Глава 8 Загадочная неандертальская душа

Глава 8

Загадочная неандертальская душа

До сих пор речь шла главным образом либо о биологии неандертальцев, либо же о сугубо утилитарных аспектах их поведения — об орудиях, технологиях, характере питания, коммуникации и иных формах культуры, основная функция которых заключается в приспособлении к внешней, естественной и социальной, среде обитания. Однако у человека, в отличие от животных, кроме внешней среды есть ещё и среда внутренняя. Это значит, что ему, начиная с определённого момента его существования (и в филогенетическом, и в онтогенетическом смысле), приходится приспосабливаться также и к ней, т. е. к своему внутреннему миру — миру образов, представлений, страхов, тревог и надежд. Когда, на какой стадии эволюции наступает этот момент — точно сказать вряд ли возможно. Единственное, в чём убеждают археологические находки, — гомо сапиенс — не первый вид живых существ, представители которого стали тратить время и энергию на деятельность, не имеющую непосредственного практического значения и обращённую больше к внутреннему миру (миру представлений), чем к внешнему (миру вещей). Отдельные — пусть и весьма эфемерные — следы такого поведения встречаются уже на памятниках конца ашельской эпохи, связываемых обычно с гомо гейдельбергенсис, а в среднем палеолите их число и выразительность многократно возрастают. В том числе и стараниями неандертальцев.

Неандертальцы — люди, и вполне естественно, что в их жизни помимо чисто материальных интересов и забот, связанных с добыванием средств существования, было ещё нечто возвышавшееся над повседневностью, или, во всяком случае, не сводимое напрямую к быту, к удовлетворению биологических, телесных потребностей. Материалов, могущих пролить свет на это «нечто», очень мало, понять их крайне сложно, и потому о духовной культуре неандертальцев пока нельзя сказать ничего определённого, кроме того, что она у них была. Об этом свидетельствуют находки на их стоянках предметов, не имеющих видимого утилитарного значения, не связанных непосредственно с жизнеобеспечением в биологическом смысле, а также — и прежде всего — их погребения. Ещё одним источником информации о неутилитарном поведении неандертальцев могут быть их костные останки. Нередко они несут более или менее чёткие следы работы каменными орудиями, что иногда истолковывается просто как следствие каннибализма (несколько подробней об этом говорится в следующей главе), а иногда рассматривается как указание на выполнение неких ритуалов, связанных со смертью.

Говоря о духовной культуре, я не имею в виду исключительно религию. Первое понятие намного шире второго. Вместе с тем, имеются некоторые основания подозревать, что, у неандертальцев (по крайней мере, у отдельных групп) уже сложились какие-то представления мистического (или магического, что не обязательно одно и то же) характера и существовали соответствующие ритуалы. Основания эти, впрочем, очень шатки, и аргументы оспаривающих их скептиков пока, на мой взгляд, перевешивают аргументы романтиков, увлечённо писавших о медвежьих жертвоприношениях и каннибальских обрядах, совершавшихся якобы во мраке неандертальских пещер. Повторяю: пока…