Глава первая РОКОВЫЕ ДНИ
Глава первая
РОКОВЫЕ ДНИ
Учи же меня! Всенародным ненастьем
Горчайшему самозабвенью учи.
Учи принимать чашу мук – как причастье,
А тусклое зарево бед – как лучи!
Даниил Андреев
Наверное, ни к одной войне не готовилась наша страна так, как к этой, ни одну войну не ждали так – и все равно ни одна война не была столь неожиданной для нас, ни к одной войне еще не были мы так не готовы, как к той, что началась в ночь на 22 июня 1941 года, на церковный праздник Всех Святых, в земле российской просиявших…
24 июня немцы вошли в Вильнюс.
26 июня взяли Даугавпилс.
28 июня – Минск.
29 июня – Лиепаю.
1 июля – Ригу.
10 июля немцы овладели Псковом.
Этим числом, когда 4-я немецкая танковая группа двинулась в направлении Луги и Новгорода, и отсчитывается начало сражения за Ленинград.
В целом группа армий «Север», в которую помимо 4-й танковой группы входили 16-я и 18-я армии и 1-й воздушный флот, насчитывала до полумиллиона солдат. Командовал ими генерал-фельдмаршал Вильгельм фон Лееб.
Уже 12 июля немцы вышли к Лужскому укрепленному району, но здесь завязались кровопролитные бои. Только 15 августа, пробившись через заболоченную местность, немцы обошли Лужский укрепрайон с запада и, форсировав у Сабска реку Лугу, вышли на оперативный простор.
Одновременно ожесточенные бои развернулись на рубеже Порхов – Новгород, на фронте 11-й и 27-й советских армий, оборонявшихся против 16-й немецкой армии. Обе советские армии отошли к Старой Руссе и Холму.
14 августа немцы овладели Новгородом, 20 августа взяли Чудово, перерезав Октябрьскую железную дорогу, связывающую Ленинград с Москвой.
1
Формирование 1-й стрелковой дивизии внутренних войск НКВД, частям которой в ближайшие недели предстояло оборонять шлиссельбургский участок фронта, началось 22 августа 1941 года.
Согласно приказу № 0027 в дивизию вливались военнослужащие упраздненных немецким и финским наступлением 7-го Кингисеппского, 33-го Выборгского и 102-го Элисенваарского пограничных отрядов, окружная школа младшего начальствующего состава ленинградского гарнизона войск НКВД, а также сотрудники общей следственной тюрьмы тюремного отдела УНКВД по Ленинградской области. Командиром дивизии назначили полковника Семена Ивановича Донскова, бывшего начальника 102-го Элисенваарского погранотряда.
Формирование еще не было завершено, когда, захватив станцию Мга, немцы перерезали железнодорожное сообщение с Ленинградом и по Кировской железной дороге. Военный совет Ленинградского фронта принял тогда решение немедленно ввести дивизию в бой.
Считается, что дивизии был придан дивизион 152-миллиметровых гаубиц из 577-го корпусного артиллерийского полка, а также две роты танков Т-26 и КВ-1, но непосредственные участники боевых действий утверждают, что полки получили всего по два орудия и только по пять – вспомните о ящиках со снарядами, которыми был заставлен двор Шлиссельбургской крепости! – снарядов к ним.
Тем не менее боевая задача отбросить противника от Мги и выйти в район Войтолово – Сологубовка – Турышкино – Вороново, где следовало занять прочную оборону, была поставлена, и переправившийся на левый берег Невы 2-й стрелковый полк уже 29 августа 1941 года вступил в бой с частями немецкого 90-го пехотного полка на окраинах Мги.
Но, разумеется, удержаться на станции со своими десятью снарядами полк не сумел. Утром 6 сентября на участке фронта, который прикрывала 1-я стрелковая дивизия внутренних войск НКВД, был произведен массированный авианалет. Участвовало в нем 300 немецких самолетов. Бомбардировщики шли волнами, сменяя одну другая, в течение всего дня.
