Последнее задание

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Последнее задание

1

Ханкала еще спала. Темные горы поеживались под наползавшим туманом. Деревья вдоль дороги источали печаль. Оставленные войсками казармы зияли выбитыми окнами, и лишь в нескольких бараках теплился дежурный огонек надежды.

В штабе наблюдалось непривычное для раннего часа оживление. Офицеры сновали по коридорам, создавая видимость занятости. То и дело раздавались противоречивые команды, которые, по сути, сводились к одной: иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Капитан Турин, внезапно вызванный в штаб, попытался узнать причину возникшей суматохи, но от него отмахивались: «Не до тебя, братишка!».

– Когда улетаешь домой? – шевельнул квадратной челюстью Сухенько, лишь только капитан доложил о своем прибытии.

– Завтра утром – вертолет на Моздок.

– Удовлетворительно!

Полковник Сухенько третьего дня был назначен командующим группировкой войск в Ханкале. На деле группировка состояла из жалких остатков подразделений, которым предоставлялась высокая честь покинуть последними разоренную Чечню. Сухенько слыл солдафоном, а значит, должен был справиться с поставленной задачей: не оставить врагу ни одной портянки.

«Удовлетворительно» было любимым словечком командующего. Погодные условия, строевая подготовка, товарищеский ужин – все получало у него удовлетворительную оценку. Сегодняшняя обстановка вокруг Ханкалы также оценивалась на «троечку», но с одним минусом: прошедшей ночью генерала Лебедя, гаранта мирных соглашений с боевиками, внезапно отстранили от дел. В воздухе запахло порохом: противник, обладающий многократным превосходством, мог воспользоваться кремлевским кавардаком.

– Говоришь, завтра улетаешь? – командующий барабанил деревянными пальцами по столу. – Стало быть, сегодня успеешь встретиться с Масхадовым и выяснить, будет война или нет. Это – твое последнее задание.

– Товарищ полковник, я понятия не имею, где находится Масхадов, да и не виделся с ним никогда.

– Разговорчики! Бегом!

Турин покинул штаб озадаченным. Искать чеченского предводителя было делом бессмысленным: тот тщательно скрывал место своего пребывания. Всякий, кто отправлялся на поиски, был обречен – в лучшем случае на неудачу.

Всходило солнце. У контрольно-пропускного пункта тяжелый танк, всю ночь защищавший проход между бетонными глыбами, с урчанием отползал вбок. Подойдя, Турин через проем внимательно пригляделся к запредельной стороне.

Было тихо.

2

У казармы мурманчанин Никита Холмогоров в ожидании смолил сигарету за сигаретой, бросая окурки куда попало. Дневальный, позевывая, наблюдал за ним. В другой раз он пробурчал бы: «Здесь не сорят!». Но сегодня с удовольствием представлял, как боевики будут ползать на карачках, собирая хабарики вокруг опустевшей казармы.

– Куда запропал? – набросился Никита, завидев неторопливо идущего Турина. – Битый час здесь околачиваюсь.

– Слышал, генерала Лебедя сняли?

– Ты уже все знаешь! – огорчился он. – Я только что общался со своим начальством.

– Чего сказали?

– Сказали, никуда не высовываться. В столице никакой ясности нет.

– Понятно.

Друзья присели на скамейку, врытую в землю.

– Завтра улетаю домой, – капитан задумчиво посмотрел вдаль. – Вот напоследок задание получил.

– Эх, мне еще неделю здесь кантоваться! Что за задание?

– Командующий приказал встретиться с Масхадовым, выяснить, будет война или нет.

– Он что, сдурел? Сам не может переговорить по телефону? Связь ведь налажена.

– Да может, конечно.

– Тогда зачем тебя посылать?

– Не знаю. Наверное, для отчетности. Доложит наверх, что все меры приняты: пушки заряжены, сабли наточены, разведчики засланы в стан врага.

Вдалеке послышался приглушенный рокоток. Над горизонтом заклубилась желтоватая пыль, которая постепенно сфокусировалась в черную точку с блестящими лопастями. Вертолет мигнул прощальным огоньком и растворился в небе.

– А может, рискнем – махнем к Масхадову? – Турин проводил глазами исчезающую точку. – Я уже переговорил кое с кем. Вроде как его надо искать в Старых Атагах.

– Оттуда же не возвращаются, – остолбенел Никита. – И вот-вот начнется пальба – угодим в самое пекло. Ради чего подставляться под пули?

– Приказано выполнять… последнее задание.

– Оно и впрямь станет для тебя последним! Пристрелят, и никто даже труп искать не станет. Подумают, улетел домой: командировка у тебя ведь закончилась. Когда спохватятся, твой командующий первым открестится – скажет, что ты самовольно оставил часть.

– Ежу понятно, – вскипятился капитан. – Что предлагаешь?

– Пойдем лучше в походную лавку.

– И я доложу, что в походной лавке Масхадова не обнаружил.

– Ты доложишь, что объездил Чечню вдоль и поперек, но его не нашел.

– Так мне и поверят.

– А кто проверит? Посмотри – все притаились, как суслики. Вместе с твоим храбрым командующим.

Дверь в походную лавку была распахнута настежь. По витрине ползали сонные осенние мухи, готовясь на покой. За витриной мерцало ангельское личико продавщицы:

– Чего желают господа офицеры?

– Боже мой, Нюрочка, мы хотим всё! – старый волокита Холмогоров обожал любезничать с девушками. – Мы хотим счастья, любви и колбасы. Но больше всего мы хотим улететь домой. К сожалению, у нас кончился горюче-смазочный материал, и вертолет нашей мечты не может взлететь.

