ПУТЬ ЧЕРЕЗ ЧЕРТОВУ АРКУ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПУТЬ ЧЕРЕЗ ЧЕРТОВУ АРКУ

По плану прорыва, утвержденному немецким и венгерским командованием, штабы немецкого и венгерского корпусов в сопровождении оберфюрера СС Дёрнера с его ударной группой из пятисот человек, а также зенитчики, летчики планеров и некоторые другие подразделения должны были выйти из окружения под землей через трубу (канализационную. — Ред.), которая проходила от так называемой Чертовой Арки до Дуная (пройдя ее против течения нечистот. — Ред.). Путь начинался неподалеку от так называемого «большого замкового туннеля» (под Замковой горой), примерно в 2 км от советских позиций. А наружу они должны были выбраться уже в 2 км за линией советской обороны.

Командующий венгерскими войсками не был проинформирован о плане вплоть до 15.00. На суде после войны он заявил:

«11 февраля мне стало известно, что в городе закончились все запасы продовольствия, в связи с чем я принял решение обсудить положение с Пфеффером-Вильденбрухом. Наши адъютанты договорились о встрече, и около 15.00 я позвонил ему. Не успел я начать разговор, как он заявил, что хотел бы переговорить со мной и передать мне два приказа. В приказах говорилось, что в 19.00 вечера того же дня гарнизону предстоит идти на прорыв. Я ответил, что нахожу странным, что он не обсудил все это со мной заранее, а потом спросил, как он пришел к такому решению. Он ответил, что венгерские дивизии подчиняются немецким дивизиям, в которые уже переданы соответствующие приказы. Более того, накануне вечером он обсуждал эту тему с командирами дивизий, и, поскольку в городе не осталось продовольствия, он не видит другого выхода. Я снова вставил свое замечание о том, что, уж если он не посчитал нужным обсудить положение со мной, я мог бы по крайней мере ожидать, что меня заранее обо всем этом поставят в известность, а теперь у меня остается всего три часа на подготовку в своем штабе. И теперь я не уверен, что приказ вовремя дойдет до всех частей и подразделений».

Начальник оперативного отдела штаба венгерского I армейского корпуса капитан Ференц Ковач вспоминал, как Хинди после этого «собрал у меня в кабинете всех офицеров штаба и… объявил, что не станет никого принуждать участвовать в прорыве. Он сообщил, что мы должны выступить в 23.00. Сам он намерен идти с немцами, и, если ни у кого нет возражений или комментариев, он возьмет с собой свою супругу. (Комментариев не было)».

Генерал-лейтенант Билльнитцер тоже должен был уходить из города тем же маршрутом, в то время как его солдатам пришлось бы прокладывать себе путь на поверхности через площадь Селля Кальмана. Но, получив соответствующие указания от генерала Хинди, Билльнитцер решил все-таки идти со своими людьми.

Йожеф Паулич, кандидат в офицеры, служивший в штабе венгерского I армейского корпуса, вспоминал о тех оптимистичных настроениях, которые царили накануне начала прорыва:

«Все были уверены, что на выходе из канализационного коллектора у военной академии командование корпуса, офицеров венгерского и немецкого штабов и их подчиненных прикроют специальные боевые группы, которые помогут нам продолжить спасительный путь из крепости, которая к настоящему моменту осталась беззащитной. Если нам повезет, то все героические защитники Замка в Буде, независимо от звания, получат следующий чин и награду. Каждому предоставят по три недели отпуска где-нибудь на морском побережье в Германии».

Несмотря на то что даже теперь многие упрямо не желали смотреть фактам в глаза, генерал Хинди заранее предвидел исход предприятия, из-за чего он выглядел как человек, впавший в летаргический сон. Как вспоминал один из офицеров штаба корпуса Карой Борбаш:

«В последний раз я видел его перед самым началом прорыва, в 19.45. В это время уже вовсю шел сбор штурмовых групп. Взобравшиеся на броневик салашисты, завернутые в красные одеяла, выглядели забавно. Хинди молча наблюдал за ними. Я спросил у него, считает ли он это правильным. Но, вместо ответа, он просто попрощался с каждым».

Немецкое и венгерское командование отправились из штаба около 23.00. Незадолго до них в подземный ход были отправлены несколько групп эсэсовцев Дёрнера. Ковач дает точное описание тех событий:

«Командование венгерского корпуса двигалось непосредственно за Пфеффером-Вильденбрухом и его людьми. Продвигавшиеся впереди солдаты штурмовых групп несли с собой гранатометы, минометы, пулеметы и другое тяжелое вооружение».