Потом двинулись немецкие танки.
7 сентября к 11 часам утра немцам удалось разрезать отступающие части дивизии: одна часть дивизии вынуждена была отступать на восток, другая оказалась оттеснена к Неве.
«Бои на невском левобережье приближались к Ладоге. Весь день 7 сентября со стороны 8-й ГЭС доносилась артиллерийская канонада. Вражеская авиация бомбила Шлиссельбург, загорелось несколько домов… – вспоминал командир роты народного ополчения Дмитрий Кононович Фокин. – К вечеру наблюдатели мне доложили: десятка три вражеских танков, двигаясь к Шлиссельбургу, сгруппировались на Преображенском кладбище. Я связался с командиром расположенной поблизости артиллерийской батареи, информировал его о происшедшем, попросил ударить по танкам.
– Не могу, – сказал старший лейтенант. – Кончились боеприпасы»2.
2
Такой картина боя за Шлиссельбург представлялась с правого берега Невы, а вот как описывает эвакуацию из Шлиссельбурга ее непосредственный участник военком штаба 1-й стрелковой дивизии внутренних войск НКВД Зиновий Исаакович Бродский: «Весь вечер 7 сентября и всю ночь на 8 сентября сюда (на пассажирскую и угольную пристани) подавались баржи.
Огромным факелом пылала ситценабивная фабрика. Пламя вырывалось из всех окон. Горели дома.
Около трех часов ночи к угольной пристани подошла очередная баржа. Дежурный диспетчер Шлиссельбургской пристани Терещенко доложил мне, как старшему командиру на переправе, что это последний транспорт, на котором необходимо переправить через Неву оставшихся людей и технику. Не теряя даром ни одной минуты, бойцы погрузили на баржу два 45-миллиметровых орудия, несколько ручных пулеметов, две грузовые автомашины и около шестидесяти человек личного состава, большей частью раненых.
Около четырех часов утра наша баржа на буксире у мощного катера покинула Шлиссельбург. С большим трудом преодолели довольно сильное течение Невы в этом районе. Уже начало светать, когда мы неподалеку от Шлиссельбургской крепости причалили к правому берегу».
3
Тем не менее, судя по воспоминаниям, это был все-таки не самый последний транспорт из Шлиссельбурга.
7 сентября к горящему Шлиссельбургу прорвалась полуторка с молодежной агитбригадой Ленинградского Дома Красной армии, работавшей на фронте. Не доезжая восьми километров до Шлиссельбурга артисты остановились, понимая, что днем туда ехать нельзя. Стояли на берегу канала до темноты.
В результате в Шлиссельбург они въехали последними.
Кругом на улицах лежали убитые.
Город горел.
Встретился какой-то моряк.
– Где переправа?!
– А вы что? Гарнизон ушел! Давайте обратно!
– Нет, мы – в Ленинград!
– Ну, тогда быстро!
«Всю дорогу нас освещали ракеты, – вспоминал руководитель молодежной агитбригады старший политрук А.П. Сазонов. – Там очень крутой спуск, метров семьдесят, к пристани. Баржа, в ней восемь человек: «Мы весь гарнизон Шлиссельбурга!» Грузимся. Тут немецкие самолеты бросают бомбы – они поверху, на дороге ложатся. Шофер нашей машины Павел Иванович Романов – из Ленинградского Дома Красной армии, боец, с тридцать третьего года не имел ни одной аварии, был на финской, знает весь репертуар. Здоровый, краснощекий, сероглазый, за время наших скитаний отпустил усы. Ну, спокойствия полон прямо-таки эпического! Наших девушек успокаивает: «Ничего, и теперь аварии никакой не будет!.. Вот плохо, что Шлиссельбург сдаем! Ведь последними из него уходим!» Машина наша уже в барже, а часть людей еще на берегу. Романов машину поставил, за нами наверх прибежал. А тут, на пристани – несколько тысяч снарядов. А нас бомбят! Мы боялись, что начнут рваться!.. Эти снаряды погрузить уже некому!
