Рождение мечты

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Рождение мечты

Когда меня спрашивают, как я стал летчиком, с ответом на этот вопрос спешить не приходится.

Многие товарищи по профессии, также как и я, не смогут ответить вполне определенно и четко, с чего начинался их путь в авиацию, и тем не менее, у каждого начало летной жизни имеет, в большинстве своем, что-то общее.

Романтика покорения воздушных просторов, смелость и решительность в полетах покоряла многие горячие сердца молодых юношей, полных энергии и силы, желания и уверенности в достижении заветной цепи.

Среди четырех мальчишек в семье я был старшим. Вот уже прошло много лет, а я, будто наяву, помню, как впервые иду в школу. Рядом мама. Но она не держит меня за руку, а степенно шагает, слегка улыбаясь. Как же, первенец отправляется на учебу.

Школа имени Крупской с того времени стала для меня вторым родным домом. Это было небольшое старое здание, но мне казалось что лучшей школы нет во всем Ленинграде.

Учили нас хорошие педагоги. Особенно мы любили Фаину Исаковну – учительницу математики, нашу классную руководительницу. Она как-то по особому умела преподнести нам скучные цифры, словно букеты цветов, и по математике не было неуспевающих.

Очень яркое воспоминание осталось от учителя рисования, Василия Спиридоновича. Этот предмет я очень любил и наверное потому, что отец мой хорошо владел карандашом и кистью. Он-то и привил любовь к рисованию. Василий Спиридонович сумел развить это чувство в кружке по рисованию, которым сам и руководил.

В школе были разные кружки: художественной самодеятельности, литературный, радиолюбителей, авиамодельный и другие. Словом, бездельничать ребятам не приходилось. Одни были заняты музыкой, пением, физкультурой, других увлекали технические кружки.

Как все мальчишки и девочки я интересовался многим. Не тянуло меня пока только в авиамодельный кружок. Но однажды и туда заглянул.

– Ты что, пришел записаться? – спросил инструктор.

– А примут?

– Конечно примут. Только у нас дисциплина строгая, многие не выдерживают.

– А я выдержу!

– Ну, тогда пойдем, покажу, чем занимаются в нашем кружке ребята.

Посмотрел я какие замечательные модели мастерят школьники собственными руками и забыл, кажется, все на свете. Теперь уже квартира завалена картоном, фанерой, моделями самолетов, банками с клеем и краской. – Что же это такое? Кастрюлю некуда поставить, – успокаивал ее ворчала мама.

– Ничего, парень делом занимается, отец.

Отец мой, Леонид Георгиевич, работал на вагоноремонтном заводе. Был он трудолюбив и ко всем моим мальчишеским делам относился одобрительно.

Я с увлечением мастерил модели самолетов и не думал о том, что в конечном итоге стану летчиком. Была, правда мысль, что когда-нибудь смогу стать конструктором. И чем больше взлетало в небо моих моделей, тем сильнее становилось это убеждение.

Как большинство мальчишек, я стремился ко всему и ни к чему конкретному. Я шел по жизни бездумно и радостно, стараясь все успеть сразу. Однако постепенно меня все больше стал увлекать авиамодельный спорт.

…Наконец окончена семилетка. По тем временам это было «солидное» образование. Теперь я уже могу пойти работать и помочь отцу содержать большую семью. О своих планах я ничего не говорил родителям, а пошел на завод «Большевик», разыскал отдел кадров и заявил:

– Примите на работу.

Посмотрели на меня внимательно и улыбнулись. Перед ними стоял щупленький, маленького роста парнишка.

– В школу ФЗУ, учеником, пойдешь?

– Куда угодно пойду, – выпалил я.

– Ого, да ты решительный, – засмеялся начальник отдела кадров. – Тогда пиши заявление.

Домой я примчался, как на крыльях. Но перед самой дверью в дом оробел.

– Ты, что же, голубчик, на обед опоздал? – строго спросила мать.

Отец, читавший газету, приподнял голову, но ничего не сказал.

– А я был на заводе. И на работу поступил! Газета, за которой скрывался отец, медленно опустилась на его колени.

– Сначала я буду учиться в школе ФЗУ, – почти шепотом добавил я в оправдание своего самовольства. Тебе, папа, ведь тяжело одному семью кормить…

Родители удивленно переглянулись. Но я заметил, как потеплела у отца глаза. У мамы на ресницах тоже заблестели слезинки.

– Вот те на! А мы с отцом думали осенью пойдешь дальше учиться.