Один из солдат вспоминал:

«Я получил две копченые отбивные, 2 кг сахара, две буханки хлеба, немного риса, колбасу салями, маргарин и флягу с коньяком. Но из всего этого богатства, к сожалению, я смог захватить с собой лишь небольшую часть, так как мне пришлось нести и многое другое, в том числе боеприпасы…

Вход в коллектор сточных вод находился в 200–300 м от выхода из замкового туннеля, в доме номер 97 по бульвару Кристины. Этот небольшой отрезок мы пробежали под огнем минометов и артиллерии, при свете сигнальных ракет… Наконец мы пробрались в подвал дома, из которого достигли трубы, которая проходила на глубине нескольких метров под землей. Ширина входа была приблизительно 1 м. Сама же труба являла собой округлый туннель размерами 3 на 3 м. На дне была вырыта канава шириной примерно 40 см… К счастью, мы захватили с собой несколько свечей, которые смогли хоть как-то осветить эту тьму, иначе нам пришлось бы продвигаться в том подземном мире в полном мраке. Я думаю, что мы продвигались вперед еще медленней, чем это делают альпинисты… Иногда мы проходили мимо лестниц, ведущих наверх. Выходы были закрыты чугунными крышками. Сквозь них можно было расслышать грохот разыгравшихся наверху отчаянных боев».

Еще несколько групп вошли в туннель без всякого разрешения. Один из сотрудников военно-медицинской службы штаба корпуса Вернер Хюбнер вспоминает о том хаосе, который царил после того, как оба штаба вышли в путь:

«В большом туннеле люди начали понимать, что попали в ловушку. Пьяный врач принял на себя командование и решил отделиться от всех и с несколькими солдатами самостоятельно двигаться по туннелю, который, как говорили, должен был привести от Дуная до Будакеси. С дикими криками они отправились на поиски подземного хода. Больше я никогда не видел этих людей».

После того как в подземный ход спустилось так много людей, уровень вод (нечистот. — Ред.) там существенно вырос, и двигаться вперед становилось все труднее. Один из немцев — очевидцев тех событий вспоминает:

«Для многих переносимые ими вещи стали слишком тяжелыми. Вскоре направо и налево полетели выбрасываемые ранцы и мешки».

Его венгерский коллега писал:

«Каждый нес на себе массу необходимых вещей: оружие, шлемы, фляги, ручные гранаты и гранатометы. Это сильно замедляло движение. Наряду со всеми с нами шла женщина. Не знаю, как она там оказалась, но, скорее всего, она принадлежала к так называемому высшему обществу. Ей было около 40 лет, полная, белокурая, в кожаном пальто и шелковых чулках, в светлых туфлях на высоких каблуках, с дамской сумочкой, которую она крепко прижимала к себе».

Многие вышли из туннеля, отказавшись от мысли преодолеть весь путь до конца. Начальник штаба IX горнострелкового корпуса СС подполковник Усдау Линденау выбрался на поверхность неподалеку от проспекта Олас, где вскоре был ранен и попал в плен. Ответственный за журнал боевых действий обер-лейтенант Вольфганг Бецлер последовал его примеру и дошел до улицы Лабанц. Там он спрятал дневник в одном из подвалов, прежде чем сдаться в плен.

Некоторые из немецких солдат попытались продолжить путь по боковому ответвлению от основного хода, которое начиналось под улицей Хювёшвёльди и вело в Будакеси. Этот путь избрал и сам Пфеффер-Вильденбрух. Возможно, он пошел на это, убедившись, что солдаты Дёрнера не могут пробиться к выходу у военной академии. Ференц Ковач так описывал те события:

«Русские нанесли контрудар с использованием артиллерии и минометов. Постепенно группу Дёрнера оттесняли обратно в Чертову Арку… Огонь артиллерии и минометов становился все более плотным. Разрывы снарядов были отчетливо слышны нам даже под землей. Тогда Пфеффер-Вильденбрух подал команду: «Всем офицерам СС идти к головной группе, к обергруппенфюреру! Немедленно выполнять! Передать по цепочке!» И офицеры СС всех званий сразу же рванулись вперед, к Пфефферу-Вильденбруху».

