Кресты Беленджера
Кресты Беленджера
Книга дагестанского археолога М. Магомедова «Живая связь эпох и культур» привела меня в кумыкское селение Чирюрт – селение как селение, ничего особенного, в нем я бывал раньше. Бывал, ничего не ведая. Никогда не задумывался, что означает слово «чирюрт»… Знал, что очень красивое место, но не знал, насколько красиво оно.
Там сомкнулись равнина и горы, буйная река Сулак утихает, ее берега покрывают песок и галька, кончаются дубравы и начинается широкая степь с редким кустарником. На стыке двух миров – равнины и гор, – нашел себя Чирюрт. О его возрасте ничто не говорит: смотри – не увидишь. Поэтому и проезжал мимо. Небольшая ГЭС. Кого она удивит? В Чирюрте все будничное, простое, современное.
Разве что в названии слышится птичья трель звуков… Чирюрт, чирюрт: «чир» – по-тюркски «стена», а «юрт» – «селение». Выходит, «стена у селения». Или «селение у стены». Что за стена? О ней и узнал в Москве, из книги Магомедова, захотел посмотреть.
Показывал стену Зайналабид Батырмурзаев, сельский учитель, археолог и знаток истории Дагестана. Он привез меня в Чирюрт и, словно по райскому саду, водил по сухой, выжженной земле, оживленно рассказывая и показывая. Поток сведений обрушился водопадом, и – что ценно! – иные исторические факты можно было потрогать руками…
Потрогать руками время – о том лишь мечтают.
На окраине Чирюрта один из переулков заканчивался шлагбаумом: улицу перегородили, чтобы скот не уходил к горе. За шлагбаумом – степь и каменистый проселок, подернутый низкой травой. Проселок взбирался по хребту и терялся за ним. Хребет, его гребень, очень необычный, его при сотворении неведомая сила разрезала вдоль, по самой кромке. Южная половина от той операции сползла вниз, отчего другая, северная половина, получилась с одного бока отвесной – неприступной стеной.
«Подрезанная» гора, я не встречал таких нигде. Ее-то в давние времена и заметили люди. Готовая крепость! Здесь более полутора тысяч лет назад появился город. Лучшего места не придумать: километровая площадка, позади нее горы, сбоку река, а впереди степь, уходящая за горизонт. Вся как на ладони.
Древние строители завершили то, что не успела природа: чуть продолжили гору. Примерно на километр тянется массивная стена, та самая, что дала имя Чирюрту.
Сам город назывался Беленджер, о нем ученые спор вели давно.
Этот цветущий город посещали византийцы и арабы, о нем знали генуэзские купцы. Однако из наших современников никто не ведал, где находится город из легенды, что стало с ним? Думали, следы стерло время, как память о тех временах. Высказывалось мнение, что города и не было. Мол, так называли земли равнинного Дагестана. Город-миф?! Что ж, были и такие. Собственно, вся история Кавказа скорее миф, чем реальность.
Ничтожно мало достоверного. Все, будто специально, утеряно.
По единичным «камушкам» из архивов, словно мозаику, историки пытались воссоздать картины былой жизни Кавказа, чередуя мифы с реальностью. Как бы забывая, что без материальных подтверждений, без фактов любая история будет лишь гипотезой. Пред-по-ло-же-нием! Ведь письменные свидетельства противоречивы, как и люди, оставившие их.
Еще совсем недавно, даже в советское время, считалось, что следов материальной культуры Древнего Кавказа не сохранилось. Впрочем, их и не искали, эти следы. Запрещалось. По крайней мере, о серьезно подготовленных археологических экспедициях на Кавказ слышать не приходилось. Так что едва ли не все там находки – случайные, они могли быть, могли и не быть. Следы древности часто находили местные жители при проведении земляных работ. Сюда и приезжали археологи.
…Когда мы открыли скрипящий от ржавчины шлагбаум и вышли из Чирюрта, появились аульские мальчишки, постояли, посмотрели вслед, но за нами не пошли: они-то знают, что интересно в их округе, а что нет. Идем по иссушенной до звона земле. Сухая низкая трава цепляется за брюки. Из-под ног взлетают кузнечики. Едва ли не на каждой колючке белыми монетками висят улитки… Ни зверя, ни птицы в такую жару. И вот из-за бугра открылась стена, сложенная из серых увесистых камней…
Стена начиналась у горы и тянулась вниз к реке. Внушительное сооружение! Шириной метров шесть, не меньше, а высотой… Трудно сказать, какова высота стены, значительная ее часть под землей. На поверхности осталось два-три метра былого величия.