Я опустил руки. Но отец ласково привлек меня к себе и на душе повеселело.

– Ну, что ж, раз решил, значит так тому и быть, – ; сказал он. – Профессия рабочего – тоже почетное дело?

Младший брат Ленька умчался на улицу сообщать всем новость.

– А наш Толька поступил на завод! – слышался его голос.

В школе фабрично-заводского обучения вначале мы изучали токарный станок, технологию обработки металлов, а затем начали выполнять простейшие операции.

Месяцев через шесть мы уже освоили более сложные работы и перешли на сдельную оплату труда.

Все «фабзайчата» были разными, но Ваня Мясюнас, комсорг ФЗУ, сумел найти с нами общий язык и сплотить а дружный, трудолюбивый коллектив.

Однажды он собрал всех и сказал:

– Ну, ребята, я такую кашу заварил! Только не пугайтесь.

– Да не томи ты нас, рассказывай, – послышались голоса.

– Ладно, слушайте и мотайте на ус. Был я недавно в аэроклубе, нашел там хорошего инструктора: будем изучать планерное дело.

Ура! – заорали мы от восторга.

– Вот это здорово!

– А девочкам можно будет учиться летать на планере? – неуверенно спросила черноглазая Нинка.

– Всем можно, – улыбнулся комсорг.

В кружок по изучению планерного дела записалось больше десятка ребят. С того времени после работы уставшие, но бодрые духом, мы погружались в изучение планера и всего того, что связано с его парением в небе. Много читали книг об авиации, восхищались подвигами Чкалова, Громова, Серова, Полины Осипенко и других выдающихся летчиков.

И хотя мы еще не летали, но у нас в мечтах будто начали вырастать крылья. Через год работы и учебы в ФЗУ из нас получились квалифицированные рабочие. Я стал токарем. Работа интересная. Я находил в ней большое удовлетворение, прилично зарабатывал.

Первая получка меня поразила: в руке оказалась крупная сумма денег. Я стоял в сторонке ошалелый от радости и не знал, что делать. Рабочий день закончен. Хотелось сразу побежать в магазин и купить маме подарок. Да такой, чтобы она ахнула.

На следующий день мама приготовила завтрак посытнее. А настало воскресенье – и у меня появился костюмчик поприличнее.

– В следующую получку и вам обновы купим, – пообещала мать остальным братьям.

Отец улыбался.

Я продолжал работать на заводе и занимался в планерном кружке. Читал много книг о подвигах летчиков, и мечта о полетах все сильнее овладевала воображением.

Небольшая площадка в двух километрах от завода с маленьким ангарчиком, в котором хранились два плане-Ра и всякое имущество планеристов, стала местом учебы и бурных споров.

В группе было двенадцать ребят и одна девчонка, Нина Жученко. Нам очень не хотелось, чтобы Нинка была в группе: не будь ее, мы бы не были «чертовой дюжиной» Но небольшого роста, шустрая Нинка оказалась сильнее дюжины ребят и прочно закрепилась в кружке планеристов на равных правах.

– Я хочу летать, – каждый раз твердила она. – И мне наплевать с высоты птичьего полета на все ваши каверзы.

Пришлось смириться.

И вот мы начали осваивать технику полета. Вначале ставили планер против ветра на бревно. Ученик садился в кабину и начинал балансировать, удерживая планер против ветра так, чтобы он не свалился на крыло.

Поначалу казалось, что удержать планер в равновесии относительно продольной оси дело не особенно сложное, однако оказалось, что необходима снаровка.

Закончив балансировку планера, приступили к пробежке на земле; натягивали резиновый амортизатор, инструктор кричал «Старт!», и планер, срываясь с места, пробегал метров триста.

Вот и я уселся в кабину планера. Инструктор Федоров дает команду:

– Натягивай!

Курсанты тянут. Ведущий находится на самом конце амортизатора. Он считает количество сделанных группой шагов и после каждого десятка кричит: «раз!», следующий десяток – «два!».

– Три десятка! – слышу голос Федорова. – Старт!

Планер побежал вперед.

Для того чтобы он оторвался от земли и взлетел, надо было натяжку амортизатора делать большей. После четырех-пяти десятков шагов планер уже мог сделать небольшой подлет, а затем сесть на землю.

Но, осваивая полеты на планере, мы были еще мальчишками – смелыми, любознательными и озорными. Дошла очередь взлетать на планере и Нине Жученко. Она уселась в кабину, и мы потянули амортизатор. Все было бы хорошо. Но ребята сговорились кричать «раз» не после десятка, а через каждые пятнадцать шагов, увеличив таким образом силу натяжения амортизатора в полтора раза.

