Глава третья ВКУС РАЗГРЫЗЕННОГО ОРЕХА
Глава третья
ВКУС РАЗГРЫЗЕННОГО ОРЕХА
…Язык наш возвеличим,
устны наша при нас суть: кто нам Господь есть.
Псалом 11, ст. 5
Правда, что зело жесток сей орех был, однако ж, слава Богу, счастливо разгрызен.
Петр I
Некий мистический знак видится в том, что блокада Орешка совпала с заключением в темницу патриарха Гермогена. Мученическая смерть пришла к заморенному голодом святителю 17 февраля 1612 года, а блокадный Орешек держался дольше – шведы овладели крепостью только 12 мая.
«Да будут благословенны которые идут на очищение Московского государства, – молился перед своей кончиной святитель Гермоген, обращаясь к образу Казанской иконы Божией Матери. – А вы, окаянные московские изменники, будьте прокляты!»
Перед сдачей Орешка защитники замуровали в стену икону Казанской Божией Матери в надежде на то, что она поможет вернуть крепость России.
1
Медленно, но неотвратимо сплетаются в глубине столетий гибельные для нашей страны сети. Но еще далека опасность, а уже подыскивается то, что способно одолеть надвигающуюся беду.
Уместившись в пространстве двух лет, сошлись две даты.
В 1578 году родился Дмитрий Михайлович Пожарский, будущий освободитель Москвы. А на следующий год обрели чудотворную икону Божией Матери, получившую название Казанской…
Это события, из которых предстояло произрасти спасению нашего Отечества от разрушительной Смуты, в которую ввергли его властолюбие и алчность, разврат и своеволие…
Как и многое на Руси, история Казанской иконы Божией Матери начинается во времена царствования Иоанна Васильевича Грозного…
После страшного пожара, уничтожившего 23 июня 1579 года в Казани весь посад, дочери казанского стрельца Матрене явилась во сне Богородица, указавшая место на пепелище, где находится Ее икона. На этом месте 8 июля 1579 года и откопали завернутый в ветхое вишневое сукно – это был рукав однорядки – чудотворный образ… Сама икона – таких еще не было на Руси! – была необычной, и вся она «чудно сияла светлостью»: земная грязь еще не коснулась образа.
Тотчас послали известить Казанского архиепископа Иеремию, но он посчитал излишним осматривать находку несмышленой девочки, и вместо него на пожарище пришел священник из ближайшей к пожарищу Николо-Гостинодворской церкви. Первым этот священник и поднял икону, чтобы благословить ею народ.
Звали священника Ермолай…
Уже на следующий день начались исцеления. Перед иконой прозрел казанский слепой Никита… Но оказалось, что образ Казанской Божией Матери дарует и духовное прозрение.
И самое первое чудо от него – это самовидец, как он потом сам называл себя, священник Ермолай, который и поднял из черноты пепелища чудотворный образ, чтобы показать народу.
Исполнилось ему тогда 50 лет, но словно и не было их – в непроницаемых сумерках времени скрыта жизнь иерея Ермолая. И только когда он взял в руки чудотворный образ Казанской Божией Матери, спала пелена с глаз русских людей – во всей духовной мощи явился перед ними облик великого святителя, будущего патриарха Гермогена.
И конечно, никто не догадывался тогда, что чудо, которое совершила икона, превратив иерея Ермолая в грозного святителя, было только прообразом чуда, совершенного 22 октября 1612 года, когда вдруг очнулись перед пречистым ликом Казанской иконы Божией Матери разъединенные политическими симпатиями и антипатиями русские люди и, ощутив себя единым народом, сбросили с себя вместе с обморочностью Смуты и ярмо чужеземных захватчиков.
Тогда загудели колокола в московских церквах – и двинулись на штурм Китай-города ратники князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина.
Единым приступом был взят Китай-город, и поляки укрылись в Кремле, чтобы через три дня сдаться на милость победителей.
2
Слухи о необычной иконе и тех чудесах, которые были явлены от нее, растеклись по Руси еще до освобождения Москвы. Еще в 1594 году по повелению царя Федора Иоанновича в честь явления чудотворного образа заложили каменный храм Пречистой Богородицы.
Ну а после освобождения от поляков Москвы к иконе пришла всенародная слава. И празднование ее стало совершаться не только в Казани 8 июля, но и в Москве 22 октября.
Князь Дмитрий Пожарский на свои средства построил на Красной площади в Москве Казанскую церковь, где долгое время хранился тот самый список с иконы, перед которым молились ратники, шедшие освобождать Москву. Три с половиной десятилетия спустя, 22 октября 1648 года, на праздник «чудотворныя иконы Казанския, во время всенощного пения» родился наследник престола царевич Дмитрий, и царь Алексей Михайлович повелел праздновать Казанскую икону «во всех городах по вся годы», как бы редактируя при этом и содержание самого праздника.
Но первенец царя Алексея Михайловича вскоре умер, и праздник – осеннее почитание Казанской иконы Божией Матери сделалось всенародным – остался в прежнем своем значении.
С этого времени и начинается настоящее торжество чудотворных образов Казанской иконы Божией Матери по всей стране.
В 1661 году Казанская икона была обретена в Тобольске. Дьяку монастыря было указано во сне, чтобы он взял образ Казанской Божией Матери, который в небрежении хранился в чулане одной из церквей, и поставил икону в новой церкви, воздвигнув ее за три дня. Повеление Богоматери было исполнено – в крае сразу прекратились проливные дожди, а больные начали получать от чудотворного образа исцеление.
