Глава 9 Дихотомия: КГБ против всех

Глава 9

Дихотомия: КГБ против всех

Им хотелось украсть, украсть много, очень много, еще больше, и наконец-то всю страну, самую большую и самую богатую. Но для начала — чтобы скрыть свои намерения — потребовалось кричать громче всех «Держи вора!!!». Почти как на базаре, когда стягивают какую-нибудь тряпку у зазевавшейся торговки. Как это удивительно: принципы одни и те же, а масштабы-то прямо-таки противоположные!

Никто не спорит, что партийно-советская бюрократия воровала, но чтобы стащить все, на это ума не хватало. И точкой уязвимости № 1 для СССР стал компромат на чиновников. Ю.В. Андропов давал одному из своих генералов инструкцию: «Собирай по капельке все, что касается борьбы с коррупцией»[321]. Людям, не посвященным в замысел, кажется, что они сделали какое-то благое дело, когда начали разоблачать коррупционеров и обобщать, представляя дело так, будто все парт- и госфункционеры запускали руку в «кормушку». Процесс был так далеко запущен ранее, что всякое мероприятие по его искоренению было обречено на гибель всего организма в целом: «Меня за руку как прокурора никто не хватал и не говорил: „Этих людей трогать нельзя“. Тогда была политическая воля у первых лиц государства — наводить в стране порядок! Не было препятствий арестовать премьера или члена правительства, секретаря обкома, горкома, секретаря ЦК и прочее, если действительно имелись доказательства их вины»[322]. У комитетчиков, которым дали команду «Фас!», были и противники, которые так просто не сдались: «На пути московских оперативно-следственных бригад намертво встали сросшиеся с мафией местные партийные и чекистские структуры. Местные чекисты боялись собственных вождей больше, чем московских, и Андропов вынужден был это признать. Далеко не все обстоятельства просчитали его аналитики. Посланные им туда чекисты сразу же вляпались в подстроенные ловушки. Одного „неожиданно“ схватили в автомобиле, где у него в присутствии понятых был „обнаружен“ „дипломат“, набитый деньгами. Заявление от взяткодателя уже было готово. Другого обвинили в попытке изнасилования несовершеннолетней. Третьего после какого-то обеда увезли в больницу, где едва откачали. А несколько следователей вообще пропали.

Высокие должностные лица, на которых рассчитывал Андропов в своей атаке на среднеазиатскую номенклатуру, расплывались в елейных улыбках, демонстрируя полное непонимание того, чего от них хотят: разве мы не платим бакшиш в Москву „большому брату“ точно и аккуратно? Или „большому брату“ мало? Надо так и сказать, а не обижать высокочтимых людей разного рода подозрениями»[323].

Кое-кто поторопился. Председатель КГБ Узбекистана Л.Н. Мелкумов выступил с развернутой информацией о коррупции на совещании еще в 1981 г. Вскоре отправился в ЧССР[324], оттуда — под прикрытие в Госгидромет. Помощник члена Политбюро Ю.В. Андропова А. Сидоренко в своих воспоминаниях пишет, что одним из любимых выражений Председателя было «не сезон», что означало «надо подождать»[325]. Да, вся пресловутая борьба с коррупционерами началась позже — в 1981 г. был еще действительно «не сезон».

Область специфических противоречий: межведомственная война

В разделе науки Организационное проектирование тема Межведомственная война довольно значительна. Главное это именно как в годы перестройки был уничтожен политический информационно-управленческий центр Советского Союза. На входе он имелся, а на выходе его не было.

При исследовании завершения существования системы часто полезно взглянуть на ее генезис. Органы, оставшиеся «на память» от царя и А. Керенского, когда существовало так называемое Двоевластие, уничтожались именно ЧК: «При существовании Советов земским и городским самоуправлениям не должно быть места. Там, где органы самоуправления не наши, где они выступают против Советской власти, они должны быть распущены, а где они работают с Советами, должны слиться с ними, дабы не было двух однородных органов, ведающих одной и той же работой. Ликвидация самоуправления должна производиться постепенно, по мере того, как Совет овладевает той работой, которая до сих пор лежала на органах самоуправления. При этом весь технический аппарат и касса переходят в руки Советов… Совет не отказывается от работников прежних самоуправлений, поскольку они идут с Советами. Последние продолжают вести свою работу в соответствующем отделе Советов»[326]. Сразу после революции государственные институты были настроены против РПЦ, и тогда на первом месте оказалась ЧК! Принято считать, что Всероссийский Комитет помощи голодающим (Помгол) был уничтожен 28 августа 1921 г. как следствие несложившихся отношений к нему со стороны Лубянки[327]. Как-то парадоксально, но и конец Советской власти охарактеризовался подобными явлениями.

Комитет оказался в центре нескольких противоречий по отношению к остальному государственному аппарату. Когда говорят о разведке, то знатоки этого вопроса выделяют, что происходят «невидимые непосвященному жесточайшие противоречия, непрерывная конкуренция, непрекращающаяся борьба, плетущиеся интриги между различными структурными составляющими государственной машины проистекают на нескольких видимых уровнях, в числе которых: внешняя разведка — парламент; внешняя разведка — ведомство иностранных дел; внешняя разведка — средства массовой информации; внешняя разведка — военная разведка; внешняя разведка — орган технической разведки; внешняя разведка — контрразведка; разведка и контрразведка — политическая полиция.

История спецслужб наполнена драматическими примерами открытых и подковерных конфликтов, завершившихся как поглощением одной спецслужбы другой, так и кровью их руководителей, внутриполитическими кризисами и скандалами в средствах массовой информации, как следствие выноса сора из избы.