– Пусть Нинка взлетит повыше, – с ехидцей посмеивались мы друг другу.

И вот натяжка для подлета на планере Нины Жученко готова. Подана команда Федорова. Планер вместо пробежки и подлета стремительно поднимается в воздух. Кольцо, прикрепленное к концу амортизатора, вместе с ним падает на землю. Нина Жученко летит!

Она не ожидала такого, отдала ручку от себя. Планер опустил нос и устремился к земле. Нина растерялась, бросила управление и закрыла лицо руками. Удар о землю – и фанера развалилась. Подбегаем к Нине, а она сидит, облокотившись на растрескавшийся обтекатель и горько-прегорько плачет.

После этого Нина ушла из группы и «чертова дюжина» перестала существовать. Всем нам крепко досталось от инструктора. Да мы и сами поняли, что с воздухом шутить нельзя ни при каких условиях.

Подлеты продолжались. Теперь мы взлетали все выше и выше. Полеты стали более продолжительными. Наконец инструктор поздравил с окончанием обучения и вручил удостоверения, в которых значилось, что мы являемся планеристами, закончившими обучение по программе первой ступени.

– Итак, идите ребята на завод и продолжайте работать, – попрощался инструктор.

Прошло три месяца. Однажды, в конце рабочего дня, нас кружковцев-планеристов, пригласили в комитет комсомола.

Аэроклуб предлагает Вам продолжать обучение планерному делу, – сказал молодой человек с голубыми петлицами на гимнастерке. Только теперь вы будете обучаться по программе второй ступени. Учеба и полеты рассчитаны на два месяца. Как вы на это смотрите? Мы с удовольствием приняли предложение.

– Недалеко от Ленинграда есть населенный пункт Юкки. Местность там холмистая, и, когда подует ветер, образуются сильные восходящие потоки. Там мы и будем учиться летать.

Инструктор рассказал много интересного. Мы, в свою очередь, поведали ему о себе, о заводе, о том, чем занимаемся после работы. Хотелось поскорее отправиться на планерную станцию. И вот, через несколько дней, желание сбылось.

Началась учеба. Летали почти каждый день. Теперь уже выполняли более сложные маневры в воздухе, чем в планерном кружке первой ступени. Планер устанавливался на самом верху склона холма. К нему прикреплялся тонкий металлический тросе, который затем раздваивался и крепился к двум концам амортизаторов со специальными устройствами.

Натягивать пусковые устройства приходилось не только самим курсантам. В помощь придавались лошади, а вместе с ними и мы что есть мочи тянули амортизаторы. Дело было не лёгкое.

Раз по десять-двенадцать, с рассвета и до темна, приходилось опускаться с горы и вновь подниматься на неё для запуска очередного планера. К концу дня едва волочили ноги, и все же с удовольствием приходили на очередное занятие. Усядешься в планер, опробуешь рули глубины, поворота, элероны.

– Все в порядке, к полету готов, – докладываешь инструктору. И сердце сожмется: страшновато, но хочется взлететь, почувствовать себя окрыленным.

– Старт! – раздается команда.

Силы пары лошадей и двух десятков курсантов, вложенные в амортизатор, швыряют планер против встречного потока воздуха, и фанерная птица, стремительно набирая высоту, парит в небе!

Жизнь в лагере была увлекательная. Быстро пролетал короткий зимний день. Сытный ужин восстанавливал силы, и каждый занимался своим любимым делом: устраивали самодеятельность, выпускали стенную газету, пели и танцевали под гитару, играли в шахматы.

Незаметно пролетели два месяца. Лагерный сбор окончен. На выпускном вечере инструкторы Литвинов и Федоров поздравили нас с успешным завершением полетов и вручили удостоверения, в которых значилось, что мы являемся инструкторами-планеристами. Теперь нам было представлено право самим обучать таких же, как и мы, ребят и девчонок полету на планере. Шуточное ли дело! Но после торжественного вечера, возвратившись в Ленинград, мы услышали то же самое, что и два месяца назад:

– Идите и работайте на своих заводах. О планерном спорте пришлось на время забыть. Даже отец забеспокоился:

– Толя, ты и дальше собираешься заниматься авиацией или это было очередное увлечение?

Но вот пришла в Ленинград весна 1938 года. Голубым и глубоким стало небо. Ночью где-то, поближе к звездам, курлычат журавли. Почему-то тревожнее бьется сердце. Да ведь это небо зовет!