Подходим ближе. Убеждаюсь, камни скреплены раствором из глины, «сидят» прочно. Ни один не поддался. Однако испытывать судьбу здесь нельзя – камни лучше не трогать, между ними прячутся фаланги или скорпионы.
Кое-где стену разрушили – свежие проемы видны то здесь, то там. Они, как раны.
– Так берегут память предков, – с досадой заметил мой провожатый.
Оказывается, жителям Чирюрта лень заготавливать камни на строительство домов, они и повадились в археологический заповедник, в древнее городище… Стоило ради них открывать Беленджер?
Наши предки берегли стену: ее через каждый метр высоты старательно выстилали слоем камыша. В том был резон! Так «дикие кочевники», основавшие город, отводили от постройки разрушительную силу землетрясений. Камышовые прокладки это не что иное, как, выражаясь техническим языком, антисейсмические пояса. Вот почему в горах сохранились древние башни, дома, даже величественные стены.
Город венчали сторожевые башни, они стояли вдоль стены, теперь от них остались лишь округлые фундаменты. Заботливые потомки снесли и башни. Снесли тогда, когда еще никто не знал о погребенной здесь первой столице Хазарии, которая граничила с Кавказской Албанией.
А всего в междуречье Сулака и Терека выявлено 15 крупных городищ и поселений. Обнаружены другие древние памятники – дороги, каналы. Находки свидетельствуют об активной экономической жизни соседних стран. И как случается, чем больше узнавали ученые о предмете исследования, тем быстрее развеивались мифы о Кавказе, как о земле дикой, «непуганой». Мифы отлетали, как скорлупа от ореха.
…Стену в Чирюрте возводили долго. Присмотришься и замечаешь: верхние камни обработаны иначе, чем нижние. И уложены по-другому – у каменщика свой почерк, как у писаря. Надстраивали стену, по крайней мере, дважды, как требовал город, раскинувшийся по обе стороны реки. Беленджер рос быстро, его экономический рост без оборонительных сооружений был бы ненадежен.
Когда я спросил Зайналабида о системе обороны, он будто ждал вопроса и повел куда-то в сторону от стены.
– Вот здесь мы нашли выносные башни. Они были выше сторожевых. Такие башни стояли и вон там, за рекой.
Он показал рукой вдаль. Однако я увидел лишь холмы, поросшие травой, а он в этих холмах видел башни, ушедшие в землю. Там, за рекой, он проводил раскопы, не одно лето провел здесь, чтобы наяву видеть сюжеты, унесенные временем.
– Мы много копали и много нашли. Но наши находки капля в море.
Культурный слой здесь – это три метра, насыщенных керамическими черепками. Кое-где черепки попадались прямо на поверхности, будто кто-то расколотил караван глиняной посуды и рассыпал осколки, где попало. Мы ходили прямо по ним… Видимо, тут, у спуска к реке, жили ремесленники. Иначе откуда столько черепков? Откуда следы печей для обжига керамики?
Мало того, неподалеку металлургические горны VI века, ведь «дикие кочевники» были неплохими кузнецами и металлургами. Сабли, шлемы, кольчуги, железные инструменты прославляли Кавказ в древнем мире. Далеко гуляла о нем слава…
А еще там курганы. Иные пятьдесят метров в диаметре. Целые горы! Не верилось, что они рукотворны. Но стоило опуститься в раскоп, убедился – рукотворны. Раскоп – это колодец глубиной метра три-четыре, который заканчивался боковым коридором в погребальную камеру, похожую на кибитку – такие же сводчатые потолки, в ней когда-то была домашняя утварь, одежды, украшения… Я смотрел на все это с поверхности – в чужую могилу влезть не смог бы. Потому что не археолог.
– Здесь были находки дороже клада – сказал Зайналабид.
Я и сам понимал, что из вещей, «любезно» оставленных грабителями курганов, ученые выуживают информации больше, чем из золотых украшений, пусть даже очень тонкой работы… К сожалению, курганы в Беленджере разграблены. Их потревожили арабы, в 723 году захватившие город. По преданию, золото вывозили на арбах.
В курганах было чем поживиться, сюда переносился «дом» умершего, его любимые вещи, которые, как считали соплеменники, послужат ему после смерти… Можно долго любоваться найденным оружием и поражаться точности слов римского историка Аммиана Марцеллина, писавшего о гуннах: «Из оружия наиболее употребительны меч, лук со стрелами, снабженными костяными наконечниками, и аркан».