Немецко-фашистские Абвер Канариса и внешнеполитическая разведка Шелленберга, израильские Моссад и Аман, советские КГБ и ГРУ, КГБ — МВД, американские ЦРУ и ФБР, английские МИ-5 и МИ-6… — одновременно партнеры и конкуренты в играх без правил.

Сколько времени и сил отрывается на борьбу друг с другом вместо взаимно скоординированной работы непосредственно по угрозам безопасности государства? И какой процент эта борьба занимает в общем объеме временных затрат спецслужб?

Между тем в основе своей эта конкуренция предполагает:

1) борьбу за монополию на информацию, поставляемую в высшие органы военно-политического руководства страны и принятие по этой информации политических решений; 2) ревностное соперничество между поставщиками информации; 3) удержание и сохранение своих ролевых функциональных позиций, формирование и закрепление значимости роли и места спецслужбы в системе государственного механизма как в глазах высших органов власти, так и общественного мнения; в какой-то мере это можно назвать и оправданием своего существования; 4) борьбу за финансирование»[328].

Конечно же, идеологам с их единственным в голове (или что у них там под шляпой?) подходом к противоречиям — классовым, этого точно не понять. Но на Западе эти вопросы внимательно отслеживались людьми из разведок и «прослойки». Так, в специально изданной книге на тему внутренних противоречий в СССР[329], среди поиска противоречий между сформировавшимися лагерями аппаратчики (Party Apparatchiki); военные (Military); директорат (Industrial Managers); экономисты (Economists); юристы (Jurists) и даже… писатели (Writers), был выделен и лагерь чекистов (Security Police)[330]. При этом весьма толково выделены отношения КГБ с МВД, названные контрабалансированием (the Counterbalancing of MVD and КГБ). А в другом месте этой книги[331], где говорится об уровнях конфликта между всеми участниками процесса, вводится термин «потенциал расхождения» (the Potential Divergence), по-видимому, отсюда следует принятие метрической составляющей информации и возможность замера такого потенциала.

Другой западный чекистовед Д. Байррон в 1974 г. написал книгу «KGB: The Secret Work of Soviet Secret Agents», куда по заданию ЦРУ был вставлен список офицеров ПГУ, но туда же были вклинены и чистые дипломаты, внешторговцы и проч. зарубежный люд. Из-за этого крупно перессорились наши ведомства.

У КГБ имелось несколько точек высоковероятных конфликтов с другими участниками игры. Один круг противоречий: партия, которая имеет формальное право вмешиваться в дела чекистов; второй: сильная, хотя и недалекая армия, ряды которой будут в процессе перестройки смешаны так, что будет скована направленность их действий и их мощь обернется против самих же обладателей; третий: националисты, сектанты и проч., литераторы и другие люди из искусства, церковь, диссидентствующая интеллигенция — их сильная сторона в том, что они являются властителями дум и чаяний народов, с помощью пятой линии они будут использованы и отброшены.

Есть и еще некие группировки, где КГБ тоже не жалуют: радиослушатели голосов — посредник Система глушения, но все понимают, что за ним стоит КГБ; отказники — посредник ОВИР МВД, но все понимают, что за ним стоит КГБ; пресса, возжаждавшая свободы критики — им противостоят идеологи из партаппарата и цензура, но все понимают, что за ним стоит КГБ. У известных журналистов И. Андронова и Ю. Щекочихина, например, как-то не сложились отношения с КГБ. Криминогенный мир сталкивается с МВД и Прокуратурой, но серьезными делами занимаются в КГБ. КГБ любит прятаться за другими и старается их вовлечь в свои игры. И чем больше сталкивают советских граждан, тем для них лучше. Как внутри страны, так и за границей.

У Лубянки было четыре основных конкурента, но их предпочитали называть «смежниками»: ЦК, МИД, МВД, ГРУ. ЦК — формально сильно, но если использовать методы вовлечения, успокоения, то при слабом контроле можно считать, что руки у тебя развязаны. МИД — противоречия могут быть за границей, но в каждом посольстве офицеры безопасности и резидентуры, успевающие присматривать за послами. МВД — конкурент № 1 внутри страны, но на него идет постоянный сбор информации. ГРУ сильно ограничено во внутренних делах. Таковы на самом деле были позднесоветские «производственные отношения», если пользоваться наиглупейшими коммунистическими штампами. Арбитраж в это дело не звали, да и вряд ли бы он помог.

В КГБ появляется само опасное понятие «внутренняя разведка». На СССР отныне будут смотреть как на страну пребывания. Подсистема с такой установкой будет неминуемо чувствовать себя отторгнутой от остальной материнской системы. Более того, «при Андропове значительно расширились масштабы деятельности органов безопасности. (…) Решения по вопросам, отнесенным к компетенции КГБ, стали обязательными для исполнения всеми учреждениями страны»[332].

Вмешательство же повсюду было легко оправданно: существует возможность Запада через идеологическую диверсию проникнуть во внутренние дела СССР. «В связи с проблемой организации борьбы с идеологической диверсией хочу затронуть еще один вопрос, которому Ю.В. Андропов придавал большое значение. Он понимал, что под влиянием западной пропаганды, вследствие имевшихся различного рода внутренних неустроенностей (…) в отдельных слоях, группах общества могут возникать негативные социальные процессы. Кое-кто считает, что такие процессы не являются предметом деятельности органов КГБ, ими должны заниматься соответствующие партийные, советские, профсоюзные и иные органы отраслевого государственного управления. С формальной точки зрения это, наверное, так и должно быть. Но, говорил Юрий Владимирович, мы должны в этом вопросе видеть и наш, чекистский аспект работы. (…) Достоверно установлено, что большой интерес проявляют к негативным социальным процессам спецслужбы противника, уже были факты, когда к таким процессам они подстраивались напрямую, пытаясь направить их в нужное для них русло. (…) На этот аспект деятельности Юрий Владимирович обращал внимание десятки и сотни раз. Он много говорил: мы все сидим в одной лодке, поэтому нельзя ее раскачивать, она может опрокинуться. (…)