В 1689 году образ Казанской Божией Матери явился в селе Каплуновка Харьковской епархии. Перед этим образом молился Петр Великий накануне Полтавской битвы.
В 1695 году во время всенощного бдения в кафедральном соборе начала источать слезы Тамбовская икона Казанской Божией Матери.
Похожее чудо произошло и в Шлиссельбурге в 1702 году.
Часовой, стоявший на карауле, заметил исходящий из стены свет.
Наутро в стене появилась трещина, и когда раскрыли кирпичную кладку, увидели, как появляется из стены Младенец, простирающий руку для благословения, увидели Богоматерь, склонившую к Сыну свою голову.
Это был замурованный здесь в 1612 году образ иконы Казанской Божией Матери.
«Эта местная святыня, – писал последний настоятель шлиссельбургского крепостного храма Рождества Иоанна Предтечи протоиерей Иоанн Флоринский, – оставшаяся в иноверческой земле, могла бы исчезнуть бесследно, как исчезли сами православные церкви в Орешке, с их украшениями и утварью, если бы заботливая рука одного из оставшихся в Орешке ревнителей православия не скрыла эту духовную ценность от глаз иноверных. Икона была замурована в стене древнего русского крепостного храма, и здесь-то она сохранялась в течение почти целого столетия. Православные ореховцы надеялись таким образом предохранить драгоценный образ Небесной Владычицы от поругания иноплеменных, твердо веря, что Царица Небесная Сама освободит свой образ от временного заточения и возвратит принадлежащий Ей храм и покровительствуемую Ею древнерусскую область в руки православных».
Видимо, так и было…
Может быть, список Казанской иконы Божией Матери не успели вывезти из Орешка, когда заключен был Столбовской мир, по которому крепость отошла Швеции, но скорее всего, защитники замуровали икону в надежде на то, что она поможет вернуть России ее невскую твердыню.
Уместно вспомнить здесь, что Тихвинскую икону Божией Матери, проплывшую 26 июня 1383 года в небе вблизи Шлиссельбурга, тоже замуровывали в свое время в стене Пантократорской обители, чтобы спасти от еретиков-иконоборцев.
В этом повторе истории, дивным отсветом ложащемся на само явление Шлиссельбургской иконы, обнаруживается глубокий мистический смысл. Шлиссельбургская икона как бы соединяет в себе две иконы, одна из которых, Тихвинская, именуется охранительницей северных рубежей России, а другая, Казанская, – спасительницей нашего Отечества.
Тихвинскую – тогда она называлась Влахернской – икону освободили через 60 лет.
Шлиссельбургская икона пробыла в каменном плену 90 лет…
3
Попытки освободить Орешек предпринимались еще в правление царя Алексея Михайловича. Осенью 1656 года Нотебург осадило войско воеводы Петра Ивановича Потемкина. 40-летний полководец уже брал и польский Люблин, и шведский Ниеншанц, жег шведские поселения на Котлине, громил шведские корабли, но с Орешком дело у него не заладилось.
Хотя Петр Иванович и начал бомбардировку крепости, установив орудия на Монастырском острове, шведы держались твердо.
– Яблоко и грушу легче раскусить, чем такой орех! – ответил комендант крепости майор Франс Граве на предложение о сдаче, и предок великого Григория Потемкина вынужден был отвести войска.
В музее Прадо в Мадриде экспонируется портрет Петра Ивановича Потемкина, который Хуан Каррено де Миранда написал спустя десятилетие после нотебургской неудачи.
На портрете много золотой парчи и дорогого меха, а еще больше – важности, которую как бы вносит собою царский посол Петр Иванович Потемкин, но схожая по цвету с осенней ладожскою водой седина бороды омывает лицо русского стольника, так и не сумевшего раскусить шведский орех.
Разгрызать его пришлось Петру I.
Взятие Нотебурга он считал чрезвычайно важной задачей, и подготовка к штурму велась предельно тщательно.
Некоторые историки полагают, что и легендарное перетаскивание волоком по Государевой дороге кораблей из Белого моря в Онежское озеро тоже было связано с подготовкой к штурму Орешка.
Тогда за два месяца мужики и солдаты протащили по лесам и болотам корабли «Святой дух» и «Курьер», и, пройдя по Онеге, Свири и Ладоге, корабли эти якобы подошли к устью Невы, хотя и непонятно, что они делали здесь при штурме Нотебурга.
Ну а настоящие русские войска подошли к Нотебургу 26 сентября 1702 года. Всего Петр I собрал на берегу Невы 14 полков, включая гвардейские Семеновский и Преображенский.
Русский лагерь был разбит на Преображенской горе.
Осаду – гарнизон Нотебурга во главе с комендантом подполковником Густавом фон Шлиппенбахом насчитывал около 500 человек и располагал 140 орудиями – вели по всем правилам.
Под непосредственным наблюдением самого Петра I по трехверстной лесной просеке протащили из Ладожского озера в Неву лодки. На этих лодках солдаты Преображенского и Семеновского полков переправилась на правый берег Невы и захватили там шведские укрепления. Потом из лодок устроили наплавной мост, связавший невские берега.
