Вадим Шершеневич

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вадим Шершеневич

Вадим Габриэлевич Шершеневич (1893, Казань – 1942, Барнаул), поэт так называемого «второго ряда», незаслуженно забытый в силу ряда причин. Во-первых, русская поэзия первой половины XX в. изобилует именами-звездами, заслоняющими своим ослепительным светом более скромные дарования, во-вторых, поэты такого рода, как Шершеневич, сыграв определенную роль в развитии неких важных и новых творческих принципов, как правило, уходили с авансцены русской культуры в напряженно драматичный исторический период 1920—1940-х гг. В процессе освоения еще далеко не исчерпанных идейно-художественных богатств русской поэзии Серебряного века нельзя обойти молчанием имя Шершеневича. Оно носит принципиально важный характер для изучения истории, поэтики и эстетики имажинизма. Поэт был одним из соратников С. Есенина и, если бы обстоятельства исторической эпохи сложились более благоприятно, его имя не было бы так неизвестно, как ныне.

А. Кобринский в предисловии к новому и пока единственному изданию стихотворений Шершеневича, включившим произведения, не напечатанные при жизни автора, отстаивает точку зрения, что именно его поэзия «представляет собой одну из вершин русской лирики XX в. – и совсем не только ее имажинистского крыла; он, словно задавшись целью продемонстрировать условность и прозрачность границ русского авангарда, – подчеркивает исследователь, – писал стихи, следуя эстетическим принципам самых различных литературных направлений: символизма, эгофутуризма, кубофутуризма, имажинизма…» [254].

Вадим Шершеневич начал печататься с 18 лет, дебютировал книгой стихов «Весенние проталинки» (1911). Сборники стихотворений, выходившие в 1913 г. в Москве в издательстве «Мезонин поэзии», носили явный отпечаток влияния символизма, – «Carmina: Лирика (1911–1912)», «Экстравагантные флаконы» и «Романтическая пудра». Высокую оценку его поэтическому языку дал Н. Гумилев: «Выверенный стиль, интересные построения заставляют радоваться его стихам. <…> Изысканные рифмы <…> не перевешивают строки» [255].

Под влиянием русских и итальянских футуристов Шершеневич стал одним из значительных теоретиков авангардного искусства. В теоретико-критической книгах «Футуризм без маски. Компилятивная интродукция» (1914), «Зеленая улица» (1916), статье «Пунктир футуризма», докладе «Злато-полдень русской поэзии (о футуризме)», прочитанном в Московском литературно-художественном кружке (1913) Шершеневич обосновал закономерность появления искусства, призванного воплотить в принципиально новых формах актуальные темы и современное ощущение жизни. Это были первые исследования о русском футуризме, написанные к тому же футуристом. Подчеркивая приоритет движения, быстроты, качественного изменения «кванта» времени, Шершеневич писал: «Красотой быстроты пропитан весь сегодняшний день, от фабрики до хвоста собаки, которую через миг раздавит трам. Поэтому более чем понятно, что лирик, опьяненный жизнью, опьянен именно динамикой жизни» [256]. Поиски собратьев по воззрениям ненадолго привели Шершеневича в лагерь эгофутуристов, но в 1918 г. он принимает участие в основании группы имажинистов, которую возглавил, особенно близко сойдясь во взглядах с А. Кусиковым. Началом зарождения идеи образотворчества, приведшей к возникновению литературного течения имажинизма, стала полемика о роли образа в поэзии, «бесстрашно вглядывающейся в глаза Нынче». На обложках сборников стихов «Крематорий» и «Вечный жид» (оба – в 1918) стояло «имажинист Вадим Шершеневич».

В 1920-х гг. Шершеневич, отрицая и классическую поэзию прошлого, и ужасаясь художественной бесплодности поэтов, принадлежащих к группе «Октябрь» и «Кузница», искал новые возможности поэтического самовыражения за пределами «охоты за агитпродукцией». Под все усиливающимся политическим нажимом поэт обратился к работе над инсценировками и переводами У. Шекспира, Ш. Бодлера и Э. Парни.