Наконец и мы на барже.
– Долго ли еще? Часа полтора стоим!
– Ну, разве придет катер, когда самолеты летают? Улетят – тогда он придет! Стояли часа четыре. Как на плахе. На небо смотрим. Самолеты кружились непрерывно. Наконец затишье. Катер, а в нем – три краснофлотца и три женщины. «Почему долго? И почему женщины?» Моряки усмехаются: «А это наши жены, умирать вместе решили!»
В их усмешках – явное презрение к смерти!
Только прицепятся к нашей барже – налетает самолет. Они отцепятся – и в укрытие, а баржу бросают. В этот день там потопили другую баржу, и мы того же боялись.
Лунная ночь. Бомбы в баржу не попадают, попадают рядом. Шлиссельбург горит, и немцы в пожар бомбы бросают.
Переправа через Неву длилась два часа. Завыли бомбы, всюду вспышки огня – сериями, пять-шесть бомб по берегу. Самолет нам виден, он от луны заходы делает. Зенитки наши уже не бьют!..
Когда покидали Шлиссельбург, никто не представлял себе ясную общую обстановку, и было невдомек, что мы чуть ли не последние свидетели трагического для Ленинграда события – в самый момент его возникновения, в первые часы его – начала ленинградской блокады. Ибо город оказался в блокаде тогда, когда наша баржа (последняя!) отвалила от пристани Шлиссельбурга в предрассветный час 8 сентября 1941-го…»
Интересны в этих воспоминаниях не только подробности неразберихи отступления…
И командир роты народного ополчения Дмитрий Кононович Фокин, наблюдающий за боем с правого берега Невы и узнающий, что на артиллерийской батарее нет снарядов, чтобы ударить по скоплению немецких танков, и политкомиссар Зиновий Исаакович Бродский, который, будучи старшим командиром на переправе, забыл на пристани «несколько тысяч снарядов», и актеры, которые, ожидая последнего катера, чувствовали себя на этих забытых снарядах «как на плахе», даже не заметили стоящей рядом, на Ореховом острове Шлиссельбургской крепости.
Ее как бы не существовало, и не только в их мыслях и планах, но она не попадала и на глаза им, хотя они и провели на берегу Невы в Шлиссельбурге несколько часов.
Поразительно, но и с другого берега реки, когда уже рассвело, тоже, как мы уже рассказывали, как будто не видели крепости!
Весь день командование 1-й стрелковой дивизии внутренних войск НКВД доукомплектовывало ослабленные полки, включая в их состав разрозненные соединения, переправившиеся с левого берега, занималось созданием оборонительного рубежа от деревни Кошкино до Невской Дубровки…
И только когда на следующий день, 9 сентября, полковник Семен Иванович Донсков получил конкретный приказ маршала Ворошилова, в Шлиссельбургскую крепость была отправлена разведка.
4
Понять, как наши военные забыли о крепости, невозможно, даже учитывая все реорганизации, что начиная с 1939 года происходили в Шлиссельбургской крепости…
Тогда в связи с осложнившейся международной обстановкой музей в крепости был закрыт.
Осложнившаяся международная обстановка – это подготовка к войне с Финляндией.
Советско-финская граница проходила в 1939 году по Ладожскому озеру, и в соответствии с договорами вооруженных сил у СССР здесь не было. Но при подготовке к войне эту несправедливость решено было ликвидировать.
Сформировали военную флотилию в октябре 1939 года – и главной базой определили Шлиссельбург. В крепость, как двести лет назад, вернулись военные, а экспонаты филиала вывезли в Музей Октябрьской социалистической революции…
Это внешняя канва событий.
Была, однако, и мистическая составляющая. В предвоенные годы, когда Россия начала выходить из исторического тупика, в который ее загнали пламенные революционеры-интернационалисты, снова вставала в строй и старинная русская крепость.
