Четвертое октября

Четвертое октября

Проснувшись, первым делом я включил телевизор и ужаснулся увиденному. Несмотря на сложность ситуации, я не предполагал, что ночью будет штурм и собирался, как и в предыдущие дни, с утра приехать в здание Парламента. Но по ящику показывали стрельбу по Белому Дому из танков, и все это сопровождалось восторженными комментариями репортера. Зазвонил телефон. Звонил уже не раз упоминавшийся мною зам. губернатора Нижегородской области Скляров Иван Петрович, народный депутат России.

— Серега! Ты дома, слава богу. Я больше всего за тебя боялся. Хрен с ними со всеми, сиди тихо!

— Да что же они, сволочи, делают, да там же полно народу, — захлебывался я от негодования, а Петрович меня уговаривал никуда не соваться.

Сейчас, когда я вспоминаю этот эпизод, на душе теплеет. К сожалению, Ивана Петровича уже нет на этом свете. Позже, начиная с 1994 года, он был и мэром Нижнего Новгорода, а потом и губернатором Нижегородской области, всегда с юмором, деловой, реально любящий свое дело. То, что он чисто по человечески, жалея мою молодость и, как ему казалось, излишнюю наивность, позвонил, многого стоило.

Сидеть дома я, конечно, не собирался. Связался с Игорем, зашел к Виктору Балале, он жил этажом ниже, но был почему то не дома, а у соседа Анохина Володи. Анохин был из «порядочных демократов». Сочетание редкое, но все-таки случающееся.

Как заворожённые, мы все вместе смотрели на картину штурма, а на мои проклятия в адрес Ельцина и иже с ними, Володя вяло отбивался фразами типа: «Вы тоже виноваты».

В конце концов, оторвавшись от гипнотического кошмара, показываемого по телевизору, мы вышли на улицу, и пошли к метро. Решили направиться к Председателю Исполкома партии Всероссийский Союз «Обновление» Виктору Мироненко. (В перестроечные годы он был последним Первым секретарем ЦК ВЛКСМ).

По дороге на углу дома нам повстречался Александр Косопкин — наш челябинский демократ, в отличие о Анохина к порядочным отнести его было трудно. Он криво усмехнулся и начал нас чуть ли не отечески укорять: «Ну что допрыгались?» И я, потеряв самообладание, попер на него драться. Выглядело это, наверное, комично, так как внешность у меня классического интеллигента-очкарика, а Саша здоровый, красавец блондин. Игорь с Виктором меня удержали, и в результате мы обменялись с Косопкиным лишь ругательствами, но моя попытка дать ему в морду произвела на него большое впечатление и он, до конца своей жизни, при встречах демонстративно отворачивался, впрочем, и мне не хотелось видеть его физиономию.

Потом ему честно заплатили его серебренники. Он длительное время был ответственным работником Администрации Президента. А затем заменил Александра Котенкова на посту представителя Президента в Государственной Думе и был бы им до сих пор, если бы не его тяга к охоте.

Помните историю с разбившимся вертолетом при охоте на внесенных в Красную книгу горных козлов? Что ж, повторюсь — каждому свое.

Мироненко принял нас с потемневшим лицом, от него пытались дозвониться в Белый Дом[66]. На Олимпийском проспекте, где он жил, были слышны раскаты канонады. Трубку взял, какой-то парнишка, ответил, что депутаты здесь, те которые не сбежали, и бросил трубку.

Мироненко рассказал, что созванивался с Горбачевым. Михаил Сергеевич заявил, что такую провокацию мог сотворить только один человек. Александр Яковлев! Что же у каждого, наверное, есть своя кошка, сильнее которой зверя нет.

Виктор сообщил, что сейчас срочно собирается заседание Политсовета Партии и Гражданского Союза. Мы поехали туда. По дороге я не выдержал и предложил пойти к Белому Дому, но меня, разозлившись, остановил Игорь: «Ты что малахольный? Там же сейчас толпа зевак и разной мародерской сволочи, куда ты рвешься?» — и был прав.

Прямо у входа в РСПП мы встретили Вольского, который начал со мной оживленную беседу о том, что собирался взять меня с собой в Америку, а потом, когда я в ступоре не знал что ему ответить, махнул рукой и сказал: «Да какая уж тут Америка».

На заседании приняли решение об осуждении обеих сторон большинством голосов с одним голосом «против», конечно же, моим.

Потом появились какие-то японцы с видеокамерами и мы с Игорем давали им интервью о том, что в действительности произошло в Останкино. Они мучили нас целый час. Холодное отчуждение и полное безразличие к судьбам чужой страны, сочетающееся с традиционной японской вежливостью, выжали меня окончательно. Когда приехали домой, никаких вестей о товарищах еще не было.

Следующим утром появился Володя Маханов. Его спрятали жители соседнего с Белым Домом многоквартирного дома. А вечером он дворами ушел домой.

