Влияние окружающей среды в Египте и Месопотамии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Влияние окружающей среды в Египте и Месопотамии

Переходя от древнего Египта к древней Месопотамии, мы покидаем цивилизацию, вековечные памятники которой высятся и по сей день в виде «горделивых каменных пирамид, свидетельствующих о чувстве суверенной власти человека в его триумфе над материальными силами». Мы переходим к цивилизации, памятники которой погибли и города которой, говоря словами пророка, «обратились в груду развалин». Скудным напоминанием о древнем величии служат низкие серые холмы, которыми и представлено прошлое Месопотамии.

И такое положение вещей совершенно закономерно. Оно отвечает самому духу обеих цивилизаций. Если бы сегодня возродился древний египтянин, то он, несомненно, с волнением отнесся бы к долговечности своих пирамид, ибо он придавал человеку и осязаемым творениям человека больше существенного значения, нежели большинство других цивилизаций. Если бы возродился житель древней Месопотамии, то он едва ли был бы серьезно расстроен тем, что его творения стерты с лица земли, ибо он всегда знал — и знал глубоко, — что, поскольку речь идет о «просто человеке, — дни его сочтены и, что бы он ни делал, он всегда лишь ветер»1. Для него центр и смысл существования всегда лежал вне человека и вне его творений, вне осязаемых вещей — в неосязаемых силах, управляющих вселенной.

Каким образом египетская и месопотамская цивилизации приобрели эти совершенно различные этосы, один доверительно, а другой недоверчиво относящийся к могуществу и высшему значению человека, — вопрос нелегкий. «Этос» цивилизации — результат настолько запутанных и настолько сложных процессов, что не поддается точному анализу. Поэтому мы просто укажем на один из факторов, который, как представляется, сыграл значительную роль, — фактор окружающей среды. Главы 2–4 уже подчеркнули активную роль окружающей среды в формировании мировоззрения раннего Египта. Египетская цивилизация возникла в компактной стране, где одно селение лежало в успокоительно тесной близости к другому, а все пространство в целом было замкнуто и изолировано от окружающего мира защитным ограждением гор. Над этим надежным укрытием каждый день проходило надежное, неизменное солнце, вновь и вновь вызывая Египет к жизни и деятельности после ночного мрака; каждый год здесь разливался верный Нил, чтобы оплодотворить и оживить египетскую почву. Можно подумать, что Природа намеренно обуздала себя, что она обособила эту безопасную долину с тем, чтобы человек мог наслаждаться жизнью беспрепятственно. Совершенно не удивительно, что великая цивилизация, возникающая на таком фоне, должна быть исполнена чувства собственного могущества, должна быть глубоко впечатлена своими собственными — человеческими! — достижениями. Глава 4 определила мировоззренческую позицию раннего Египта как «пионерский дух явных достижений, первого успеха в новом направлении. Отсутствие препятствий порождало свойственную юности, полагающуюся на свои собственные силы самонадеянность. Человек довлел самому себе. Боги? Да, они существовали где-то там, и — в этом можно было не сомневаться — они создали этот отличный мир, но мир был хорош потому, что человек был сам себе хозяином и не нуждался в постоянной поддержке богов».

Опыт Природы, который породил этот подход, нашел свое непосредственное выражение в египетской концепции космоса; Египетский космос был в высшей степени заслуживающим доверия и успокоительным. Он обладал — цитируем главу 2 — «утешительной периодичностью, его структура и механика действия обеспечивали воспроизведение жизни посредством возрождения элементов, дающих жизнь»;

Месопотамская цивилизация выросла в явно иной окружающей среде. Правда, мы находим здесь те же самые великие космические ритмы — смену времен года, неизменное движение солнца, луны и звезд, — но мы находим здесь также и элемент силы и насилия, которого не было в Египте. Тигр и Евфрат не похожи на Нил: они могут разливаться порывисто и непредсказуемо, разрушая дамбы человека и затопляя его посевы. Здесь дуют знойные ветры, засыпающие человека пылью и грозящие удушить его. Здесь идут проливные дожди, обращающие всю твердую поверхность земли в море грязи и лишающие человека свободы передвижения: всякое движение застопоривается. Здесь, в Месопотамии, Природа не сдерживает себя; во всей своей мощи она сокрушает и попирает волю человека, дает ему почувствовать во всей полноте, сколь он ничтожен.

Дух месопотамской цивилизации отражает это. Человек не склонен переоценивать свои силы, когда Он наблюдает столь могущественные силы природы, как гроза или ежегодное наводнение. О грозе житель Месопотамии говорил, что «ее ужасные вспышки света покрывают землю словно ткань»2. О впечатлении, которое производило на него наводнение, можно судить по следующему описанию:

Потоп безудержный, что соперников не имеет,

Сотрясающий небо, разбивающий землю,

Что мать и дитя уносит в могучем покрове,

Что тростниковую буйную поросль ломает,

Урожай заливает во время его созреванья,

Встающие воды, что страшны глазам человека,

Всевластный потоп, что сражается с дамбой

И вырывает могучие месу-деревья[4],

(Бешеный) шторм, сметающий все в завихренье могучем

И с собой увлекающий (в бурном водовороте)3.

Окруженный такими силами, человек видит, как он слаб; с ужасом осознает, что он вовлечен в игру чудовищных сил. Дух его становится тревожным. Его собственное бессилие вызывает в нем отчетливое осознание трагических возможностей.

Опыт Природы, породивший это настроение, нашел свое непосредственное выражение в представлении жителя Месопотамии о том космосе, в котором он жил. От его взора ни в коей мере не ускользали великие ритмы космоса: он видел в космосе порядок, а не анархию. Но для него этот порядок отнюдь не был таким безопасным и успокоительным, каким он был для египтянина. Через него и за ним он ощущал множество могущественных индивидуальных воль, потенциально расходящихся между собой, потенциально вступающих в конфликт, чреватых возможностью анархии. Он сталкивался в природе с чудовищными и своевольными индивидуальными силами.

Для жителя Месопотамии соответственно космический по-рядок не казался чем-то данным, скорее он становился чем-то достигнутым — достигнутым путем непрерывной интеграции множества индивидуальных космических воль, каждая из которых столь могущественна, столь пугающа. Поэтому его понимание космоса стремилось быть выраженным в терминах интеграции воль, т. е. в терминах социальных институтов, таких, как семья, община, и в особенности государство. Коротко го-зоря* космический порядок представлялся ему порядком воль — государством.

Излагая здесь это воззрение, мы обсудим сначала период, в который оно предположительно могло возникнуть. Затем мы рассмотрим вопрос о том, что видел житель Месопотамии в явлениях окружающего его мира, с тем, чтобы показать, каким образом для него было возможно приложение порядка, взятого; из социальной сферы, государства, к существенно отличному миру Природы. И под конец мы обсудим этот порядок в деталях и прокомментируем те силы, которые играли в нем наиболее выдающуюся роль.