МЕНТАЛИТЕТ СОВЕТСКИХ СОЛДАТ ПО ВОСПОМИНАНИЯМ СОВРЕМЕННИКОВ
МЕНТАЛИТЕТ СОВЕТСКИХ СОЛДАТ ПО ВОСПОМИНАНИЯМ СОВРЕМЕННИКОВ
Ждали ли вы прихода русских?
Да, как будто они являются членами нашей семьи. Например, Рафи как сумасшедший помчался встречать их. Он со слезами обнял первого же встреченного русского. А русский сказал ему: «А теперь, еврей, отдавай мне свое кожаное пальто».
Иштван Бенедек и Дьёрдь Вамош
Было немало попыток проанализировать отличительные черты, ставшие причиной поведения советских солдат. Воспоминания очевидцев подчеркивают то, что советские солдаты были в гораздо большей степени подвержены крайностям, чем их коллеги из Западной или Центральной Европы. В Венгрии в результате войны и последовавшей за ней сталинской диктатуры более остро отпечатались негативные стороны, нежели жесты гуманности, продемонстрированные по отношению к народам оккупированных стран, спонтанность которых демонстрировала то, что советский солдат способен не только на жестокость, но и на проявление доброты на личностном и общественном уровне. Советские солдаты часто брали под свою защиту детей, а иногда и целые семьи. И в то же время советская армия депортировала в Сибирь десятки тысяч невинных людей. Для тех, кто оставался у них в тылу, устанавливались полевые кухни, и за это ничего не требовали взамен.
Будапешт стал первым крупным городом западного стиля, в котором советским солдатам после тяжелых боев пришлось столкнуться с теми удовольствиями, которые дает «буржуазная» культура. В Бухаресте и Белграде их принимали как союзников, а Варшава была полностью разрушена еще до их прибытия. Для многих из них санузлы, большие собрания книг и даже очки были новшеством. (Автор несколько преувеличивает «дикость» советских солдат и, косвенно, «цивилизованность жителей полуаграрной Венгрии. — Ред.)
Швейцарский консул Карл Лутц, который после попытки прорыва отправился на поиски представителей советского высшего военного руководства, вспоминал:
«Мы карабкались по выжженным огнеметами пространствам в длинном туннеле под районом Замка. А когда мы наконец прибыли в советский штаб, то попали в обстановку какого-то дьявольского шума. Офицеры праздновали победу и, смертельно пьяные, танцевали на столах. Мне был назначен в охранники украинец, но он сбежал на второй вечер».
Оккупация Красной армией привела к столкновению двух абсолютно разных культур. Венгры смотрели на немцев как на цивилизованных людей, способных на жестокие поступки. К представителям Советской страны они относились как к дикарям, которыми двигают самые благие намерения, с абсолютно чуждыми идеями о том, что касалось частной собственности, долга и ответственности.
Единственное, что советские солдаты знали о Западе, было то, что здесь на каждом шагу им придется сталкиваться с «буржуями», к числу которых они относили лю бого, у кого были часы, кровать и собственный очаг. Они часто не знали, как пользоваться современным туалетом, которые они называли «воровскими машинами» за то, что те при смыве «глотали» любую вещь, в том числе предметы, которые клали в них, чтобы охладить или помыть. (См. примеч. на с. 397. — Ред.)
Часам, большим и малым, придавали почти мистическое значение. Писатель Эндре Иллеш рассказывал историю о профессоре, который подружился с компанией молодых рядовых советских солдат и у которого другие солдаты украли часы. Друзья профессора немедленно отправились восстанавливать справедливость, и вскоре на его руке снова красовались часы, правда не его собственные. Очевидец того, как «освобождали» больницу скорой помощи, вспоминает:
«Неожиданно у входа появились двое советских солдат. Один… громко крикнул мне… чтобы я отдал ему часы и драгоценности, а другой в это время держал нас под прицелом автомата на боевом взводе. Они не проронили ни слова, пока женщина… не разрыдалась жалобно. Воин, который сам едва вышел из детского возраста, подошел к ней. «Не плачь», — приговаривал он, похлопывая ее по плечу. Затем он полез в карман и извлек оттуда двое наручных часов, которые сунул ей в руку. После этого он вернулся к своему занятию».
