Казаки и борьба их с турками и татарами
Казаки и борьба их с турками и татарами
С тех пор как Литве достались юго-западные русские земли, литовские князья стали смотреть на них и на всю степную Украину как на свою собственность и начали раздавать здесь участки служилому люду за военную службу. Сначала помещики предпочитали лесные области и не выказывали особенного желания водворяться в степных местностях, более подверженных нападениям татар. В степях приднепровских селились лишь выходцы-крестьяне, обрабатывали здесь землю, становились собственниками ее, составляя вольные общины. Но мало-помалу помещики начинают понимать выгоды земледельческого промысла на тучной степной почве и понемногу подвигаются на юг, добывая себе от литовского правительства права на владение землями, которые раньше были заняты свободными промышленниками. Поселенцы, занявшие раньше пустопорожние земли и считавшие их своею собственностью, по большей части не желают обращаться в подневольных крестьян нового владельца земли и выселяются на новые места. Таким образом население все больше и больше вдавалось в южную степь и придвигалось ближе к татарским кочевьям. Литовское правительство строит по границам ряд укрепленных мест, замков для обороны своей южной границы от татар; с течением времени эти укрепления тоже все дальше и дальше вдвигаются на юг в степь.
Но любителей вольного степного житья было много, и они шли все дальше на юг и восток, уходя от власти и помещиков, и старост, или воевод. Эти поселенцы, занимаясь земледелием, рыболовством, охотой, беспрерывно сталкивались с татарами; оружия нельзя было из рук выпускать. Постоянная тревога и опасность придали особый склад этому военно-промышленному люду; многое из военных обычаев пришлось им заимствовать от своих постоянных врагов – татар; усвоили себе они и название от них.
Князь Д. И. Вишневецкий (Байда)
Крымские татары делились, кроме князей (т. е. знатнейших), на уланов, поземельных собственников, составлявших высший военный класс, и казаков, низших воинов, которые владели только домами, занимались разъездами и набегами на пограничные государства и составляли как бы пограничную стражу. Такое же военное значение, как татарские казаки, имели и южнорусские. (В Московской Руси, как известно, казаками называли не только вольных воинов и пограничных стражников, но и вообще свободных рабочих, гулящих людей.)
Польско-литовское правительство старалось издавна воспользоваться силами украинских казаков, признавало за ними право мелкого землевладельчества; за это они обязывались держать полевую стражу в степи. Общины казаков пользуются правом самоуправления и самосуда. Подчинить и прибрать к рукам степных поселенцев-казаков было мудрено. Степь служила приютом для беглых крестьян и для всех, кому трудно жилось в обществе. Бежали сюда из пограничных городов жители, которым тяжело становилось, так как они должны были, кроме разных повинностей, нести также и военную службу, всегда быть готовыми отражать врагов.
Степь манила к себе народ не только своим широким раздольем, но и роскошной природой. И в наше время южнорусская степная полоса славится богатой растительностью, а в старину степь, орошаемая множеством ручьев и мелких речек, от которых остались теперь только их ложбины, или «балки», была куда богаче. До сих пор еще [т. е. в конце XIX в.] «диды», дожившие до глубокой старости, с печалью вспоминают о стародавнем степном приволье и богатстве. Травы, по рассказам «дидов», бывали такие, что на пастбище лошадей не видно было, от волов только рога мелькали поверх травы; дети легко могли заблудиться в траве… Тучная почва давала такие урожаи, что с одного мешка посеянного зерна собирали тридцать-сорок. По балкам да у речек раскидывались вековечные леса… Дикие груши давали такое обилие плодов, что хоть граблями их греби, когда нападают на землю. Всякой птицы да зверя разного в степи да в лесах водилось пропасть. Меду от диких пчел не обобраться было. Реки и речки кишели рыбой. И обилие, и раздолье, и свобода! Как было не стремиться толпам поселенцев в эту степь? А тут еще и воля, – селись, где любо, паши земли, сколько хочешь, держи скота всякого, сколько душе угодно…
В XVI в. уже встречаются в Литовской Украине казаки двух родов: одни набирались старостами из королевских местечек и волостей, а другие сами собирались в вольные шайки и выбирали себе вождей. Чем больше население вдавалось в степь и приближалось к татарским кочевьям и чем чаще становились набеги татар, тем более усиливалось и казачество.
