2. Права бухарских евреев на производство и продажу алкогольных напитков

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Права бухарских евреев на производство и продажу алкогольных напитков

Бухарские евреи издавна занимались производством алкогольных напитков. Об этом их занятии до русского завоевания сообщали многие путешественники, посещавшие Среднюю Азию: Тимофей Бурнашев, Василий Будрин, Эдвард Эверсман, Николай Ханыков, Николай Игнатьев, Джозеф Вольф, Василий Радлов и др.[397] Некоторым качество их алкогольных напитков нравилось[398], а некоторым – напротив[399].

Запрещенные исламом к употреблению, алкогольные напитки тайно покупались у евреев мусульманами. Очевидно, эта продажа приносила значительные доходы, потому что бухарские евреи продолжали заниматься ею, невзирая на жесткие наказания, которым подвергались в случае поимки[400]. Временами евреям запрещалась продажа алкогольных напитков кому бы то ни было. Когда в 1820 году властям стало известно, что один бухарский еврей продал водку прибывшим христианам-казакам из экспедиции Негри, он был наказан шестьюдесятью ударами плетью и большим штрафом – в 150 тилля[401]. Сообщая об этом, Мейендорф добавляет, что семьдесят пять ударов плетью были равнозначны смертному приговору.

После распространения русского протектората на среднеазиатские ханства положение изменилось мало. Но в 1889 году по инициативе Чарыкова русская центральная администрация, опасаясь вызвать недовольство исламского духовенства, издала указ, запрещавший туземцам, как бухарским евреям, так и мусульманам, продавать крепкие напитки мусульманам в русских поселениях на территории эмирата[402]. Указ был направлен против бухарских евреев, так как они были единственными туземцами, занимавшимися производством и продажей таких напитков. В результате торговавшие алкогольными напитками христиане получили на эту торговлю монополию, что, по-видимому, не было целью указа.

На остальной территории эмирата у бухарских евреев к началу XX века имелись заводики по производству алкогольных напитков в городах Бухаре, Гиссаре, Карши, Кермине, Шахрисябзе, Ширабаде, а также в кишлаке Дюшамбе (ныне – город Душанбе, столица Таджикистана)[403]. Разрешения на такое производство давались бухарским евреям за плату мусульманскими властями.

Что касается Туркестана, то здесь – в результате открытия в крае винокуренных заводов русскими купцами и ввоза винно-водочной продукции из Европейской России – большинство бухарско-еврейских производителей были вынуждены закрыть свои производства[404]. Лишь некоторые из них открыли новые или модернизировали старые винокуренные заводы, переняв русскую технологию производства алкогольных напитков. Первым из таких предпринимателей был уже известный нам Пинхас Абдурахманов (см. примечания к третьему разделу первой главы). В Ташкенте до русского завоевания ему принадлежали два маленьких винокуренных завода, а в 1868 году он открыл третий завод – уже в русской части города. Этот последний завод был крупнее и отличался более высокой технологией приготовления напитков. Оборудование для него Абдурахманов купил сам, в Москве[405]. К середине 1870-х годов этот завод был самым мелким из пяти винокуренных заводов, действовавших в городе.

В 1874 году по инициативе министра внутренних дел Александра Тимашева был принят закон, по которому евреям вне черты оседлости запрещалась питейная торговля[406]. Руководствуясь им, департамент неокладных сборов (орган Министерства финансов по управлению косвенными налогами – акцизами и канцелярскими сборами) в декабре того же года отказал Абдурахманову в выдаче документов на дальнейшее производство алкогольных напитков и штучную торговлю. Он оказался в трудном положении, так как все средства были вложены в производство. Лишь благодаря вмешательству министра финансов была дана отсрочка. В ноябре 1875 года общее правление Сырдарьинской области на основании того, что Абдурахманов – бухарский еврей, хотя и уже вступивший в русское подданство, согласилось уравнять его в правах на питейную торговлю с туземными евреями[407].

В то время местные власти как раз занимались обсуждением права туземных евреев на питейную торговлю. Обсуждение увенчалось в 1876 году постановлением Кауфмана о предоставлении им прав христианских подданных в отношении винокурения и торговли крепкими напитками[408]. После смерти Кауфмана в 1882 году даже толерантные к евреям генерал-губернаторы не могли противостоять юдофобской внутренней политике центральной администрации в этом вопросе. Большинство же туркестанских администраторов оказывали протекцию русским купцам, которым это производство представлялось наиболее выгодным. Начальник Зеравшанского округа (составившего после административного преобразования основную часть Самаркандской области) писал в 1884 году, что русские купцы занимаются только винокурением, пивоварением и виноделием[409].