Беседуя с руководителями местных органов КГБ, он всегда ставил перед ними задачу: посмотрите, что в вашей республике, крае, области делается в решении проблемы конверсии оборонных предприятий, какие новые товары потребления и конкретно на каких заводах, фабриках начали производить, как идут дела в строительстве жилья для народа, какие меры принимаются для повышения товаропроизводства в сельском хозяйстве. Он говорил: вы должны опираться на партийные органы, но не забывайте, что и сами являетесь членами бюро партийных комитетов и депутатами советов депутатов трудящихся, поэтому будьте в гуще народа, как можно больше бывайте на предприятиях, в колхозах, совхозах, беседуйте с руководителями и простыми тружениками, острее ставьте необходимые для решения вопросы, побольше предъявляйте требований к нерадивым, бескомпромиссно подходите к бесхозяйственности и расточительству»[333].

Комитетчики старались с высоты своего положения задавать тон всей работе. Так, например, представитель КГБ в Афганистане В.Н. Спольников «…отстаивал идею координации действий представительств советских силовых министерств в Афганистане. Причина? Вот только один пример: генерал из Министерства обороны, предположим, называет в рапортах в Москву количество вооруженных формирований афганских моджахедов что-то около пятисот, МВД — восемьсот, МИД — одну тысячу, а КГБ — тысячу пятьсот. Кто из них прав? Убежден, что КГБ. Почему? Министерство обороны было просто зациклено на снижении цифр, поскольку из Москвы немедленно спросят: „А на кой хрен мы держим этот ограниченный контингент, если количество вооруженных формирований с каждым годом не уменьшается, а увеличивается?“ Следовательно, нужно подать на начальственный стол угодную для него цифру. То же самое с МИД и МВД. Виктор Спольников предлагал на тот момент, чтобы все ведомства и службы согласовывали (не для доклада в Москву, а для общего дела) конкретные факты и отсылали в Москву информацию от имени всех ведомств, а не от каждого в отдельности. Приняли вроде бы это предложение Спольникова. (…) И шли официально подписывать совместную сводку, а в обход отправляя другие, оправдывающие себя данные»[334]. Всякий недостаток в Советской сверхцентрализованной системе использовался ей во вред. И это настолько явно, что — дело неслыханное! — признается даже в литературе учебно-официальной: «Практика деятельности вновь созданных Управлений (3-го, 4-го, 6-го) показала, что во многих случаях они вместо сосредоточения своих основных усилий на контрразведывательной защите порученных объектов от шпионской и иной подрывной деятельности иностранных спецслужб и организаций занимались выявлением недостатков в их служебной деятельности, что подменяло функции других ведомств, снижало эффективность решения контрразведывательных задач»[335].

Много позже, когда пошла волна разоблачений, это явление также было несколько раз представлено самой широкой общественности: «Концентрация властных полномочий, позволяющая КГБ контролировать все без исключения сферы жизни страны — политику, экономику, силовые структуры, личную жизнь, плюс — монополия на информацию, на основе которой принимаются государственные решения, — вот что определяет положение и могущество КГБ в обществе. И это же обеспечило ему успех в непростом деле захвата власти в стране.

Итак, монополия КГБ на информацию. Как она создавалась? Так же, как и всякая другая — отсутствием или практическим отсутствием альтернатив. В Соединенных Штатах Америки, например, информация поставляется правительству: ЦРУ. ФБР, РУМО (военная разведка), Бюро разведки Госдепартамента, Агентством национальной безопасности, исследовательской службой конгресса, общественными организациями и т. л и т. п. Поставляется по независимым друг от друга каналам (что дает возможность эту информацию сравнить) и в условиях жесткой конкуренции одного разведывательного ведомства с другим.

Эта конкуренция, кстати сказать, является одним из самых надежных гарантов защиты демократии и личности от секретных служб, которые везде и во всех странах, конечно же, нарушают закон. Ибо никакая комиссия конгресса, никакой парламент, убеждена, не способен проконтролировать разведывательную организацию лучше, нежели другая разведывательная организация, борющаяся за приоритеты финансирования из государственного бюджета.

Так вот, в нашем Отечестве вся основная информация, в том числе и та, что добывается Главным разведывательным управлением Министерства обороны СССР (во всяком случае, в наиболее важной своей части), стекается в КГБ СССР. Что происходит с информацией дальше? А дальше она отфильтровывается. Та, что приходит по каналам разведки из-за рубежа, — в Информационном управлении Первого Главного Управления, та, что рассказывает о ситуации в стране, — в Аналитическом управлении, куда поступают все наиболее серьезные документы и сведения, направляемые чекистами с мест. Следующий фильтр — руководители главных направлений — разведки и контрразведки. От них информация ложится на стол Председателя КГБ СССР, который, как объясняли мне мои собеседники, „может дать ее наверх, то есть Президенту, например, а может и не дать“. Как было, если вы помните, с информацией по поводу грядущей кровавой бойни в Сумгаите или Фергане.

Если Председатель сведения „давал“, то она приходила к руководству страны в виде записок, которые, как правило, подписывал Председатель КГБ СССР, или в виде телеграмм — это входит уже и в компетенцию заместителей и начальников управлений. Причем интересно, что информация может быть первого сорта — так называемая „первая разметка“, — которая расписывалась Горбачеву и его ближайшему окружению, и сорта второго — „вторая разметка“ — руководству калибром поменьше, коему все знать не обязательно.

Кроме того, информация самым тщательным образом анализируется и изучается.

