«Вы, великие князья, прежде всего должны говорить с Государем, ибо вас это больше всего касается…»

«Вы, великие князья, прежде всего должны говорить с Государем, ибо вас это больше всего касается…»

В последних числах октября, когда требования думских депутатов резко политизировались и из обсуждения бюджета переросли в подготовку требований политического характера к правительству, а также после встречи в Ставке М.В. Алексеева с князем Г.Е. Львовым возникает мысль о дополнении думского давления на правительство личным давлением на императорскую семью в Ставке и Царском Селе. Для этой цели М.В. Алексеев и князь Г.Е. Львов решили использовать тех, чье недовольство существующим положением было известно и уже высказывалось прежде. Это были давний корреспондент царя А.А. Клопов и великий князь Николай Михайлович.

После визита 16 октября в Ставку князь Г.Е. Львов восстановил связь с А.А. Клоповым. Этот 75-летний чиновник, находившийся на тот момент в Петрограде, за неделю успел посетить великих князей в Крыму, а 24 октября уже направил телеграмму Г.Е. Львову из Киева[304]. Из своих бумаг А.А. Клопов извлек записку, написанную еще 7 марта 1916 г., в которой высказывалась мысль о создании ответственного министерства, возглавить которое должен был князь Г.Е. Львов. На тот же пост рекомендовался и министр просвещения граф П.Н. Игнатьев. Авторство данной записки долгое время было спорным вопросом. Но благодаря недавно проведенным исследованиям Б.М. Витенберга, можно утверждать, что автором записки был Я.В. Глинка (начальник канцелярии Государственной думы), который, однако, скрыл факт ее написания от своего патрона – М.В. Родзянко. Дело в том, что Я.В. Глинка являлся сторонником ответственного перед Думой кабинета, в то время как М.В. Родзянко предпочитал добиваться «создания объединенного правительства из лиц, пользующихся доверием страны». К тому же эта акция проводилась в интересах князя Г.Е. Львова[305]. Однако по неизвестным причинам от замысла послать записку императору в марте 1916 г. авторы отказались. А 26 октября эту же записку прочитал великий князь Николай Михайлович и вычеркнул из нее имя графа П.Н. Игнатьева, сопроводив свое решение замечанием: «Не надо портить положение графа Игнатьева»[306]. Николай Михайлович, хорошо зная характер Николая II, считал, что ему нельзя навязывать конкретных лиц. Кроме того, он не считал П.Н. Игнатьева подходящей кандидатурой на главный пост в правительстве, поскольку спустя лишь неделю упоминает в качестве претендентов на него только А.Ф. Трепова, А.В. Кривошеина и И.Г. Григоровича[307]. В целом Николай Михайлович одобрил записку, оставив в ее конце следующую пометку: «В общем хорошо, ясно и тепло. Да благословит Вас Господь! Н.М. 26.10. 1916 г.»[308]. Скорее всего, Николай Михайлович просматривал записку в Киеве, где находился в конце октября. Примечательно, что 26 октября местные газеты сообщили о приезде в Киев Я.В. Глинки[309].

28 октября в Киев на свидание с матерью, вдовствующей императрицей Марией Федоровной, прибыл Николай II, пробыл в городе два дня, к этому времени в городе из лиц императорской фамилии находились лишь великие князья Павел Александрович, Александр Михайлович и великие княгини Ольга Александровна и Мария Павловна (младшая)[310]. Свитские генералы Б.М. Петрово-Соловово и А.Н. Граббе сообщали протопресвитеру русской армии и флота отцу Георгию Шавельскому, что в этот приезд между Марией Федоровной и императором состоялся разговор, в котором вдовствующая императрица много говорила с сыном о «внутреннем положении государства». Однако они достоверно не знали о содержании разговора[311]. Кроме того, с Николаем II говорил о необходимости удаления Г.Е. Распутина и один из ближайших друзей Марии Федоровны 78-летний принц А.П. Ольденбургский, который при этом даже расплакался и вызвал слезы у Николая II[312]. В дневнике вдовствующей императрицы имеются сведения об этом визите, в ходе которого она лишь один раз встречалась с сыном наедине. «За обедом был только Ники, беседовали обо всем понемножку. В 10 часов вечера он уехал. Два таких счастливых дня осталось позади»[313].