Стихотворения Шершеневича долгое время не переиздавались. Сборник «Стихотворения и поэмы» (2000), включивший стихотворения зрелого периода «Лошадь как лошадь», «Итак итог», а также драматические произведения «Быстрь» и «Вечный жид», является итогом исследовательских и издательских проектов по восстановлению целостной картины поэтической культуры Серебряного века.

В творчестве Шершеневича преобладают любовные, урбанистические и патологические темы. Урбанистическая тематика сочеталась с темой творчества как познавательного процесса, в котором лишним становится все, что уже было использовано или апробировано. Автор объяснял: «Поэзия покинула Парнас; неуклюжий, старомодный, одинокий Парнас «сдается по случаю отъезда в наем». Поэтическое, т. е. лунные безделушки, «вперед – народ», слоновьи башни, рифмованная риторика, стилизация, – распродается по дешевым ценам. Этим объясняется мнимая непоэтичность и антиэстетичность моей лирики. Слишком все «поэтичное» и «красивое» захватано руками прошлых веков, чтобы оно могло быть красивым» [257]. Шершеневич вводит в поэзию антигероя, который ищет возможности укрыться от невыносимой социальной действительности. Поэт прибегает иногда к шокирующим неожиданностям, по его определению, поэзия – это искусство соединения автономных слов и образов (стихотворение «Зеленая улица»). В «Квартете тем» (1919) настаивается на автономности жизни и принципиальной непознаваемости личности:

В этой жизни тревожной, как любовь в девичьей,

Где лампа одета лохмотьями копоти и дыма,

Где в окошке кокарда лунного огня,

Многие научились о Вадиме Шершеневиче,

Некоторые ладонь о ладонь с Вадимом

Габриэлевичем,

Несколько знают походку губ Димы,

Но никто не знает меня.

Пережив бурное увлечение идеями футуризма, отразившееся в сборнике «Автомобилья поступь», Шершеневич вместе с С. Есениным и А. Мариенгофом создает «Орден имажинистов». В программной статье «У края прелестной бездны», которую Шершененевич подписывает ироничным псевдонимом Г. Гаер (так в старину называли балаганного шута), провозглашал преемственность имажинизма по отношению к футуризму: «Футуризмумер! <…> Он должен быть благословляем уже за то, что нес в себе имажинизм» [258]. В 1919 г. он пишет прокламацию имажинизма, под которой подписались С. Есенин, Р. Ивнев, А. Мариенгоф, а также художники Б. Эрдман и Г. Якулов. Сквозная мысль – роль образа. «Образ – это броня строки. Это панцирь картины. Это крепостная артиллерия театрального действия» [259]. Влияние Шершеневича было значительным, о чем говорит тот факт, что он в 1919–1920 гг. был избран председателем Всероссийского союза поэтов. Современники не могли не запомнить его эпатирующего поведения. Он расписывал своими стихами монастырские стены, переименовывал улицы, прикрепляя таблички «Улица Шершеневича», ярко и самозабвенно скандалил на поэтических вечерах. Эти поступки не были спонтанными, они были продиктованы сознательной тактикой, учитывающей, что литературу создают «литературные факты». В стихотворении «Песня песней» (1920) автор называет первым имажинистом Соломона, но уже в 1921 г. в творчество Шершеневича входят апокалипсические образы «Ангела катастроф» – «Выщипывает рука голодухи / С подбородка Поволжья село за селом»; «Красная роза все чаще / Цветет у виска россиян», да «Пчелка свинцовая жалит».

