З-е октября и 3-ий «штурм» Останкино

З-е октября и 3-ий «штурм» Останкино

3-его октября, как уже было заведено на Красной Пресне, в десять часов утра началась летучка, люди рассказывали о последних событиях и о намечавшихся мероприятиях. С одной стороны, обстановка была обнадеживающей. Шли переговоры под патронажем церкви, некоторые регионы России высказывались против произвола Ельцинской команды.

В то же время носились зловещие слухи о новых дивизиях ОМОНа, подходящих к Москве. Все это говорило о готовящемся штурме.

Так или иначе, на этот день было намечено два мероприятия. В 13–00 митинг около Моссовета, в 14–00 на Октябрьской площади.

В 13–00 на стареньком жигуленке Андрея Головина мы подъехали к Моссовету. Милиции было больше, чем народа. Все говорили о том, что основная масса людей пошла на Октябрьскую площадь. Подались туда и мы.

Площадь оцеплена, милиция настроена очень агрессивно, на площадь не пускают. Но, оказывается, колонна сформировалась не на площади, а на соседней улице и огромным человеческим валом надвигается на нее. Людей много, тысяч 40 или 50, не меньше. Кордоны ОМОНовцев расступаются, но демонстранты не остаются на площади, а сворачивают в сторону парка Горького, раздаются крики о том, что митинг будет около парка. Присоединяемся к демонстрации, колонна уже дошла до ворот парка, а конца ее, сворачивающего с Октябрьской площади, еще не видно. Сила несусветная, однако, около парка никто не останавливается, колонна идет дальше к Крымскому мосту. Милиция мечется в панике, по громкоговорящей связи раздаются панические приказы.

На мосту стоит очень хилое заграждение из солдатиков дивизии Дзержинского. Человек сто, не больше, с дубинками и щитами. Для такой громады народа — это не помеха.

Было ли это провокацией? Не знаю, может быть, просто никто не ожидал, что демонстранты повернут в эту сторону и цепь из солдат-срочников была выставлена самым бестолковым образом. Судите сами. Заграждение было поставлено на мосту так, что по боковым лестницам запросто можно было войти в тыл этим ребятам.

Вместе с вездесущими пацанами (тогда я воочию понял, что Гаврош это не досужая выдумка) мы это и сделали. Колонна столкнулась с оцеплением, замелькали дубинки, задние ряды начали напирать, и вот цепь прорвана.

Капитан, командующий солдатами, размахивая пистолетом и матюгаясь, кричит дурным голосом, что всех перестреляет, кто тронет его пацанов. На него недуром прет окровавленный гражданин, я его останавливаю, машу депутатским удостоверением и кричу благим матом о том, что пацаны не виноваты. Людям, получившим дубинками по голове, это трудно объяснить, но, в конце концов, инцидент улажен.

Бежим с Игорем вперед, догоняя колонну. По ней разносится жуткий вопль: «Газы! Слезоточивые газы». Действительно, запахло какой-то гадостью, люди начинают кашлять, толпа дрогнула, но сильный ветер на мосту делает свое дело, особого вреда они не наносят. Игорь Муравьев ногой давит шашку, из которой идет дымок.

В это время по голове колонны бьют из водометов, но и они захлебываются, демонстрация сметает и эту преграду, слышны крики: «На Белый Дом!»

По дороге попадается автобус с ОМОНовцами, стекла побиты, ставшие ненавистными за эти дни «стражи порядка» (избиения вокруг Белого Дома мирных граждан, начиная с 27 сентября, были страшными и не могли способствовать хорошему отношению людей к ОМОНу), забились внутри автобуса, закрыв тела щитами. Горячие головы, не остывшие от милицейских дубинок, пытаются перевернуть автобус, при помощи брошенного грузовика-водомета и собираются им таранить автобус. Игорь вскакивает на подножку автомобиля, я отчаянно машу руками. Озлобленно ругаемся с «горячими головами», но нам снова удается остановить расправу.

Людской поток неумолимо продвигается к Белому Дому. И тут раздаются выстрелы, перепуганное оцепление вокруг здания Парламента стреляет по людям. Толпа рассыпается в стороны. Товарищи прячутся за столбы. Я не успеваю этого сделать. Мне кажется, что это холостые, но потом, видя раненых и убитых, я понял, что это было не так. Но после выстрелов рассеивается и ОМОНовское оцепление, путь к Белому Дому открыт.

Вместе с ликующей толпой врываемся в здание. Обнимаемся с нашими «сидельцами» Вера Бойко, Агафонов, Виктор Балала! Настроение приподнятое, начинается стихийный митинг. Зашли к Хасбулатову с Руцким, поздоровались. Вид у обоих озабоченный. «Ни в коем случае никаких штурмов Кремля, — кричит Руцкой человеку в защитной форме, — это провокация».

