Экономический упадок Гжатска после Отечественной войны 1812 года
Экономический упадок Гжатска после Отечественной войны 1812 года
1.
Экономические процессы, происходившие в России во второй четверти XIX века, приняли значительно большую отчетливость и глубину, чем в конце XVIII — начале XIX столетия. В недрах крепостного строя продолжалось формирование и укрепление капиталистического уклада, углублялся кризис феодализма, возникший вследствие конфликта между новыми производительными силами и старыми производственными отношениями.
В стране увеличивалось число промышленных предприятий, особенно предприятий капиталистических, ширилось применение вольнонаемного труда, внедрение машинной техники. Продолжало развиваться мелкое крестьянское товарное производство, расширялся внутренний рынок, росли города.
Капиталистические отношения проникли и в сельское хозяйство. Они выражались в распространении вольнонаемного труда, во внедрении машинной техники и освоении многопольных севооборотов, в возделывании технических культур и росте торгового земледелия. Но все это находилось в зародышевом состоянии и пробивало себе дорогу с невероятными трудностями. Феодально-крепостной строй сковывал дальнейшее развитие промышленности и сельского хозяйства. Кризис крепостной системы, сопровождавшийся усилением крепостного гнета, обострил классовые противоречия в стране и усилил борьбу крестьян за свое освобождение.
Как же все эти процессы отражались на развитии Гжатска? Какова его дальнейшая судьба?
Гжатск в это время постепенно завершал свой восстановительный период. Только к 1825 году он более или менее залечил зияющие раны войны и начал принимать нормальный облик города. Это не означает, конечно, что война уже нигде о себе не напоминала. Не только в 1825 году, но даже спустя десятилетие следы войны еще отчетливо были видны во многих местах города. В статистическом обозрении Гжатска за 1835 год указывается, что после войны 1812 года «город поправлялся весьма медленно, так что некоторые каменные дома и поныне находятся неотделанными и запустелыми» {Статистическое обозрение уездного города Гжатска Смоленской губ., Смоленск, 1836, стр. 3.}.
Однако, по некоторым показателям, город подходил уже к довоенному уровню. Население города составляло в 1825 году 3243 человека, то есть немногим больше, чем до войны 1812 года {Статистическое изображение городов и посадов Российской империи по 1825 год, составленное из официальных сведений департамента полиции. СПб, 1830, стр. 16.}. В Гжатске числилось в это время 659 домов, из них 58 каменных {Статистическое изображение городов и посадов Российской империи по 1825 год, составленное из официальных сведений департамента полиции. СПб, 1830, стр. 16.}. Примерно такое же количество их было в канун 1812 года. Площадь города, находившаяся под постройками, однако, уменьшилась. В конце XVIII века она равнялась 223 гектарам, а в 1835 году только 193 гектарам. Уменьшение площади шло, главным образом, за счет заводских построек и торговых амбаров, многие из которых после разрушения не восстанавливались.
Гжатск во второй четверти XIX века не переживал того роста торговли и промышленности, который протекал в целом в стране. Наоборот, в указанное время в Гжатске начинается резкое падение торговли и сокращение торговых оборотов. Торговый упадок города, начавшийся с 1812 года, по-видимому, резко углубился после 1836 года, когда вследствие неблагоприятных природных условий гжатские купцы пережили серьезную «катастрофу». В этом году река Гжать вскрылась неожиданно рано, в конце февраля, и застала многих купцов неподготовленными к отправке барж. Большое число барж осталось неотправленным, и те из судовладельцев, кто имел поставки в казну, понесли громадные убытки. А баржи купцов, сумевших отправить их 1 марта, оказались застигнутыми внезапно наступившими морозами. Пока баржи стояли из-за морозов в 50 километрах от Гжатска, река спала настолько, что купцам приходилось для передвижения своих барж устраивать запруды через каждые 50 километров. В результате они прибыли в Петербург не в начале июня, как всегда, а в начале сентября, когда Петербургский порт уже закрылся, а хлеб был закуплен у других купцов. Многие из гжатских купцов, сумевших сохранить свои капиталы в войну 1812 года, после этого совершенно разорились. С тех пор знаменитая гжатская караванная торговля постепенно теряет свое значение.
«Этот год, — пишет Я. Соловьев, — повел за собой банкротство многих купеческих домов. Памятниками его остались развалины многих некогда прекрасных зданий, которые можно встретить на многих улицах в городе Гжатске» {Соловьев Я. Сельскохозяйственная статистика Смоленской губернии, 1855, стр. 431.}.
