «Белого дома», их могло быть максимум 120–200 тысяч.
Между тем и шеренги были у?же, и расстояние между ними больше, и длина колонны меньше. Даже если допустить, что колонна занимала половину пути, взять в шеренге 30 человек и расстояние между ними около метра, мы получим не более 50 тысяч человек. Поэтому можно утверждать, что по самым оптимистическим расчетам, в шествии принимали участие не сотни, а несколько десятков тысяч демонстрантов.
Э. З. Махайский утверждает, что на Октябрьской площади собралось 16–17 тысяч человек, из которых на Крымский вал ушли «примерно 10–12 тыс.», а около 5–6 тысяч человек остались на площади митинговать[1580]. Примерно так же (10–15 тысяч) определял численность демонстрантов, направившихся к «Белому дому» А. Колганов[1581]. По мере приближения к «Белому дому» численность демонстрантов увеличивалась.
А. С. Куликов пишет, что когда ему стало известно о прорыве заграждений на Крымском мосту он пережил шок.
Но, подчеркивает он, «в тяжелой ситуации я никогда не теряю самообладания. Это не хвастовство, а просто свойство моего характера. Кто-то начинает терять голову, кто-то махнет для уверенности стакан-другой водки. Но именно тогда – получив известие о прорыве цепочки на Крымском мосту – первый и последний раз в жизни я испытал удар, который едва смог выдержать. Просто и отчетливо вдруг встали перед глазами все последующие события. Наступила какая-то странная, опустошительная ясность в душе. То удивительное состояние, когда окружающий тебя воздух будто утрачивает жизнь и уносится в широко распахнутые двери, вслед за вышедшими по твоей воле людьми. И в этом пространстве, где ты остаешься в одиночестве, мгновенно текут секунды, и ты начинаешь осознавать, что собственная жизнь уже мало, что значит для тебя. Легче протянуть руку, достать пистолет и разом покончить со всем. Что это потрясение не лечится ничем, кроме как выстрелом, который будет оглушительным и дымным в этом кабинете на Красноказарменной улице, но в нем будет достаточно силы, чтобы перенести меня туда, где все происходящее уже не имеет ни цены, ни смысла, ни боли»[1582].
«Вот через что я прошел в ту минуту, – пишет А. С. Куликов, – и запомнил ее на всю жизнь. В тот момент действительно все выскочили из кабинета передать информацию, что прорвана цепочка. Люди ушли передавать приказ о перемещении отряда “Витязь” и о подготовке резервов в Московском округе. Именно тогда я понял, что могу сейчас взять и застрелиться»[1583].
Что же так потрясло А. С. Куликова? Ведь еще несколько минут назад он прозорливо разгадал коварный замысел противника и не мог не понимать, что в те считанные минуты, которые оставались для выхода демонстрантов на Крымский мост он, захваченный таким поворотом дел врасплох, ничего не может сделать, чтобы остановить их на мосту. Почему же его рука не потянулась к пистолету тогда? И почему она потянулась к нему через 10–15 минут, когда у него еще было время, чтобы усилить оцепление «Белого дома» и задержать демонстрантов на Садовом кольце? Ответ на эти вопросы может быть только один: все это не более чем художественный вымысел, чтобы придать поведению генерала элемент благородства.
Но послушаем его дальше.
Узнав о произошедшем на Крымском мосту, пишет он, «я позвонил заместителю министра внутренних дел России генералу Александру Куликову, чтобы поделиться своей обеспокоенностью», но если верить Анатолию Сергеевичу, его однофамилец «раздраженно» отрезал: “…Не вмешивайся. Там есть, кому командовать! Там генерал Панкратов”[1584].
«Что я мог противопоставить этой кабинетной уверенности в сверхъестественные возможности Панкратова? – восклицает А. С. Куликов, – Чем я мог помочь своим безоружным солдатам, которых в эти минуты давили машинами[1585] и буквально сметали на своем пути ожесточенные люди?…Все, что мог в эту минуту, так это связаться с генералом Анатолием Романовым, своим заместителем, находящимся на передовом командном пункте в мэрии Москвы, и проинформировать его о том, что стало мне известно в последний момент»[1586].
Как мы знаем, распоряжение подготовить «схему оцепления» Октябрьской площади ГУВД Москвы получил еще 2 октября, планы организаторов Всенародного вече были известны заранее и, несмотря на это, в самый решающий момент на Крымском мосту оказалось лишь около 330 бойцов внутренних войск[1587].
Между тем, как уже отмечалось к 14.00 на Житной улице, непосредственно около Октябрьской площади, находилось не менее тысячи омоновцев. К этому следует добавить, что тогда же в ожидании команды на Крымском валу за Домом художника стояли еще три с половиной тысячи омоновцев[1588]. Этих сил вполне было достаточно, чтобы если не остановить, то по крайней мере надолго задержать демонстрантов на Крымском валу.
Крымский мост можно было сделать неприступным и без этих сил. Для этого достаточно было перегордить его грузовиками, которые тоже стояли на Октябрьской площади и на Крымском валу в бездействии.
Все это дает основание думать, что милиция лишь имитировала стремление остановить демонстрантов. Подобные мысли у некоторых демонстрантов появились почти сразу же:
«Уже на Крымском мосту, – вспоминает один из очевидцев, закрадывалось сомнение – что-то необычно легко прорываются заслоны. Что-то палят, палят «черемухой», а в толпу падают всего 2–3 шашки. Никого не останавливают, только подзадоривают»[1589].
Знакомство с дальнейшим развитием событий еще более усиливает эти сомнения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.