Интересно, что летом 1939 года в районной газете Шлиссельбурга появилась статья А.И. Румянцева «Из истории города Шлиссельбурга и крепости», которая впервые отрывала крепость от унылого тюремного прошлого…
«В итоге войны со Швецией в 1808-1809 годах к России присоединяется Финляндия, – писал автор, – после чего крепость и город Шлиссельбург теряют свое военно-стратегическое значение, так как Ладожское озеро стало внутренним русским водным бассейном»3.
Еще не началась война, но задачи предстоящей войны формулировались достаточно четко.
В духе предстоящей мобилизации проходило в 1939 году и празднование Дня Военно-морского флота СССР в Шлиссельбурге.
«Прохладное бодрое утро. Волнисто-облачное небо. Легкий ветер колышет разноцветные флаги, украшающие трибуну. Одиннадцать часов… заново переживая волнения и радости прошедшего праздника, писал корреспондент местной газеты «Авангард». – В полной боевой готовности выстроилась санитарная дружина города. Снова гремит оркестр, и на площадь выступает колонна рабочих, служащих инженерно-пионерского форпоста с красиво оформленными портретами членов политбюро…
Шестнадцать часов тридцать минут. Раздается гул моторов. Это идут катера Н-ского погранотряда. С большим интересом смотрят трудящиеся за действиями команд. Каждый командир и краснофлотец точно исполняют свои обязанности. Объявляется химическая тревога. Мгновенно командиры и краснофлотцы в противогазах появляются на палубе. Слышна команда: «Заводи моторы!» Один из катеров на быстром ходу ставит дымовую завесу, под прикрытием которой суда уходят».
5
К сожалению, в реальной жизни все оказалось не так красиво и складно.
Только 10 октября 1939 года, когда до начала боевых действий оставалось меньше двух месяцев, второпях начали формировать саму военную флотилию, а уже 6 ноября перед нею поставили и первую задачу – перебросить из Шлиссельбурга в Олонку 75-ю стрелковую дивизию.
Эту задачу, благо война еще не начались, флотилия с грехом пополам выполнила, а вот с высадкой десанта в заливе Сортанлакс ничего не вышло из-за отсутствия необходимых для десантирования транспортных судов.
Да и другие боевые задачи, связанные с уничтожением финских кораблей на Ладожском озере и поддержкой огнем флангов наступающих 7-й и 8-й армий, а также уничтожением береговых батарей противника на островах, если и были выполнены, то только частично и отнюдь не силами самой флотилии. Уже в январе 1940 года Ладога встала, и военным морякам пришлось становиться на лыжи.
Анализируя после войны причины неудач, командующий Ладожской военной флотилии капитан 2-го ранга Смирнов отметил в качестве недостатков слабую штурманcкую подготовку, отсутствие на кораблях устройств и инструментов для кораблевождения в условиях военного времени, а также незнание командирами театра боевых действий и общую неподготовленность Ладожского театра к войне: «В то время как у нас на Ладожском озере не оказалось ни одной укрытой якорной стоянки, Финляндия создала такие гавани, которые нам даже не были известны».
Финская кампания 1939-1940 годов стала чрезвычайно важным уроком для всего военного руководства СССР. Соответствующие выводы были сделаны, хотя, может быть, и недостаточно решительные.
И это касалось не только сугубо военных вопросов оснащения и подготовки армии, но и вопросов идеологии и самой разработки системы патриотического воспитания.
Вот показательный пример.
Когда в связи с осложнившейся международной обстановкой закрывали музей в Шлиссельбургской крепости, вместе с другими экспонатами вывезли и установленную в 1902 году на стене церкви Иоанна Предтечи доску с именами русских солдат Преображенского и Семеновского полков, павших при штурме Нотебурга.
Какая-то логика в этом решении была.
Мемориальную доску изготовил заключенный Шлиссельбургской крепости народоволец Антонов, и ее увозили, видимо, как произведение рук героя «Народной воли».
Но, право же, насколько чудовищна эта так называемая логика, насколько несправедлива она по отношению к русской истории!