Возможно, что аудиенции в Киеве добивался и А.А. Клопов, которому в этом было отказано. М.В. Алексеев первоначально планировал организацию его встречи с Николаем II в Ставке, чтобы вручить ему проект рескрипта о назначении самого начальника штаба главой Совета министров[314]. Из-за совпадения некоторых формулировок рескрипта с резолюцией кадетской конференции, принятой 24 октября, историк В.С. Дякин полагал, это «не только позволяет датировать проект временем не раньше этого дня, но и наводит на мысль о согласовании текста с кадетскими лидерами»[315]. С нашей точки зрения, данный рескрипт составлялся по меньшей мере после 26 октября, когда великий князь Николай Михайлович отверг кандидатуру графа П.Н. Игнатьева в качестве претендента на пост премьера. Наиболее вероятно его составление между 29 и 31 октября в пику Александре Федоровне, поскольку именно в эти дни в правительстве вновь начал обсуждаться вопрос о назначении «диктатором тыла» А.Д. Протопопова. Однако М.В. Алексеев неожиданно заболел. Поэтому вместо этого в Киеве Николай II получил письмо от Николая Михайловича с просьбой принять его в Ставке 1 ноября.

Дата разговора была согласована, но вряд ли идеи, которые должны были быть изложены в ходе предстоящей встречи, были навязаны великому князю извне. Его мысли касались пагубного влияния Г.Е. Распутина и императрицы, а не ответственного министерства, что было характерно для великокняжеских кругов. Эти идеи он высказывал вдовствующей императрице Марии Федоровне еще 13 августа[316]. Его целью было довести свои мысли до сведения Николая, а после его отказа – до сведения всех. «Я пробил брешь, и другие продолжили штурм, который завершился вчера в Думе», – писал он 20 ноября[317]. В предшествующий день в Думе выступал В.М. Пуришкевич с антираспутинской речью. Может быть, поскольку все мысли были давно обдуманы, великий князь Николай Михайлович не стал направлять Николаю II письмо, как это предполагалось первоначально, а решил все высказать при личной встрече.

Что касается А.А. Клопова, то к 31 октября он уже вернулся в Петроград, откуда отправил письмо с просьбой об аудиенции не царю, а императрице Александре Федоровне, находившейся в Царском Селе.

Таким образом, несмотря на некоторые изменения планов (болезнь М.В. Алексеева; аудиенция А.А. Клопова не у царя, а у императрицы; не письмо, а личная встреча великого князя Николая Михайловича с императором) давление на правительство и императорскую чету должно было быть оказано сразу с трех сторон: в Думе, Ставке, в Царском Селе. Начало штурма власти было назначено на 1 ноября.

30 октября Николай II вернулся в Ставку из Киева. В тот вечер на обеде у императора присутствовали великие князья Георгий и Сергей Михайловичи, Дмитрий Павлович[318], а также отец Георгий Шавельский. О политике речи не заходило. Ничто в тот вечер не напоминало в Ставке о предстоящем открытии Думы и нараставшем политическом кризисе.

В тот день в Ставку из поездки по Кавказу вернулся протопресвитер русской армии и флота отец Георгий Шавельский. Во время этой поездки, состоявшейся с благословения царя и царицы, он с 11 по 12 и с 21 по 24 октября был в Тифлисе, где проживал в доме великого князя Николая Николаевича. Вскоре после первого посещения Николая Николаевича Г. Шавельским, а именно 17 октября, великий князь обратился к Николаю II с просьбой разрешить ему приехать в Ставку 7 ноября 1916 г. с докладом о делах на Кавказском фронте за первый год его командования, а также с вопросом о необходимости отмены приказа о призыве мусульман в армию или на обязательные работы. В своем письме великий князь Николай Николаевич настаивал на личной встрече и на том, что только Николай II «один» может «понять и помочь делу»[319].

Возможно, что великий князь собирался говорить лишь о военных делах. Однако на обратном пути отец Георгий Шавельский, находившийся в дружеских отношениях с Николаем Николаевичем, часами беседовал с ним «о Ставке и Царском Селе, о все усиливающемся вмешательстве Императрицы в государственные дела, продолжающейся распутинщине и о становящихся все более грозными всеобщем возбуждении и недовольстве». По словам священника, великий князь предвидел возможные последствия комбинации таких неурядиц, но «плана предупреждения надвигающегося несчастья» у него не было[320]. Учитывая состоявшиеся друг за другом, 6 и 7 ноября, беседы и Г. Шавельского и великого князя Николая Николаевича с императором, обоснованной представляется мысль о том, что они взаимно повлияли друг на друга в решении говорить с императором. Более того, в марте 1917 г. Николай Николаевич сообщил, что Г. Шавельский и он сам беседовали с царем на одну и ту же тему[321].

