Переяславская рада

Переяславская рада

Повод к войне явился раньше, чем можно было ждать. Весной 1652 г. старший сын Хмельницкого Тимош с большим казацким отрядом и татарами пошел в Молдавию, чтобы вступить в брак с дочерью молдавского господаря, с которой он раньше был сговорен. Польский гетман Калиновский, несмотря на то что был предупрежден о цели похода, заградил Хмельницкому путь и напал на казацкий отряд. Загорелась жаркая битва (22 мая в урочище Батоге на реке Буге); в польском стане оказались сильные неурядицы, и все двадцатитысячное польское войско с предводителем погибло без остатка. Эта случайная победа послужила знаком к общему восстанию в Малороссии. Польские жолнеры, стоявшие тут, – одни были изгнаны, другие истреблены. Помещики снова покидали свои имения и бежали в Польшу. Король созвал чрезвычайный сейм, чтобы найти средства окончательно искоренить казачество; но полякам наскучили уже беспрерывные войны и тяжелые расходы, и потому сейм был против созвания посполитого рушения, а правительство не имело достаточно денег, чтобы содержать порядочное наемное войско. Польша не могла скоро начать военных действий.

Нелегко было вести войну и Хмельницкому. Шестилетняя борьба с Польшей сильно надломила малорусский народ – он не успел еще оправиться от недавних тяжких потерь и жертв. Хмельницкий понимал, что борьбе с Польшей долго еще не будет конца, что поляки скорее погубят свое отечество, чем откажутся от власти над русскими областями. Своими силами управиться с Польшей Украина и прежде не могла, а теперь и подавно. Хмельницкий всюду искал поддержки, заводил сношения и с Турцией, и с Трансильванией, даже со Швецией, но до сих пор ниоткуда не было ему помощи. Татары, которые всегда не прочь были участвовать в грабеже и опустошении неприятельской страны, – плохими были союзниками, когда борьба становилась трудной; притом их легко могли подкупить поляки и склонить на свою сторону. Одна надежда осталась у Хмельницкого – надежда на Москву: с нею связывала малорусский народ одна вера и одно происхождение. Уже не раз Богдан пытался как-нибудь втянуть Москву в борьбу с Польшей, но царь не желал нарушать мир с нею. После берестецкого погрома Хмельницкий стал откровенно говорить московским боярам, приезжавшим к нему, о своем желании поступить под высокую руку православного государя; наконец, прямо обратился к нему с этим предложением. Алексей Михайлович долго не соглашался, опасаясь разрыва с Польшей, но охотно взял на себя посредничество, чтобы примирить Хмельницкого с королем.

Два месяца спустя после Батогского сражения царский посланник боярин Репнин-Оболенский с товарищами прибыл в Польшу. Он напомнил прежнее требование о наказании лиц, виновных в умалении царского титула, и заявил, что царь охотно простит эту вину, если польское правительство помирится с Хмельницким на условиях Зборовского договора и уничтожит унию.

Паны приняли очень холодно предложение царя. «…Говорили, – по словам русских послов, – гораздо сердито, что Зборовского договора и на свете нет, с Хмельницким у короля никакого договора не было, а под Зборовом договаривались с крымским ханом, и договор этот нарушен Хмельницким, им же нарушен и договор под Белой Церковью, и теперь король всех этих изменников снесет и до конца разорит».

Между тем весною 1653 г. польский отряд под начальством Чарнецкого вторгся в Подолию, и снова начались все ужасы зверской жестокости, разорения и опустошения. Осенью сам король с большим войском выступил против казаков и стал под Жванцем, на берегу Днестра. Пришел сюда и Хмельницкий и опять привел с собой своих вероломных союзников – татар. Они рассеялись загонами по всей стране, и полякам отрезаны были все пути. Скоро начались сильные холода, и в польском стане обнаружился недостаток в продовольствии. Поляки начинали уже со страхом думать, что для них повторятся збаражские невзгоды, но они спаслись, – заключили унизительный договор с ханом; король обязался уплатить ему сразу сто тысяч червонцев, затем ежегодно уплачивать большие деньги и сверх того дозволить татарам в течение сорока дней брать пленников в областях, принадлежавших Польше! Притом король обещал казакам утвердить Зборовский договор, по требованию хана, для виду только, а впоследствии сам хан тайно обещал помочь полякам укротить казаков.