Однако не это обстоятельство было главной причиной торгового упадка города. Упадок гжатской торговли объяснялся открытием в 1851 году Николаевской (ныне Октябрьской) железной дороги, которая отвлекла от гжатского речного пути значительную часть грузов, следовавших в Петербург. Он объяснялся резким обмелением реки Гжати, начавшемся с середины XIX века, что значительно сократило судоходство по реке. Он объяснялся также тем, что в районе Гжатска в значительной степени истреблен был пригодный для построек барок лес и цены на них резко поднялись. В конце XVIII века при генеральном межевании в уезде значилось 183,3 тысячи десятин леса, т. е. более половины всей площади; в середине XIX века леса осталось только 34 тысячи десятин {Географическо-статистический словарь Российской империи. Составил П. Семенов. 1863, стр. 630.}. Наконец он объяснялся общей причиной — политикой царизма, направленной на укрепление разлагавшегося феодально-крепостного строя и господства класса помещиков-крепостников. Это не могло не замедлить развития промышленности, торговли и городов. Все это привело Гжатск к потере своего былого торгового значения. Еще в 30-х годах из Гжатска уходило от 120 до 150 судов, доставлявших в Петербург товаров на сумму более чем в 4500 тысяч рублей {В статистическом обозрении города за 1835 год приводятся любопытные данные о том, какие предметы и в каком количестве были отправлены с гжатских пристаней в Петербург в этом году. Вот перечень этих предметов: муки ржаной — 23 377 четвертей, овса — 40 145, муки пшеничной — 317, семя льняного — 17 520, круп гречневых — 2870, овсяных — 40 четвертей, кож говяжьих — 1400 пудов, пеньки — 17 250, сала говяжьего — 245 900, масла конопляного — 61 000, меду — 200 пудов, дубовых ободов — 400 штук. Всего на сумму 4 570 580 рублей. (См. Статистическое обозрение уездного города Гжатска Смоленской губ., 1836. Интересные данные относительно числа судов и объема вывозимой продукции даются также за разные годы в работе «Описание земледельческой и торговой промышленности Смоленской губ.», Смоленск, 1832, стр. 22). }, то есть сумму близкую к товарообороту конца XVIII века, а в 1856 году из Гжатска отошло всего 38 судов, нагруженных товарами на сумму в 247 376 рублей {Статистическое обозрение уездного города Гжатска Смоленской губ., Смоленск, 1836, стр. 6, а также Цебриков М. — Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами генерального штаба. Смоленская губ., 1862, стр. 372 — 374, 375.}. Из 45 пристаней, существовавших некогда на Гжати, сохранилось теперь не более 17 {Самыми значительными из них являлись теперь Логочевская, Шубинская и Ярыгинская.}.
Тем не менее, в 50-х годах гжатское купечество было наиболее богатым в губернии. Гжатск занимал тогда еще первое место по сумме купеческого капитала. В 1857 году капитал гжатских купцов составлял 307 200 рублей, капитал купцов Смоленска — 212 400 рублен, а Вязьмы еще меньше — 173 200 рублей. Но это говорит не о богатстве гжатского купечества, а о бедности купцов Смоленщины, о ничтожности их торговых оборотов.
Ярмарочная торговля Гжатска также не разрасталась, а сокращалась. Здесь по-прежнему существовала одна ярмарка — Казанская. Она начиналась 8 июля и продолжалась семь дней. На ярмарку съезжались купцы не только близлежащих городов, упоминавшихся ранее, но нижегородские, казанские, привозившие сюда кожаные и пушные изделия, галантерею и другие предметы. На ярмарку пригонялось большое количество лошадей и рогатого скота. Но если еще в 20-х — 30-х годах XIX века оборот ярмарки достигал в отдельные годы около 500 тысяч рублей, то в 1857 году на нее привезено было товаров всего на 10 900 рублей, а реализовано еще меньше — лишь на 3100 рублей.
Сокращение ярмарочных оборотов было, пожалуй, естественным и закономерным в условиях развития новых форм торговли — рыночной и лавочного торга, которые приобретали все большее значение. В городе продолжали происходить еженедельные торги по пятницам, обороты которых расширялись из года в год.
К 1861 году в Гжатске 157 лавок торговали самыми разнообразными товарами, удовлетворявшими насущные потребности населения {Экономическое состояние городских поселений Европейской России. Смоленская губерния. 1863, ч. 2, стр. 12.}. Для более полной характеристики торговой жизни города заметим, что он имел в это время две гостиницы, три харчевни, 25 постоялых дворов {Экономическое состояние городских поселений Европейской России. Смоленская губерния. 1863, ч. 2, стр. 12.}. Но все-таки сокращение ярмарочных оборотов вызвано не только и даже может быть не столько появлением новых форм торговли, сколько результатом переживаемого городом общего экономического упадка.
Аналогичный процесс переживала и промышленность Гжатска. Казалось бы, перед ней открывалась широкая перспектива, ибо она почти целиком была основана на более производительном вольнонаемном труде, но и здесь сказались разрушительные последствия войны. Упадок промышленности Гжатска начался с 1812 года, когда многие промышленные предприятия были разрушены и уже более не возрождались. По всем данным, окончательно прекратили свое существование такие предприятия, как парусинно-полотняная мануфактура купца Самбурова, полотняная мануфактура Чешихина, две крупные бумаго-ткацкие мануфактуры, некоторые кирпичные предприятия и др.