Когда кольцо осады замкнулось, к коменданту Нотебурга был «послан трубач с предложением сдать крепость на договор». Густав фон Шлиппенбах просил отсрочки на четыре дня, чтобы снестись с нарвским обер-комендантом, которому он подчинялся. В ответ 1 октября русские батареи открыли артиллерийский огонь по крепости.
Бомбардировка продолжалась непрерывно в течение 11 дней. Начали гореть деревянные постройки, плавились свинцовые кровли башен, ночью Неву освещало зарево пожара, и казалось, что река налилась кровью. Течение уносило зарничную кровь к Финскому заливу, к шведской крепости Ниеншанц. 3 октября парламентер-барабанщик передал просьбу жен шведских офицеров, умолявших выпустить их из Нотебурга ради великого беспокойства от огня и дыму.
– Если изволите выехать, изволили б и любезных супружников своих с собою вывести купно! – галантно ответил шведским дамам Петр I.
«Сей комплимент знатно осадным людям показался досаден», – сказано в «Книге Марсовой», и бомбардировка Нотебурга возобновилась.
Всего по крепости было выпущено свыше 15 тыс. ядер и бомб.
В крепостной стене появились огромные бреши, сквозь которые могли пройти маршем в ряд 20 человек. Правда, находились эти пробоины слишком высоко над землей, но Петр I, рассматривавший Нотебург с Преображенской горы, результатами артподготовки остался доволен.
«Альтиллерия наша зело чудесно дело свое исправила», – сообщал он в письме А.А. Виниусу.
Следы петровской бомбардировки Нотебурга можно найти и сейчас.
«Под дерном оказались свежие напоминания о минувшей войне: битый кирпич, щебенка, осколки мин, – пишут в своей книге «Крепость Орешек» А.Н. Кирпичников и В.М. Савков. – Ниже стали попадаться осколки ядер, которыми при Петре I обстреливали с материка крепость в 1702 году. А вот и неразорвавшаяся трехпудовая мортирная бомба – одна из 3 тыс., выпущенных по шведскому гарнизону. Частицу извлеченного изнутри пороха, которому 268 лет, удалось воспламенить. Горел он разноцветными искрами…»
4
Такими же разноцветными искрами рассыпались три сигнальных выстрела, возвестивших ночью 11 октября начало штурма.
Ударили барабаны.
Сквозь ночную темноту ладьи пошли к крепости, озаряемой пламенем пожаров. Их сносило сильным течением, и гребцы налегали на весла.
Так начался штурм.
Взятие Нотебурга (Орешка) – одна из самых ярких и значительных побед Петра I.
Подготовка к штурму была проведена тщательная, но стесненные на полоске земли между крепостными стенами и водой русские полки все равно несли огромные потери.
К тому же приготовленные лестницы оказались слишком короткими, и десантники не смогли подняться к пробоинам и с ходу ворваться в крепость.
Тем временем шведы развернули орудия и начали бить напрямую.
И был момент, когда заколебался Петр I и даже послал на остров офицера с приказом командиру штурмующего отряда подполковнику Семеновского полка Михаилу Голицыну отступить.
– Скажи царю, что теперь я уже не его, а Божий, – ответил посыльному Голицын и, взобравшись на плечи солдата, стоявшего на верху лестницы, залез в пролом. – Вперед, ребята!
Бесконечно длился кровопролитный бой, но шведы не выдержали.
«Неприятель от множества нашей мушкетной, также и пушечной стрельбы в те 13 часов толь утомлен, и, видя последнюю отвагу, тотчас ударил шамад…» Это в пятом часу дня Густав фон Шлиппенбах велел ударить в барабаны, что означало сдачу крепости.
Нотебург был взят.
Сохранились списки русских солдат, павших при штурме крепости.
Лейб-гвардии Преображенского полка
Майор – Давыд Гаст.
Капитаны – князь Иван Львов, Иван Рукин, Андрей Валбрехт.
Поручики – Яков Борзов, Дмитрий Емцов, Василий Ивановский, Павел Беляев.
Сержанты – Андрей Ребриков, Алексей Ломакин, Семен Котенев.
Рядовые – Афанасий Лобоз, Яков Тибеев, Григорий Соколов, Семен Мишуров, Иван Чесноков, Клим Варенихин, Гаврило Башмаков, Иван Писарев, Никифор Ляблицов, Козьма Фомин, Илья Кондаков, Максим Демьянов, Петр Жеребцов, Андрей Посников, Фома Следков, Василий Воробьев, Петр Булкин, Петр Белош, Стефан Тяпкин, Алексей Дубровский, Федор Оставцов, Павел Копылов, Иван Фомин, Сергей Кондратьев, Лука Александров, Петр Аксентьев, Федор Ефимов, Фрол Чурин, Ерофей Пылаев, Яков Голев, Иван Сидоров, Никифор Котловский, Прокофий Коротаев, Андрей Котенев, Савва Тихонов, Иван Злобин, Парфен Палкин, Ефим Черкашенинов, Прокофий Юрьев, Василий Чириков, Яков Бута, Григорий Пыхоцкий, Федор Булатов, Никита Ефимов, Иван Романов, Федор Путимцев, Иван Лебедев, Матвей Черкасов, Трофим Титов, Иван Чебалов, Тихон Лелнев, Яков Тихомиров, Иван Быков, Федот Коротаев, Яков Отавин, Савелий Лисицын, Иван Волк, Иван Ершов, Мирон Неустроев, Федор Беляев, Лаврентий Путилов, Семен Казаков, Федот Махов, Федор Казаков, Иван Мозалев, Петр Крюков, Антон Ремезов, Ефрем Быков, Иван Дроздов, Борис Домкин, Иван Ерофеев, Никифор Лапин, Агафон Уланов, Иван Жуков, Козьма Сайников, Григорий Бровиков, Викуль Заблоцкий, Козьма Носов, Мартын Дудырин, Иона Кабин, Иван Нагаев, Тимофей Жданов, Иван Иванов, Петр Шевелев, Иван Федотов, Данила Бавин, Дмитрий Соловьев, Нестор Титов, Тит Батурин, Федор Бадаев, Козьма Соболев, Семен Сербин, Пантелей Матвеев, Михайло Медведев, Агафон Толанков, Анисим Посняков, Михайло Попрытаев, Андрей Кудряков, Григорий Зыков, Матвей Полчанинов, Козьма Кузовлев, Леонтий Смольянинов.