Чуть позже, окровавленного и почти ничего не соображающего привели Сашу Уткина, он не помнил, как попал домой. Лицо распухло, были переломаны ребра. Сашу положили на кровать, тотчас же вызвали скорую, приехал врач. Я отвел его в туалет, врач пытался успокоить: «Мочевой пузырь не поврежден, все будет хорошо, все будет хорошо». Но это не успокаивало Сашкину жену Галю, она рыдала навзрыд. Мы, как могли, успокаивали ее с Вовкой Махановым. Сашка Чибисов — депутат от Тульской области с синяками дошел сам.

Из всех разрозненных рассказов и разговоров складывалась чудовищная картина мясорубки, которую устроили в Белом Доме. Сначала без всякого предупреждения, на площадь перед Белым Домом ворвались БТРы, и начали стрелять по мирно сидящим у костров людям.

Как опять же известно, из воспоминаний многих, Ельцин дал команду группе Альфа и всем остальным подразделениям действовать на поражение. Была дана команда: «Пленных не брать!» Из танкистов за бешеные деньги наняли 10 экипажей, которые палили по Белому дому прямой наводкой кумулятивными снарядами. В результате в цокольных этажах башни загорелся огонь и те, кто остался в верхних этажах, либо заживо сгорели, либо были убиты ураганным огнем в нижних этажах, когда пытались спастись от пожара.

Если бы не Альфа, говорили ребята, нас бы не было. Действительно, Альфовцы, несмотря на то, что был убит их товарищ[67], решили не выполнять приказа, а обеспечить вывод людей из Белого Дома и применяли оружие только тогда, когда им пытались в этом противодействовать. В конце концов, они договорились с руководством штурмующих о вывозе на автобусах депутатов, выводе женщин и детей, но в результате на автобусе увезли лишь Хасбулатова, Руцкого и силовых министров. Остальных оставили на растерзание ОМОНа и отморозков из охранных предпринимательских структур, вооруженных формований экстремистского толка и т. д.

По аналогии с чилийскими событиями 73 года был у Ельцина, как у Пиночета, свой стадион, расположенный недалеко от Белого Дома. Там многих их защитников расстреливали и увозили трупы в автобусах, накладывая их штабелями. Также увозили и живых по подразделениям милиции (Чибисова и Уткина били именно в милиции).

Названная официально цифра погибших 146 человек абсолютно не соответствует действительности. Погибло не менее 2000 человек.

Косвенным образом это подтверждается тем, что в 1993 году данные по неопознанным трупам превышают соседние 92 и 94-ий годы на 2000 человек. Но есть информация и о том, что трупы просто сжигали, никому не показывая.

Абсолютно бессмысленная и кровавая бойня, затеянная дерьмократами (здесь именно так!), навсегда погубила слабые ростки этой самой демократии, позволявшие наладить хотя бы какой-нибудь контроль за действиями власти со стороны народа.

Про это преступление много сказано, многое еще подлежит огласке (те же материалы прокурорского расследования), поэтому добавить мало, что можно.

А скорбь, боль и память лучше выражают стихи:

Я убит в Белом доме —

Помяните меня!..

Я убит в Белом доме

Среди белого дня…

Выдать нам обещали

Вороной автомат.

Мы с плакатами стали

У передних оград.

Но подъехали танки,

Изрыгая металл…

Как во время гражданки

Брата брат убивал…

Брат ли? Вряд ли! — Убийца

Сидел за бронёй.

По гражданским, за доллар

Бил наводкой прямой!

И ещё до пожарищ,

До большого огня

Был убит мой товарищ

Чуть-чуть раньше меня.

В утро то, ещё спавших,

Как подкравшийся вор,

Стал давить нас в палатках

Броневой транспортёр.

Кто выскакивал сразу:

Было видно как днём —

Был безжалостно срезан

Пулемётным огнём.

Друг мой детства — Серёжка,

Знать, спасти нас хотел,

Отвлекал нападавших,

Ну а сам — не успел…

Видел я на мгновенье

Только ноги его

Подо дном БэТээРа

Крик. И всё. Ничего…

И меня вдруг пронзила

Через сердце игла

И глаза застелила

Непроглядная мгла.

В форме чёрной ОМОНа

Появился солдат

И по мёртвому телу

Ударил приклад.

Но ещё недовольный

На курок всё ж нажал:

И тут выстрел контрольный

Надо мной прозвучал…

А потом моё тело

Погрузили в фургон,

Отвезли без огласки

В подмосковный район…

Крематорий пылает —

День и ночь всё дымит.

Тайно, тихо сжигает

Тех, кто зверски убит…

И газеты листая

Обо мне не прочтёшь…

Мама, мама, родная,

Ты меня не найдешь!

Я убит в Белом доме —

Ты меня не жалей.

Жаль, не спас я Россию,

От её чёрных дней!..

А виновник злодейства,

Бед на русской земле —

Ценный орден в брильянтах

Получает в Кремле…

(Б. Н. Анин)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.