В 1847 году в Гжатске числилось восемь промышленных заведений, на которых работало всего 23 рабочих. Годовое производство этих предприятий равнялось 3912 рублям. Спустя десятилетие, в 1857 году, стало 9 предприятий с тем же числом рабочих, но с годовым производством в 16 270 рублей {Цебриков М. Материалы для географии и статистики России, Смоленская губ., 1862, стр. 374.}. В числе этих заведений следует отметить «фабрику» по выработке миткаля, два кафельных «завода», один черепичный, два сальносвечных. Все эти заведения ничем не напоминали фабрично-заводские предприятия: ни числом рабочих, ни годовым производством, ни внешним видом. Это были мелкие кустарные мастерские, продукция которых удовлетворяла потребности лишь местного рынка.
Вместе с развитием мануфактурной промышленности развивалось кустарное и ремесленное производство. В 1861 году в городе было 67 кустарей и ремесленников, главным образом, кузнецов, сапожников, портных и столяров {Экономическое состояние городских поселений Европейской России. Смоленская губерния, 1863, ч. 2, стр. 13.}. Заметим, что разнообразием ремесленных специальностей Гжатск не отличался. В городе насчитывалось не более полутора десятка видов ремесла.
Упадок торговли и промышленности Гжатска не мог не отразиться на развитии самого города, на росте его населения, размахе строительства, благоустройстве и т. п.
В 30-х — 50-х годах XIX столетия, когда начался упадок торговли и промышленности в Гжатске, рост населения города почти прекратился. В 1835 году в нем проживало 4008 человек, в 1840 году — 3700, в 1850 году — 3987, в 1861 году —4592 человека {Цифры взяты из следующих источников: Статистическое обозрение..., 1836, стр. 3; «Смоленская старина», вып. III, ч. 2, 1916, стр. 153; Статистические таблицы о состоянии городов Российской империи, СПб, 1852, стр. 26-27; Экономическое состояние городских поселений Европейской России, 1863, ч. 2, стр. 12.}. Следовательно, за два с половиной десятилетия число жителей Гжатска выросло всего на 14,5 процента. Причем в течение 15 лет происходило топтание на месте и лишь в последнее десятилетие перед крестьянской реформой население стало расти.
Кто же проживал тогда в городе? Каков был социальный облик города? Рассмотрим таблицу о социальном составе жителей Гжатска за 1835 и 1861 годы.
Число жителей В городе проживало 1835 г. 1861 г.
Дворян 15 259
Чиновников с семьями 132 -
Купцов и почетных граждан 822 826
Мещан 2297 2891
Крестьян - 226
Духовенства 95 130
Военнослужащих с семьями 508 274
Других лиц 165 -
Как видно из таблицы {Статистическое обозрение, 1836, стр. 3, а также Экономическое состояние городских поселений Европейской России, 1863, ч. 2, стр. 12.}, рост населения города происходил за счет дворянства, которое увеличилось более чем в 17 раз, и за счет так называемого мещанства, то есть мелких торговцев, кустарей, ремесленников, чернорабочих. Причины резкого увеличения дворянства в составе жителей Гжатска не совсем ясны. Возможно, кризис крепостной системы, неумение приспособиться к новым капиталистическим условиям жизни, рост задолженности толкал более мелких дворян к службе, к продаже имений и переселению в город.
Мещанство, составлявшее основную часть городского населения, росло за счет занимавшихся ремеслом государственных крестьян, выкупившихся на волю крепостных, за счет посессионных рабочих, которые в то время довольно свободно отпускались на волю владельцами мануфактур, и за счет других социальных групп.
Что касается купечества, то оно в условиях упадка торгового значения города, естественно, не росло и не могло расти. Если в 1835 году в городе было три купца первой гильдии, 22 купца второй, то в 1862 году ни один купец не объявлял капиталов по первой гильдии, а по второй — только два {Экономическое состояние городских поселений Европейской России. Смоленская губ., 1863, ч. 2, стр. 13. (За право быть купцом первой гильдии вносилась пошлина с капитала в 15 тысяч рублей, второй гильдии - в 6 тыс. руб., третьей - в 2400 руб.)}. Следовательно, купечество не только не росло численно, но разорялось и беднело. Тем не менее почти четвертую часть жителей города составляло торговое и промышленное купечество, что свидетельствовало о значительном удельном весе его в местной городской жизни и, вместе с тем о росте буржуазии в стране.