Именно это оружие сохранилось в курганах. Вернее, его прах.
Правда, то, что Марцеллин назвал «мечом», у нас называли «шашкой». Кольчуги, железные панцири тоже заставляют задуматься об искусстве ремесленников, все-таки VI век! А стрелы? Они же произведения инженерного искусства. Встречаются двух– и трехлопастные. Встречаются с железными и костяными наконечниками. На любой вкус. Любых размеров. Такие стрелы, как нож масло, пронзали медные доспехи соперников. Стрела не летела, а неслась со свистом навстречу цели.
И тот свист был лучшей песней для моих предков.
Новым стрелам понадобились новые луки. Все-таки технический прогресс! Придумали и их. Да какие! Равных этим лукам не было в мире. Они вошли в мировую военную историю как «лук тюркского типа».
На луке вождя или атамана были костяные накладки. Ох, что за накладки! На одной сцена охоты на кабана: еще мгновение, и вепрь прекратит свой стремительный бег… На другой – конь в летящем галопе. Он под взглядом художника будто замер. Выписаны мельчайшие детали. Чувствуется даже напряжение мышц.
А вот об этой находке хочу сказать отдельно. Что это? Точно не знают. Для чего? Тоже не знают. Археологи уверяют – накладка или пряжка. Может быть, и так, но вряд ли. Речь идет о золотом кресте с зернью. Крест небольшой, такой, как… знакомый орден Святого Георгия на подвеске. Есть даже «лавровый» овал в центре, где, возможно, что-то было выгравировано.
Похоже, древний орден? По крайней мере, другое назначение кресту не придумать.
Жители Кавказской Албании знали Святого Георгия-воина, он основатель Албанской Апостольской церкви, их покровитель… Все прекрасное, что дает искусство, ценилось у кавказцев.
Здесь нет вещи, которую сделали холодные, равнодушные руки. Каждая вещь поет. О золотых женских украшениях, покрытых зернью, я не говорю – их надо видеть. Но фаянсовый скарабей, сердоликовая бусина с серебряной ленточкой, стеклянные синие подвески в виде мыши или хрустальные подвески, на которых вырезан петух, честное слово, достойны глубоких вздохов – сначала ахнешь, а потом вздохнешь. И все эти ценности – из домов Беленджера.
Домов в городе «кочевников» были целые улицы. И если бы не курганы, истинно тюркские захоронения, что знали мы о правителях далекой страны? Кроме всего прочего, курганы сохранили прекрасный антропологический материал… Не знаю, сколько может Зайналабид Батырмурзаев рассказывать об истории. Час? Час можно слушать. День? День будешь ходить с ним и не устанешь. Увлеченный человек, ничего кругом не замечающий, кроме своей археологии.
Но заслушиваться его рассказами нельзя. Особенно на развалинах заброшенного города. Идем, и вдруг чувствую, не могу шага ступить, словно стеклянная стена выросла передо мной, а он идет, ничего не замечает.
– Стой, – кричу я ему.
Перед нами в двух шагах замерла огромная ящерица, похожая на варана, она сливалась с камнями и землей. Гад холодно буравил черными, немигающими глазками.
– А-а, их здесь много, – спокойно ответил археолог, поднял камень и швырнул его вдогонку ретировавшемуся хозяину нынешнего Беленджера.
Много рассказал Зайналабид о захоронениях. Как прирожденный исследователь, он мечтает открыть свой город. Или хотя бы курган, но такой, где не побывали грабители. Каждый человек имеет право на мечту, но лишь в награду дается она. За настойчивость!
– Зайнал, такие курганы у тюрков были всегда?
– Нет, – ответил он.
Оказывается, раньше похоронный обряд был другим – трупы сжигали. Потом пришел новый ритуальный обряд – погребение. По его мнению, это случилось в VI веке. С тех пор в царские курганы умерших клали в гробы – колоды. А простых людей хоронили в гробах, сплетенных из камыша. Почему изменили традициям предков? Найти ответ на вопрос пока не удалось.
И вот что любопытно: с того же времени, как бы отдавая дань прошлому, под гробы кавказцы подсыпали пепел или белую известь. Потом, в более поздних захоронениях, обходились без пепла и без извести.
…Мы подошли к кукурузному полю, оно начиналось прямо в древнем городе. Зайналабид остановился. Помолчал. Его глаза зло сверкнули.
– Как нарочно, – вымолвил он, – кто-то решил все памятники уничтожить. Когда мы копали, кукурузы не было.
– А что было, Зайнал?