В конце мая 1882 года на должность генерал-губернатора был назначен уже встречавшийся нам в этой книге Михаил Черняев (занимал должность до 1884 года). Своим назначением он был обязан панславянским консервативным кругам, желавшим очистить от милютинской либеральной креатуры не только само Военное министерство, но и подчиненные ему ведомства. Черняев, ненавидевший «западников» Милютина и его соратника Кауфмана, искоренял в Туркестане все, что было так или иначе связано с именем последнего. В историю края он вошел как своенравный администратор, закрывший Ташкентскую библиотеку, сельскохозяйственные опытные питомники и селекционные теплицы[410]. Централист в среднеазиатском проекте, Черняев предлагал захватить весь Бухарский эмират. Все же Петербург решил повременить с этим захватом[411].

На церемонии по случаю первого приезда Черняева в край бухарские евреи постарались его задобрить. Они преподнесли ему богато вытканный узорами шелковый ковер. Вероятно, это был самый дорогой подарок, полученный им в ходе данной церемонии[412] (во время таких встреч по туркестанской традиции новых генерал-губернаторов приветствовали по очереди разные депутации от этнических и общественных групп). Но вряд ли этот подарок оказал воздействие на отношение нового генерал-губернатора к бухарским евреям, в которых Черняев, как и в середине 1860-х годов, мог видеть полезную для колонизации часть населения. На фоне нового подхода к бухарским евреям со стороны Военного министерства некоторые направленные против них черняевские ограничительные меры можно назвать скорее умеренными.

С начала 1883 года к бухарским евреям начали применять общее постановление Комитета министров от 3 мая 1882 года, согласно которому торговля алкогольными напитками разрешалась евреям лишь в собственных домах, расположенных на собственной земле и приобретенных до издания этого постановления. Рафаил Ильясов и Амин (Беньямин) Абрамов, имевшие в то время по одному винно-водочному заводу в наемных помещениях туземной части Самарканда, в результате применения к ним этого положения лишились возможности продолжать свое производство. Ссылаясь на решение Кауфмана, они попросили позволить им осуществлять продажу вина в наемных домах. Но Черняев отказал просителям, одновременно запретив выдавать всем туземным евреям патенты на винокурение до предъявления ими купчих крепостей на дома под магазины[413].

Оба предпринимателя были вынуждены срочно приобрести помещения, а Абрамов в августе 1883 года захотел также открыть и ренсковый (винный) погреб в Катта-Кургане, в заранее купленном для этой цели доме. Не обращая внимания на указанные приобретения, Черняев собирался подтвердить запрещение, так как в постановлении разрешение обуславливалось владением этой недвижимостью до мая 1882 года. Лишь благодаря заступничеству начальника Зеравшанского округа Иванова, заявившего, что новое сенатское разъяснение от 22 декабря 1882 года позволяет евреям продавать вина в своих домах, Ильясову и Абрамову было разрешено возобновить продажу вина в крае. При этом, несмотря на то что сенатское разъяснение не содержало исключений для евреев вне черты оседлости, Черняев придерживался более жесткой линии в отношении ашкеназских евреев. Когда через неделю после указанного разрешения, в ноябре 1883 года, соответствующую просьбу подал домовладелец отставной унтер-офицер Ицхак Капелюш, Черняев отказал ему на основании кауфманского циркуляра 1876 года, разрешавшего винокурение только туземным евреям[414].

Здесь уместно указать на черняевский репрессивный подход и к другим евреям – к так называемым николаевским солдатам. Прослужив по двадцать пять лет и более в армии, несколько десятков из них поселились в Туркестане, пользуясь правом повсеместного жительства в империи. Закладывая в шести километрах от Ташкента русское поселение Никольское, Кауфман наделил там двести отставных солдат землей и пособием в 200 рублей, с тем чтобы они построили дома и занялись земледелием. Среди них было двадцать пять евреев. Когда же на смену Кауфману прибыл Черняев, он распорядился выселить оттуда евреев, отобрав у них землю, пособия и дома. Большинство евреев еще не успели достроить свои дома. Получив незначительную компенсацию, выселенные бывшие солдаты уехали. Лишь один из-за своей бедности категорически отказывался переезжать. В ходе бюрократических процедур его выселение затянулось. А прибывший вместо Черняева Розенбах в 1885 году на ходатайство солдата великодушно и как бы в упрек предшественнику ответил: «Я убежден, что ты действительно служил в рядах войск так же, как и прочие солдаты, поэтому я прикажу выдать тебе все, что следует, и сверх того вознагражу»[415].