Прошел месяц, все чаще и чаще ребята ведут разговоры об аэроклубе. И вдруг почтальон приносит известие: «Вы зачислены курсантом 3-го объединенного аэроклуба Володарского района».

В назначенное время еду по указанному адресу. Аэроклуб расположен в арке при входе в Александро-Невскую лавру. Небольшое помещение приспособлено под классы аэродинамики, штурманской подготовки, материальной части самолета и мотора.

В одном из классов стоит ободранный самолет и мы принимаемся за изучение его конструкции. Узнаем, что самолет ободран умышленно: чтобы можно было видеть каждую его деталь. Затем, впервые в жизни по очереди усаживаемся в кабину и воображаем себя в полете.

Спешим узнать все. На занятия приезжаем сразу же после работы, иногда не успевая даже забежать домой и покушать. Учимся прилежно, конспектируем каждую лекцию. Незаметно пролетели три месяца, и мы сдаем зачеты.

– А что же будет дальше?

Дома меня об этом спрашивают родители.

Я отвечаю: «Буду летать!»

Но одно дело желание, другое состояние здоровья. Ясность вносит медицинская комиссия: признан годным.

Нас освобождают от работы на производстве, и мы выезжаем в лагерь аэроклуба, который расположен на живописном берегу реки Волхов, В сотне метров от берега белеют ряды брезентовых палаток, чуть в стороне – деревянное здание столовой. Аэродром совсем рядом – около километра. Там по шнурочку выстроились самолеты У-2. На одном из них и мне предстоит совершить свой первый полет.

Каждый, кто хотел в то время стать летчиком, свои первые шаги начинал с самолета У-2. Как летать на нем, мы теоретически, конечно, знали. Теперь предстояло овладеть искусством полетов на практике. Инструктором в нашей группе оказался замечательный педагог Федоров, умевший не только разжечь воображение, но и как-то просто объяснить самое непонятное.

– Ну, ребята, начнем нашу практику с воздушного крещения. Я покажу, как самолет пилотируют в зоне, а потом постепенно ознакомимся с вывозной программой. Мы сгорали от нетерпения.

Вот и я сажусь в самолет. Сердце колотится в груди, противно дрожат руки. Взлетели. Инструктор сидит в задней кабине. Я не вижу его, однако чувствую, что он здесь и помогает управлять самолетом.

– Спокойно, Толя, – слышу голос из переговорного шланга, – резко работаешь рулями.

Я успокаиваюсь и набираю высоту. Чувствую, что инструктор бросил управление и самолет я веду сам. Легкий наклон ручки вправо – и самолет выполняет мое желание. Даю ручку влево – самолет накренивается в левую сторону. Но вот машина зарывается в правый крен, начинает раскачиваться из стороны в сторону. Волнуюсь все больше, не знаю, что делать дальше. А инструктор молчит и ждет.

Небольшими перемещениями ручки парирую крены, и вдруг раскачка прекращается – я нашел то самое равновесие движений, которое точно балансирует самолет.

– Вот так и продолжай, – слышу ободряющий голос.

Самолет идет на посадку. Ощущаю, что движения становятся более слаженными. Даже не чувствую, что посадку делаю не я, а инструктор.

Ребята шумно поздравляют с первым облетом, инструктор понимающе улыбается, а я краснею от неловкости. Но уверенность в своих силах уже обретена.

Несколько полетов – и ты приобретаешь сноровку, допустишь ошибку и тут же сам ее исправишь. Самолет становится послушным твоей воле.

Бывали и неприятности. То на посадке подпрыгнешь, то направление не выдержишь при взлете. И это на виду у всех курсантов. Тогда держись – в стенгазете тебя так размалюют, что пот прошибает!

Бывало и так, что шумные дискуссии и дружеские «советы» приводили к плачевным результатам. Инструктора бы спросить. А мы стеснялись, боясь прослыть неучами. Отчасти это хорошо: ничто так прочно не фиксируется в человеческой памяти как то, что ты своим умом постигаешь. Пусть даже с шишкой на лбу.

– Почему это случилось? – недоумевает в таких случаях инструктор.

Выясняется, что виновник не дослушал его указаний, не все понял, а «проконсультировался» у автора того или иного «новшества».

Но вообще-то это так интересно! Особенно, когда мы; уже научились делать фигуры пилотажа: виражи, перевороты через крыло, петли Нестерова и даже штопор.

– А знаете, ребята, я бы каждый день летал и не надоело бы, – сказал я однажды товарищам.