Важнейшими предводителями и устроителями казаков были старосты: Евстафий Дашкович, Предслав Ляндскоронский и князь Димитрий Вишневецкий. Черкассы и Канев с их волостями были местом, откуда стало разрастаться казачество. Эти местечки долгое время были под властью Евстафия Дашковича, «знаменитого казака», как называют его польские историки. На обязанность казаков правительство возлагало борьбу с татарами.
В 1533 г. Дашкович на сейме выставлял на вид необходимость держать постоянную казацкую стражу в две тысячи человек на днепровских островах, чтобы сдерживать татар от набегов на страну. Лет через тридцать после того князь Димитрий Вишневецкий (Байда, по народным песням) построил укрепление за порогами Днепра на острове Хортице и поместил там казаков. Не по вкусу татарам пришлось это новое военное поселение; сам хан ходил добывать этот казацкий городок и выгонять из своего соседства казаков, но безуспешно. Это и была знаменитая впоследствии Запорожская Сечь.
Конечно, Запорожская Сечь сложилась не сразу. Издавна уже рыболовы и звероловы из Украины ходили весною к порогам и за пороги на свои промыслы, а осенью возвращались домой и продавали в украинских городах свежую и соленую рыбу, а также и звериные шкуры. Приходилось, конечно, за Днепровскими порогами украинским охотникам и рыболовам сталкиваться с татарами; надо было ходить довольно многочисленными ватагами, и притом с оружием в руках. Постоянная опасность, частые схватки с татарами придали этим шайкам промышленников-охотников воинственный закал. Бродячая жизнь, полная тревоги и военной удали, многим приходилась по Душе; война мало-помалу обращалась у них в промысел. Вооруженные толпы промышленников-казаков стали ходить за пороги и в степь не только за рыбой и зверями, но и за военной добычей, нападали на татарские улусы, угоняли скот, лошадей и пр., грабили и купеческие караваны. Часто возвращались казаки с большим богатством домой; удачи этих «промышленников» привлекали и других… С каждым годом число охотников промышлять за порогами росло…
Широкая, разгульная жизнь в Запорожской Сечи после удачных походов, удаль, простота, равенство при строгом повиновении выборному начальству – все это приходилось по душе многим. Это было тоже в своем роде братство, члены которого, подобно монахам, были равны между собой и вполне подчинялись своему вождю. Главным обетом запорожцев была война с татарами и турками, которые считались злейшими врагами христиан, – это обстоятельство войну с басурманами делало в глазах казаков священною, извиняло, по их понятиям, всякие насилия и грабежи.
Не только запорожское казачество росло день ото дня, росло число казаков и в других местностях; они не ограничивались уже Черкассами и Каневом, как было сначала, но распространялись на всем пространстве нынешних губерний: Киевской, Полтавской и южной части Подольской… В одной из украинских летописей говорится, что султан спросил:
– Сколько в Украине казаков? – и получил такой ответ:
– У нас где крак (куст), там и казак; а где буерак, там сто казак.
Теперь, когда казачество разрослось в огромную силу, казаки уже не ограничивались схватками с татарами в степях и грабежом купеческих обозов, а пускались на своих легких чайках (лодках) в открытое море, нападали на берега Турции европейской и азиатской и производили здесь погромы и грабежи в больших размерах.
