«Ах, какого дружка…»
«Ах, какого дружка…»
Его именем названа улица в родном поселке и школа, где он учился. У входа в школу стоит бюст героя. На доме, в котором он жил, установлена мемориальная доска. О Косте Прокопчуке написано много. О таких людях просто необходимо писать, рассказывать, на примере жизни таких парней надо учить молодежь сегодняшних, 2000?х годов. То, что совершили они, наши друзья, боевые товарищи, неподвластно времени. Слава их будет жить в веках.
Из множества публикаций о капитане К. В. Прокопчуке мы выбрали несколько статей, напечатанных в газетах «Комсомольское знамя», «Красная Звезда», «Смена», «Вестник Дубенщины», авторами которых являются Г. Корж, Л. Шевчук, О. Лагодзинский. Мы постарались обобщить этот материал и показать в своем очерке, каким был офицером и человеком Константин Васильевич Прокопчук.
Он всегда любил литературу. На его книжной полке и сейчас стоят Пушкин, Шевченко, Франко, Шекспир, Гейне… Особенно любил Есенина. Он мог бы стать учителем. Только судьба распорядилась иначе.
Для пацанов обычно самый близкий, самый дорогой человек — отец. Об этом как?то не задумываешься, пока не вырастешь сам и не увидишь, как папка постарел. А в то беззаботное время отец, его работа так же естественны, незыблемы в жизни, как, скажем солнце. Кстати, о солнце чаще всего вспоминают в пасмурные деньки. Костя учился во втором классе, когда трагически погиб его отец Василий Филиппович (он был военнослужащим сверхсрочной службы).
Возможно, Костя еще и потому стал военным, что сыновья должны продолжать дело отцов. Отцы всегда остаются с нами. Спустя годы Костя писал младшему брату: «Отца я вспоминаю часто, иногда он даже снится мне — тогда я тихо (ночью) плачу в постели. Да, твой брат может быть совсем мягким, как мячик, несмотря на то, что служит в „голубых беретах“».
Нет, он отнюдь не был слабым. Просто там, в далекой и чужой стране, невообразимо близким становится все то, что оставил «за речкой». Вот еще строчки из письма брату:
«Я часто вспоминаю тебя маленьким, пионерлагерь: все наши походы, а особенно футбол. Да, это была действительно лучшая пора нашей жизни, когда все было как во сне. Сейчас жизнь совсем не такая: это уже заботы, и не только о себе».
Заботы… Этим он очень похож на маму Анну Нестеровну, что и сама поседела в хлопотах. И больше всего, конечно же, волновалась за детей, оставшихся без отца. Потому, видимо, и замуж второй раз не пошла. Потому как можно раньше стала развивать в сыновьях тягу к чему?нибудь полезному. Однажды прямо спросила Костю: «Кем хочешь стать?». «Суворовцем», — последовал лаконичный ответ.
Только поступить в Суворовское оказалось непросто. Оказалось, что и требования в сельской школе не те, и язык обучения в училище — русский. Словом, результатами на экзаменах Костя не блеснул. Стал собираться домой, но один из офицеров подсказал: «Не торопись. Может, еще и примут. Вот если в баню поведут, переоденут — считай, что суворовец».
Офицер знал, что говорил. Стал Костя суворовцем. Здесь, в Калининском суворовском военном училище, увлекся немецким. Да так, что однажды во время встречи с курсантами из ГДР занял первое место по военному переводу. С гордостью написал об этом матери. Потом было Киевское высшее общевойсковое дважды Краснознаменное командное училище им. М. В. Фрунзе. Здесь стал мастером спорта. Пронеслись незаметно годы учебы.
И вот выпуск. Какое торжественное время, когда, кажется, все цветы, улыбки всех женщин принадлежат именно им — новоиспеченным лейтенантам. Они стояли на плацу родного училища — подтянутые, серьезные, в парадной форме. Вышибал слезу духовой оркестр.
«Где будешь служить, сын?» — не выдержав, спросила Анна Нестеровна. «В десанте, мама».
Сначала взвод, а потом роту вывел в лучшие. Командиром роты стал еще в звании старшего лейтенанта.
Из письма офицера?политработника Тимофеева: «Главная его черта, на мой взгляд, — неутомимость и неуспокоенность. Костя не останавливался на достигнутом, постоянно был в поиске и всегда достигал намеченного…»
Потом было назначение в Афганистан. Тут же прислал домой телеграмму: «Отпуск отменяется, подробности письмом». В отпуск приехал, пройдя дополнительную подготовку.
«Куда же ты едешь, сынок?» — плакала мать.
«Что ты, мама, я же маленький, в меня попасть трудно», — отшучивался Костя.
«Может, женишься?» — «Лучше когда вернусь. Разве будет меня кто так, как ты, ждать?»