К 1893 году в результате ограничительных толкований законов, положений и циркуляров Илья-Хаим Ильясов и Амин Абрамов оставались единственными евреями, занимавшимися промышленным производством алкогольных напитков и их продажей в Самаркандской области[416]. Им принадлежали два из четырех действовавших тогда винокуренных заводов в Самарканде. На заводе Абрамова производилось продукции на 38,6 тыс. рублей, а на заводе Ильясова – на 20,8 тыс. рублей в год[417]. Оба держали в Самарканде, а Абрамов – еще и в Катта-Кургане, по одному ренсковому погребу. Что касается других городов, то в Ташкенте до самого начала XX века держал винокуренный завод Израиль Пинхасов, сын Пинхаса Абдурахманова[418]. Во второй половине 1890-х годов мелкой продажей красного вина, видимо собственного производства, занимался Рафаил Сизанаев в лавке на базаре в Коканде[419].

Для законодательного закрепления сложившейся туркестанской практики министр финансов Иван Вышнеградский в апреле 1888 года провел специальное постановление, разрешавшее туземным евреям свободное занятие винокурением. Недовольный этим решением, генерал-губернатор Александр Вревский в 1893 году попытался добиться запрета открытия новых алкогольных заводов бухарскими евреями всех категорий[420]. Как и Черняев, он руководствовался соображениями протекционизма по отношению к русским промышленникам, ведь алкогольное производство оставалось одним из самых доходных. Так, в то время в Ташкенте производительность трех винокуренных, четырех винодельных, одного водочного и четырех пивных заводов составляла в финансовом исчислении почти треть от общей производительности всех 568 промышленных предприятий и мастерских города[421].

Но Вревский своего не добился. Вышедшие в 1901 и 1906 годах уставы об акцизных сборах разрешали производство и продажу крепких напитков бухарским евреям с туземным статусом в трех коренных областях Туркестанского края. Среди евреев представители данной категории стали единственными, кто получил такое разрешение за пределами черты еврейской оседлости[422]. В 1904 году этим правом еще воспользовался богатейший в Ташкенте туземный еврей Юсуф (Йосеф в бухарско-еврейских источниках) Давыдов – он купил у другого крупного ташкентского предпринимателя, Александра Громова, пивоваренный завод. В течение нескольких последующих лет по всему городу были установлены десятки давыдовских пивных ларьков. Завод стал крупнейшим из четырех ташкентских пивоваренных предприятий, производя 40 % всего потребляемого в городе пива[423].

В начале XX века на туркестанский рынок вышли винокуренные заводы Центральной России. В Самарканде не смогли выдержать конкуренции и закрылись два из четырех винокуренных заводов, и в том числе – принадлежавший сыновьям Ильясова. Владельцы двух оставшихся предприятий были вынуждены их переоборудовать. Согласно свидетельству одного из потомков Абрамова, тогда на их винокуренном заводе была установлена новая французская разливочная линия[424]. Это мало помогло, и возросшая конкуренция привела к сокращению производимой заводом продукции. К 1912 году сыновья Абрамова производили вина меньше, чем за двадцать лет до того[425]. Конкуренцию Абрамовым составил и открывшийся к тому времени в туземной части города коньячный завод других туземных евреев – братьев Пинхаса и Риби Алишаевых[426].

Алкогольные напитки для собственных нужд бухарские евреи изготавливали и домашним способом. Русское законодательство разрешало евреям производить – без уплаты акцизных сборов – в местах их постоянного проживания изюмное вино, используемое для религиозных целей[427]. На этом основании туземные евреи Ташкента и Коканда в 1876 году получили разрешение производить изюмное вино. Они обязались не продавать этого вина – согласно требованиям акцизного управления. Но, несмотря на обязательство, в том же году бухарские евреи Коканда начали продавать алкогольные напитки и даже составили конкуренцию торговцам, платящим акцизные налоги. Те пожаловались начальнику города, в результате чего была обнаружена тайная выгонка вина во многих домах. Инспекторы акцизного ведомства конфисковали вино и оборудование, а нескольких лиц оштрафовали[428]. Еще суровее был наказан за подобное нарушение один из бухарских евреев в Ташкенте в 1890 году: за несоблюдение правил о винокурении и продаже вина он был посажен в городскую тюрьму[429]. Наряду с этим многие туземные евреи производили вино только для своих нужд. Например, в богатой семье ташкентских купцов Давыдовых к празднику Песах в 1894 году водка была приобретена на заводе Амина Абрамова в Самарканде, а красное вино – приготовлено домашним способом[430].

К аналогичным просьбам бухарскоподданных евреев, проживавших в крае, власти относились не так благосклонно. В 1877 году было отказано в просьбе о разрешении производить вино для религиозных нужд одному из них – проживавшему в Коканде Ниязу Календареву[431]. A конец XIX века готовил им новые ограничения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.