Барабанщик – Никифор Панков.
Лейб-гвардии Семеновского полка
Майор – Кондратий Мейер.
Капитан – Егор Колбин.
Поручики – Федор Лихарев, князь Алексей Шаховский, Иван Дмитриев-Мамонов.
Капрал – Гаврило Шапилов.
Рядовые – Федор Струнин, Семен Борзов, Григорий Каменский, Егор Туменев, Иван Павловский, Яков Кудрявцев, Иван Данилов, Алексей Ураков, Спиридон Беляев, Иван Богатырев, Григорий Кудрявой, Василий Мартьянов, Иван Оборин, Андрей Кириллов, Никифор Коржавин, Сергей Нагаев, Федор Бычков, Зиновий Паршин, Григорий Овсянников, Иван Волох, Максим Папонов, Данило Никифоров, Дмитрий Шаров, Ларион Деделин, Терентий Белоусов, Павел Чеботарев, Федор Захаров, Леонтий Воробьев, Иван Нижегородов, Анисим Чистяков, Тимофей Стушкин, Иван Баскаков, Тимофей Борзов, Иван Никитин, Иван Зерковников, Егор Харитонов, Борис Грызлов, Михайло Осанов, Кондратий Лытков, Дмитрий Волох, Фрол Зайцев, Сидор Фролов, Федор Старичков, Данило Шатилов, Еремей Щеголев, Степан Шатаков, Ларнок Сухарев, Козьма Лукоренский, Афанасий Тороворов, Кондратий Эрнев, Константин Глазунов, Якав Ушаков, Василий Панов, Иван Дубровин, Степан Хабаров, Иван Заварзий, Козьма Федотов, Петр Братин, Тихон Казимеров, Иван Радивилов, Кондратий Манзурьев, Афанасий Фармос, Осип Абрамьев, Федор Васильев, Ефим Глазунов, Аким Короткий, Михайло Кудринс, Василий Власов, Терентий Лоботков, Иван Быстров, Семен Побегалов, Евстифей Иванов, Софрон Шемаев, Гордей Богданов, Степан Гребенкин, Кирила Соловьев, Козьма Медведев, Трофим Судоплатов, Григорий Катов, Андрей Коровин, Михайло Дбяков, Василий Мамонтов, Афанасий Подшивалов, Герасим Ротунов, Иван Сорокин, Анисим Зверев, Алексей Шабанов, Иван Волобаев, Самойло Звягин, Павел Иванов, Федор Замолнев, Михайло Шепелев, Иван Лутошный, Кирилл Беликов, Игнатий Евсеев, Никифор Минин, Артамин Мордвинов, Василий Трубач, Матвей Соседов, Петр Безчасной, Матвей Клужетов, Роман Маслов, Василий Лыков, Дмитрий Филатов, Сергей Барков, Гаврило Осипов, Иван Приезжей, Анисим Сомароков, Данил Леонтьев, Аким Гигмонов, Афанасий Иевлев, Андрей Лебедев, Дмитрий Любимов, Петр Зверев, Григорий Зорин.
В звучании этих имен и фамилий столько неповторимости, столько чудесной красоты, столько богатырской силы, что весь этот список звучит как музыка, как гимн России.
Такое ощущение, что ты оказался в какой-то заповедной роще.
Любопытно сравнить этот список со списком шлиссельбургских арестантов, хотя бы тех же народовольцев.
Николай Морозов, Михаил Фроленко, Михаил Тригони, Григорий Исаев, Михаил Грачевский, Савелий Златопольский, Александр Буцевич, Михаил Попов, Николай Щедрин, Егор Минаков, Мейер Геллис, Дмитрий Буцинский, Михаил Клименко, Федор Юрковский, Петр Поливанов, Людвиг Кобылянский, Юрий Богданович, Айзик Арончик, Ипполит Мышкин, Владимир Малавский, Александр Долгушин, Николай Рогачев, Александр Штромберг, Игнатий Иванов, Вера Фигнер, Людмила Волкенштейн, Василий Иванов, Александр Тиханович, Николай Похитонов, Дмитрий Суровцев, Иван Ювачев, Каллиник Мартынов, Михаил Шебалин, Василий Караулов, Василий Панкратов, Михаил Лаговский, Иван Манучаров, Людвиг Варынский, Людвиг Янович, Пахомий Андреюшкин, Василий Генералов, Василий Осипанов, Александр Ульянов, Петр Шевырев, Михаил Новорусский, Иосиф Лукашевич, Петр Антонов, Сергей Иванов, Василий Конашевич, Герман Лопатин, Николай Стародворский, Борис Оржих, Софья Гинсбург, Павел Карнович, Сергей Балмашов, Фома Качура, Михаил Мельников, Григорий Гершуни, Егор Сазонов, Иван Кляев, Александр Васильев, Хаим Гершкович, Яков Финкельштейн, Михаил Ашенбреннер…
И хотя в этом списке немало достойных людей, трудно отделаться от ощущения, будто идешь то ли по пожарищу, то ли по старой вырубке, заросшей неведомо чем.