Письмо Богдана Хмельницкого Алексею Михайловичу, в котором выражается желание запорожского казачества перейти под власть царя

Хмельницкий проведал об этом тайном условии, – умолял хана не оставлять его, но все было напрасно: хану выгоднее было соединиться с Польшей, чем с казаками.

В декабре король уехал из стана, и войско польское разошлось. Вслед за тем татары с дозволения короля предали страшному опустошению весь южнорусский край до самого Люблина. Досталось и полякам за их постыдный договор с ханом: татары без разбору жгли и шляхетские усадьбы и увозили в плен множество польской шляхты обоего пола. Южнорусский край в эту пору страшно пострадал и почти обезлюдел.

«Запечалилась Украина, – по словам одной малорусской думы, – что негде ей деться. Вытоптала орда конями маленьких детей. Малых потоптала, старых порубила, а молодых – «середульших» в полон забрала!»

Теперь все надежды Хмельницкого были обращены на Москву. Он начал снова настоятельно просить царя принять Малороссию в свое подданство. Московское правительство тоже решилось действовать. Трудно было дольше оставаться спокойными зрителями того, как истреблялся по соседству народ той же крови, той же веры, как и все московские люди; как заливались русской кровью лучшие русские земли. Кроме того, грозила опасность, что казаки в отчаянии отдадутся в подданство Турции и вместе с татарами станут врагами Московского государства. Хмельницкий уже раньше указывал на это. Наконец, царь чувствовал себя оскорбленным невниманием польского правительства к его требованиям и посредничеству.

В 1653 г., 1 октября, Москва была очень оживлена: собралось сюда множество народа. Предстояло решиться великому делу, ради которого царь созвал на Земскую думу [Земский собор] выборных людей Русской земли от духовного и светского чина. Государь слушал обедню, которую служил патриарх; затем при колокольном звоне, сопровождаемый духовенством, боярами, осеняемый хоругвями, отправился в Грановитую палату. Здесь в блестящем царском уборе сел он на трон; по одной стороне сидели патриарх, митрополиты и прочее духовенство, по другой – бояре, окольничие, думные люди. Палата наполнилась людьми всех сословий.

По знаку царя думный дьяк стал читать вслух о тех неправдах, какие творили поляки, какие ошибки делали они в царском титуле, как умаляли его, как в разных польских книгах печатались такие «злые бесчестия и укоризны и хулы, чего не только великим государям христианским, помазанникам Божиим, но и простому человеку слышати и терпети невозможно и помыслити страшно». Потом дьяк указал, какие обиды делали поляки порубежным жителям Московского государства. Наконец перешел к рассказу о том, как поляки теснили православную веру, какие творили православным насилия и поругания церквам Божиим, как Хмельницкий с запорожским войском просил государя принять угнетенных православных христиан под свою руку. В заключение было упомянуто, что турецкий султан зовет украинскую чернь к себе в подданство.

После чтения этого доклада стали отбирать мнения. Бояре сказали, что «следует гетмана со всем войском и со всеми городами и землями принять под высокую государеву руку и не допустить их в подданство турецкому султану или крымскому хану». Все другие сословия согласились с этим и приговорили, что государь должен объявить войну Польше и Литве за оскорбление веры и своей царской чести… Все без изъятия выразили готовность жертвовать своим достоянием и жизнью.

Для принятия Украины под свое покровительство царь отправил в Переяславль трех послов: боярина Бутурлина, окольничего Алферьева и думного дьяка Лопухина с товарищами… За пять верст от города московское посольство было торжественно встречено. Осеняемые хоругвями и образами, в сопровождении казацких старшин, при радостных восклицаниях народа шли царские послы через город в церковь. Здесь был отслужен молебен о здравии царской семьи.

Хмельницкий, вскоре прибывший в Переяславль, назначил общую Раду на 8 января (1654). В седьмом часу довбиши ударили в литавры, и городская площадь скоро наполнилась множеством казаков. Гетман сначала тайно совещался с генеральной старшиной, полковниками и знатнейшими казаками. В одиннадцать часов он в полном гетманском наряде, под бунчуком, вступил на площадь, где посреди толпы было оставлено просторное место… За гетманом шла вся украинская старшина. Войсковой есаул велел всем молчать – водворилась мертвая тишина. Не только площадь, но и крыши домов были полны народом, – все ждали с нетерпением, чем решится их судьба.