Поскольку население Гжатска не росло, приостановилось и городское строительство. В 1825 году в городе числилось 659 домов, в 1835 — 660, в 1847 — 676, в 1857—677 {Статистическое изображение городов и посадов Российской империи 1825, стр. 16; «Статистическое обозрение», Смоленск, 1836, стр. 6; Цебриков М., Материалы для географии и статистики России. 1862, стр. 373.}. Каменное строительство, и без того незначительное, теперь резко сократилось. В 1835 году было 52 каменных дома, в 1857 году только 9.
Все это резко уменьшило городские доходы Гжатска. В 1835 году они составляли 20 247 рублей, в 1838 году— возросли до 23 806 рублей, но в 1847 году упали до 15 222 рублей, а в 1861 году даже до 9808 рублей.
Что же представлял собою сам город?
Он мало чем выделялся из других уездных городов России и по своим размерам, и по количеству населения, и по своему социальному составу. Река Гжать делила город на две части. В первой его части, на левобережной стороне находились Конная площадь ,и лучшие улицы города — Смоленская и Петербургская, вымощенные камнем {Конная площадь ныне называется Красной, Петербургская улица — Ленинградской.}. В двухэтажном каменном корпусе располагались все так называемые присутственные места, гостиный ряд, многочисленные лавки с съестными и другими товарами, а также народные училища. Здесь же на площади высился двухэтажный (Казанский) каменный собор, являвшийся одним из наиболее красивых соборов уездных городов России. По правобережной стороне тянулись Московская, Волоколамская и Калужская улицы {Волоколамская улица - в настоящее время улица Герцена; 1-я Калужская улица — Советская улица.}. Перечисленные улицы левобережья и правобережья Гжати образовывали центр города, застроенный домами главным образом дворян, купцов и чиновников. Подавляющее большинство каменных строений находилось именно на улицах дворянско-купеческого центра. Обе части города соединены были большим деревянным мостом, располагавшимся на главной улице — Московской. В «Статистическом обозрении» города за 1835 год указывается, что «замечательных архитектурою зданий в городе нет», но лучшими из них признавались дом присутственных мест и некоторые купеческие дома на Смоленской улице. Одним из замечательных архитектурных сооружении города являлся Благовещенский собор, находившийся на Волоколамской площади. Он был сооружен вместо небольшого деревянного собора видимо в конце XVIII века {Собор этот также был построен в конце XIX века. Вместо него появился тогда же новый, менее привлекательный и менее ценный в архитектурном отношении. Остатки его сохранились до настоящего времени.}. Главные улицы в праздничные и торжественные дни освещались фонарями, устроенными, как указывает современник, «по образцу столичных». К 1861 году таких фонарей в городе насчитывалось 30.
На окраинах города располагались дома мещанской бедноты. Здесь не было ни особняков, ни мостовых, ни освещения, ни других удобств, знакомых дворянам и купцам.
Через город пролегали три почтовых тракта — из Петербурга, Смоленска и Москвы и три транспортные дороги.
Гжатск отличался в то время обилием садов. Фруктовый сад приходился в среднем на каждый 5-й — 6-й дом города.
Окрестности Гжатска, как указывали современники, отличались множеством заливных лугов и лесов. Особенно живописен был район села Столбова, лежащего в двух-трех километрах от города, с богатыми фруктовыми садами и хорошим прудом. К селу вела прекрасная дорога лесом.
В Гжатске были тогда два училища — уездное трехклассное и городское приходское, в которых обучалось 160 детей, из них 6 девочек. Кроме того, 39 учеников занимались в трех частных светских школах {Статистическое обозрение уездного города Гжатска Смоленской губ., 1836, стр. 8.}. Учителей в городе числилось 10. Но если учесть, что в Гжатске проживало до четырех тысяч человек, эти цифры, конечно, ничтожны и говорят о плохой заботе царских властей о народном образовании.
На весь уезд, насчитывающий более 120 тысяч жителей, имелась одна небольшая платная больница на 30 коек. Больница не только не располагала достаточным оборудованием, медикаментами, но даже не имела собственного помещения, а нанимала небольшой частный дом. Существовала больница на городской доход, но он из года в год падал и был до крайности мизерным, что не позволяло создать мало-мальски нормальные условия для ее работы. Состояние гжатской больницы, как и большинства других уездных больниц Смоленской губернии, было настолько неудовлетворительным, что, по словам председателя губернской земской управы Н. А. Мельникова, «местные жители не имели к ним доверия и только в редких случаях поступали в больницы, так что в них почти исключительно лечились нижние чипы военного ведомства, за которых уплачивало интендантство» {Обзор деятельности земства Смоленской губ. за весь период существования земских учреждений, вып. 2, 1880, стр. 109.}.
Что касается сельских жителей, то им, кроме как фельдшерами в волостях государственных крестьян, «врачебной помощи вовсе не оказывалось» {Обзор деятельности земства Смоленской губ. за весь период существования земских учреждений, вып. 2, 1880, стр. 107.}.