И что из того, что в первом списке собраны солдаты-герои, а во втором («Мы имеем тех преступников, каких заслуживаем», – говорил тюремный врач Шлиссельбургской крепости Евгений Рудольфович Эйхгольц) – государственные преступники? Нет, в первом списке – люди, принадлежащие прежней Московской Святой Руси, а во втором – люди, которые о Святой Руси благодаря Петру I и его реформам не слышали и слышать не желали.
Шведский гарнизон вышел из крепости с четырьмя пушками и распущенными знаменами. Он состоял из 83 здоровых и 156 раненых – остальные пали во время осады и штурма. Солдаты шли с личным оружием, с пулями во рту – в знак того, что они сохранили свою воинскую честь.
Русские потери составили 538 человек убитыми и 925 ранеными.
Павших во время штурма героев похоронили внутри крепости.
На стене церкви Иоанна Предтечи в 1902 году была установлена доска с их именами26, но в 1939-м эту доску увезли в Музей истории и развития Ленинграда.
Ну а главный герой штурма, Михаил Михайлович Голицын, конечно, и догадываться не мог тогда, что взял крепость, которая через несколько лет станет тюрьмой для его брата, князя Дмитрия Михайловича Голицына.
5
На радостях Петр I переименовал Нотебург в Шлиссельбург – «ключ-город».
Считается, что этим ключом открывался путь к Балтийскому морю, но очевидно, что Петр вкладывал в это название и более широкий смысл – ключ к победе в войне.
Все первые дни после взятия Шлиссельбурга Петр I пребывал в упоении от свершившегося чуда.
«Объявляю вашей милости, – пишет он Федору Матвеевичу Апраксину, – что с помощью победыдавца Бога крепость сия по жестоком и чрезвычайном, трудном и кровавом приступе (который начался в четыре часа пополуночи, а кончился по четырех часах пополудни) сдалась на аккорд, по котором комендант Шлиппенбах со всем гарнизоном выпущен. Истинно вашей милости объявляю, что чрез всякое мнение человеческое сие учинено, и только единому Богу в честь и чуду приписать».
Послание это, хотя и в дальнейшем Петр I не забывал разделять с Богом своих ратных побед, все-таки выделяется повышенной и, в общем-то, несвойственной Петру религиозной экзальтацией.
Объясняется она тем, что Петр I ясно осознавал не только стратегическое значение одержанной победы, но и ее исторически-мистический смысл.
Дед его, царь Михаил Федорович, первый в династии Романовых, был коронован 90 лет назад, после изгнания поляков из Москвы. Петр I, его внук, освободил сейчас последнюю потерянную в годы Смуты крепость.
Как тут было не возрадоваться?
Не случайно по указу Петра I в память взятия Орешка была выбита медаль с надписью: «Был у неприятеля 90 лет».
Слова Петра I о том, что «чрез всякое мнение человеческое сие (взятие Орешка. – Н.К.) учинено, и только единому Богу в честь и чуду приписать», – слова русского царя.
Когда караульный солдат увидел замерцавший из-под кирпичной кладки свет Казанской иконы Божией Матери, он смотрел глазами русского солдата.
И явственно было явлено и царю, и солдату, как смыкаются эпохи…
В 1612 году, перед тем как пойти на штурм, молились ратники Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского перед Казанской иконой Божией Матери.
Задержавшись на 90 лет, 1612 год пришел и в древнюю русскую крепость Орешек. И здесь, завершая освобождение Руси от иноплеменных захватчиков, явилась Казанским ликом своим Пречистая Богородица!
Мы уже говорили, что священник Ермолай, который первым разглядел икону Казанской Божией Матери, превратился в святителя Гермогена.
Нам неведомо, кем стал солдат, первым увидевший Шлиссельбургский образ Казанской иконы Божией Матери. Может, он погиб в бесконечных петровских войнах, а может быть, закончил жизнь в крепостной неволе.
Другая эпоха, другое время пришло…
Как известно, скоро Петром I вообще будут запрещены чудеса на русской земле.
Петр I – сохранились только глухие упоминания о его распоряжении поместить обретенную икону в крепостной часовне – по сути, никак не отреагировал на находку, не захотел рассмотреть того великого значения, которое скрыто было в обретении Шлиссельбургской иконы Казанской Божией Матери.
Почему не захотел он увидеть этого чуда?
6
Соблазнительно объяснить совершившуюся в государе перемену шлиссельбургским трагикомическим эпизодом, приведшим к разрыву Петра I с его любовницей Анной Монс.
15 апреля 1703 года в Шлиссельбурге «зело несчастливый случай учинился: первый доктор Лейл, а потом Кенигсек… утонули внезапно».