Ищут кандидатуру на пост и.о. мэра Москвы, предлагаем Сашу Краснова.

Цепь прорвана, но в мэрии[64] и гостинице «Мир» совсем рядом огромное количество солдат и ОМОНа. Все люди буквально под прицелом. Впоследствии один депутат-демократ Виктор Миронов хвастался тем, что, якобы, держал Руцкого на мушке своего пистолета, сидя в мэрии, и очень жалел, что не нажал курок. Поэтому команда Руцкого о штурме мэрии, за которую его ругают, была вполне логичной. Тем более, что была велика надежда (и она оправдалась) на то, что штурм мэрии произойдет также мирно, как и прорыв блокады. Ведь блокаду прорвала мирная демонстрация! Я снова на улице. Там движение, толпа приближается к гостинице «Мир».

Из гостиницы раздается дружный залп, люди шарахаются в стороны. Я оказался в этот момент на подиуме для машин около гостиницы. Чуть-чуть пригнувшись, вижу, как из здания в переулок выбегают солдаты с гранатометами и автоматами. Они бегут к автомобилям, стоящим около американского посольства. Какой-то маленький мужичонка пытается отнять у мальчишки-солдата гранатомет. Оба бледные, как смерть. Бегу к ним, но меня опережает депутат Федосеев, он отрывает мужичка от парнишки, а тот бьет Федосеева в зубы. Со словами «Провокатор!», — Федосеев отвечает ему тем же и мужичонка валится с ног.

Впереди вижу Игоря Муравьева, который помогает солдатам погрузить раненого в машину. Лица у солдат растерянные. Шлются проклятия снайперам. Стреляют из каких-то спецвинтовок для которых не препятствие ни каски ни бронежилеты (Ясно, что у защитников «Белого Дома» таких винтовок быть не могло). Причем стреляют и по милиции, и по демонстрантам, явно желая натравить стороны друг на друга.

Удивляет поспешность ухода войск и милиции от мэрии и Белого Дома. Они спешно уезжают, бросая машины и другую технику. Уходя, они оставили перед входом в здание бензовоз и открыли его. Малейшая искра и начнется пожар. Пострадали бы сотни людей, а затем все было бы списано на «мятежников», как потом нас называли.

Зашли в здание мэрии, какой-то человек в военной униформе потребовал документы, мы предъявили удостоверения и сказали, что необходимо срочно организовать охрану помещения. Среди матрасов, оставленных солдатами, стояли шикарные иномарки, видимо до начала событий здесь была их выставка продажа.

Оцепление выставили и вовремя, потому, что какие-то темные личности пытались проникнуть через разбитые окна в здание и их быстро выдворили.

Возвращаемся в Белый Дом, там идет заседание съезда, проносится слух о том, что демонстранты во главе с Макашевым взяли Останкино. Взволнованные, прибегаем к Руцкому.

«Александр Владимирович! Почему Макашов? Он же крайний, он же такого там натворит», — говорю я Руцкому. Срочно набрасываем воззвание, от имени и.о. Президента России Руцкого, нам выписывают мандаты, и мы бросаемся на поиски автомобиля, чтобы ехать в Останкино. Это оказалось не так-то просто. Носимся по подвалам здания, машины стоят, но за заграждениями, под замками. Мимоходом заскакиваем на заседание, у меня грязные руки и, наверное, очень ошалелый вид. Обнимаемся с Володей Махановым — в зале настроение приподнятое. Наконец-то мы находим какой-то грузовик из опоздавших в Останкино (видимо один из тех, про которые так много впоследствии говорили как о специальной приманке), забираемся в него, народу в нем битком, проехав 10 метров, он безнадежно глохнет.

Я, Головин и Муравьев решаем ехать на метро, с нами увязывается еще какой-то корреспондент. От метро ВДНХ до телецентра минут 20 ходьбы пешком, троллейбусы, похоже, не ходят. Двигаемся пешком. Народ стекается потихоньку к зданию радиотелецентра. Темнеет. Окна радиоцентра зашторены черной материей, при освещении фонариками явно видны силуэты спецназовцев. Здесь, в отличие от мэрии, никто никуда не убегает. По мегафону работников телецентра призывают дать возможность сказать народу правду. Люди скандируют: «Крысы, выходите!».

Подходим с Игорем к одному из говорящих в мегафон, предъявляем депутатские удостоверения, объясняем про воззвание Руцкого, про необходимость мирного и спокойного тона. Он недоверчиво их рассматривает, потом говорит: «Давайте воззвание». Я отхожу к Головину, который стоит ближе к зданию и у которого бумага с текстом обращения. В этот момент раздается взрыв, как потом говорили, из гранатомета, который был в руках одного из демонстрантов[65]. Тотчас же по толпе, по невооруженным людям (С автоматом я сам видел нескольких человек) открывается ураганный огонь.