Мемориальную доску, которая ни художественной, ни исторической ценности не имела, по сути, сняли с могилы героев, имена которых были высечены на ней…
Время прошедшее, время минувшее,
Ты, для потомства в веках утонувшее,
Ты взволновало мне грудь.
Я на могиле. Землей призакрытая
Кости героев, давно позабытыя,
Просят о них вспомянуть.
Видел я кости, черепа прострелены,
В челюстях зубы крепки, не потеряны.
Все останки героев собрали
И в новой гробнице, большой, поместительной,
При остановке с почетом внушительной
Снова с молитвой земле их предали,
Окропивши святою водою. Крест водрузили.
Чтоб потомки героев своих не забыли, –
писал в 1902 году протоиерей Иоанн Флоринский, но теперь непререкаемая русофобская логика работников музея опрокинула все его надежды. Имена героев штурма Нотебурга, которые должны были вдохновлять и современных защитников Родины, оказались скрыты от них.
6
Казалось бы, нет прямой связи между деянием, совершенным в 1939 году сотрудниками музея, и неудачами Ладожской военной флотилии, но вспомните о незнании командирами кораблей театра боевых действий, по поводу которого сетовал командующий флотилией, – и связь эта сразу обнаружится.
Да потому и не знали, потому и не сумели узнать, что флотилии пришлось воевать на родной русской Ладоге как будто в чужой стране, где все было неизвестно.
Не только потому, конечно, но и поэтому тоже.
Увы…
Всего два года оставалось до начала страшной войны, а русскую историю по-прежнему продолжали рубить и кромсать.
И получалось, что новая советская история провисает в пустоте, которую снова нужно было заполнять обильно пролитой солдатской кровью. Дорого, очень дорого обошлось это всему народу Советского Союза…
7
В 1940 году Шлиссельбургскую крепость переформировали в Военно-морскую учебную базу на Ладожском озере, но 25 июня 1941 года, когда Финляндия вступила в войну с СССР, флотилия была воссоздана как боевое подразделение Балтийского флота. Главную базу ее разместили теперь в Сортанлахти и только 28 августа 1941 года перенесли назад в Шлиссельбург.
С начала войны флотилия успела совершить немало героических дел, связанных с эвакуацией прижатых финнами к Ладоге советских дивизий. Всего за осеннюю навигацию на восточный берег было переброшено свыше 20 тыс. солдат и офицеров и еще более 33 тыс. человек эвакуировано из Ленинграда. Достаточно смело, как это видно по воспоминаниям непосредственных участников переправ, действовали моряки и на Неве.
Но вот почему командование флотилии даже не попыталось эвакуировать или хотя бы уничтожить крайне ценный боезапас – история весьма темная, и объяснить ее можно только каким-то помутнением сознания.
Во всяком случае, политкомиссар Зиновий Исаакович Бродский в своих воспоминаниях, «чтобы избежать кривотолков о приоритетах», пишет об этой истории с достойной комиссара-чекиста предусмотрительностью: «А затем в Орешек прибыли моряки-артиллеристы 409-й батареи (состояла из двух 76-миллиметровых и четырех 45-миллиметровых пушек) отдельного морского артиллерийского дивизиона. Помнится, личного состава в ней было 55 человек, а гарнизон дивизии составлял в это время 200-250 человек (в него входили стрелковая рота, две батареи 76-миллиметровых и 45-миллиметровых орудий, рота 82-миллиметровых и рота 50-миллиметровых минометов, рота станковых и ручных пулеметов, взводы связи и хозяйственный, медицинская часть). По прибытии в крепость моряки откопали «забытые» на территории Орешка при уходе из него 7 сентября 1941 года прицелы и замки двух 45-миллиметровых орудий и заняли огневые позиции».
Вот так-то!
Моряки уходили из Шлиссельбургской крепости, успев только закопать в землю замки и прицелы с орудий!