Это прискорбное, но не слишком значимое событие тем не менее оставило след в истории, потому как в кармане саксонского посланника Кенигсека нашли любовное письмо Анны Монс.
Измены Анны – напомним, что ради нее Петр I заставил постричься в монастырь свою жену, царицу Евдокию! – Петр не ожидал и так и не простил любовницу до конца жизни.
Сама Анна Монс, как известно, была посажена под арест, и только в 1706 году ей разрешили посещать лютеранскую церковь. Пострадала и Матрена Ивановна Балк, которая пособляла сестре в ее романе с Кенигсеком. За свои хлопоты Матрене Ивановне пришлось отсидеть в тюрьме три года.
Ну а два десятилетия спустя – рассказ об этом у нас пойдет далее – скатится с плахи и голова брата Анны, Вильяма Монса.
Поэт Андрей Вознесенский описал казнь Анны Монс, хотя казнена была не она, а ее брат, в «Лобной балладе»27:
Царь страшон: точно кляча, тощий,
Почерневший, как антрацит,
По лицу проносятся очи,
Как буксующий мотоцикл.
И когда голова с топорика
Покатилась к носкам ботфорт,
Он берет ее над толпою,
Точно репу с красной ботвой!
Пальцы в щеки впились, как клещи,
Переносицею хрустя,
Кровь из горла на брюки хлещет.
Он целует ее в уста.
Только Красная площадь ахнет,
Тихим стоном оглушена:
«А-а-анхен!..»
Отвечает ему она:
«Мальчик мой, государь великий,
Не судить мне твоей вины.
Но зачем твои руки липкие
Солоны?
Баба я – вот и вся провинность.
Государства мои в устах.
Я дрожу брусничной кровиночкой
На державных твоих усах.
В дни строительства и пожара
До малюсенькой ли любви?
Ты целуешь меня, Держава,
Твои губы в моей крови.
Перегаром, борщом, горохом
Пахнет щедрый твой поцелуй.
Как ты любишь меня, Эпоха,
Обожаю тебя, царуй!..»
Разумеется, соединить Анну и Вильяма Монса в единый объект любви и расправы Петра I автору стихов помогла его неотягощенность знанием истории, однако сработала тут и логика петровской мифологии. Любое злодеяние, которое совершал и которое не совершал Петр I, эта мифология заранее объясняла и оправдывала самой атмосферой «дней строительства и пожара» Петровской эпохи.
Возможно, посещая Шлиссельбург, Петр I вспоминал о горечи унижения, которое пережил, читая вынутое из кармана утонувшего Кенигсека любовное письмо Анны Монс.
Но одной только личной досады, как ни глубока была она, недоставало для начала строительства новой государственной мифологии.
7
Первый шаг на пути создания этой мифологии, которая хотя и соприкасалась с прежней русской историей, но не столько продолжала, сколько преображала ее на новый, петровский лад, Петр I сделал, переименовав старинный русский Орешек в Шлиссельбург.
На Государевой башне укрепили ключ от крепости, что означало: взятие Орешка открывает путь к Балтийскому морю.
Впрочем, ключом этим пользовались недолго.
Уже 1 мая 1703 года был взят Ниеншанц, стоящий при впадении Охты в Неву, и Петр I начал искать место для строительства в устье Невы новой русской крепости.
14 мая 1703 года на берегах Невы было теплым и солнечным.
В этот день Петр I, как утверждает анонимное сочинение «О зачатии и здании царствующего града Санкт-Петербурга», совершал плавание на шлюпках и с воды «усмотрел удобный остров к строению города…» Как только государь высадился на берег, раздался шум в воздухе – и все увидели «орла парящего». Слышен был «шум от парения крыл его». Сияло солнце, палили пушки, а орел парил над государем и в Пятидесятницу, когда, посоветовавшись с сопровождавшими его фортификаторами – французским генерал-инженером Жозефом Гаспаром Ламбером де Герном и немецким инженером майором Вильгельмом Адамом Кирштенштейном, Петр I отверг не подверженное наводнениям место при впадении Охты в Неву и заложил новую крепость на Заячьем острове.
Тогда государя сопровождало духовенство, генералитет и статские чины. На глазах у всех после молебна и водосвятия Петр I взял у солдата багинет28, вырезал два куска дерна и, положив их крестообразно, сказал: «Здесь быть городу!»
Потом в землю был закопан ковчег с мощами Андрея Первозванного. Над ковчегом соорудили каменную крышку с надписью: «От воплощения Иисуса Христа 1703 мая 16 основан царствующий град Санкт-Петербург великим государем царем и великим князем Петром Алексеевичем, самодержцем всероссийским».
И снова возник в небе орел – «с великим шумом парения крыл от высоты спустился и парил над оным островом».
Однако закладка города этим не ограничилась.
Поразмыслив, Петр I приказал «пробить в землю две дыры и, вырубив две березы, тонкие, но длинные, и вершины тех берез свертев», вставил деревца в землю наподобие ворот.
Орел же опустился с высоты и «сел на оных воротах».
С ворот орла снял ефрейтор Одинцов и поднес его государю, который пожаловал гордую птицу комендантским званием29.
У Александра Сергеевича Пушкина в знаменитом описании этих событий орлов нет:
На берегу пустынных волн
Стоял Он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася, бедный челн
По ней стремился одиноко,
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца.