Таким образом, послевоенный Гжатск характеризуется серьезным экономическим упадком. Резко сократилась торговля, выпуск промышленной продукции, крайне медленно росло население, почти полностью приостановилось строительство в городе, значительно снизились городские доходы, чрезвычайно отсталым был Гжатск и в культурном отношении.
В основе всех этих процессов лежали не столько разрушения, нанесенные войной 1812 года (хотя они сыграли значительную роль), сколько утрата Гжатском своей торгово-посреднической роли между Петербургом и центральными и южными областями страны. Гжатск перестал быть крупным поставщиком в Петербург многочисленных сельскохозяйственных грузов, металла и металлических изделий и посредником в торговле промышленными товарами, вывезенными из столицы. Это решающим образом отразилось на его развитии.
Определенное влияние оказала и общая причина — упорное стремление царизма сохранить отжившие крепостные производственные отношения, тормозившие развитие промышленности, торговли, техники, науки и культуры.
2.
В каком состоянии находилось помещичье и крестьянское хозяйство Гжатского уезда в условиях развития капиталистических отношений?
Гжатский уезд относился к числу тех уездов, где процент крепостных был чрезвычайно высоким. По данным на 1857 год, из 117 788 человек сельского населения уезда свыше 83 тысяч являлись крепостными, что составляло 70,5 процента всего его населения {Остальную (третью) часть сельского населения уезда составляли государственные и удельные крестьяне, которых было в середине XIX века 12 429 душ мужского пола. Государственные и удельные крестьяне хотя и находились в несколько лучшем положении, чем помещичьи, но и они страдали от малоземелья или неравномерного распределения земли среди них, от частых неурожаев, непосильных денежных платежей, произвола чиновников.}.
В отличие от большинства других уездов Смоленской губернии, Гжатский уезд не выделялся большим числом помещичьих имений. Если в Ельнинском, Духовщинском, Смоленском уездах их было в канун реформы в каждом свыше 500, в Рославльском — свыше 700, а в Вельском уезде даже за тысячу, то в Гжатском уезде всего 128 {Тройницкий А. Крепостное население России по 10-й народной переписи, СПб, 1861, стр 46.}. Это значит, что многие из них были обширными вотчинами, владельцы которых обладали большим числом крепостных крестьян и тысячами десятин земли. В середине XIX века из 39 758 душ крепостных мужского пола, принадлежавших гжатским помещикам, 28 889 числилось за 16 наиболее крупными владельцами, имена которых были хорошо известны не только в губернии, но и далеко за ее пределами. Таковы были имения князей Голицыных, Долгоруковых, А. П. Прозоровского, Е. В. Салтыковой, Т. Н. Нарышкиной, гр. Е. Д. Орловой, помещиков И. С. Мальцева, В. X. Храповицкой и др. {По количеству крепостных гжатские помещики распределялись в 1850 г. следующим образом: 16 относились к разряду наиболее крупных, владевших более 500 крепостных душ, 47 помещиков имели от 100 до 500 крепостных, 40 помещиков - от 21 до 100 душ и только 24 помещика являлись мелкопоместными, имевшими менее 21 крепостной души. В среднем в губернии на каждого помещика приходилось накануне реформы 67 крепостных и 786 десятин земли, между тем как в Гжатском уезде на каждое помещичье владение приходилось 323 крепостных мужского пола и 2133 десятины земли.}.
Князь А. А. Голицын, например, имевший два имения в селе Пречистое и в сельце Карманово, владел 6665 душами крепостных крестьян и около 46 тысячами десятин земли. Брат его, П. А. Голицын, имение которого находилось в селе Алексияновке, владел 3511 душами крепостных и свыше 35 тысячами десятин земли. Князь В. В. Долгоруков, владелец имения в селе Мокрое, имел 2695 душ крепостных и свыше 18 500 десятин земли {См. Приложения к трудам редакционных комиссий. Извлечение из описании помещичьих имений в 100 душ и свыше, 1860, т. IV, Смоленская губ., стр. 26—27.}.
Формировавшиеся в стране капиталистические отношения так или иначе сказывались как на помещичьих имениях, так и на гжатской деревне. Помещичье и крестьянское хозяйство все более втягивалось в водоворот торговой жизни. Современник событий Я. Соловьев свидетельствует, что еще до реформы 1861 года в сельском хозяйстве Гжатского уезда начало развиваться товарное льноводство, что вокруг города шло усиленное культивирование льна и Гжатск становился поставщиком этого вида сырья в другие города {Соловьев Я. Сельскохозяйственная статистика Смоленской губ., 1855, стр. 276, 436.}.
