1. Юный послушник
1. Юный послушник
В первую половину 4-го года эры правления императора юаньской династии Шуньди[14] (1344 г.) народ на берегах Хуайхэ пострадал от жестоких бедствий: засухи, саранчи и эпидемии.
Много месяцев не было дождя; всходы проса иссохли и пожелтели, поля растрескались и стали похожи на панцирь черепахи; всякому было видно, что на урожай нет надежды, но никто ничего не мог придумать. Повсюду возносили молитвы о дожде: молили царя Драконов проявить волшебную силу. Старики в коротких белых рубахах из мешковины с непокрытыми головами стояли на коленях под солнцем и почтительно отбивали поклоны царю Драконов, умоляя о милости.
Молитвы беспрестанно возносились много дней, но солнце жгло, по-прежнему не показывалось ни единого облачка. Крестьяне еще метались, как муравьи в накаляющемся котле, когда вся земля покрылась налетевшей саранчой, которая дочиста съела последние зернышки проса в тощих сухих колосьях. Взрослые с унылыми, скорбными лицами голосили или вздыхали; все говорили, что на их памяти не бывало такого года, что жизнь кончилась.
Неожиданно — беда не приходит одна! — вслед за засухой начался мор. В уездах Чжунли и Тайпин округа Хаочжоу (теперь Фэньян в провинции Аньхуэй) люди заболевали один за другим. Они питались корнями трав и корой деревьев и, заболев, не выживали: сначала слабели, горели в жару, затем начинались понос и рвота, и через день-другой человек погибал. Когда в каждой деревне стало ежедневно умирать несколько десятков человек и в каждом доме кто-нибудь умер, люди поняли: настал мор. Началась паника, крестьяне с женами и детьми, как переселяющиеся муравьи, пустились в путь на дальнюю сторону к родным или знакомым. Не прошло и десяти дней, как уезд Тайпин обезлюдел, умолкли собачий лай и петушиный крик, край сделался безжизненной и мрачной пустыней.
В деревне Гучжуанцунь большая семья Чжу Пятьдесят четвертого[15] за полмесяца схоронила троих. Старому Чжу Пятьдесят четвертому было шестьдесят четыре года, он умер в 6-й день 4-й луны (18 мая 1344 г.), в 9-й день умер его старший сын, в 22-й день умерла спутница жизни старого Чжу. Второй сын, Чунлю, и младший сын Юаньчжан (первое имя — Чунба, второе имя — Синцзун), у которых на глазах один за другими умирали взрослые члены семьи, не имели средств, чтобы позвать врача или купить лекарство; они беспомощно рыдали, глядя друг на друга. Самой большой бедой была та, что при нескольких покойниках в доме не было ни одной монеты и не на что было купить досок для гроба. Нельзя было оставлять мертвых лежать, во что бы то ни стало надо было найти землю для могилы и похоронить. Но своей земли у них не было ни пяди. Они думали, думали и решили пойти к землевладельцу Лю Дэ, у которого не один год арендовали землю, никогда не задалживали по арендной плате, ни в чем не провинились. Однако он отказал да еще обругал. В безвыходном положении застали их соседи, которые предложили им место для могилы на своей земле. Но погребальных одежд и гробов достать было негде и не у кого; пришлось надеть на усопших старое — рваные платья и рубашки — и отнести на поле семьи Лю для захоронения. Братья с плачем несли покойников; из последних сил они поднимались по косогору, когда налетела гроза, сверкнула молния и от громового раската, казалось, раскололись небеса; братья укрылись под деревом. Быстро пронеслась гроза и очистилось небо. Но, взглянув вниз, на горный склон, братья застыли пораженные: мягкая почва на склоне сдвинулась от потоков воды и толстым блином земли накрыла тела усопших. В народе такое зовется «небо похоронило».
Чжу Юаньчжану довелось еще некоторое время питаться травой и древесной корой; соседки бабушка Ван с дочерью жалели сироту и часто зазывали его поесть, и он кое-как прожил короткое время. Он ничего не мог придумать, не знал, как быть, и слонялся по деревне в поисках случайной работы, но богатеи давно бежали, спасаясь от мора, а бедняки и маломощные крестьяне голодали сами — кого они могли бы нанять? Сколько ни бегай, выхода не было. Однажды, возвращаясь из соседней деревни, куда он ходил в поисках работы, он прошел мимо могилы родителей. Домой идти не хотелось, и он долго сидел у могилы на корточках, задумавшись о том, как дальше жить и как бы прокормиться.