Только по моим, полагаю, далеко не полным, сведениям, этой работой занимаются: Управление информационного планирования и анализа, уже упоминавшееся Информационное Управление, Информационно-исследовательский институт, в чье ведение входит углубленное исследование проблемы (все находятся в ведении ПГУ), Информационно-аналитический отдел НИИ КГБ СССР Второго Главного Управления, Информационно-аналитическое управление, которому поручено готовить аналитические справки о всех процессах, идущих в стране.

Однако кроме той информации, что стекается с мест, есть еще и информация заказная. Как хорошо сказал уже упоминавшийся мной полковник КГБ Владимир Рубанов: „КГБ сам себе заказывает музыку“.

Готовится она следующим образом. В районные и городские управления КГБ рассылается, например, указание „О предоставлении информации об оперативной обстановке в рабочей среде“. В этом документе уже содержатся инструкции, какая информация руководству КГБ, которое скромно именуется „центром и инстанциями“, нужна. А именно:

„факторы и условия, способствующие негативному воздействию на рабочую среду… средств массовой информации“;

„динамика развития независимого рабочего движения и его взаимодействие с международными организациями и профобъединениями“ (читай — связь с Западом);

„дать оценку оперативными источниками… негативных последствий деструктивных явлений в рабочей среде“.

„В общем, программа задана, — резюмирует сотрудник Управления КГБ по Волгоградской области майор Александр Маврин. — Если действия, то обязательно „экстремистские“, деятельность — „деструктивная“, проявления — „негативные“ …Подготовленная подобным образом информация, — осторожно предполагает майор, — может ввести в заблуждение руководство КГБ и политического заказчика. Есть опасность, что ответные шаги (властей) будут неадекватными происходящему — у страха глаза велики“.

Примерно о такой же „информационной кухне“ рассказывал мне и сотрудник Управления КГБ по Ростовской области майор Михаил Шевцов. Правда, его „кухня“ включала в себя еще и подготовку возмущенных либо благожелательных „откликов“ народа на те или иные действия властей»[336].

КГБ придавливал всех остальных игроков, но так, что противоречия шли через Комитет.

В Советском Союзе о межведомственных противоречиях не было сказано ни слова. А в реальности их хватало. Наш «подкрышник» с горечью пишет о вражде между советскими организациями: Всесоюзного Агентства по авторским правам и Государственного Комитета по делам издательств и книжной торговле: «Казалось, два ведомства должны, дополняя друг друга, сотрудничать, дружить на пользу книжного дела страны, ан нет. Между руководством Агентства и Госкомиздата установилась прочная глухая вражда». Зато на Западе эти и другие аспекты отмечали бойцы их идеологического фронта. Президент Ассоциации американских издателей Т. Хупс по окончании поездки в Москву в 1973 г., где он и его коллеги провели раунд переговоров в ВААП, Госкомиздате и Союзе Советских Писателей, предоставил отчет на основе опросника ЦРУ. Помимо прочего пытались угадать принадлежность контрагентов к КГБ (неудачно), а еще там говорилось: «Мы должны использовать естественные противоречия, сложившиеся между ВААП, Госкомиздатом и издательствами, для продвижения на советский книжный рынок таких американских авторов, которые окажут наиболее эффективное воздействие на советского читателя»[337]. Из всего этого видно, что в ЦРУ знают о «естественных противоречиях, складывающихся» между советскими ведомствами и о том, что их оказывается можно использовать и для успеха внешнего политического давления, а внутри СССР об этом ведать не ведали (извините за каламбур!).

С изложенной точки зрения вся перестройка — не что иное, как межведомственная война по линии КГБ СССР — остальные союзные структуры, где победу одержал Комитет.

…Впрочем, сколько бы мы сухо ни рассказывали о противоборстве ведомств, классики остаются все равно предпочтительнее. Кто не помнит бессмертного «Золотого теленка»? — там концерн «Геркулес» во главе с т. Полыхаевым бился за свое помещение — бывшую гостиницу «Каир» с гостиничным трестом, что, собственно говоря, и составляло основную сферу их деятельности в описываемый в книжке период. Незаметно, правда, в это дело вторгся начальник Черноморского отделения Арбатовской конторы по заготовке рогов и копыт. Последнее — шуточка Остапа Ибрагимовича Бендера, который создал из отделения себе «крышу», а на самом деле занялся сбором компромата на подпольного миллионера Корейко, что, согласитесь, относится к операциям разведывательного плана. Ох, и недаром на нашу общую беду любил это произведение Председатель Андропов…

КГБ против МВД: подмять своих же друзей, да так, чтоб и пикнуть не смели!

Особая война была развернута против МВД СССР — когда-то называемого ближайшим смежником. Сама атмосфера взаимоотношений между ними позволяла это сделать: «…кадровые работники КГБ хотя и знали оперативную работу и следствие, воспитанные в пренебрежении к „быдлу“ — милиции, они „укрепляли“ ее, но, окунувшись в омут грязи, которую приходилось чистить милиции, да еще лишившись размеренной работы по выявлению шпионов „внутри“ и пр., вынужденные на новой для них работе не сидеть, к чему они не привыкли, а, набивая шишки на „плохой раскрываемости“, они стремились побыстрее вернуться обратно…»[338].

Когда Ю.В. Андропов стал как член Политбюро недосягаемым для критики и контроля, то из всего блока безопасности только еще МВД СССР было независимым, хотя и курировалось Отделом «В», но позволяло себе относиться к всемогущему Председателю ЧК строптиво.