Многие помещики занялись предпринимательской деятельностью, которая прежде всего сводилась к открытию мануфактур, рассчитанных на максимальное увеличение доходности имений. Во многих имениях были открыты винокуренные и сыроваренные заведения, кое-кто из помещиков занялся производством кирпича. Как уже было сказано, помещик В. О. Долгоруков основал суконную мануфактуру, помещица М. Мальцева открыла парусинную мануфактуру, у помещика И. Безобразова начала работать стекольная фабрика. В общей сложности в Гжатском уезде в середине XIX века действовало 17 промышленных предприятий с годовым производством в 75873 рубля. В большинстве своем они принадлежали помещикам.
Увеличения доходности своих имений помещики достигали главным образом не рационализацией своего хозяйства, а усилением эксплуатации крепостных. Помещичьи имения Гжатского уезда были в основном оброчными. По данным, собранным губернским дворянским комитетом в 1858 году, 68,5 процента крепостных крестьян в уезде находилось на оброке {Общий свод сведений о помещичьих имениях Смоленском губ., 1858, таблица.}.
Это объясняется тем, что оброчная система в условиях Гжатского уезда позволяла помещикам получать наибольшие доходы. Близость Гжатска к Москве и другим промышленным центрам, менее значительным, наличие в городе пристани, в связи с этим широко развитый извозный промысел,—все это создавало возможность для дополнительных приработков крестьян, а следовательно, для увеличения суммы помещичьего оброка, так как оброк взимался как с земледельческих, так и не земледельческих доходов.
По официальным данным, оброчные крестьяне Гжатского уезда в среднем платили с тягла по 19 рублей 48 копеек {В среднем на тягло приходилось около двух душ.}, но эта официальная сумма, по-видимому, резко преуменьшена, так как во многих имениях оброки были значительно больших размеров и являлись совершенно непосильными для крестьян, до крайности разорительными. Так, в имении А. А. Голицына (село Пречистое), гр. М. С. Каменского (д. Затворово), помещика И. С. Мальцева (сельцо Новое) он составлял 30 рублей с тягла или округленно 15 рублей с души.
В имениях кн. В. В. Долгорукова (село Мокрое), П. П. Голицына (сельцо Самново), Е. П. Сомова (сельцо Колычево), гр. Н. С. Каменского (д. Дедюково), А. А. Хитрово (село Головчево) крестьяне платили по 25—26 рублей с тягла, плюс к этому в некоторых имениях производились натуральные сборы и крестьяне выполняли другие повинности (подворная, строительная и др.) {Приложения к трудам редакционных комиссий, 1860, т. IV, Смоленская губерния., стр. 26 - 29.}.
Там же, где оброк составлял 17—18—19 рублей на тягло, он дополнялся, как правило, или натуральными поставками, или барщинными работами, или тем и другим. Так было, например, в имении гр. Ф. С. Каменской (с. Воробьево), где крестьяне платили оброк 18 рублей и поставляли 60 пудов сена, восемь аршин холста, курицу, 10 яиц, фунт белых грибов. Кроме того, они должны были обработать господскую пашню и доставить в помещичью усадьбу дрова {Приложения к трудам редакционных комиссий, 1860, т. IV, Смоленская губерния., стр. 26 - 29.}. В имении В. А. Храповицкой (с. Савино) оброк взимался по 18 рублей с тягла, но зато крестьяне должны были обработать господскую запашку, перевезти помещичий хлеб, подвезти в имение дрова {Приложения к трудам редакционных комиссий, 1860, т. IV, Смоленская губерния., стр. 26 - 29.}. У помещика Неелова крестьяне сельца Пески и других деревень платили оброк 18 рублей с тягла, плюс к этому отдавали помещику по две курицы, 20 яиц, 10 аршин холста. Кроме того, каждое тягло отбывало от 6 до 10 дней барщины на сенокосе, обрабатывало по 1/3 десятины пашни, принимало участие в рубке и возке леса, перевозке проданного хлеба.
Отметим также, что оброчная система, дававшая относительную свободу крестьянину, способствовала расслоению крестьянства. Отдельные изворотливые крестьяне, скопившие более или менее значительную сумму денег, сооружали мельницы, занимались прасольством, торговлей, изготавливали барки, заводили даже собственные мануфактуры. В селе Вырубово, принадлежавшем кн. Н. В. Долгорукову, крестьяне занимались производством юфти, которую отправляли в Ригу, Петербург и Москву.
Свыше 30 процентов гжатских крестьян несли барщину или выполняли смешанную повинность, то есть одновременно барщину и оброк. Как свидетельствуют современники, барщинные крестьяне обычно работали на помещика три дня в неделю, но дополнительно к этому облагались некоторыми натуральными оброками — то есть доставляли помещику яйца, кур, ягоды, орехи, грибы, а зимой — определенное количество холста, пряжи {Водовозова Е. Н. На заре жизни, 1934, т. I, стр. 161. Николева М. С. Черты старинного дворянского быта. «Русский архив», 1893, кн. 10, стр. 192.}.