Вот как описывает эти нападения один из писателей, хорошо знавших обычаи казаков (Боплан):
«Задумав погулять на море, казаки испрашивают дозволение не у короля, а у своего гетмана; затем созывают раду, т. е. военный совет, и выбирают себе походного атамана так точно, как и главного вождя. Походный атаман ставится только на время. После того казаки отправляются в войсковую скарбницу – сборное свое место; строят там челны длиною в 60, шириною от 10 до 12 футов, а глубиною в 12 футов [фут – ок. 0,3 м]. Челны эти без киля: дно их состоит из выдолбленного бревна ивы или липы; оно обшивается с боков на 12 футов в вышину досками; приколачиваются они одна к другой так точно, как при постройке речных судов, до тех пор, пока челн не будет иметь в вышину 12, а в длину 60 футов… Толстые канаты из камыша, обвитые лыками или боярышником, охватывают челн от кормы до носа… Лодки свои казаки осмаливают и приделывают к каждой по два руля, чтобы не терять попусту времени, когда придется отступать. Челны казацкие, имея с каждой стороны по 10 и 15 весел, плывут на гребле скорее турецких галер. Ставится также и мачта, к которой привязывают в хорошую погоду довольно плохой парус, но при сильном ветре казаки охотнее плывут на веслах. Челны не имеют палубы; если же их зальет волнами, то камышовые канаты предохраняют их от потопления. Сухари складывают в бочки и достают их чрез втулку. Сверх того, каждый казак запасается горшком вареного проса и горшком теста, распущенного в воде, которое они едят, смешав с просом. Тесто это, кисловатое вкусом, служит казакам для пищи и для питья: называют его саламатою и считают лакомым кушаньем, хотя я не находил в нем большой приятности… Казаки во время похода всегда трезвы, и если замешается пьяница – атаман тотчас приказывает выбросить его за борт. Им не позволяется также брать с собою водки, потому что трезвость считают необходимою при исполнении их предприятий.
Для отмщения татарам за разорение Украины казаки выбирают осеннее время; заранее отправляют в Запорожье снаряды и запасы, необходимые для похода и для постройки челнов. В Запорожье собирается от 5 до 6 тысяч добрых, хорошо вооруженных казаков, которые немедленно принимаются за постройку лодок. Не менее 60 человек, искусных во всех ремеслах, трудятся около одного челна и отделывают его чрез 15 дней, так что в две или три недели изготовляют около 80 или 100 лодок с 4 или 6 фальконетами (маленькими пушками) на каждой. На челн садится от 50 до 70 казаков, из которых каждый имеет саблю, две пищали, 6 фунтов пороху, достаточное количество пуль… В ладьи кладут ядра для фальконетов и необходимые жизненные припасы. Походная одежда казаков очень проста, состоит она из рубахи, шаровар, кафтана из толстого сукна и шапки. Вот какие витязи садятся на летучий флот, приводящий в трепет многолюдные города, расположенные по северному берегу Малой Азии.