После смерти Л.И. Брежнева первым делом оговорили министра H.A. Щелокова в коррупции и уволили, на него завели уголовное дело. Застрелился он сам, или ему помогли, точно не известно, но в некоторых источниках говорится о том, что его в этот момент пришли арестовывать. В соответствии с решением Политбюро ЦК КПСС (П90/105) от 27 декабря 1982 г. из КГБ на укрепление аппарата МВД СССР было откомандировано 100 офицеров «из числа опытных руководящих оперативных и следственных работников». Приказом МВД от 3 февраля 1983 г. № 069/027 «О порядке направления лиц офицерского состава КГБ в МВД» они распределялись на посты в министерстве. Но они же не приходили на новые места — они заменяли собой других, причем более опытных профессионалов. При этом увольнялись хорошие специалисты — начальник ГУУР доктор наук И.И. Карпец, например, вынужден был уйти в науку. Было создано и Управление особыми отделами КГБ по внутренним войскам МВД СССР. Кадровые перетряски в милиции тех и последующих лет и параллельный резкий взлет преступности — тропа, еще нетореная для исследователя.

На место H.A. Щелокова отправили В. Федорчука, который зарекомендовал себя как редкий самодур-разрушитель еще па посту Председателя КГБ. Как вспоминает начальник информационно-аналитического управления ПГУ генерал Н.С. Леонов: «Эти месяцы стали настоящим испытанием разведки на выживаемость. Федорчук был воплощением солдафонского духа. Ни чего не смысля в международных делах и не желая разбираться в них (ни разу не собрал специалистов и не попросил доклада ни по одному вопросу), он буквально терроризировал Первое главное управление. Его любимым был вопрос о сроках прохождения шифртелеграмм разведки с момента расшифровки до доклада председателю КГБ. Если он узнавал, что телеграмма была „в работе“ более 8–10 часов, то устраивал разнос по всем правилам чиновничьего мордоворота. Мы получали вот такие указания: „Т. Крючкову В.А. т. Андрееву H.H. (нач. управления шифрсвязи). Тов. Федорчук просил отобрать письменные объяснения всех причастных к задержке прохождения на доклад ш/т №…“ или „Прошу провести расследование и доложить о причинах несвоевременного доклада ш/т №… Федорчук. 29.6.82“.

Я писал обстоятельные объяснения, что, мол, телеграммы были полны сомнительных, непроверенных фактов, что они пришли далеко за полночь, когда на работе не было экспертов, детально знающих проблему, что вообще в них не содержалось фактов, требующих принятия срочных мер, а излагалась текущая оценочная информация. Но это еще больше ярило председателя КГБ. Он слал новую резолюцию: „Т. Крючкову В.А. Объяснение явно неудовлетворительное и неубедительное… Прошу исполнить мое указание по существу. Федорчук. 30.6.82“. Сама категория экспертов вызывала нарекания. От меня требовалось доложить, „кто такие эксперты, почему в них имеется необходимость, может быть, их совместить с круглосуточной дежурной службой и пр.“.

Подобная переписка выматывала душу, и я обратился к начальнику разведки Крючкову с просьбой освободить меня от руководства информационно-аналитическим управлением. Владимир Александрович, читавший деловые бумаги, не поднимая головы, хитро сверкнул на меня глазами из-под очков и сказал: „Ладно, Леонов, потерпи, все уладится!“»[339].

Что началось после перевода В. Федорчука на чужое хозяйство, вообще не поддается никому описанию. Сама ситуация там изначально была непростой, даже сами руководители, погрязшие во внутренних склоках, были вынуждены поступать в ущерб себе и своей системе: «В свое время для армии, МВД, флота, МИДа и еще ряда министерств и ведомств обычным явлением было то, что в их структуре, даже плохо подчас замаскированные, сидели на разных должностях, преимущественно в кадровых аппаратах, сотрудники КГБ. Их дело было „блюсти политическую нравственность“ сотрудников этих учреждений. Не знаю, как насчет нравственности, а насчет обстановки наушничества, в связи с этим было „все в порядке“. Когда было воссоздано МВД СССР, сотрудники КГБ остались только в войсках. В аппарате министерства их не стало. Это было странно, но факт. Однако к концу 70-х гг. стали поговаривать в кулуарах о „восстановлении“ этой службы во всей системе МВД. Долгое время разговоры оставались разговорами. Мы надеялись, зная о непростых отношениях между Ю.В. Андроповым и H.A. Щелоковым, что этого не произойдет, ибо восстановление института официальных соглядатаев обострило бы и без того непростую обстановку внутри министерства. Могу лишь сказать, что официально с нами, членами коллегии, ни министр, ни кто другой не советовались. Когда я спросил как-то об этом в административном отделе ЦК КПСС, мне, как говорят, ответили уклончиво. Но дыма без огня не бывает. В этом мы скоро убедились. Как-то на заседании коллегии министр, неожиданно для всех (или, во всяком случае, для большинства), поставил этот вопрос без всякой подготовки, на обсуждение. (…) Все были в крайнем недоумении. Начался весьма резкий обмен мнениями. Подавляющее число членов коллегии выступили против этого „нововведения“, прямо указав на недопустимость возврата к методам 37-го года. Я был среди самых активных противников этой идеи, выступив первым. Оставшись в меньшинстве, министр отступил, отложив решение вопроса на неопределенное время. Однако победа тех, кто был действительно прогрессивен и действительно стоял за соблюдение законности, была временной. Забегая вперед, скажу, что не так уж много времени спустя, без обсуждения, службу кагебевских соглядатаев восстановили уже в конце царствования Щелокова, а при Федорчуке это стало нормой, тем более что началась „охота на ведьм“ в рамках министерства. Любил получать информацию о других Чурбанов. Но против Чурбанова собирали информацию Федорчук, Лежепеков, начальник управления кадров генерал Мельник, тоже довольно мрачная фигура, работавший под простачка (как и его предшественник — выходец из КГБ Дроздецкий). Мельник, кстати, до этого поста был правой рукой Чурбанова в войсках МВД. А все они вместе и порознь собирали информацию на тех, кто им был неугоден»[340].

