16 марта

16 марта

Вчера весь день и сегодня с утра в горах немного спокойнее. После неудач и потерь последних дней итальянцы сочли за благо окопаться, привести себя в порядок и подождать подкреплений.

Новые пленные – их взято пятьдесят девять человек – показывают, что итальянское командование затребовало на свой сектор ударные марокканские части. Офицеры вчера подбодряли солдат: «Скоро придут мавры, их поставят впереди, мы пойдем вслед за ними, и тогда посмотрим, чья возьмет».

Маршировать в тылу африканских батальонов – какая честь для гордых римских фашистов и чистокровных арийских воинов Гитлера!

Танки итальянцев пока перестали показываться. Усиленно работает их мощная артиллерия – до сотни орудий разных калибров – и, поскольку погода распогодилась, авиация. С самого рассвета и весь день по всему фронту ни на миг не затихает рокот моторов, не смолкают взрывы. «Юнкерсы», «Хейнкели» и «Фиаты» бродят тройками, восьмерками, девятками по всему горизонту, бомбят без конца деревушки, колокольни и отдельные дома, оливковые рощи, где обычно принято искать воинские части, автомобили на дорогах. Республиканская авиация особенно ими не занимается – она сама отправилась бродить по тылам итальянцев. Только что над нами прошла целая эскадра – семьдесят республиканских самолетов – и вот уже из-за фашистских линий слышится гул взрывов.

Бойцы нисколько не в претензии на погоду. Они рады хоть и под «Юнкерсами», но наконец полежать на солнышке, высушить платье и обувь.

В штабах еще возятся с захваченным у противника военным имуществом, распределяют бригадам орудия и пулеметы, изучают документы, списки личного состава и приказы итальянских генералов. Вот взятая наугад итальянская армейская книжка:

«Итальянская армия, личная книжка Боттини Франческо, год рождения 1915. № матрикулы 1424(63)».

В одном из приказов, отпечатанных типографским способом, генерал Манцини поздравляет войска со взятием Малаги и заявляет:

«Я передаю вам благодарность и восхищение не только командования и лично свои, но и того (слово «того» напечатано жирным шрифтом), кто послал вас сюда».

Ночью, вернувшись из Трихуэке в Гвадалахару, слышал по радио заверения главной квартиры Фран-Саламанке о том, что Трихуэке все еще в руках наших войск, что никаких итальянцев на фронте нет. Сегодня я снова в Трихуэке; здесь, правда, не очень уютно под артиллерийским обстрелом, но фашистов уже без бинокля не видно.

Что же касается итальянцев, то из одних только пленных, взятых в эти дни, в Мадриде по их же инициативе формируется целый итальянский антифашистский батальон.

Сегодня же мы видели взятого в плен капитана Джузеппе Вольпи. Этот почтенный офицер успел сорвать с себя эполеты и долго отказывался признать свой настоящий чин, уверяя, что он только сержант. Комиссар терпеливо слушал его, а затем предъявил взятую из его бумажника фотографию. На ней капитан Вольпи снят в полной форме, с рукой, поднятой в фашистском приветствии, с эполетами, под деревом, на котором висит труп абиссинца. Капитан слегка побледнел и сказал: «Мой романтизм погубил меня».

Я присутствовал также при церемонии, пусть маленькой и скромной, но, бесспорно, очень приятной для сердца «того», кто издалека следит за экспедиционным корпусом. Командир дивизии Энрике Листер и комиссар Карлос лично передали на фронте генералу Миахе итальянское фашистское знамя, захваченное у одной из частей, посланных завоевывать Мадрид.