Челны казацкие спускаются по Днепру и плывут так тесно, что едва не задевают друг друга веслами. Атаманский флаг развевается впереди. Турки обыкновенно заранее проведывают о намерении казаков и, чтобы удержать их, расставляют галеры свои в устье днепровском; но хитрые казаки для выхода в море избирают ночь самую темную, пред новолунием, а до того времени скрываются в трех или четырех милях от устья, в камышах, куда турецкие галеры, помня прежнюю неудачу, не смеют показаться: они стерегут казаков только на устье и всегда без успеха. Впрочем, проезд казаков чрез лиман не может совершенно укрыться от стражи; весть о выходе их в море быстро распространяется по морскому берегу до самого Константинополя. Султан рассылает гонцов по берегам Натолии [Анатолии, Малой Азии], Болгарии и Румелии [европейских владений Турции] для предостережения жителей; но все это ни к чему не служит. Казаки, пользуясь и временем, и обстоятельствами, чрез 36 или 40 часов по выходе из Днепра причаливают к берегам Натолии и, оставив для караула на каждой лодке по два мальчика, вооруженных пищалями, делают высадку, нападают врасплох, приступом берут города, грабят, жгут, опустошают Натолию, нередко на целую милю от морского берега; потом немедленно возвращаются к судам, нагружают их добычею и плывут далее на новые поиски. Есть надежда на успех – вновь делают высадку; если нет – возвращаются с добычею на родину; встретятся ли им на море турецкие галеры или купеческие корабли, они бросаются на них (на абордаж). Открывают же казаки неприятельский корабль или галеру прежде, нежели турки заметят их челны, возвышающиеся над морской поверхностью не более 2 ? фута. Увидев вдали корабль, казаки немедленно складывают мачты, замечают направление ветра и становятся таким образом, чтобы к вечеру солнце было у них за спиною. За час до захода его на всех веслах плывут к кораблю и останавливаются на милю от него, чтобы не упустить его из виду. Наконец в полночь по данному знаку устремляются на врага: половина удальцов, готовых к бою, с нетерпением ждет схватки и, сцепившись с турецким судном, в одно мгновение всходит на него. Турки, изумленные нападением 80 или 100 лодок и множеством врагов, уступают, а казаки, забрав деньги, негромоздкие товары, которым не вредит подмочка, пушки и все то, что может быть для них полезно, пускают корабль на дно со всем его экипажем. Если бы они умели править морскими судами, то уводили бы с собою и взятые корабли, но они еще не дошли до этого искусства. Наконец настает время возвратиться на родину. Турки между тем усиливают стражу на устье днепровском, но казаки смеются над этим, даже и тогда, когда битвы уменьшили число их или волны морские поглотили некоторые из утлых челнов их, они причаливают в заливе в 3 или 4 милях [французская миля – ок. 2 км] на восток от Очакова. От этого залива к Днепру идет низкая лощина длиною около 3 миль, которую море иногда заливает на V2 мили, покрывая ее водой не более как на полфута. Чрез эту лощину казаки перетаскивают свои суда: над каждым челном трудится 200 или 300 человек, и чрез два или три дня весь флот, обремененный добычею, является на Днепре. Таким образом казаки избегают сражения с турецкими галерами, стоящими на устье днепровском, близ Очакова, возвращаются в войсковую скарбницу (складочное место) и делят добычу. Есть еще и другая дорога для возвращения в Запорожье – чрез Азовское море, по Донскому лиману, по реке Миусу, затем около мили волоком, и добираются до реки Самары, впадающей в Днепр. Этот путь казаки избирают редко по отдаленности его от Запорожья…
Впрочем, и казаки в свою очередь иногда попадаются в западню, если встретятся с турецкими галерами среди белого дня на открытом море. Тогда от пушечных выстрелов челны их рассыпаются, как стая скворцов, и многие гибнут в морской пучине; удальцы теряют все свое мужество и в быстром бегстве ищут спасения. Но когда решаются на битву – привязывают весла по местам и вступают в бой: одни, не трогаясь с лавок, палят беспрерывно из пищалей; другие заряжают их и подают своим товарищам. Меткие выстрелы их не допускают турок до ручной схватки; при всем том турецкие пушки наносят казакам ужасный вред: они обыкновенно теряют в сражениях с галерами около двух третей своих сподвижников, редко возвращается их на родину более половины; зато привозят богатую добычу: испанские реалы, арабские цехины, ковры, парчу, бумажные и шелковые ткани и иные драгоценные товары. Вот главный их промысел: они живут одной добычею; возвратясь на родину, они ничем не занимаются, – только пьют и бражничают с друзьями».
Чайка – беспалубный казацкий челн
Казаки выходят на морские поиски после Иванова дня, а возвращаются не позже первых чисел августа месяца.
Борьба с турками и татарами, этими исконными злейшими врагами и Восточной и Западной Руси, была главным делом казаков.
О крымских татарах и набегах их мы находим любопытные сведения у того же Боплана.