А уж после того, как В. Федорчук возглавил министерство, жизнь генералов вообще превратилась в сущий ад. Заместитель министра И.Т. Богатырев предостерегал одного из начальников облУВД: «Имей в виду, Федорчук на каждого из нас запросил материалы, а в бытность председателем КГБ СССР такие материалы потребовал на первых лиц областей. (…) У меня в мое отсутствие проверяли несколько раз служебный сейф, ищут компрометирующие материалы. Я специально делаю заметки внутри сейфа, а затем проверяю, — они или нарушены, или уничтожены. Даже в моей приемной секретарь — агент КГБ, она постоянно следит за мной, работать стало невозможно…»[341] Тогда же в МВД были восстановлены и политотделы[342].

В органах достигли своего расцвета подозрительность, недоверие и тотальная слежка. О вопиющей несправедливости говорит тот факт, что впоследствии несколько тысяч человек будут восстановлены на работе. В те годы целенаправленно и методично распространялись слухи, печатались анонимки с целью компрометации руководящих работников, прослушивались телефоны и служебные кабинеты. Проявляющих принципиальность и несогласие с чинимым произволом изгоняли и им угрожали. А заместитель министра по кадрам В. Лежепеков с особым удовольствием лично звонил руководителям тех или иных ведомств, требовал, чтобы те не принимали на работу изгнанных им сотрудников МВД. Потом и «идеологи», и «практики» подобного произвола так и остались безнаказанными. Правда, партком МВД СССР исключил начальника оперативно-поисковой службы А. Хрущева из КПСС за непосредственную организацию слежки за сотрудниками МВД. Однако его тут же реабилитировал Московский горком[343]. Да, такие люди тогда были нужны…

Весь тот набор, который был нацелен на действительного врага, переключили на «заклятого друга»: «Возле ведомственного дома на Мосфильмовской улице, где жили многие сотрудники министерства, поставили фургон с группой наружного наблюдения. Следили, кто на какой машине ездит, кого подвозит, с кем утром выходит из дома, с кем возвращается с работы и когда.

При Федорчуке составляли списки тех, у кого есть дачи и машины и чьи родственники служат в системе МВД. Наличие дачи или машины считалось достаточным основанием для увольнения. Если находили родственника в милиции, говорили:

— Выбирайте, кто из вас уходит из системы»[344].

А потом начались и трагедии. Зав. сектором Отдела административных органов ЦК партии А.И. Иванов в начале 1980-х застрелился. Информированные люди сомневаются, что им это было сделано добровольно. Троих заместителей начальника ГУУР МВД СССР уволили, группу лучших сыщиков страны — старших инспекторов по особо важным делам — ликвидировали; их начальник A.C. Муравьев и начальник одного из отделов ГУУР В.Н. Нечаев застрелились[345]. Общее же число самоубийц в МВД за это время составило 160 человек[346].

Замминистра из Узбекистана Г.И. Давыдов покончил с собой 16 мая 1985 г. Первый замминистра внутренних дел СССР ген.-п-к Ю. Чурбанов получил 13 лет. Хотя иногда к большим срокам могла привести не «высокая политика», а обыкновенная бытовая разборка. В одном интервью лучшая подруга Г.Л. Брежневой Мила Москалева рассказала и такую версию. Галина Леонидовна встретила в холле дома по улице Щусева свою соседку Р. Горбачеву. Та сказала ей что-то язвительное, эмоциональная Брежнева послала первую леди на три буквы. С этого будто все и началось…[347]. Сам бывший министр внутренних дел СССР генерал армии H.A. Щелоков пережил после снятия с поста целую эпопею: следствие, 19 февраля 1983 г. — самоубийство жены; 6 ноября 1984 г. — лишение звания генерала армии; 10 ноября (в День милиции!) — публикация об этом в «Правде»; 7 декабря — решением КПК при ЦК КПСС исключен из партии, и 13 декабря он застрелился.

На Западе с восторгом встречали такие известия: «Поздней осенью 1986 г. в Союзе началась еще одна громкая кампания. Она имеет своей целью борьбу с незаконными действиями и злоупотреблением властью со стороны милиции. В печати появились неожиданные сообщения о гражданах, которые были задержаны больше установленного срока без предъявления обвинений, или были избиты, или подвергались грубым допросам в милиции, хотя ни в чем не были виновны или их вина не была доказана. Говорилось и о милицейской коррупции, поголовном взяточничестве. Буквально сразу же появилось очередное постановление, направленное на борьбу с нарушениями „социалистической законности“.

Подлинное искоренение такой практики, основанное на законах и неподкупной власти, — и в самом деле существенно изменило бы советскую реальность. Ведь это именно та область жизни, которая затрагивает каждого и где человек, осмелившийся жаловаться, подвергает себя большому риску. Характерно, однако, что критике подверглись лишь милицейские структуры, а не КГБ.

В любом случае у нас пока нет оснований оценивать эти действия как серьезную реформу общественной жизни. Скорее всего речь идет лишь о попытке несколько ограничить произвол милиции, вызывающий слишком болезненную реакцию населения.

Тот факт, что ни критика (за одним исключением), ни меры по „укреплению законности“ никак не затрагивают КГБ, интересен по многим причинам. Известно, что КГБ относится к другим службам безопасности как к своим конкурентам. Так что критика этих служб может быть объяснена именно конкуренцией. Если это верно, то слухи, будто М.С. Горбачев сталкивается с оппозицией КГБ, вряд ли обоснованны.

