Русская мощь и воля

Русская мощь и воля

Насколько тяжела была сверхэксплуатация русского мужика? Модная сегодня тема, связанная с юбилеем отмены крепостного права, закрыла для нас тот очень важный факт, что русская самодержавная власть, начиная по крайней мере с императора Павла, последовательно шла к крестьянской реформе. Русскому народу послабления и новые возможности для его вольного развития предоставлялись еще задолго до 1861 года. Так, в начале XIX столетия все крестьяне могли свободно заниматься промыслами и торговлей. К примеру, закон, изданный в декабре 1812 года, давал возможность заниматься этими промыслами и торговлей в очень большом масштабе. В том числе предоставлял право на торговлю, «присвоенную купечеству».

И что же вы думаете? Оказывается, наше сверхугнетенное крестьянство за несколько десятилетий существенно потеснило гильдейское купечество. Петербургские купцы того времени жаловались на крестьян: «Собираясь в компании или по их общему названию артелями, приходя на биржу и скупая целым грузом иностранного судна надобные для них товары и разделяя между собой по всем своим лавочкам… здешним купцам великий подрыв и сущее разорения наносят». Приобретать специальные свидетельства, за которые взималась пошлина, было необходимо только при крупной оптовой торговле с оборотом в несколько тысяч рублей. Число таких свидетельств, полученных крестьянами, составляло в 1830 г. 4027, а к 1850 г. возросло до 7 482. Кроме торговли и промыслов, эти свидетельства давали право входить в казенные и частные подряды и откупа. (Крепостные могли получать такие свидетельства с согласия помещика.)

Но особенно ощутимо значение «торгующих крестьян» было в мелкой розничной торговле — это известные афени, коробейники, которых становится как никогда много. Если в Москве в 60-х гг. XVIII в. число торгующих крестьян составляло менее 3 % от торгующей части населения, то в 1845 г. оно достигло 45 %[68]. Все это говорит о том, что еще до отмены крепостного права в России поднимался зажиточный народный слой.

И здесь уместно было бы обратиться к некоторым демографическим цифрам. В конце концов, демография такая вещь, которую трудно «объехать» какими-то риторическими приемами. Посмотрим две диаграммы, подготовленные известным аналитиком В. А. Башлачевым, делавшим доклад в нашем институте.

Мы видим в первой диаграмме, что несмотря на крепостное право, происходил стабильный рост русского народа. Это динамика именно русских, включая белорусов и украинцев, поскольку тогда они официально считались одним народом. Динамика четкая, ясная, в арифметической прогрессии, цифры говорят сами за себя. Обратимся ко второй диаграмме, показывающей демографический рост в среде вольных людей и крепостных. Если в 1719 году вольных было 3,5 миллиона, то есть, более чем в два раза меньше, чем крепостных, то в конце XVIII века их было уже больше чем 50 % от числа крепостных, а к моменту отмены крепостного права фактически число вольных и крепостных уравнялось. По мнению Башлачева, эти данные говорят о том, в империи реально развивался и бурно размножался вольный слой государственных крестьян. Это неудивительно — вообще история многих империй, в частности, ханьской в Китае, показывает, что они расцветают именно тогда, когда опираются в своем развитии на слой вольных крестьян. С другой стороны, само введение крепостного права в России было связано с кризисом старой аристократии и необходимостью обеспечивать новый мощный служилый слой. Это была тогда жизненно важная задача для самосохранения государственности.

Мне видится в этих цифрах и схемах еще и другая, чрезвычайно важная логика. Дело в том, что, как мы можем заметить, вольных русских людей становилось с каждым десятилетием все больше, а в итоге крепостное право вообще отменили, то есть вольными стали все. В этом видна определенная политика, проводившаяся через века. И такое не могло быть случайностью. В конце концов, могли бы и закрепостить кого-нибудь дополнительно, никто не мешал. К примеру, могли закрепостить часть крестьян на секуляризуемых землях (то есть землях, отчуждаемых у Церкви). Однако создавать и наращивать слой государственных крестьян, подотчетных лишь императору и больше никому, было выгодно империи. Это был взаимополезный курс для царя и для народа. Из всего вышесказанного следует, что Российская империя шла и к свободе, только понимаемой, конечно, по-своему, а не по-либеральному, она шла и к народному строю, к вольному и богатому народу, она шла к союзу царя и народа без посредников, без элиты-медиатора. (Конечно, возрастала роль чиновничьего аппарата, но это были «слуги» царя и народа, а не суверенные господа, и говорить они должны были с «верхом» и «низом» империи на их языке.) При этом народ оставался самобытным, укорененным в своей исконной вере и культурном укладе.