Пфеффер-Вильденбрух не стал дожидаться ни своих собственных офицеров, ни венгерских союзников. Все они не могли идти вместе с ним, потому что поднимающийся уровень вод (канализационных стоков) делал продвижение под землей невозможным. Только он сам и его штаб сумели пройти по коллектору и выбраться на поверхность через несколько сот метров. 10–15 офицеров из числа подчиненных Пфеффера-Вильденбруха спрятались на одной из вилл на улице Будакеси, где утром их обнаружили советские солдаты. Офицер политотдела советской 297-й стрелковой дивизии писал:

«Во время боя за то здание мы отправили туда венгра, который хорошо говорил на немецком языке, чтобы он передал противнику наше требование сдаться. Для того чтобы сделать ультиматум более весомым, мы поставили напротив здания 45-мм орудие под командованием старшего лейтенанта М. Загоряна. Те, кто был внутри, ответили, что готовы сдаться на следующих условиях:

а) мы гарантируем им сохранение жизни;

б) их капитуляцию должен принять советский офицер в звании не ниже майора.

Начальник службы химической защиты дивизии майор Скрипкин окунул в чернила палец и на клочке бумаги написал, что он является майором Красной армии и готов принять пленных».

После того как Дёрнер был ранен, он и его люди, возможно, также попали в плен при сходных обстоятельствах.

Поскольку советские солдаты не держали под наблюдением весь туннель, некоторым из беглецов все же удалось выбраться на поверхность в районе военной академии. Группа из десяти человек под командованием лейтенанта медицинской службы постучались в дом местного жителя Ивана Больдизара настолько измотанными, что все немедленно крепко уснули. Некоторые все же продолжали путь на Будадьёндье:

«На берегу было пустынно. Наверное, повсюду скрывался враг, но он не подозревал о нашем присутствии. «Офицеры, вперед!» Никто даже не пошевелился. Несколько самых решительных офицеров уже были в передовой линии, остальные нерешительно топтались сзади…

Один за другим мы взбирались по железным поручням, протискивались через узкий люк и тут же прятались за сугробами на улице. Мы должны были выйти на окраинах Буды. На востоке занимался новый рассвет».

Приближавшиеся огни вызвали панику среди тех, кто пытался спастись. Никто не знал, был ли это свет факелов своих же товарищей или пламя советских огнеметов.

«Единственным способом спастись из этой мышеловки было выбраться на улицу через один из люков, который в обычных условиях служил для сбора сточных вод в канализацию. Сдвинуть люки в сторону было совсем не трудно. Гораздо сложнее оказалось пробить себе путь. Как правило, первые два человека спокойно выбирались наружу, после чего русские обнаруживали наши норы. И когда следующий высовывал свою голову, он, как правило, падал обратно уже мертвым после попадания пули советского снайпера. Что нам было делать после того, как выход наверх оказывался перекрыт? Мы продолжали идти дальше, ведь русские не могли держать под огнем все городские люки. Приходилось совершать еще одну попытку. Единственное, о чем мы думали, было: скорее прочь из этой ловушки! Вот мой товарищ осторожно, по сантиметру, высовывает голову наружу. Не было видно ни одного русского, не слышно ни одного выстрела. Он выбросил из люка все тело и плашмя распластался на земле. Неужели они его обнаружили? Возьмут ли они на прицел и мою голову, когда я последую за ним? С бешено бьющимся сердцем я так же по сантиметру прокладываю себе путь наверх. Еще один рывок — и вот я уже наружи, и мы оба бежим к расположенному рядом зданию трамвайного депо («Сепилона»)».

Подобные группы очень скоро обнаруживались советскими танками, патрулировавшими улицы города. Беглецов загоняли в близлежащие дома, и утром 12 февраля началась общая облава:

«Примерно в полдень появился русский парламентер, размахивавший белым флагом. Его встретили у входа и отвели к нашему командиру. Он сказал, что сюда только что прибыли противотанковые орудия и минометы, которые занимают огневые позиции напротив нас. Если мы сдадимся, то нам не причинят вреда. В противном случае, если мы в течение получаса не поднимем белый флаг, наше здание в несколько минут превратят в груду развалин. Либо плен, либо смерть. С тяжелым сердцем мы согласились на плен».

Многие немецкие солдаты совершали самоубийство, как, например, двадцать шесть солдат-эсэсовцев, пытавшихся укрыться в саду дома номер 2 по улице Диошарок. Некоторые впали в панику с самого начала и застрелились еще до того, как рядом показались советские солдаты.

Среди венгров вряд ли кто-то решил покончить счеты с жизнью. Из примерно шестидесяти офицеров штаба около сорока вернулись обратно в подвал, откуда они попали в туннель. Трое единственных выживших из 4-го гусарского полка, два подполковника и майор, попытались без оружия разведать обстановку в окрестностях зубчатой железной дороги, но сдались в плен у ближайшего здания. Такой исход был типичным.