Прошли месяцы, и в будапештских кинотеатрах стали показывать хронику с Ялтинской конференции. Когда американский президент Франклин Рузвельт поднял руку, чтобы указать на что-то Сталину, на его запястье стали видны часы. И тогда сразу несколько шутников из аудитории принялись кричать: «Береги свои часы!»
Несмотря на склонность к актам жестокости, у советских солдат было множество табу. Одним из них было нанесение вреда детям. Здесь показательным является следующее воспоминание. Оно принадлежит мужчине, которому тогда было три года и которого советский капитан обнаружил в убежище вместе с дедушкой и бабушкой:
«Папа!» — позвал я его, приняв его по щетине за отца и решив, что тот вернулся домой с фронта. Капитан спросил остальных, что я сказал. Кто-то ответил на сербохорватском языке, и офицер расплакался. Он прижал меня к себе и заявил, что он учитель и у него ребенок тех же лет, показывал фотографию. Позже он постоянно носил нам еду. После прорыва он поставил у нашего дома охрану, чтобы нас защищать, а во время грабежей не разрешал никому из нас выходить на улицу».
Случай, который приводит Кишон, также является поучительным:
«Моя сестра Аги решила лично отблагодарить освободителей. Однажды вечером, вскоре после того, как немцы ушли из нашего района, она нарядилась в платье с глубоким вырезом и отправилась на ближайший советский командный пункт. Мы прождали ее полночи, сходя с ума от беспокойства. Она вернулась рано утром в хорошем настроении, рассказывая нам, как вежливо общались с ней русские. Они обнимали и кормили ее и дали ей еды, чтобы она взяла ее домой.
К полудню мы… обнаружили, что во всей округе моя сестра была единственной женщиной, которую не изнасиловали…
В то время сестра была очень молодой и наивной. Должно быть, это и спасло ее в ту ужасную ночь от самого худшего. Но есть вероятность, что среди русских, как и среди мусульман, принято с уважением относиться к умалишенным женщинам…
Они были просты и жестоки, как дети. В то время, когда миллионы людей были уничтожены Лениным, Троцким и Сталиным или погибли на войне, смерть для них стала обыденным явлением. Они убивали без ненависти и сами умирали без особого сожаления».
Солдаты испытывали огромное уважение по отношению к врачам и — из-за кажущейся политической значимости — к писателям. Марай вспоминал, как свирепый казак заставил его несколько километров тащить на себе тяжелый мешок, полный награбленных вещей, а потом поинтересовался его профессией:
«Услышав магическое слово «писатель», он тут же забрал у меня мешок. Нахмурившись, он достал нож, разрезал буханку хлеба на две половины, протянув одну из них мне. Весь дальнейший путь он тащил свой груз сам».
Все происходило совсем не так, как ожидалось. Людей загоняли на принудительные работы, грабили и насиловали. При этом бойцы Красной армии не задумывались над их религией и убеждениями. Это вызвало огромные разочарования в еврейской среде. Марай рассказывает о первой встрече рабби Леанифалу с советским солдатом. Когда почтенный старец… признался, что он еврей, солдат расцеловал его в щеки и заявил, что и он еврей. Потом он выстроил все семейство рабби у стены, а сам обыскал жилище с дотошностью московского грабителя, забрав все, что имело хоть какую-то ценность. Хорошим примером того, как советские солдаты вели себя в обществе, является рассказ одного из журналистов:
«В войсках западных союзников было принято заранее оповещать население территорий, которые должны были подвергнуться оккупации, радиопередачей из британского штаба Бернарда Монтгомери. Там передавали, как вести себя населению после прибытия британских или американских солдат. После того как был занят Будапешт, его жители и представители администрации города неделями и даже месяцами не знали, как себя вести. Да и сами русские фактически не знали об этом. Типичным является то, что первый приказ советского командования появился в городе 5 февраля, а второй, почему-то под номером 1, — 6 февраля. Оба приказа были подписаны не командующим советской группировкой или комендантом города, а неким майором Нефедовым».
