ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ ХУННОВ

ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ ХУННОВ

На высшей ступени варварства старейшины резко отличаются от военных вождей[233]. Так было у ирокезов, где оба института уживались, не мешая друг другу; у германцев, где военные вожди, герцоги, за время Великого переселения народов совершенно вытеснили родовую знать — конунгов. Борьбу этих же начал мы наблюдаем в Спарте. Там военные вожди-цари были подчинены совету старейшин — герусии, но и те и другие подчинялись народному собранию. В Афинах мы видим полное торжество народного собрания над старейшинами-архонтами, а базилевсы — цари-военачальники — были вовсе упразднены. Таким образом, наблюдаются разнообразные формы совмещения родового строя с существованием сильной военной державы. Как же решили этот вопрос хунны? В эпоху Модэ хуннский род был патриархальным, т. е. дети принадлежали к роду отца, а не матери. Вдова старшего брата становилась женой младшего, который обязан был о ней заботиться, как о своей любимой жене[234]. Круговая порука рода подразумевалась как обязательное условие. Это видно из того, что за преступление, совершенное одним членом семьи, несла ответственность вся семья[235]. Эти черточки показывают, что род был крепок и отнюдь не разлагался. С отцовским родом всегда бывает связана экзогамия, и у хуннов она налицо, так как жен полагалось брать исключительно из чужого рода, что видно на примере брачного права шаньюев.

Чтобы разобрать вопрос о том, кем был по существу родовой князь, мы должны обратиться к сравнительной этнографии. Форма общежития в виде большой семьи, управляемой патриархом, сохранялась до XIX в. у южных славян (задруга). Управлял ею домачин, который «отнюдь не обязательно должен быть старейшим»[236]. В римской патриархальной семье понятие familia означало всех принадлежащих одному человеку рабов[237], т. е. все имущество. Сходной формой была семейная община еврейских патриархов, например Авраама, описанная в книге «Бытие». Все эти формы не являются залогами хуннского рода, значительно более развитого, но могут быть рассматриваемы как исходные формы геронтократии. Хуннский родовой князь был представителем интересов рода и пользовался полной его поддержкой. Такую систему позднее можно было обнаружить в Монголии, но лишь в тех родах, которых не коснулись военные реформы Чингисхана, порвавшие родовые связи и заменившие их военной субординацией. Отсюда становится также понятно, каким образом шаньюев род пользовался непререкаемой властью в огромной державе. Эта власть была основана не на узурпации прав общины, а на привычном авторитете родового старшинства. По отношению к покоренным народам шаньюй был владыкой, более или менее суровым, а по отношению к своему народу — отцом, более или менее добрым.

Итак, установив наличие родового строя у хуннов, мы должны определить в нем место военных вождей. Отличительное их качество — несвязанность с системой рода; выбирались они независимо от происхождения и исключительно по способностям. У хуннов они назывались гудухэу. Они были низшим командным составом, всецело подчиненным родовой знати. А. Н. Бернштам в своей книге «Очерки истории гуннов» предположил, что шаньюй узурпировали право рода[238], но это мнение основано на невнимательном чтении источника. Шаньюй и вся высшая знать сами были членами рода, они представляли его, как глава семьи представляет собой всю семью и говорит от ее лица. Строй, установленный Модэ и его преемниками, консервировал систему родовых отношений и может быть определен как геронтократия — власть старейших в роде. Разумеется, при развитой системе рода личный возраст значения не имел, так как в родовых системах ведется сложный счет старшинства, при котором новорожденный ребенок может оказаться «старше» глубоких стариков. Захватив всю власть в свои руки, родовая знать заменила народное собрание съездами родовых князей. Народное собрание нигде не встречается в истории Хунну, тогда как съезды родовых князей и вельмож собирались регулярно дважды в год[239]. Консолидация знатных родов, очевидно, была на столь высокой ступени, что мы вправе определить хуннскую державу как родовую империю. Однако создать такую сложную и оригинальную систему было нелегко; необходимо было не только высокое происхождение ее основателя, но и большой военный талант его. Именно это сочетание мы видим у Модэ, который спас своих стесненных врагами сородичей, увеличив силу привычного уважения к старшим военной дисциплиной. Как мы видели выше, в начале своего правления он принужден был переступить через трупы отца и брата, но сочувствие соплеменников было на его стороне. Когда же он столкнулся с нарушением дисциплины и противодействием отдельных представителей своего народа, то тут покатились головы нерадивых. Урок был, видимо, дан основательный, потому что после этого ни о каких нарушениях дисциплины не упоминается.

Год 209 до н. э. был для всего хуннского народа роковым: решалась его судьба. Если бы не ум и энергия Модэ, хунны истратили бы свои силы в родовых распрях, как кельты, или в военном наемничестве, как германцы и самниты, или в бессистемных грабежах и истребительных войнах с соседями, как скандинавы и ирокезы. В любом случае они не вышли бы из ряда полудиких кочевых племен, смыслом деятельности которых было бы разрушение и самоистребление. Но общий ход исторического развития кочевых племен и в этом случае не был бы нарушен. Место исчезнувших хуннов заняли бы либо восточные монголы-дунху, либо южные тибетцы-кяны, либо западные арийцы-юэчжи, либо северные угры, предки ненцев. Изменились бы только детали хода событий, направление культурного развития, этнический состав. Однако от этих второстепенных моментов зависела жизнь всех хуннов. Поэтому для них реформы Модэ имели огромное значение. Важны они и для историка, восстанавливающего картину реального прошлого, а не только общие закономерности развития человечества.

Разумеется, Модэ создал державу не из ничего. Консолидация кочевых племен была предрешена всем историческим процессом развития скотоводческого хозяйства. Но деятельность и способности Модэ не могут быть оставлены без внимания. За его свистящей стрелой устремились уже не охотники до чужого добра, а воины, верящие в своего вождя и подчиненные сознанию долга. Модэ умер в 174 г., достигнув такого величия, о котором в начале жизни он и не помышлял. Его дело просуществовало 300 лет, хотя ни один из его потомков не мог сравниться с ним по таланту.