1 ноября
1 ноября
Генерал Варела объявил, что фашистская армия наступает на Мадрид пятью колоннами: по эстремадурской дороге, по толедской через Авилу (Гвадаррама) и через Сигуэнсу (Гвадалахара); пятая колонна – это фашистское подполье самой столицы. Он приглашает иностранных корреспондентов принять участие в торжественном въезде в покоренный Мадрид.
Сегодня бои идут гораздо упорнее. Чем ближе к стенам города, тем больше подымается дух сопротивления и протеста у дружинников народной милиции, У многих среди этих стен живут матери, жены, дети.
Но офицеры бегут. Они внезапно исчезают. Дошло до того, что в некоторых колонах дружинники приставили к ним конвой. В других местах произошли недоразумения; застрелили несколько человек.
Без командиров, без связи, без твердых и ясных приказов началась неразбериха, путаница, стрельба по своим. Один провокатор-офицер приказал артиллерии открыть огонь по Торрехону, объявив, что деревня вновь занята мятежниками. На самом деле там еще были республиканцы. Под огнем своей артиллерии они покинули Торрехон!
Рота танков разбилась на взводы и даже на одиночные машины. Весь день до изнеможения они бродят с участка на участок, сдерживают атаки, исполняют роль артиллерии, создают впечатление обороны. Такая тактика, вообще говоря, дика, нелепа, но что поделаешь в подобной обстановке!
Двое раненых танкистов умирают в больнице. Симон, с ободранной головой, уже опять сидит в машине и дерется.
Правительство ничего не предпринимает для эвакуации хотя бы главнейших государственных учреждений, генерального штаба. Не тронуты с места склады оружия, патронов, снарядов, медикаментов, перевязочного материала.
В мадридских тюрьмах заключено восемь тысяч фашистов, из них три тысячи кадровых и запасных офицеров. При вступлении противника или мятеже в городе это готовая, квалифицированная офицерская колонна. Надо немедленно вывести эти кадры из города, хотя бы пешком, этапным порядком. Но никому до этого нет дела.
Об этом очень резко говорили на заседании комиссариата. Было подчеркнуто, что все партии, представленные в комиссариате и в правительстве, понесут ответственность перед народом за оставление в Мадриде в опаснейший момент восьмитысячной фашистской колонны, которую, по существу, республиканские же власти собрали и организовали, пусть в тюрьме.
Комиссары переполошились, дель Вайо прервал заседание и пошел через площадку к министру. Он вернулся через двадцать минут с успокоенным видом – Кабальеро признает важность проблемы и поручил эвакуацию арестованных министру внутренних дел Галарсе.
…В гостиницу вдруг свалились два москвича, корреспонденты «Комсомольской правды» Миша Розенфельд и Юрий Корольков. Они рассказали довольно сумбурную историю: прибыли в Аликанте с советским продовольственным пароходом, хотели посмотреть какие-то деревни в окрестностях города, но шофер из-за незнания ими испанского языка перепутал адрес и привез их в Мадрид. Хотя ошибочка была на четыреста километров и на полутора суток, я не стал спорить. Ясно, что ребятам до смерти хотелось попасть в Мадрид, а разрешения не было и не могло быть – въезд сюда запрещен уже полторы недели. Вопрос был в том, как и на чем их отправить обратно.
К счастью, все устроилось. Аликантский шофер, навестив в Мадриде своих родственников, сразу заскучал и заторопился обратно. Мы хорошо пообедали с комсомольскими журналистами, они рассказали кучу новостей. Затем повидали город и главную достопримечательность испанской столицы – её воздушные бомбардировки. Налеты теперь происходят по три-четыре раза в день, жертвами переполнены все морги. Я перестал в телеграммах описывать и даже упоминать все бомбардировки: слишком много, слишком страшно и все одно и то же.
В машине комсомольцев удалось эвакуировать еще трех мадридских женщин.
Каждое место в автомобиле из Мадрида – это теперь человеческая судьба, это поворот жизненной стрелки.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.