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел. И думал Он:
«Отсель грозить мы будем шведу!
Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу».
И все равно, хотя все тут подчеркнуто реалистично, первые строфы вступления к «Медному всаднику» возносят нас в петровскую мифологию стремительнее ручных орлов, на которых оттачивало свое остроумие не одно поколение российских историков.
Читая пушкинские строки, мы представляем Петра I стоящим на земле, на которую никогда не ступала нога русского человека, и в результате с легкой руки поэта в общественном сознании сложилось устойчивое убеждение, будто земли вокруг Петербурга в допетровские времена представляли собою неведомую и чуждую православной Руси территорию.
И происходит это вопреки нашим знаниям! Ведь, читая Пушкина, мы помним, что свет православия воссиял над Ладогой задолго до крещения Руси, и это отсюда, из древнего уже тогда Валаамского монастыря уходил крестить язычников Ростовской земли преподобный Авраамий. И то, что самая первая столица Руси, Старая Ладога, тоже находится в двух часах езды от Санкт-Петербурга, – неоспоримый факт. И русская крепость Орешек, которую всего за полгода до основания Петербурга отбил у шведов Петр I, тоже ведь стояла здесь почти четыре столетия!
Но все эти факты, а вместе с ними – и вся веками намоленная русская земля, что окружала место закладки будущей столицы Российской империи, одной только силою пушкинского гения оказались отодвинуты от Санкт-Петербурга.
Однако Пушкин не был бы Пушкиным, если бы ограничился поставленными ему рамками. Читаешь «Медного всадника» – и понимаешь, что А.С. Пушкин погружался в петровскую мифологию еще и для того, чтобы изобразить внутреннее состояние Петра I, чтобы объяснить выбор, сделанный первым русским императором.
Место, где вскоре поднялся Санкт-Петербург, действительно было пустым. Из-за постоянных наводнений здесь не строили ничего, кроме убогих изб чухонских рыбаков.
Но такое пустое место и искал Петр I.
Санкт-Петербург закладывался им как город – символ разрыва новой России с древней Русью.
Это поразительно, но в этом – вся суть петровских реформ…
Они накладывались на Россию, нисколько не сообразуясь с ее православными традициями и историей, и вместе с тем были благословлены униженной и оскорбленной Петром Русской церковью.
Возможно, подсознательно, но Петр I выбрал для города именно то место древней земли, которое действительно всегда было пустым, которое и не могло быть никем населено в силу незащищенности от природных катаклизмов.
Сюда уводил Петр I созидаемую им империю, здесь, на заливаемой наводнениями земле пытался укрыть он от нелюбимой им Святой Руси свою веру в Бога, свой освобожденный от православия патриотизм!
Осуществить задуманное было невозможно, и хотя Петр I прилагал все силы, чтобы достичь своей цели, все получалось не так, как задумывал он, а так, как должно было быть.
Петр I не пожелал придать значения государственного события чудесному обретению иконы Казанской Божией Матери в Шлиссельбурге… Видимо, ему не хотелось начинать историю новой столицы с Казанской иконы Божией Матери, поскольку это вызывало воспоминания и параллели, не вмещающиеся в его новую мифологию.
Но Казанская икона Божией Матери, как мы знаем, все равно пришла в Санкт-Петербург.
Вдова старшего брата и соправителя Петра I, Иоанна V, царица Прасковья Федоровна, известная своим старомосковским благочестием, привезла, перебравшись в Санкт-Петербург, сделанную по ее заказу увеличенную копию Казанской иконы Богородицы.
Икону эту царица Прасковья Федоровна поместила в часовне неподалеку от своего местожительства, на Городовом острове (Петроградская сторона), и часовня эта стала называться Казанской.
С 1727 года образ, привезенный в Петербург царицей Прасковьей Федоровной, начинает признаваться чудотворным, и для него десятилетия спустя возводится один из главных петербургских храмов – Казанский собор.
8
Так вопреки своеволию Петра I появилась Казанская икона Божией Матери в новой русской столице. Так из-за своеволия Петра I Шлиссельбургский образ Казанской иконы Божией Матери, почти целое столетие прождавший за кирпичной кладкой человека, который освободит здешнюю землю от неприятеля и вернет икону России, по-прежнему остался за стенами крепости.
Взявший Нотебург Петр I считал, что он не освобождает, а завоевывает эти земли. Разница незначительная, если говорить о результате военной кампании, но чрезвычайно существенная, если вернуться к духовному смыслу войны, которая велась тогда на берегах Невы.
Потом стали говорить, что Петр I прорубил окно в Европу.
На самом деле окно в Европу здесь было всегда – требовалось только отодрать старые шведские доски, которыми оно было заколочено.
Но Петр все делал сам, и даже когда он совершал то, что было предопределено всем ходом русской истории, он действовал так, как будто никакой истории до него не было и вся она только при нем и начинается. Это болезнь всех реформаторов в нашей стране!
И в этом и заключен ответ на вопрос, почему Петр не захотел узнать о чудесном явлении Шлиссельбургской иконы Божией Матери…
Нет, не русский Орешек освободил Петр, а взял шведскую крепость Нотебург – и тут же основал здесь свой Шлиссельбург. Как могла вместиться сюда Казанская икона Божией Матери, неведомо когда, до всяких прославлений появившаяся здесь?!