Он выразительно щелкнул пальцем по горлу.

– Увы, этот материал как раз отсутствует.

– Нюрочка, а какая жидкость осталась в ассортименте?

Девушка грустно улыбнулась:

– Горючие слезы.

– Далеко не улетишь. Ладно, дайте что-нибудь на зубок.

3

Холмогоров готовил завтрак на траве – нарезал крупными кусками колбасу и сочными дольками лук. Все это разложил на окружной газете как достойное жертвоприношение боевому органу печати.

Произнес ритуальное заклятие: «Пора, пора, рога трубят!».

Турин присел рядом, но до еды не дотронулся.

– Брось переживать, – урчал Никита, прихватывая кусок за куском. – Хрен с ними – с командующим, Масхадовым и Москвой в придачу.

– Все разрушено, все предано, – вздохнул капитан. – Воевать не за что. Вот и я никуда не поехал, остался с тобой.

Холмогоров задумался.

– Хочу развеселить тебя одной историей. Как известно, Лермонтов тоже воевал в Чечне. Однажды во время стоянки в Ханкале он предложил офицерам поужинать за чертой лагеря. Это было категорически запрещено: чеченцы отстреливали всех, кто покидал лагерь. Смельчаки поехали, расположились в ложбинке, за холмом. Лермонтов заверил, что выставил часовых. На холме и вправду торчал какой-то казак. Пирушка прошла благополучно. Когда возвращались, каждый бахвалился собственной отвагой. И тут поэт со смехом признался, что казак был всего-навсего чучелом. У офицеров вытянулись лица… Видимо, Холмогоров не знал, что этот анекдот был опубликован в газете, на которой они разложили немудреную закуску. Капитан выслушал до конца, затем оторвал газетный клочок и зачитал витиеватую концовку: «Так нравилось ему плавать в утлом челне среди разъяренных волн моря жизни».

Рассказчик насупился.

– Замечательная история! – усмехнулся Турин. – Она говорит о том, что Лермонтов был просто-напросто безумцем.

– Ты ничего не понимаешь! Поэт искал встречи со смертью, чтобы подтвердить свою избранность перед Богом.

– Что же тогда он не рисковал в одиночку? Что же тогда зазвал с собою товарищей?

– А что же ты зазываешь меня невесть куда? Вот как ты думаешь: на твоем месте Лермонтов поехал бы или не поехал?

Это был удар под дых. От неожиданности Турин не нашелся, что и сказать. Видит бог, он никогда не избегал опасности. А тут его подловили, как мальчишку: уговорили не ходить на пропащее дело и тотчас попрекнули. Но по правде, он ведь сам согласился, что полученный приказ может оказаться роковым. К тому же есть ли на свете хотя бы один человек, способный ответить честно, как на духу: будет война или нет?

Турин встал. От волнения сделал несколько шагов. Остановился у ближайшего окопчика, осмотрел его могильную пустоту. Вернулся к притихшему Холмогорову. Тот с любопытством следил за странными движениями.

– Лермонтов поехал бы, – глухо произнес капитан, – …в другую сторону.

4

«“Так нравилось ему плавать в утлом челне среди разъяренных волн моря жизни” – надо же, как сказано, как заверчено!» – Турин шел к запредельной стороне, намереваясь выполнить задание. Он еще толком не знал, где встретится с Масхадовым, целиком полагаясь на случай. И пусть Холмогоров думает о нем что угодно. Главное – уже не посмеет ни в чем укорить.

У штаба приблудный пес завилял хвостом. «Шамиль, Шамиль, – потрепал его капитан, – пожелай мне удачи, дружок». Пес преданно уселся на обочине, показывая безмерную готовность дожидаться. В его глазах засветилась такая верность, что Турину стало не по себе.

– Капитан, ко мне! – из штаба вышел командующий.

Турин нехотя вытянулся:

– Разрешите доложить?

– Не надо! Я уже переговорил с Масхадовым – войны не будет, – Сухенько был доволен, что утер нос подчиненному, не сумевшему за пару часов раздобыть важные сведения. – Так что свободен, герой!

К штабу подрулила дежурная машина. Командующий впрыгнул на сиденье и повелительно кивнул водителю. «Отчего ему не подают лошадь? – подумал Турин. – Красовался бы, как маршал Жуков».

Холмогоров лежал на траве и расшифровывал небеса. Белые облака летели на север, черные тучи стремились на юг. Посредине вращалось солнышко.

– Ну что, встретился? – услышал он шаги.

– Встретился, – капитан опустился рядом.

– Неужели с Масхадовым? – с удивлением приподнялся Никита.

– Нет, с командующим. Он сказал, что ты меня обокрал.

– Не понял?

– Похитил у меня подвиг.

– Фу ты, черт! – Никита откинулся обратно и захохотал. – Он отменил свое идиотское распоряжение!

– Да, он уже все выяснил и теперь упивается собственным величием.

Турин был мрачен. Он не испытывал радостного облегчения, какое наступает после завершения непростого дела. Напротив, отмена рокового приказа показалась капитану равносильной его получению – с той лишь разницей, что неизвестность, полная случайностей, теперь навсегда обращалась в печальную неотвратимость. Уже ничто нельзя было изменить – все сбылось, потому что не сбылось.

– Не унывай, – посочувствовал Никита. – Твое последнее задание еще впереди.

– Черт, все как в пословице: жизнь – копейка, судьба – индейка.

– Успокойся, капитан! Вернешься домой и все забудешь.

– Мне кажется, я уже никогда не буду дома.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.