Окончание осады не принесло населению Будапешта освобождения. Люди рассуждали о других городах, будто там текут молочные реки с медовыми берегами:
«В Сегеде (занят Красной армией в октябре 1944 г. — Ред.) установлены твердые законы и порядок. Там нет грабежей, на улицах горят фонари, ходят трамваи, в театрах ставят пьесы, в кино показывают американские и английские фильмы, а на рынке можно купить все, что угодно».
А в Будапеште было все с точностью до наоборот. Помимо солдат регулярной армии, там хозяйничали тысячи советских дезертиров, которые добывали себе пропитание грабежами, устраивали бои с подразделениями НКВД и полиции. Так, в феврале 1946 г. за один день в городе произошло восемь ограблений с убийствами. Большую часть налетов совершали советские солдаты, хотя следует признать, что многие преступники-венгры не упустили случая воспользоваться возникшим после разгрома вакуумом власти.
В лучшем случае группа советских солдат могла захватить автобус и под прицелом оружия заставить водителя везти их на экскурсию по городу. Некоторые из оккупантов пытались стать постоянными жителями венгерской столицы:
«Если русского солдата завораживала буржуазная жизнь или он влюблялся в девушку-венгерку, он принимал решение остаться. Для этого он просто переодевался в гражданское, и никто ему в этом не препятствовал. С нами по соседству поселился русский, который у себя дома был сапожником. Привлеченный перспективой обрести свободу и хороший доход, он поступил подмастерьем к мастеру-обувщику… Русская девушка-военнослужащая постучала в дверь нашему уборщику и спросила его о том, нельзя ли поселиться в нашем доме, так как она хотела оставить службу в армии. Она уже успела найти для себя работу и обещала быть хорошим квартиросъемщиком и не доставлять никому беспокойства».
Вскоре венгры начали защищаться. Первым шагом стало появление на рукавах многих людей ленточек цвета национальных флагов Великобритании, США, Франции, Югославии, Швеции, Румынии, Португалии или Чехословакии. Другие надели опознавательные знаки Красного Креста или государственных служб, таких как Будапештское управление транспорта, или Будапештская железная дорога, или полиция. Особенно популярными были последние два, так как обычно советские представители относились к ним с уважением. Во многих многоквартирных домах стали размещать охрану из числа гражданских лиц. Прежде с целью оповещения о приближении самолетов противника перед дверями домов вешались различные металлические предметы, которые теперь стали использоваться для того, чтобы дать знать полиции и военным патрулям о нападении грабителей.
Во время периода «междуцарствия» после осады абсолютную власть в домах приобрели дворники и вахтеры. Они вели переговоры с советскими представителями, торговали пожитками, найденными в домах, следили за исполнением арендаторами своих обязанностей. Как наследство от многонациональной Австро-Венгерской монархии, многие из них были славянского происхождения, говорили на славянских языках и пользовались симпатией и покровительством со стороны представителей родственных славянских народов (составлявших абсолютное большинство в Красной армии даже в конце войны. — Ред.). Когда госпожа К.Б. сопротивлялась попытке советского офицера изнасиловать ее в подвале дома, дворник равнодушно бросил ей: «Почему вы так беспокоитесь из-за этого? Вы же взрослая женщина!»
Многие жалобы на поведение советских солдат доходили до советских властей, которые часто принимали в ответ жесткие меры: иногда нарушителей расстреливали на месте. Ходили слухи, что Малиновский лично застрелил одного майора за изнасилование. Конечно, бывали и прямо противоположные случаи. Комендант Чепеля заручился для себя разрешением призвать к ответу любого, кто посмеет клеветать на Красную армию и конкретно на его подчиненных под тем предлогом, что «вышестоящее командование занято более важными вещами». После получения такого разрешения все жалобы на его солдат чудесным образом прекратились.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.