Итак, не стоит вешать всех собак на Российскую империю. Не стоит и говорить, что эта сверхэксплуатация крестьян была каким-то злым умыслом или заговором против русского народа. Более точное и верное объяснение происходившему тогда — «семейное» отношение к русским как к старшим, наиболее сильным и работоспособным, наиболее цивилизованным и надежным. В семье никому и в голову не пришло бы уравнивать в «правах» старших и несовершеннолетних детей. Так же как и детей родных и приемных. (Это, конечно, не отменяет издержек и эксцессов, на которые указывают критики и обличители империи — но путать издержки с магистральным вектором национального и цивилизационного развития недопустимо.)

Любопытна схема расселения русского народа. Сегодня Максим Калашников вспомнил образ головастика с хвостом на Дальнем Востоке и головой на западе России. Сейчас, когда русские вымирают, это выглядит как головастик, а в эпохи расселения это скорее был клин, который проникал на Восток и при этом занимал стратегическую позицию по Амуру, отсекая Китай, Монголию и Корею и формируя пространство своей империи и своей цивилизации. В том числе отсекались будущие газово-нефтяные богатства от возможных конкурентов. Этот клин фактически явился осью, на которую как кольца нанизывались многие малые народы и племена.

Кто был субъектом этого геополитического замысла? Это было не государство, которое с трудом поспевало за своим народом. Поскольку шли туда вольные, не крепостные, шли они туда сами, по доброй воле. Уже потом приходили воеводы, губернаторы с войсками, строили остроги. Значит, субъектом распространения русской цивилизации был вольный русский народ, первопроходцы, казаки, переселенцы, охотники и торговцы, добытчики пушнины и других благ, а уже во вторую очередь солдаты и освобожденные каторжане.

Каково было положение русских в элите? Сейчас стали чаще писать о немецком засилье в империи. Тем не менее, и элита в стержне своем была русской и основную тяжесть государственного управления несли на себе опять же русские. В. В. Розанов в статье-ответе Философову 1912 года показал это очень четко. Философов вбросил провокационный тезис о том, что творческим слоем в империи являются окраинные народы и меньшинства, — известный аргумент, который и сейчас воспроизводят. Розанов отвечает: «Таких лиц, как чистокровные русские Никита Панин, Сперанский, граф Киселев, Вышнеградский, как роды Шереметевых, Строгановых, Блудовых, — «окраины» нам не дали. Инородческие умы, может быть, от давления мелкой провинциальной жизни, все более мелочны, чем коренные русские характеры и умы».

Что касается Советского Союза, действительно, национальная политика в нем была довольно противоречивой. С одной стороны, взрастили как минимум 14 прожорливых местных элит, которые на поверку оказались космополитическими в начале 90-х годов. Любопытно, что в большинстве бывших союзных государств все 90-е годы правили еще старые коммунистические руководители. Это говорит о том, что эти элиты отвергали не советскую идеологию, не советский империализм как таковой, но, вкусив власти, они захотели беспрепятственно разделить и собственность, созданную союзной экономикой, и напрямую подключиться к новым возможностям транснациональной элиты, элиты-победителя в холодной войне. Республиканские нацкадры формировались путем нескольких волн «коренизации», то есть кампаний по искусственному выдавливанию русских из местных аппаратов управления. Такие кампании несколько раз проводились в советское время вплоть до 60-х годов. С другой стороны, была и кампания пропаганды роли русского «старшего брата». Была и система контроля над нацкадрами, когда каждый второй секретарь крупного комитета партии был русским и назначался туда, по мнению местных, как надсмотрщик. Практика, с имперской точки зрения, вполне нормальная и даже мягкая.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.