«Татарина, – говорит он, – можно узнать с первого взгляда. Росту татары по большей части ниже среднего, коренастые, широкоплечие, голова у них огромная, лицо почти круглое, лоб открытый, глаза черные и узкие, нос короткий, цвет лица смуглый, волоса черные, как смоль, и грубые, как лошадиная грива. Все они воины крепкие и мужественные, приученные с малолетства презирать труды и непогоду: с семи лет они оставляют свои кантары (юрты на двух колесах), спят всегда под открытым небом и едят только то, что сами добывают стрелами, ничего не получая от родителей. Таким образом, научившись с детства метко попадать в цель, они на 12-м году отправляются в поле против неприятелей. Татарки ежедневно купают своих детей в соленой воде для того, чтобы кожа их загрубела и сделалась нечувствительною к холоду, чтобы они не боялись простуды даже в случае переправы чрез реки в зимнее время…
Одежда татар состоит из короткой бумажной рубахи и шаровар, иногда суконных и пестрых бумажных. Важнейшие из татар носят пестрый бумажный кафтан и сверх него надевают кафтан суконный, подбитый лисьим или собольим мехом; голову покрывают меховой шапкою; сапоги носят красные сафьянные, но без шпор. Простые татары накидывают на плечи овчинный тулуп, который зимой носят шерстью вниз, а летом и во время дождя шерстью наружу. Встретив их в таком одеянии нечаянно в поле, испугаешься, подумаешь, что это белые медведи, вцепившиеся в лошадей. То же самое делают они и с овчинными шапками.
Татары вооружены саблею, луком и колчаном с 18 или 20 стрелами; на поясе висит нож, огниво для добывания огня, шило и 5 или 6 сажен [французская сажень (туаз) – ок. 2 м] ременных веревок для вязания пленников. Одни только зажиточные носят кольчуги, прочие же отправляются на войну просто. Они весьма храбры и проворны на конях, хотя и дурно сидят на них, подгибая колена от коротких стремян: конный татарин похож на обезьяну, сидящую на гончей собаке. При всем том ловкость и проворство татар изумительны: несясь во весь опор, они перескакивают с усталого коня на запасного и легко избегают преследования неприятелей. Конь, не чувствуя на себе всадника, тотчас берет правую сторону и скачет рядом, чтобы хозяин в случае нужды мог снова перескочить на него. Так умеют служить своим господам татарские кони, которые переносят труды почти невероятные. Только эти с виду неуклюжие и некрасивые лошади в состоянии проскакать без отдыха 20 или 30 миль. Густая грива и хвост их достигают до земли.
Все вообще татары низшего звания, не исключая и кочующих, питаются не хлебом, а кониною; ее предпочитают и говядине, и козлятине, и баранине… Должно еще заметить, что татарин решится зарезать для пищи только больную лошадь, которая ни к чему не годна. Если даже она издохнет сама собою от какой бы то ни было болезни, татарин не побрезгает есть и падаль. Во время походов та же пища: составив артель из 10 человек, татары берут коня самого изнуренного и убивают его. Если случится мука, размешивают ее рукою в лошадиной крови; потом кладут эту смесь в котел, варят и едят ее как самое лакомое кушанье. Мясо же рассекают на четыре части: три четверти отдают взаймы товарищам, а заднюю четверть оставляют для себя. Разрезав ее на большие пласты, в дюйм или два толщиною, кладут по одному на спину лошади под седло и, затянув крепко подпруги, скачут часа два или три, продолжая поход с товарищами, потом снимают седло, переворачивают конину, смачивают ее пеною, которую собирают с лошади пальцами, из опасения, чтобы мясо не потеряло сочности; вновь седлают коня и скачут опять два или три часа, и кусок – самый лакомый для них – готов. Прочие же части возят с небольшим количеством соли в котле…
Чистую воду пьют татары только тогда, когда найдут ее, что случается редко, а зимою употребляют одну снеговую. Мурзы, т. е. благородные, и другие зажиточные татары пьют лошадиное молоко (кумыс), которое заменяет им вино и водку. У этого народа ничто не пропадает даром: конским жиром приправляют ячменную, просяную и гречневую кашу; из кожи искусно плетут веревки, делают седла, узды и нагайки… Остающиеся дома татары едят овец, козлят, кур и другую живность, – свинины же не терпят, подобно жидам. Из муки, когда достанут ее, пекут лепешки, но самая обыкновенная их пища состоит из просяной, ячменной и гречневой каши…»
Из этого описания видно, что татары-степняки остались по своим нравам и обычаям такими же полудикими кочевниками, какими были четыре века тому назад их предки, выведенные из Азии Батыем. Только те из татар, которые занимались торговлей и жили по городам, приучались к оседлости и усваивали себе некоторые обычаи более образованных народов.