И Шлиссельбургская икона Казанской Божией Матери так и осталась в крепости.
Была она здесь и тогда, когда привезли в Шлиссельбург каторжника Варфоломея Стояна (Федора Чайкина). Этот человек (если можно называть человеком такого святотатца) 12 июля 1904 года вместе со своими подельниками украл из летнего храма Богородицкого женского монастыря города Казани первообраз чудотворной Казанской Божией Матери, содрал с него драгоценную ризу, а саму святую икону сжег.
Рядом со Шлиссельбургским образом Казанской иконы Божией Матери и предстояло отбывать свой каторжный срок этому злодею.
Впрочем, об этом тоже разговор еще впереди.
9
После взятия Нотебурга в 1702 году Петр I ожидал шведского контрудара и считал восстановление крепости на Ореховом острове первоочередной задачей. Сохранился сделанный рукою Петра набросок чертежа бастионов, которыми необходимо было усилить крепость.
Порт-башня у входных ворот была переименована Петром I в Государеву, Фохт-башня названа Княжеской, в честь княгини Меньшиковой, Шварц-башня – Королевской, Кирх-башня – Угловой (позднее – Головина), Коноселицс-башня – Светличной, Крут-башня – Мельничной, Комс-башня – Колокольной.
Все бастионы возводились одновременно под руководством H.М. Зотова, Ф.А. Головина, Г.И. Головкина, К.А. Нарышкина.
Общее руководство укреплением Шлиссельбурга поначалу осуществлял сам Петр I: «Царь московский… крепость во всем зело поправить велел, стены и башни, и с пушками 2 тыс. человек в крепость посадил»30, но в дальнейшем руководство работами принял А.Д. Меншиков, назначенный комендантом Шлиссельбурга и губернатором Ингерманландии, Карелии и Лифляндии.
То ли оттого, что Петр переодел всю Россию в европейские, не приспособленные для здешнего климата одежды, то ли оттого, что он ставил чрезвычайно трудные и порою совершенно непонятные задачи, то ли из-за общего бездушия эпохи, но никогда еще, кажется, не мерзли так в нашей стране, как в десятилетия петровского царствования.
Даже А.Д. Меншиков, который проявил такую отчаянную храбрость при штурме Шлиссельбурга, к постоянной жизни в крепости приспособиться не сумел.
«У нас здесь превеликие морозы и жестокие ветры, – жаловался он Петру. – С великою нуждою за ворота выходим, едва можем жить в хоромах». Но если нестерпимо было находиться в Шлиссельбурге господину коменданту и губернатору, как приходилось жить здесь рядовым работным людям?
Мы уже говорили, что при штурме крепости русские потери составили 538 человек убитыми и 925 ранеными.
Восстановление крепости стоило гораздо дороже. Строительные потери обогнали военные меньше чем за год.
Как видно из отчета главы Канцелярии городовых дел У.А. Синявина, из 2 тыс. 856 человек, согнанных в Шлиссельбург, работало 1 тыс. 504 – остальные болели или умерли.
«Писал ты ко мне об олончанах, о 200 человеках, которые в Шлютельбурхе на работах, что у них в запасах скудность, и я удивляюся вам, что, видя самую нужду, без которой и пробыть не мочно, а ко мне описываетесь, – отвечал на это У.А. Синявину А.Д. Меншиков. – Прикажи им хлеб давать, провианту против их братии, и вперед того смотрите, чтоб з голоду не мерли».
Казалось бы, с началом строительства Санкт-Петербурга Шлиссельбург должен был утратить свое значение, однако строительные работы в крепости не только не сворачиваются, но и, наоборот, набирают темп.
В 1715 году перед башней Меншикова построили последний, пятый бастион, и тогда же началось строительство солдатской казармы, а на следующий год – монетного двора.
И казармы, и монетный двор возводил архитектор И.Г. Устинов, а после его отъезда в Москву руководство работами принял на себя главный зодчий Санкт-Петербурга Доменико Трезини.
В 1718 году началось сооружение деревянного дворца А.Д. Меншикова, а через три года – постройка деревянного дворца Петра I, или Государева дома.
Петр I явно не собирался отказываться от Шлиссельбурга.
В крепости находилась тогда шведская кирка, перестроенная из церкви, возведенной и освященной еще архиепископом Новгородским Василием в 1352 году. Сейчас кирку приказано было обратить назад, в православие. Но так как по размерам она была мала для громадного гарнизона крепости, то и приказано было к каменным стенам кирки пристроить деревянные части храма, а из самой кирки устроить алтарь и посвятить храм в честь Рождества Иоанна Предтечи31.
– Пусть, – сказал Петр I, отдавая эти распоряжения, – взятие Нотебурга будет предтечею моих побед над шведами.
Петр I ежегодно старался приезжать 11 октября на остров, чтобы отпраздновать здесь годовщину взятия крепости.
В сопровождении сенаторов, министров и генералов он обходил крепость и, вспоминая окутанный облаками дыма Нотебург, рассказывал, что «под брешью вовсе не было пространства, на котором войска могли бы собраться и приготовиться к приступу, а между тем шведский гарнизон истреблял их гранатами и каменьями».
По заведенному обычаю в день и час взятия крепости на острове звонил колокол.
И в каждый приезд обязательно поднимался Петр I на башню и долго смотрел на Ладогу.
Думал.
И о разгрызенном орехе тоже.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.