– Церкви. Остатки церквей.
Четыре албанских храма стояли в городе… Увы, не приходится сомневаться в их конфессиональной принадлежности. Храмы строили небольшими, судя по фундаментам, сверху – в плане – они напоминали крест. Фундаменты ориентированы на восток.
А площадки перед храмами разбивали просторными, потому что молившиеся оставались вне церкви. В храм входил лишь священник. Такова традиция, принесенная с Древнего Алтая, где до сих пор люди привычно общаются с Всевышнем под куполом Вечного Синего Неба.
– Вот здесь мы нашли первый крест.
Перед нами лежала ровная площадка среди невысоких курганов, где когда-то стояла церковь. В восточной – алтарной – ее части археологов ожидало открытие. Можно лишь догадаться о волшебном волнении, которое они пережили, ради этой минуты не жалко жизни… Убирая грунт на вымощенном кирпичном полу, вдруг увидели первый крест – и не придали значения. Потом нашли обломки еще двух, стало ясно, откопана албанская церковь.
Уникальнейшая находка, открывавшая завесу над духовной жизнью Кавказа!
Один из крестов потом восстановили. Он вырезан из монолита, примерно метр высотой. Древний мастер старался не ради славы: рельефная лента обрамляет ветви креста, будто вчера положили ее. На солнце крест сиял, горел, светился и играл красками неба. Почему? Да потому, что на кресте, на лицевой стороне, видны углубления, куда предки вставляли пластины драгоценных металлов и камни. Это сияющее великолепие царило на постаменте у восточной стены храма.
– Постамент тоже был разрушен, – продолжал Зайналабид, – его собирали по кускам.
– А еще что там нашли? – не терпелось мне.
– Солонку и миску. Наверное, ритуальные. А рядом боевой железный топор…
И я представил, наседающие враги ворвались в город, жажда крови гнала их по улицам. Всюду дым, пожары. Но горстка защитников насмерть стояла в храме, у святыни, она стояла до последнего… А потом начался пир Сатаны.
Беленджер дрался с врагами не раз, следы нападений и пожаров остались в земле. Но город отстраивали вновь. Сначала его строения были из необожженного кирпича и из бревен. Позже появилась кирпичная кладка. Первым из обожженного кирпича сложили храм, посвященный Умай. На это указывает найденный медальон, который христиане бы связали с культом Богородицы – Мадонны с младенцем, но у тюрков было свое мнение о вере.
Богиню Умай они почитали задолго до новой эры, когда складывались культы их религии и даже на монетах чеканили крест. Заметьте, какой крест? Равносторонний! Через Умай великий Тенгри-хан посылал людям свои дары. Младенец на руках Умай и есть дар Всевышнего, Майдар (Умайдар). У каждой орды была своя заступница – своя Умай с младенцем на руках.
«Борьба за веру» на Кавказе, по-моему, не могла быть столь ожесточенной, как о ней пишут. Да, были попытки внедрить ислам, но поход арабского полководца Мервана в 737 году закончился неудачей. Арабы, выигравшие войну, проиграли – поверженные кавказцы не приняли религию врагов. Из гордости не приняли! Притязания арабов закончились быстро.
– Зайнал, а когда мусульманство пришло на Северный Кавказ?
– Очень трудный вопрос. – И чтобы не отвечать, он повернулся и заторопился обратно к каменистому проселку, ведущему в Чирюрт. Отвечать и не требовалось, я знал ответ, а спросил, чтобы видеть именно такую реакцию истинного мусульманина. Конечно, он чувствовал, что я знаю правильный ответ. Но промолчал.
Вопрос веры для мусульманина – святой вопрос, не подлежащий обсуждению. Однако, чтобы понять историю своего народа, нужно исследовать его духовную культуру, и я на свой страх и риск сделал это: провел опыт – попросил знакомых стариков написать имена своих предков. Семь поколений обязан знать мусульманин. Почти у всех после третьего-четвертого поколений в обратном отсчете начинались не мусульманские имена: Кучай, Авиль, Бутуй, Дадау, Хадир, Кытык, Акай, Баммат, Асев… То были древние тюркские имена.
Ислам действительно пришел сюда в XIX веке, в период Кавказской войны.
Мы молча вышли из археологического заповедника, закрыли проржавевший шлагбаум, чтобы коровы не ходили по Беленджеру, молча сели в машину и уехали. Каждый думал о своем после встречи с историей, которую, потрогав руками, можно понять.
Хасавюрт – Москва, 1992–2009 гг.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.