Хищнические набеги татар по своей свирепости походили на прежние нашествия. Кроме крымских татар, на русские украины делали набеги ногаи, кочевавшие между Доном и Кубанью, и буджакские татары, занимавшие степь между устьями Днестра и Дуная.
«Получив от султана повеление вторгнуться в Польшу, хан собирает тысяч до восьмидесяти всадников, если сам намерен громить неприятельские области; если же посылает мурзу, то дает ему сорок или пятьдесят тысяч. Походы предпринимают обыкновенно зимою, в начале января, чтобы не затрудняться переправами через реки и болота… Татары смело пускаются в дальний поход с нековаными лошадьми, которых копыта защищаются снегом – иначе они разбили бы их о замерзшую землю, что и случается во время гололедицы… Отправляясь в путь, татары рассчитывают так время, чтобы вернуться в Крым до вскрытия рек без всякого урона. Чтобы скрыть свои движения и избежать казаков, стерегущих врагов в степи, татары переходят степи по лощинам, идущим от Крыма к польским границам; ночью не разводят огней в лагере, а для разведок и чтобы добыть «языка» высылают самых расторопных и опытных наездников. При каждом всаднике имеется две запасных лошади… Для не видавшего татар будет непонятно: как 80 тысяч всадников могут иметь более двухсот тысяч лошадей. Не столь часты деревья в лесу, как татарские кони в поле, – их можно уподобить туче, которая появляется на горизонте и, приближаясь, более и более увеличивается. Вид этих полчищ наведет ужас на воина самого храброго, но еще не привыкшего к такому зрелищу… За три или за четыре мили от границы они отдыхают два или три дня в скрытном месте и устраивают войско, разделив его на три отряда. Две трети составляют главный корпус, а одна треть образует крылья – левое и правое. В таком порядке татары устремляются на неприятельскую землю и идут без отдыха день и ночь, не делая опустошений и останавливаясь не более часа для корма лошадей. Отойдя 60 или 80 миль от границы, они поворачивают назад. Главный корпус отступает в том же порядке, но крылья удаляются от него на несколько миль в сторону и вперед. Каждое крыло дробится на 10 или 12 отрядов в пятьсот или шестьсот человек каждый; отряды эти рассыпаются по деревням, окружают селения со всех сторон и, чтобы не ускользнули жители, раскладывают по ночам большие огни; потом грабят, жгут, режут сопротивляющихся, уводят не только мужчин, но и женщин с грудными младенцами, угоняют быков, коров, лошадей, овец и пр. Отряды не смеют удаляться в сторону от главного войска далее 12 миль. Обремененные добычею, они спешат соединиться с главным войском, которое легко находят по следам часа через четыре… Когда грабители возвращаются, то от войска отделяются два свежих крыла направо и налево, грабят и опустошают так же, как первые отряды, и возвращаются, а на добычу выходят новые отряды… Отступают татары медленно, шагом, чтобы не утомить коней, и всегда готовы дать отпор полякам, хотя и стараются избегнуть встречи с неприятелем. Обороняются татары только тогда, когда вдесятеро сильнее врага; иначе спешат поскорее выбраться из неприятельской земли. Удалившись в степи миль на 30 или на 40 от границы, татары останавливаются в безопасном месте, отдыхают и приводят в порядок свое войско, если встреча с поляками расстроила его. Во время этого роздыха, продолжающегося около недели, татары собирают и делят между собой добычу, состоящую из пленников и домашнего скота. И бесчеловечное сердце будет тронуто, – говорит Боплан, – при виде прощания мужа с женою, матери с дочерью, навсегда разлучаемых тяжкой неволей; а зверские татары притом творят всевозможные жестокости и насилия над детьми в глазах их родителей. Крики и песни буйных татар, стоны и вопли несчастных пленников приведут в трепет и зверскую душу. Пленники отводятся в Константинополь, Крым, Натолию и пр. Таким образом, менее чем в две недели, захватив тысяч пятьдесят жителей, татары уводят их после дележа в свои улусы, а затем продают в неволю».