Он был высоким и крупным юношей, на очень темном резко скуластом лице — крупный нос, большие глаза, густые брови; уши тоже были большие, а подбородок сильно выдавался вперед. Он был некрасив, но выглядел солидным и сосредоточенным, и кто бы ни видел его, не мог забыть этого странного малого.
Чжу Юаньчжан родился в 18-й день 9-й луны 1-го года Тяньли (21 октября 1328 г.), то есть в конце года, поэтому, когда ему по календарю считалось семнадцать лет, на деле не было полных шестнадцати. Отец его, скромный и честный крестьянин, всю жизнь был арендатором, всю жизнь терпел произвол землевладельцев, а когда от старости поседел, у него по-прежнему не было ни клочка собственной земли. Всю жизнь он скитался с места на место. Возможно, вам покажется, что Чжу Пятьдесят четвертый был непоседлив по натуре и любил переезжать с места на место, но это не так. 99 из 100 богачей-землевладельцев были недобрыми людьми; бедняки вносили залоговые деньги за аренду и подолгу умоляли о милости, прежде чем им сдавали несколько му земли; целый год надо было вставать до света, работать при луне, проливать пот, трудиться без отдыха, чтобы получить хоть какой-нибудь урожай, но из него 6/10 шло помещику.
Арендатор вносил удобрения и поливал поля, обращал целину в плодородную пашню, но, когда можно было ожидать повышения урожая, землевладелец увеличивал плату за пользование землей, а если арендатор не соглашался, то сгонял его с земли, и ему приходилось перебирать-ся в другие места к новому богатею. Если же арендатор соглашался терпеть, то его все равно сгоняли через несколько лет. Поэтому Чжу Пятьдесят четвертый, хотя и имел сыновей и дочерей, но на одном месте более десяти лет не удерживался. Он никогда не жалел себя, скудно питался и бедно жил, был смирен и послушен, но всю жизнь землевладельцы издевались над ним и унижали его; к смертному часу у него не нашлось клочка земли для погребения.
Юаньчжан раздумывал: раньше, когда людей в семье было много и сил хватало, не жалея своих рук, все же можно было прокормиться и не умереть с голоду. Но как быть теперь? Работать в поле могли теперь только два брата, земля засохла и стала тверже камня, пересохли ручьи и речушки — какой толк от работы в поле?
Ели два раза в день, но зерна почти не осталось. А в полях нельзя было собрать даже на взнос арендной платы. Чем же кормиться? Жена старшего брата смогла найти выход: ушла в семью своих родителей. Второй брат сильно сдал, ослаб, стал малоподвижен. Ел он много и хоть мог справляться с грубой, тяжелой работой, но вся беда была в том, что в этом году даже сильному человеку некуда было наняться.
В детстве Юаньчжан несколько месяцев ходил в частную школу, но ни одного дня не учился по-настоящему, потому что был жаден до игр, да и работа в поле не отпускала в страду. Полагаясь на хорошую память, он выучил несколько сот иероглифов, но тонкостей письма тушью постичь не смог: ни купчей, ни письма не умел написать.
Да, как ни раскидывай, но к своей родне — далекой ли, близкой ли, кровной ли, сводной ли — подаваться было незачем. Куда же идти?
И хотя земля велика, но ему на ней некуда было податься. Он грустил все больше, прибегал домой мрачный и ложился спать, укрывшись с головой.
Дни проходили незаметно, как духи, а выхода все не было. Его закадычные друзья, старшие по возрасту, Чжоу Дэсин и Тан Хэ, сильные, энергичные и опытные, чтобы прокормиться, тоже ушли на сторону, и посоветоваться ему было не с кем. Полгода он слонялся без дела, но так и не придумал, как ему прожить. Жена старшего брата посоветовала ему пойти послушником в буддийский монастырь.
В один из дней 9-й луны (1344 г.) в монастыре Хуанцзюэ стало одним послушником больше. Чжу Юаньчжан обрил голову, так что она стала гола, как тыква-горлянка, обрядился в поношенную одежду монаха и со сложенными ладонями на груди стал приветствовать встречных поклоном — словом, сделался заправским буддийским монахом. Стал выполнять обычные уроки: подметать, жечь благовония, бить в колокол и в барабан, варить пищу и стирать. Живущих в монастыре он звал отцами-учителями, братьями-учителями или наставниками, а мирян — дарителями. С утра до вечера он слышал трели колокольчиков, бой барабанов, стук палочек о деревянные рыбы, бормотание читающих буддийские сутры. Он думал о своей судьбе, об одиноком и голодающем втором брате, вспоминал еще недавно шумную многочисленную семью, деревенских друзей, которые, чтобы выжить, разбрелись на все четыре стороны, и душу его томила щемящая тоска.