8
Как известно, именно 8 сентября 1941 года немецкие войска вышли с юга на побережье Финского залива в районе Стрельны.
И там тоже – таким неожиданным был прорыв, что даже движение трамваев не было остановлено! – немецкие солдаты, забравшись в вагоны, в принципе, могли въехать в Ленинград на трамвае.
Почему наши военные допустили, чтобы такое стало возможным, понятно: ими владела тогда страшная растерянность. Но вот почему не сумели воспользоваться этой ситуацией немцы, понять труднее. Они в сорок первом году подобных промахов не прощали.
Но странно.
Вышедшие на трамвайную остановку немцы – и трамвай ведь шел прямо в центр города! – застряли на этой остановке на два года, да так и не сумели взять Ленинград!
Вышедшие к пустой Шлиссельбургской крепости немцы тоже так и не смогли взять ее в течение пятисот дней – так и не удалось им запечатать свинцовой печатью «бутылочное горло»4.
И ничего не понять тут, кроме того, что на 8 сентября приходится праздник Сретенья Владимирской иконы чудотворной Божией Матери…
Этот праздник установили в 1395 году, когда, после того как перенесли из Владимира в Москву чудотворную икону Владимирской Божией Матери, по неведомой историкам причине остановившиеся на подступах к Москве войска Тамерлана повернули назад и ушли…
Хотя, если разобраться, можно найти еще один церковный праздник, может быть, еще более точно проясняющий смыслы и значения тех сентябрьских дней.
Это 11 сентября – храмовый праздник Шлиссельбургской крепости, День Усекновения главы пророка Иоанна Предтечи. Это тогда в пустую крепость, наполненную снарядами, вошли подразделения 2-го стрелкового полка 1-й дивизии войск НКВД.
Они и стали первым гарнизоном Орешка.
Военные историки единодушны, что положение блокированного Ленинграда и защищающих его войск было бы значительно хуже в случае захвата противником Шлиссельбургской крепости. Под ее прикрытием ударные силы немецких войск смогли бы соединиться с финскими войсками и тем самым полностью замкнуть кольцо блокады Ленинграда.
Почти 500 дней – с 9 сентября 1941-го по 18 января 1943 года – продолжалась воистину героическая оборона крепости, но повторим еще раз: 8 сентября немцы могли войти в крепость, не потеряв ни одного солдата.
9
Первым комендантом Шлиссельбургской крепости был назначен кадровый пограничник капитан Николай Иванович Чугунов. Вместе с прибывшим в дивизию представителем штаба фронта генералом В.В. Семашко и полковником С.И. Донсковым он сразу же отправился в крепость вступать в командование гарнизоном.
Когда вечером 11 сентября Валентин Алексеевич Марулин, которого назначили комиссаром крепости, прибыл в шлюпке на Ореховый остров, на острове уже налаживалась гарнизонная жизнь.
«Штаб гарнизона разместили в Надзирательском корпусе, – вспоминал Валентин Алексеевич. – Здесь я и познакомился с первым комендантом крепости – капитаном в форме пограничника. Он не просто прочел, а дотошно изучил выданное мне предписание, смерил с головы до ног пристальным взглядом и проговорил с официальным холодком в голосе:
– Идемте ко мне, там и поговорим.
Капитан Чугунов долго, заинтересованно и тактично расспрашивал меня, где я служил в мирное время, где встретил войну, как сложилась личная жизнь. Попутно рассказал и о себе, о своей службе. После этого обстоятельного разговора мы оба почувствовали себя так, будто давно знали друг друга.
Капитан поднялся, дружески улыбаясь, похлопал меня по плечу:
– Ничего, сработаемся, комиссар, найдем общий язык. Должны сработаться: мы же коммунисты, да и пограничники к тому же. Пойдем знакомиться с крепостью.
Меня удивила малочисленность гарнизона. Если враг попытается овладеть крепостью, то для этого ему хватит и одной пехотной роты.
– Через день положение изменится, – проговорил Чугунов».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.