Летом татары отправляются на добычу обыкновенно меньшими отрядами, чем зимою, – тысяч в десять или двадцать. Все войско разбивается на 10 или 12 отрядов, которые идут один от другого в расстоянии мили. В таком порядке, не теряя сообщения между собой, отряды переходят степи и соединяются в известное время на назначенном месте. Разделяются на отряды они для того, чтобы казаки, стерегущие по степям на каждых 2 или 3 милях, не узнали настоящей силы их. Казаки, открыв врагов, быстро отступают и уведомляют пограничных жителей о появлении тысячи или двух тысяч татар, а те чрез несколько дней всеми силами налетают на оплошных жителей, не думавших, что опасность так велика…
Казаки старались всячески помешать наступающим врагам, тревожили их внезапными нападениями во время ночлегов, по пути в траве и в реках, где были броды, разбрасывали железные «якорцы», о которые татарские кони портили себе ноги и т. д.
«Переправы чрез реки татары совершают довольно просто. Для перехода, например, чрез Днепр, самую большую из украинских рек, татары выбирают места с отлогими берегами. Каждый татарин связывает из камыша два пука, прикрепляет к ним три поперечные палки, потом ставит на такой плот седло и, раздевшись, складывает на него одежду, лук, стрелы, саблю. Все это накрепко привязывается к камышу. После того нагой, с плетью в руке, входит в реку и погоняет лошадь, ухватившись одной рукой за узду и гриву… таким образом татары переплывают чрез реки все вдруг, строем, который занимает иногда вдоль по реке около полумили».
Таковы были нравы и военные обычаи татар, с которыми приходилось казакам постоянно бороться и от которых они сами многое переняли…
«Зная, какая опасность грозит в степях, казаки принимали большие предосторожности, когда надо было проезжать степью. Проходили они ее обыкновенно в таборе, или караване, между двумя рядами телег, замыкаемых спереди и сзади 8 или 10 повозками; сами же казаки с дротиками, пищалями и косами на длинных ратовищах идут посреди табора, а лучшие наездники едут вокруг него. Сверх того, во все четыре стороны на четверть мили высылают по одному казаку для наблюдения. Только что покажется неприятель, стражи дают знак, и табор останавливается. Татары стараются всегда к табору подкрасться незаметно и напасть врасплох; но казаки в таборе не боятся врага, хотя бы он был раз в десять сильнее их».
На ночлегах также вокруг палаток расставлялись возы, а в некотором расстоянии около табора ставилась стража, чтобы заблаговременно предупредить об опасности…
«Случалось мне, – говорит Боплан, – несколько раз с 50 или 60 казаками переходить степи. Татары нападали на наш табор в числе 500 человек, но не в силах были расстроить его; да и мы также мало вредили им, потому что они только издали грозили нападением, не подъезжая на ружейный выстрел, и, пустив чрез наши головы тучу стрел, скрывались. Стрелы их летят дугою вдвое далее ружейной пули».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.