– Панове полковники, есаулы, сотники, все войско запорожское и все православные христиане! – раздался знакомый народу громкий голос Хмельницкого. – Ведомо всем вам, как Бог освободил нас из рук врагов, теснивших церковь Божию, озлобляющих все христианство нашего восточного православия. Вот уже шесть лет мы живем без государя, в беспрерывных бранях и кровопролитии с гонителями и врагами нашими, жаждущими искоренить нас и церковь Божию, чтобы и самое имя русское не поминалось в земле нашей… Всем нам это наскучило; мы видим, что нельзя нам жить больше без царя… Мы собрали сегодня Раду, явную всему народу, чтобы вы с нами выбрали себе государя из четырех, кого хотите. Первый – царь турецкий, который много раз уже через своих послов призывал нас под свою власть; второй – хан крымский; третий – король польский, который, если захотим, и теперь еще может нас принять в прежнюю ласку; четвертый – православный государь Великой России, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Руси самодержец, которого мы уже шесть лет беспрестанно умоляем быть нашим государем и повелителем. Тут которого хотите, того избирайте! Царь турецкий – басурманин: всем вам ведомо, какую беду наши братья, православные христиане, греки терпят и в каком живут утеснении от безбожных. Крымский хан тоже басурманин, с которым мы по нужде сошлись, и какие оттого нестерпимые беды испытали! Об утеснениях польских панов и говорить нечего! Сами знаете, что они жида и пса лучше почитали, чем нашего брата христианина! А православный христианский великий государь, царь восточный, единого с нами благочестия, греческого закона, единого исповедания; с православием Великой России мы – единое тело, имеющее главою Иисуса Христа. Этот великий государь, царь христианский, сжалившись над нестерпимым оскорблением православной церкви в нашей Малой Руси, шестилетних наших молений не презрел, – теперь милостивое свое царское сердце к нам склонил, своих великих ближних людей к нам с царскою милостью своею прислать изволил. Если мы его с усердием не возлюбим, то, кроме его царской высокой руки, благотишайшего пристанища не обрящем! Кто же с нами не согласен, тот пусть идет, куда хочет, – вольная дорога!

В ответ на слова гетмана раздались громкие крики всего народа: «Волим под царя восточного православного! Лучше нам умереть в своей благочестивой вере, нежели достаться ненавистнику Христову, по га ни ну!»

Переяславский полковник Тетеря стал обходить площадь кругом и спрашивал во все стороны:

– Чи вси так соизволяете?

– Вси! – кричал отовсюду народ.

Тогда гетман крикнул на всю площадь:

– Буди тако! Да укрепит нас Господь под его царскою крепкою рукою!

Народ громко восклицал:

– Боже, утверди! Боже, укрепи! Чтоб мы навеки все были едино!

Затем были прочтены главные условия, на которых Малая Русь соединялась с Великой: запорожскому войску (казакам) быть всегда в числе 60 тысяч; казаки сами выбирают себе гетмана; права шляхтичей и горожан остаются прежние; в городах правителям быть из малороссиян, им же и доходы собирать; гетман имеет право принимать иноземных послов и пр. Одним словом, Малороссии даны были такие права, каких она никогда не имела под властью Польши, и вдобавок московский царь брал на себя еще защиту Украины от всех ее врагов.

После этого Рада начала расходиться, а гетман и прочие старшины отправились в соборную церковь приносить присягу. Целый день присягали казаки и переяславские жители. Московские послы отправили стольников и стряпчих по всем городам и полкам приводить к присяге жителей.

Хмельницкий послал посольство в Москву с просьбой к царю о подтверждении договорных статей, какие прочтены были на Переяславской раде. Царь утвердил все с небольшим ограничением, – потребовал, чтобы гетман, принимая иноземных послов, доносил о них государю, задерживал бы замышляющих какое-либо зло Московскому государству и не ссылался с польским королем и турецким султаном без соизволения государя.