До сих пор у генерального секретаря и органов безопасности не было причин для взаимного недовольства. Чистки М.С. Горбачева затронули многие организации, но не КГБ. Со своей стороны аппарат службы безопасности выставляет М.С. Горбачева и его политику в самом благоприятном свете. Не надо забывать итого, что М.С. Горбачев — протеже Андропова. Как и его учитель, он нередко использует КГБ для борьбы с коррупцией и злоупотреблениями тех своих противников, которых он собирается сместить.

Есть основания думать, что М.С. Горбачев надеется на КГБ и в том случае, если его экономическая или международная политика породят серьезную оппозицию в военной среде или в оборонной промышленности. В Советском Союзе любят говорить, что КГБ и вооруженные силы — это щит и меч партии. Похоже, что шеф КГБ Чебриков выполняет функции „щита и меча“ М.С. Горбачева. Не исключено, что это обстоятельство позволит генеральному секретарю, как нередко случалось в прошлом, победить в борьбе с политическими противниками»[348].

КГБ против КПСС: боевой помощник становится убийцей

В годы перестройки распространялась такая история. Когда была арестована одна из мафий, то в доме 2 по площади Дзержинского для генералитета была устроена выставка награбленных сокровищ. Потом этот же вернисаж показали высшему руководству. Так вот, якобы из Кремля пропало что-то приглянувшееся. Подсчитав, обнаружили пропажу. И Ю.В. Андропову пришлось просить Л.И. Брежнева, чтобы тот приказал вернуть похищенное. Верить всему этому или нет, уж больно похоже на «активку», но и настаивать не берусь.

А потом от слов перешли к делу.

Многочисленные самоубийства, смертные приговоры, аресты и прочие коллизии, выпавшие на долю высокопоставленных партийных и государственных функционеров, тяжким прессом прокатились по брежневской элите. Из публикаций в прессе мы помним немногих. Секретарь ЦК КП Узбекистана Р. Абдуллаева была освобождена от должности весной 1987 г., арестована 29 октября сразу по окончании сессии Верховного Совета УзССР. Помощник Генсекретаря Б. Бровин осужден за взятки. Председатель исполкома г. Сочи Краснодарского края В.А. Воронков приговорен к 13 г. л/св., отбыл 7 лет 2 месяца дня. Зампредседателя Совмина Молдавской ССР В.К. Вышку в 1986 г. приговорен к 14 г. л/св. с отбыванием в колонии усиленного режима, в 1990 г. срок снижен до 10 лет. Секретарь Навоиского обкома Есин получил 6 лет. Директор «Союзгосцирка» (любимец Л.И. Брежнева) A.A. Колеватов арестован 17 февраля 1982 г., были инкриминированы взятки, приговор — 13 лет л/св., освобожден 21 марта 1988 г. Замминистра рыбного хозяйства Рытов приговорен к смертной казни. Секретарь Краснодарского крайкома А. Тарада умрет в камере СИЗО. Первый секретарь ЦК КП Узбекистана И.Б. Усманходжаев (декабрь 1983–1988 гг.) был арестован по обвинению в получении взяток, приговорен к 12-ти г. л/св. Председатель Совета Министров Узбекской ССР (в феврале 1971 — ноябре 1984 гг.) Н.Д. Худайбердыев, будучи на пенсии (1928 г.р.), арестован 23 февраля 1987 г. 6 сентября 1989 г. — Верховным Судом СССР осужден на 9 лет л/св. Второй секретарь ЦК Киргизии В.А. Макаренко в 1985 г. исключен из партии, а его коллега из Узбекистана Т.Н. Осетров будет арестован. Секретарь ЦК КП Грузии С. Хабеишвили после того, как ушел в отпуск, был вызван первым секретарем ЦК КП Грузии Д. Патиашвили и вторым секретарем Б. Никольским, которые велели написать заявление об уходе, тут же собрали Бюро, сняли с формулировкой: «за допущенные ошибки в подборе кадров». Предыстория же всего этого скорее всего такова: в 1984 г. вскрылись хищения в Сигнагском районе. Первый секретарь Бучукури был замешан во взяточничестве. Тогда он силами местной прокуратуры и милиции стал «расследовать» дело о сборе 100 000 рублей для взятки для Д. Патиашвили. Подлог был обнаружен, и Бучукури был арестован. Через 6 месяцев отсидки в СИЗО КГБ он и показал против С. Хабеишвили, которому дали 15 лет. Тот будет убит в 1990-е.