Уже темно, трассирующие пули хорошо видны и всем ясно, что это не холостые выстрелы. Отчетливо помню истошный крик женщин, бегущих вдоль здания людей, как в замедленной кинопленке. Нас с Андреем выручает то, что мы оказались в мертвой зоне достаточно близко от здания, и я начинаю медленно ретироваться вдоль него в сторону. В этот момент открывается огонь из соседнего здания. Я бегом выскакиваю из опасной зоны.

Игорю Муравьеву, как потом он нам рассказал, пришлось гораздо хуже. Он, оставшись рядом с человеком с мегафоном, оказался в самом эпицентре стрельбы. Армейская привычка сработала (Он отслужил 2 года офицером в ГДР), и он тотчас же упал на землю. Ему прострелили сапог и пробили куртку на животе. Как его не задело, остается только догадываться.

В зону, более-менее не опасную для огня, стали прибывать раненые. Погрузили одного, другого, ранения в голову и в живот. Депутат Мандрыгин подъехал на своей «Волге». Он врач, ему стали грузить раненого в машину, но в этот момент подъехала скорая и забрала от нас этого грузного и по всему уже безнадежного парня.

Вдруг из-за поворота появились бронетранспортеры и начали поливать огнем все, что ни попадалось им на пути, в том числе и останкинский пруд и примыкающий к нему парк. Мой хороший знакомый, который приехал на машине в Останкино, чтобы забрать наши с Володей Махановым семьи (Депутатский дом в 300 метрах от телевизионной башни), отчетливо слышал и видел трассеры пуль над дорогой, по которой он их отвозил.

Мы уезжали в Белый Дом от Останкино с горьким чувством, понимая, что это ловушка, в которую мы по своей наивности, недооценивая коварство противника, попались.

Действительно, уже упоминавшиеся автомобили беспрепятственно пропустили в Останкино, причем, как подчеркивают многие свидетели, подразделения «Витязя» добирались в Останкино одновременно с этими автомобилями, но на все предложения пресечь их продвижение руководство отвечало им отказом. То есть Президентской стороне как воздух нужен был инцидент именно в Останкино.

После начала бойни, на обратном пути, мы видели, как такой грузовик уже без всяких церемоний был остановлен милицией, шофера положили на асфальт и начали бить сапогами. Мандрыгин остановился, но нам в ультимативной форме приказали ехать мимо…

Мы уехали, а в Останкино стрельба продолжалась еще несколько часов. БТРы и засевший в обоих зданиях «Витязь» расстреливали всех, кто просто проходил мимо, залег в ложбине пруда, перепугавшись стрельбы. Без предупреждения расстреляли демонстрацию, которая шла пешком от Белого Дома и через 2 часа подошла к Останкино.

БТРы вели себя вообще странно, стреляя и по зданиям, и по прохожим, и по окружающим домам. У Игоря Муравьева следы от пуль нашлись не только в одежде, но и в балконной двери. Я уже говорил, что наш дом рядом и пули долетали и туда.

Какое-то безумие овладело спецподразделениями или их кто-то постоянно провоцировал. Все «штурмующие», среди которых почти не было людей с оружием, рассеялись сразу же, как началась стрельба. Однако витязевцы палили по всему, что передвигалось в течение нескольких часов.

По рассказам очевидцев, один БТР даже въезжал в здание телецентра, пострелял там, вернулся на улицу и стал расстреливать зевак и тех, кто попрятался в окрестностях.

Стреляли они и ночью, когда я возвратился из Белого Дома домой.

Дело в том, что все последние ночи, отрезанные от Белого дома, работая в Краснопресненском районе, мы ночевали дома. Когда вечером мы вернулись в Белый Дом, я выяснил, что в моем кабинете (свято место пусто не бывает), за несколько дней моего отсутствия прижилась команда защитников, каких-то молодых ребят. Можно, конечно, было приткнуться у кого-нибудь из коллег, но я знал, что ко мне приехала с утра, не выдержав всех этих ужасов, мама из Нижнего Новгорода, и я ее еще не видел. Она была дома одна, так как, как я уже говорил, жену с детьми увезли подальше от стрельбы и поэтому я решил уехать ночевать домой. Со мной вместе приехал и Игорь.

Если бы я этого не сделал, то, возможно, и не писал бы сейчас эти строки.

Это ведь только господин Шумейко с циничной улыбкой заявлял потом на какой-то пресс-конференции о том, что ни один волос не упал с головы депутатов. На самом деле, десятки наших коллег были избиты, кое-кто даже получил пулевое ранение, многие избежали расправы, спрятавшись в соседних домах и в подвалах, спасаясь от расправы обезумевших ОМОНовцев и маргинальных элементов.

Но все это было на следующий день. Тогда же, кое-как, успокоив маму, я завалился спать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.