Барщинные дни чаще всего отбывались по способу «брат на брата», то есть один работник работал 6 дней в неделю на себя, другой столько же на барщине. Вывозили удобрение на помещичьи поля и косили все крестьяне. Немало было имений, где на барщине работали 260 рабочих дней в году, что составляло 5 дней в неделю. Чтобы получить максимум доходов от имения, помещики старались разнообразными способами интенсифицировать труд крепостных. Они не только увеличивали число барщинных дней, но выделяли на определенную пахотную площадь постоянное число рабочих, устанавливали четкие сроки выполнения тех или других работ. Для усиления интенсивности барщинного труда помещики пускали в ход плети управляющих и бурмистров, наблюдавших за работой на полях {Судя по описанию помещичьих имений в 100 душ и более, данном в «Приложениях к трудам редакционных комиссий», барщинных крестьян числилось в уезде около 44%, а состоящих на смешанной повинности 28,3%, но эти описания охватывают менее 50% имений, поэтому не воспроизводят полной и достаточно точной картины.}.
Безмерная эксплуатация доводила крестьянское хозяйство до полного разорения. Большинство гжатских крестьян, как и крестьян всей Смоленщины, почти никогда не ело чистого хлеба, а употребляло мякину с небольшой примесью ржаной муки {Нередки были годы в губернии, в том числе в Гжатском уезде, когда урожай снимался для озимых культур сам-1,50, для яровых сам-1,83, для картофеля сам-1,42, а иногда и не возвращались даже семена, например, в 1851 году. Обычный же урожай на землях помещичьих крестьян озимого сам-2,66, ярового сам-2,29, картофеля сам-2,50.}. Мясо даже в праздники ели редко. Голод и эпидемические болезни являлись постоянными спутниками крестьянской жизни. Повсюду можно было слышать жалобы крестьян на нищету и бедность.
«Бедность лютая нас одолела, — жаловался один из смоленских крестьян на тяготы, которыми обременяет их помещица. — Почитай кажинный год от страстной до казанской хлеб с мякиной едим, да окромя щей с крапивой али щавеля до конца лета другого приварка не знаем...»
Страдали крестьяне не только от жестокой эксплуатации, но и от произвола помещиков, от полнейшего бесправия. Сохранившиеся воспоминания современников, описывающие крепостную деревню Смоленщины незадолго до крестьянской реформы, не затрагивают, к сожалению, непосредственно гжатской деревни, но ярко рисуют жизнь крепостных в других, соседних уездах, совершенно ничем не отличавшихся в этом смысле от Гжатского уезда. Недаром почти все авторы мемуаров говорят, что картины тяжелой крепостной жизни не были свойственны только тем местам, в которых они проживали, а они были повсеместным явлением в губернии. Особенно следует отметить мемуары Е. Н. Водовозовой, записки декабриста И. Д. Якушкина, путевые заметки о Смоленской губернии другого декабриста — Ф. Н. Глинки, М. С. Николевой и др. {Водовозова Е. Н. На заре жизни, ч. I и II, М., 1934; Якушкин И. Д. Записки, М., 1926; Глинка Ф. Н. Письма Русского офицера, ч. 2, 1815; Николева М. С. Черты старинного дворянского быта, «Русский архив», кн. 10, 1893.}
Все они рассказывают о многочисленных «неистовых поступках помещиков», по выражению Якушкина, то есть об открытой продаже крепостных, о проигрывании их в карты, о произвольной ссылке в Сибирь, о сдаче в рекруты, которые служили в армии по 25 лет и в сущности навсегда отрывались от родного очага.
Все современники обращают внимание на постоянные избиения и истязания крестьян. Пороли и били крестьян даже самые «добрые» помещики, не считая это за дикость и насилие.
«...Во всех гостиных (наших помещиков), — пишет в своих воспоминаниях смоленская помещица Е. Н. Водовозова, — непрестанно рассказывают о том, как какой-то помещик за проступок одного крестьянина выдрал всех мужиков и баб своего фольварка от старика-деда до пятилетней внучки», «...крепостных наказывали за каждый проступок: давали подзатыльники, драли за волосы, за уши, толкали, колотили, стегали плеткой, секли розгами...»
Бывали случаи, и нередко, когда крестьяне, подвергшиеся телесным наказаниям, умирали и почти никто из помещиков не нес за это наказания, так как произвол и беззаконие, творившиеся в помещичьих имениях, покрывались местными и столичными чиновниками.
Е. Н. Водовозова в своих мемуарах пишет, что мелкие чиновники полицейского и судебного ведомств «были обычными гостями помещиков», хотя на людей подобной категории помещики «смотрели свысока». Чиновники поэтому «покрывали их произвол над крестьянами, очень часто переходивший дозволенное даже в те жестокие времена» {Водовозова Е. Н. На заре жизни. М., 1934, т. 1, стр. 167.}.
До крайности тягостны и унизительны были для крестьян «помещичьи гаремы», когда развратные помещики принуждали сожительствовать с ними крестьянских женщин и девушек или требовали права первой ночи.