Все уцелевшие отбывали сроки в колониях УЩ № 349 — 13 (г. Нижний Тагил), ЛA № 155 — 8 (пос. Заречный Алма-Атинской области) и № 272/3 (Иркутская область). Что там были за люди, рассказывают те, кто там побывал — колонии были изначально предназначены для работников органов: в общие ИТК их не сажали — опасались, что они откроют наработки сыска[349]. Пока мы говорили о перестройке в частностях, но мы не сказали обобщающего. Вся она от начала и до конца есть не что иное, как изысканная политическая операция, где повторялись однотипные по своему характеру действия: ту или иную часть политмеханизма дискредитировали через печать, подставляли под удар, а потом и окончательно уничтожали как «тоталитарную», несовместимую с новой «демократической» системой. Говорилось при этом, что перестройка-де отторгает старые кадры. На самом же деле это был один из моментов психвойны против народа и против чиновников: «Для общественной атмосферы тех лет было характерно, если не запамятовали, всеобщее возбуждение, вызванное многочисленными слухами о якобы страшной коррупции и воровстве в кругах советского руководства, в том числе в ближайшем окружении Брежнева. В своей основе все эти слухи строились по единой схеме. Будто бы КГБ и лично Андропов смело докладывают Брежневу неопровержимые данные о колоссальных взятках, полученных его родственниками, а генсек, впавший в маразм, не дает в обиду „своих“. Болтали, к примеру, будто бы спецоперация КГБ выявила, что Галина Леонидовна, дочь Брежнева, только за два года получила в виде взяток 3,1 млн руб. и 600 тыс. долларов; его сын, Юрий Леонидович, соответственно — 3,4 млн руб. и 450 тыс. долларов. Ну и так далее. Однако в дальнейшем, когда Брежнев был уже мертв, общественности не было предъявлено никаких доказательств, подтверждающих эти слухи. Поэтому не исключено, что все они вылетели (…) из лона КГБ»[350]; «Тихое, мирное и богатое царствование Брежнева настолько лишило подвластный народ плохих новостей и публичных казней, что он немедленно проникся самыми дикими слухами о разврате, казнокрадстве и лихоимстве партийных бояр, что сочеталось с глубоким доверием к органам государственной безопасности. Поэтому простолюдины встретили воцарение Андропова, известного своим председательством в КГБ, надеждой, что он „все про всех знает и всех посадит“. (…) Андропов, заметив укоренившуюся в толпе страсть к диким домыслам, шагнул по течению: ничего не говоря прямо (дескать, факты так отвратительны и страшны, вы сами же понимаете, зачем позориться перед иностранцами), в толпу бросили сказки о грехах „брежневского семейства“ — толпа радостно взвыла, получив подтверждение самым нелепым домыслам, а новый царь, насытив общественный гнев долгоиграющей жвачкой, сохранил неприкосновенными „основы“…»[351].

Забегая несколько вперед, можно указать на тот особый шок в обществе, что вызвал удачный ход в антипартийной психвойне: накануне XIX Всесоюзной партконференции в журнале «Огонек» был дан материал, что среди делегатов конференции есть взяточники. Всплыл вопрос: кто?! И потребовали дать ответ. Главный редактор журнала «Огонек» В. Коротич вышел к трибуне и отдал папку компромата М.С. Горбачеву. Все гадали, чьи имена были в этой папке. Как потом уже выяснилось, были данные на первых секретарей из Узбекистана: Бухарского, И.Д. Джаббарова и Андижанского, Н.Р. Раджабова (будут арестованы 19 октября 1988 г. после рассмотрения их персональных дел на Бюро ЦК в присутствии Председателя КГБ УзбССР[352]), заведующего сектором отдела организационно-партийной работы аппарата ЦК партии и бывшего 2-го секретаря ЦК КП Молдавии В.И. Смирнова (будет арестован 11 января 1989 г.), замзав отдела организационно-партийной работы аппарата ЦК КПСС и секретаря парторганизации аппарата ЦК К.Н. Могильченко. Это были чистки, по типу близкие к 1937 г. Только если те репрессии позволили в итоге выиграть войну, то эти загубили СССР. Это был их реванш за фиаско 1937 года, да и за 1945-го тоже!..

А заканчивали вообще прискорбно. В августе 91-го Кабинет министров принял постановление о введении оплаты за пользование правительственной спецсвязью. Если ранее партаппарат был основным ее пользователем и она оплачивалась Комитету через госбюджет, то тут вдруг в одночасье выяснилось, что КПСС задолжала 131 млн руб. Замгенсекретаря В.А. Ивашко на документе поставил рассеянную резолюцию: «Эта сумма нам не по карману» (РГАНИ. Ф. 89. Оп. 20. Д. 71. Л. 3).

Эпизод за эпизодом…

Между тем подошло время и самой псевдоперестройки. Мы сегодня пытаемся реконструировать ее ход, тенденцию ослабления советской безопасности, отслеживаем — по мере возможности — участие КГБ в погроме, учиненном в собственном доме. В каждом значительном деле того времени мы увидим их роль…

Эпизод первый в «перестройке» выглядел как смерть генерального секретаря ЦК КПСС К.У. Черненко и возведение на освободившийся трон М.С. Горбачева (об этом мы уже говорили). Но будем помнить — в самом первом эпизоде роль КГБ не просто исключительна…

Когда мы говорили о способностях КГБ, то упоминали о скорости прохождения информации, сообщения о смерти Л.И. Брежнева, что первыми в регионах об этом узнали начальники управлений КГБ; смерть К. Черненко не стала исключением. Так, например, начальнику Генштаба маршалу С.Ф. Ахромееву о смерти К.У. Черненко сообщил по телефону В.М. Чебриков, он же попросил сказать об этом министру обороны, которого не смог найти.

Если же говорить о чем-то новом при свежеизбранном генсеке, то работа центральных служб выглядит так. Для завоевания дешевой популярности М.С. Горбачев велит уничтожить чертежи лимузина «Чайки» (чтоб в будущем никто не смел ездить на нем — и это при том, что отечественный автопром и без того не блещет!), и посылает удостовериться в этом офицера КГБ[353]. Раиса Максимовна, о которой из числа охранников еще никто слова доброго не сказал, не менее оригинальна: «Ей понадобился кроме общей охраны адъютант, который был бы всегда при ней. То, что предлагалось, — не устраивало супругу генсека. Не сразу, но разыскали в Сочи симпатичного парня с высшим образованием. Однако продержался он всего несколько месяцев и был изгнан без объяснений — не угодил первой леди»[354]. Не стоит думать, что всех увольняли принудительно, некоторые и сами переводились добровольно, куда угодно, только подальше от первого лица и особенно от его «леди», получая приказ: найти в магазинах трусы-«недельку»… Да, ничего не скажешь, особо важное заданьице — как раз для КГБ!

Хроника[355]. 1985 год. Год предателей

Январь

5 — ген.-п-к Ф.Д. Бобков назначен первым зампредом КГБ СССР.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.