Попытка прорыва по туннелю к Чертовой Арке оказалась безнадежным предприятием. Ни один из отправившихся по этому маршруту так и не сумел выйти к своим или хотя бы пробраться дальше района Хидегкут. Один из венгерских участников тех событий пишет:

«Царила атмосфера неразберихи и отчаяния. Объятые ужасом люди кричали, затевали драки. Среди нас в туннеле больше не было ни командира немецкого корпуса, ни его офицеров. Никто не знал, как они исчезли! С нами оказалось лишь несколько сотен немецких солдат. Подъем по винтовой лестнице означал неминуемую смерть. Те, кто стоял у нее, хором утверждали, что все, кто пытался подняться по ней, были застрелены — в итоге у люка лежала большая груда мертвых тел. Где-то на расстоянии 20 м от этой шахты имелся боковой проход, который вел дальше. Он был круглым и имел в диаметре где-то полтора метра. В нем стояло 20 см талой воды… Немецкие солдаты предприняли невозможное, а именно бегство этим каналом. Они исчезали один за другим, так как втиснуться туда можно было только поодиночке. При этом многие должны были ползти на четвереньках. Чем больше людей пробиралось в этот боковой канал, тем выше становился уровень вод. Когда в нем исчезло около ста человек, вода поднялась вдвое. Тела запруживали воду, организуя форменный прилив… После того как в боковой проход втиснулись почти все немцы, они вдруг начали выбираться обратно с жуткими криками. Они все были мокрыми до нитки. Увидев впереди свет, они поняли, что советские огнеметчики идут им навстречу… Даже раненые, те, что могли двигаться, пытались спастись. Один раненный в бедро полз, работая руками, как пловец. Другой, пытаясь спасти свою жизнь, двигался сидя, отталкиваясь руками. Каждый спасался как мог».

К полудню Хинди и его товарищи поняли, что немцев отогнали назад как от Чертовой Арки, так и из туннеля в Будакеси. Ковач решил взять инициативу на себя:

«Позади нас находилась группа немцев с самым разношерстным вооружением, а с другого конца туннеля (трубы) вот-вот мог последовать штурм солдат противника. И тогда мы оказались бы между двух огней. Я предложил генералу Хинди и полковнику Шандору Хорвату отделиться от группы Пфеффера-Вильденбруха, повернуть обратно и где-нибудь по дороге попытаться выбраться на поверхность… Бросив то, что, как мы полагали, нам уже не понадобится, мы брели по пояс в воде. Позади всех шла супруга Ивана Хинди в длинной юбке. Мы прокладывали ей дорогу».

Другой очевидец тех событий продолжает:

«Наконец мы достигли места, где… труба обрывалась, подобно водопаду. Теперь мы следовали по течению вод. На этот раз нам надо было спуститься в другую расположенную еще ниже трубу. Она оказалась почти полностью заполненной водами! Они стояли там на уровне метр — полтора метра. То есть каждому доходили в зависимости от роста по пояс или по плечи. Кроме этого, замедлившийся ход стоков позволял предположить, что где-то труба была перекрыта. Мы вспоминали, где видели шлюз. Он оказался заделанным. Мы рисковали утонуть. Надо было что-то делать, чтобы под конец этой ужасной войны не пойти ко дну. Некоторые уже подумывали, что было бы легче принять смерть от пули.

Два капитана (Ференц Ковач и Ласло Керекеш) вызвались добровольцами в том, чтобы разрушить шлюз. Прошло 15–30 минут, мы потеряли ощущение времени в этой ужасной трубе, как услышали шум рушащегося шлюза. Оба капитана вернулись и помогли нести супругу Хинди в направлении предполагаемого выхода. Несчастная пожилая женщина вела себя мужественно, почти героически. В этом мужестве она превосходила многих мужчин. За время пребывания в трубе она ни разу ни на что не пожаловалась».

На площади Селля Кальмана имелся выход на поверхность, над которым находилось небольшое строение. Примерно в 17.30 группа остановилась в этом здании. Поднимаясь вверх по винтовой лестнице, Ковач вдруг услышал русскую речь, и тогда беглецы решили продолжить путь под землей. Поскольку теперь они могли выйти из трубы только на берегу Дуная или на площади Дёбрентай, где туннель просел, в конце концов было принято решение возвращаться на исходную точку.

«Через полтора часа нашему взору предстала «Лестница на небеса»… Капитан Ковач снова вызвался первым выбраться из подземелья… Мы благополучно дошли до места. Дверь в подвал оказалась открытой, над нами слышалось хлопанье люков и русская речь. Очевидно, они тоже нас заметили. Двое из них спустились в подземелье. Они настолько изумились, увидев перед собой сразу такое количество высших офицеров (сам Хинди, генерал-майор Дьюла Седей, один полковник, один подполковник и три капитана), что даже забыли о своем оружии».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.