– Это зов неба! – высокопарно произнес комсорг эскадрильи Виктор Седов.

– А что! – зашумели ребята, – выпустим стенгазету под девизом «Рождение мечты».

На том и порешили. Стенная газета вышла в тот же день, когда к нам пожаловали военные летчики во главе со старшим лейтенантом. Им предстояло проверить, кого же подготовил аэроклуб Осоавиахима для военной авиации?

На следующий день нас представили инспекторам. Хотя у меня налет часов, как и у всех, не превышал двенадцати, летал я неплохо и волноваться не было оснований. К тому же в шеренге, выстроенной на аэродроме перед военными летчиками, я был далеко от правофлангового.

Мы стояли и ждали. Старший лейтенант поздоровался, и мы дружно и громко ответили на приветствие. Потом он прошелся вдоль шеренги и неожиданно указал пальцем, в том числе и на меня.

– Вот этих, троих, давайте мне на проверку. Почему-то задрожали поджилки. Я сделал два шага вперед и отчеканил:

– Курсант Иванов, к полету готов!

Мы подошли к самолету. Я сел в кабину. Старший лейтенант улыбнулся и полез на место инструктора. Запущен мотор, опробовано управление, и я чувствую, как исчезает противное состояние неуверенности. Выруливаю на старт…

Наконец испытания закончены, и все мы получаем дипломы пилотов. Большим праздником был выпускной вечер: нас впервые назвали летчиками Осоавиахима.

Восемнадцатилетние юноши и девушки почувствовали, что у каждого действительно выросли крылья. Мы могли и имели право без инструктора сесть в крылатую машину и повести ее в безбрежное небо. Но, как и прежде, мы снова вернулись на заводы. Быстро вращается патрон токарного станка, а тебе кажется, что это винт самолета набирает бешеные обороты.

А мечта уводит дальше: стать настоящим летчиком. Не забыты летные дороги. Часто встречаемся в аэроклубе. Нам с уважением пожимают руки опытные летчики и с завистью поглядывают юноши и девушки, которые только что встали на путь, ведущий в большую авиацию.

Однажды всех нас пригласил к себе начальник аэроклуба и сказал:

– Через несколько дней, товарищи пилоты, вам необходимо выехать на Украину, в город Харьков. Там пройдете медицинскую и мандатную комиссии для поступления в военное училище. А пока возвращайтесь домой и хорошенько обдумайте предложение.

– Мы уже давно все обдумали! – вырвалось у Топи Макарова.

Ребята рассмеялись.

– Хотя дело почти решенное, – сказал комиссар клуба, однако, как говорят, семь раз отмерь, а один раз отрежь.

Отец долго молчал, услышав мое сообщение, несколько раз переглянулся с матерью. Притихли и младшие братья.

– Я так думаю, мать, – тихо, но твердо сказал отец, – быть нашему Анатолию военным летчиком.

– И я тоже летчиком буду! – воскликнул самый младший брат, Ленька.

– Сначала научись являться домой в целых штанах, – сказала мать. – Не успеваю дыры латать да штопать.

– А вот и беду! – упрямился Ленька, – Вот увидите! Правда, Толя, я тоже буду летчиком?

Я утвердительно кивнул головой. Мы тогда не могли знать, что отец и два средних брата – Герман и Юрий – не выживут в осажденном фашистами Ленинграде. И только Ленька с матерью вырвутся в глубокий тыл по льду Ладожского озера, и что Ленька, действительно, станет летчиком истребительной авиации.

– Ты только почаще письма пиши, да учись прилежнее, – сказала мама.

Отец, в раздумье, кивал утвердительно головой. И я понял это, как родительское одобрение и наказ на долгие годы.

Итак, мы в Харькове. Нас организованно и тепло встретили представители военного авиационного училища.

На медицинскую комиссию собрались ребята рослые, крепкие, у некоторых косая сажень в плечах. Среди этих здоровенных парней я выглядел, как заяц среди тигров.

Выслушал меня первый врач и даже по ребрам прошелся стетоскопом. Но оказалось, что все у меня в норме. К другому пошел – тоже все в порядке. Ушник написал: «годен». Покрутили на вращающемся стуле – нормально.

– Отправляйтесь домой и ждите вызова, – сказали в канцелярии училища.

И снова работа на заводе. С особым старанием тружусь, хочется хорошую память оставить «гражданке». И вот наконец приходит долгожданное извещение: «Вы зачислены курсантом военно-авиационного училища».