После визита к бывшему главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу Г. Шавельский встречался 30 октября и с М.В. Алексеевым, который известил его о том, что собирается уходить со службы. «Государством же правит безумная женщина, а около нее клубок грязных червей: Распутин, Вырубова, Раев, Питирим… а дряхлое, дряблое, неразумное и нечестное правительство ведет Россию к погибели», – таковыми были ответные слова М.В. Алексеева. Кроме того, он сказал протопресвитеру, что все это он высказал императору еще в середине октября, о чем уже упоминалось выше[322].

В тот же день после обеда великий князь Георгий Михайлович пригласил Г. Шавельского для беседы, которая состоялась на следующий день утром. Разговор о внутреннем положении начал великий князь, но его интересовало, что по этому поводу думает его собеседник. Г. Шавельский обстоятельно обрисовал ему положение в армии, и особенно в гвардии, а также настроения народа. Причем протопресвитер заметил, что «если в армии более говорят о Распутине и более всего недовольны его влиянием, то в обществе кипит готовое прорваться наружу возмущение против правительства, составленного почти всецело из бездарных ставленников Распутина». Далее он заметил, что если не изменится положение дел, то скоро на государя обрушится народный гнев. Оба говорили о ненависти по отношению к императрице, которая присутствует в обществе. И несмотря на то что инициатором разговора выступил великий князь, Г. Шавельский сумел перехватить инициативу и даже стал призывать великого князя говорить с государем: «Вы, великие князья, прежде всего должны говорить Государю об этом, ибо вас это больше всего касается». В завершение разговора они обсудили даже вопрос, кого назначить председателем Совета министров. Великий князь Георгий Михайлович предложил В.Н. Коковцова[323].

Данный эпизод демонстрирует растерянность и нерешительность великих князей, которые, с одной стороны, ощущали серьезность положения, а с другой – боялись потерять расположение в глазах царя. Предложение великим князем на пост премьера В.Н. Коковцова свидетельствует об отсутствии у великого князя Георгия Михайловича не только какой-либо политической программы, но и ясного понимания требований политических сил в Государственной думе и в обществе.

Великие князья, находившиеся в Ставке, совещались между собой, обсуждая внутреннее положение в стране. Данный факт подтверждается записью в дневнике В.М. Пуришкевича, который описывает свой визит к императору 3 ноября. В этот день перед обедом «блестящая, шумливая тола великих князей и генералов» уговаривала его вести разговор о Штюрмере и «пагубной роли Распутина», обратить внимание «на разлагающее влияние того и другого на страну»[324]. Особо настаивал на этом великий князь Георгий Михайлович: «Скажите ему, что Штюрмер губит Россию»[325]. Помимо Георгия Михайловича на обеде в этот день присутствовали великие князья Сергей Михайлович и Кирилл Владимирович. Очевидно, многие из них стремились, но не решались говорить с императором об устранении влияния императрицы и Г.Е. Распутина на политическую жизнь России, используя для этой цели посещавших Николая II лиц.

Подготовка давления на правительство и императорскую чету проходила параллельно в Петрограде, Ставке и Киеве. В Петрограде после назначения на пост министра внутренних дел бывшего члена Прогрессивного блока А.Д. Протопопова в процессе обсуждения продовольственного вопроса снова обострились противоречия между Думой и правительством. В условиях начавшегося продовольственного кризиса это спровоцировало политический кризис. Думские деятели, в частности партии, принадлежавшие к Прогрессивному блоку, стали вести подготовку к оказанию влияния на правительство с целью создания ответственного министерства. Некоторые члены Думы начали поиски внепарламентских путей оказания такого влияния.

Аналогичным способом стали действовать и общественные силы, в частности председатель Земгора князь Г.Е. Львов, согласовавший с начальником штаба верховного главнокомандующего М.В. Алексеевым возможность привлечения к оказанию давления на императора А.А. Клопова при поддержке великого князя Николая Михайловича и Я.В. Глинки, начальника канцелярии председателя Государственной думы.

Взаимно повлияли друг на друга протопресвитер русской армии и флота Г. Шавельский и великий князь Николай Николаевич, сформировав будущий политический характер их бесед с Николаем II.

Великие князья начали действовать и самостоятельно: вдовствующая императрица Мария Федоровна в конце октября в Киеве говорила о внутреннем положении в стране с Николаем II. Здесь же он получил письмо от великого князя Николая Михайловича с просьбой принять его в Ставке 1 ноября. Наступал решающий момент.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.