Видимый «союз» с советской властью, которая, казалось, не обращала внимание на имажинистов, был нарушен выходом сборника «Мы Чем Каемся» (М., 1922), заглавные буквы которой указывали на аббревиатуру Московской Чрезвычайной комиссии. Издание было арестовано, авторам сделали выговоры. В общей неразберихе тех лет чиновники по недоразумению посылали сборник Шершеневича «Лошадь как лошадь» в деревни как руководство по коневодству. Вряд ли голодные крестьяне могли уяснить суть стихотворения «Принцип звука минус образ» или вникнуть в красоту «многоэтажного» стихотворения, в котором реалистическое соединялось с сюрреалистическом:

Знайте, девушки, повисшие у меня на шее, как на

хвосте

Жеребца, мчащегося по миру громоздкими скачками:

Я не люблю целующих меня в темноте,

В камине полумрака вспыхивающих огоньками…

И едва ли для крестьян было насущным отождествление стихотворной техники и чувств любви в качестве «Принципа синтаксического аграмматизма» (название стихотворения):

Не губы и не глаза, но колонны многоточек,

Не сердце – на разорванных листиках стих!

И какой же сумеет в одно переплетчик

Меж картона любви переплести их?

В стихотворении «Композиционное соподчинение» (1918) слышен живой голос поэта, который, обращаясь к возлюбленной, говорит:

И опять, как Христа измотавшийся взгляд,

Мое сердце пытливое жаждет, икая,

И у тачки событий, и рифмой звенят

Капли крови, на камни из сердца стекая.

Дорогая!

Я не истин напевов хочу! Не стихов,

Прозвучавших в веках слаще славы и лести!

Только жизни! Беспечий! Густых зрачков!

Да любви! И ее сумасшествий!

Стихи располагаются таким образом, чтобы выровнять не левый край, как это обычно делалось, а правый. Поэт легко играет традиционными образами и одновременно использует приемы авангардного искусства, сохраняя музыку стиха и его образность. В стихотворении «Принцип звука минус образ» можно увидеть черты хлебниковской поэтики:

Им ли поверить, что в синий,

Синий

Дымный день у озера, роняя перья, как белые капли,

Любовь не по-лебяжьи твердит о любви лебедине,

А на чужом языке (стрекозы или цапли).

Когда в петлицу облаков вставлена луна чайная,

Как расскажу словами людскими

Про твои поцелуи необычайные

И про твое невозможное имя?!

Вылупляется бабочка июня из зеленого кокона мая,

Через май за полдень любовь не устанет расти,

И вместо прискучившего: «Я люблю тебя, дорогая!» —

Прокричу: «Пинь-пинь-ти-ти-ти!»

Последний сборник был выпущен в 1926 г., автор посвятил его своей возлюбленной – актрисе Юлии Дижур (покончившей с собой из-за недоразумения в отношениях с Шершеневичем). В 1928 г. в статье «Существуют ли имажинисты» поэт признал, что «имажинизма сейчас нет ни как течения, ни как школы» [260]. Книга «Итак, итог» была уже постимажинистской. В 1930-е гг. Шершеневич работал над мемуарами «Великолепный очевидец». Творческая эволюция этого поэта шла от эксперимента к традиции. Поздние стихотворения, например «От самых древних поколений…» (1933–1935), поражают своей энергией и классической строгостью:

Любовь! Твой плащ горит над миром,

Но плащ твой с выпушкою бед.

Твой страшный глаз глядит сапфиром,

Но в нем ясней рубинный след.

И всё ж пленять не перестанешь,

Любовь последняя моя,

И ты убьешь, но не обманешь

Певучий почерк соловья.

Основные приемы имажинистской поэтики – принцип развернутых аналогий, композиционных соподчинений, метафоризация быта – остались в плену у времени, тогда как стихотворения, в которых чувствуется живое дыхание и чувство поэта, продолжают жить.

Сочинения

Поэты-имажинисты. СПб., 1997.

Шершеневич В. Листы имажиниста. Ярославль, 1997.

Шершеневич В. Пунктир футуризма // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1994 г. СПб., 1998. С. 163–174.

Шершеневич В. Стихотворения и поэмы. СПб., 2000.

Литература

Ароздков В. «Достались нам в удел года совсем плохие…» (В.Г. Шершеневич в 1919 и 1922 годах) // Новое литературное обозрение. 1998. № 30 (2).

Кобринский А. «Наши стихи не для кротов…». Поэзия Вадима Шершеневича // Шершеневич В. Стихотворения и поэмы. СПб., 2000. С. 7—27.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.