«Многие помещики наши, — замечает Е. Н. Водовозова, —весьма изрядные развратники: кроме законных жен, имеют наложниц из крепостных, устраивают у себя грязные дебоши...» {Водовозова Е. Н. На заре жизни, 1934, изд. Академии наук, стр. 219.}.
Крестьяне боролись против помещичьего гнета до самого падения крепостного права. Борьба эта принимала различные формы. Крестьяне писали на помещиков жалобы, убегали в другие места, нередко убивали помещиков, сжигали помещичьи имения (особенно в 1848 году, когда в уезде сожжено было несколько имений), коллективно, деревней, отказывались от выполнения барщины и от платежа оброка, а в отдельных случаях открыто восставали не только против помещиков, но и против местных властей.
В 1815 году объявили открытый протест против непомерно выросшего оброка, а также против произвола вотчинной администрации крестьяне графа Шереметева. Они категорически отказались платить оброк. К возмутившимся крестьянам были приняты срочные меры. Решением Гжатского суда они были отправлены на работу в Смоленский приказ общественного призрения {Рябков Г. Т. Развитие капиталистических отношений в крепостном хозяйстве в конце XVIII - первой трети XIX в. Диссертация.}.
В 1817—1818 годах поднялись против злоупотреблений властей (незаконных поборов, присвоения средств, отпущенных разоренным войной крестьянам) удельные крестьяне Златоустовской и Клушинской волостей {Рябков Г. Т. Развитие капиталистических отношений в крепостном хозяйстве в конце XVIII - первой трети XIX в. Диссертация.}.
В 1826 году произошло выступление крестьян села Воробьево, деревень Шахматово, Груздево и других, принадлежавших гр. Каменской. Оно было вызвано произволом управляющего имением, который в целях расширения барской запашки переселил крестьян с давно обрабатываемых земель на целину, отобрал у крестьян покосы, вдвое увеличил сумму оброка (с 50 до 100 рублен), проявлял по отношению к крестьянам страшную жестокость. В середине апреля 1826 года крестьяне направили в Гжатск своих представителей, которые подали коллективную жалобу на крайнее разорение их и чудовищный произвол управляющего имением. Однако уездные органы власти отправили сочинителей жалобы в городскую полицию, а остальных крестьян заставили покориться помещице {Рябков Г. Т. Развитие капиталистических отношений в крепостном хозяйстве в конце XVIII - первой трети XIX в. Диссертация}.
В 1841 году крестьяне кн. Долгорукова категорически отказались расчищать новые земли под пашню помещика. Долгоруков вынужден был прибегнуть к силе местных властей, чтобы заставить крестьян выполнить приказ.
Протесты против крепостнического гнета особенно усилились в уезде в канун падения крепостного права. Об этом отчетливо свидетельствует донесение гжатского предводителя дворянства смоленскому губернатору от 25 июля 1860 года по поводу волнения крестьян в имении помещиков Нееловых.
«Крестьяне гжатских помещиков Нееловых не стали им повиноваться, жалуясь на то, что помещик обрезал их землю, в особенности луга, не уменьшив лежащих на них повинностей. Они явились в Гжатск к уездному предводителю дворянства, затем в земский суд, отвечали здесь дерзко, заявляя, что пойдут в Смоленск. Исправник и я выезжали в имение, но успокоить их не могли. Из сего изложения дела видно, до какой степени дошли дерзость крестьян г. Неелова против властей и ослушания помещику, который, сколько мне известно, не сделал ни малейшей обиды. Усмирять понятыми я не решился, чтобы не распространять более волнений между крестьянами уезда, тем более, что такие волнения, по собранным мною сведениям, открываются уже и в других частях уезда» {СОГА, ф. 1, св. 12, арх. 508, лл. 45-46.}.
При этом крестьяне боролись за освобождение от крепостной зависимости «со всей землей». В том же донесении гжатского предводителя дворянства отмечалось, что крестьяне помещиков Нееловых выразили явное недовольство затеянным разделом земли между братьями Нееловыми, заявив, что, мол, нечего делить землю между собою, «скоро все равно не только вся господская земля поступит в их (крестьян — Ред.) владение, но еще и из соседнего многоземельного имения Микулиных наделят их землею» {СОГА, ф. 1, св. 12, арх. 508, стр. 46.}.
Таким образом, в гжатской деревне и в гжатском помещичьем имении мы наблюдаем те же процессы, которые были свойственны в целом стране. Прежде всего активное проникновение в сельское хозяйство рыночных отношений. В связи с этим упорное стремление помещиков поднять доходность своих имений за счет усиления эксплуатации и гнета крестьян. Резкое ухудшение положения крестьянских масс. Отсюда обострение классовых противоречий и подъем крестьянского движения, явившегося главным элементом революционной ситуации 1859—1861 годов.