Настал последний день отпуска. Перед самым отъездом помог соседке разгрузить дрова. Потом попрощался с мамой, пошел к калитке. Весь день Анна Нестеровна сдерживала слезы. Сейчас это оказалось выше ее сил. Упала на колени, запричитала: «Больше тебя не увижу». Костя поднял маму, обнял ее, шагнул за калитку. Негромко лязгнула щеколда…
Он возвращался в Чучково, чтобы передать сменщику свое подразделение. Ехал и мучился: если мои предчувствия совпали с материнскими — значит, смерть неминуема…
При малейшей возможности Костя писал из Афганистана письма маме. Да и Анна Нестеровна все свое существование замкнула на письмах из Афганистана. Вот так и поддерживали друг друга.
«Знаю, Костя чувствовал свою гибель, — написала нам Анна Нестеровна. — Недаром на всех фотографиях он какой?то не такой. Один снимок долго вертела в руках, вглядывалась, пока не прикрыла сыну пол?лица. И тут на меня взглянули очень печальные, очень тоскливые, очень мудрые его глаза». Может, и вправду предчувствовал Костя свою гибель? Вот строки из письма, которое он писал 1 апреля: «Сегодня — день смеха, но у меня что?то плохое настроение, и совсем не до смеха. Вроде и все в порядке, и подчиненные все мои живы, и в роте порядок лучший, чем в других, но что?то очень грустно сегодня. Думаю, пройдет».
Анна Нестеровна тут же написала в ответ: «Держись, скоро домой, отдохнешь. Перемирие будет…» Но это письмо капитан Прокопчук уже не прочитал.
Он пробыл в Афганистане всего семь месяцев. В неполных, точнее, семь «афганских месяцев», в такой короткий промежуток он сумел вложить все свои знания, опыт, мастерство. Был представлен к награждению тремя боевыми орденами. При жизни так и не получил ни одного из них. Лишь успел привинтить к куртке знак ЦК ВЛКСМ «Воинская доблесть»…
Получив назначение в Афганистан, он сразу подумал о своих друзьях, уже уехавших туда, — Сереге Бохане, Саше Чубаре. «Вот бы с ними оказаться», — мечтал Костя и в Ташкенте, и в самолете, и уже на той стороне, на «пересылке», где провел почти две недели. Вспоминал, как прощался с друзьями в Чучково. Девчата помогли собрать на стол, а потом его провожали. Люда Бохан и Светлана Чубарь пришли с детьми. Прощаясь, женщины не обошлись без слез. Игорь Ситников подхватил чемодан… «Вдруг к нашим попадешь…» — сказала Светлана. Она ждала третьего ребенка. С какой?то завистью смотрела на Костю — ведь он скоро будет там, где Саша, а может, и увидит его.
Костя все же попал к Бохану, увидел Чубаря. Вдвойне повезло: ребята свои, и город под боком. Рота Константину досталась боевая, многие уже имели награды, а то и по нескольку.
Требования нового «ротного» смутили офицеров. Дело в том, что Костя на первых порах оперировал книжным, так сказать, опытом. Но потихоньку набирался опыта житейского, боевого, и исчезала «кавалерийская лихость».
В самом же первом бою его группе удалось захватить кассира бандитов. Он вез с собой три миллиона афгани. Сопровождение было слабым, всего три человека. Они наскочили друг на друга внезапно — БТР Прокопчука и мощный мотоцикл мятежников. Кстати, за эти три миллиона можно было купить десятка три автоматов.
На следующий день Прокопчук пойдет в засаду на караван. И тут группа захвата сработает блестяще и результативно: гранатами подорвет автомобиль «Симург», загруженный оружием и боеприпасами, уничтожит 15 душманов. Потом разведчики захватят еще две машины. За эти два боя капитан К. В. Прокопчук будет награжден орденом Красной Звезды.
Вспоминает Валерий Лобов: «Он был необыкновенным человеком. Не только в роте, но и в батальоне. Уважали его как умного и порядочного офицера все. Прокопчук никогда не сторонился солдат. У него не было любимчиков, ко всем относился ровно. Может, немного больше уделял внимания землякам: постоянно спрашивал, пишут ли домой, внимательно выслушивал новости, подбадривал, успокаивал… Особенно для меня капитан был как старший брат, который учил мудрости младшего…С удовольствием играл с нами в футбол, ужасно болел за киевское „Динамо“, любил читать стихи. Ребята очень переживали за Прокопчука. Когда в часть приехал Розенбаум, ему рассказали про капитана. Он запел „Черный тюльпан“. Все сразу поняли, что это песня про тех, кто погиб 21 апреля… и мы плакали, не скрывая слез. Он любил солдат и понимал их. Мы платили ему тем же».
Словом, попривык капитан и к этим непростым условиям службы, втянулся. К одному только никак не мог привыкнуть капитан — к потерям.
«У меня погиб солдат, водитель БТР, — писал он брату. — Подорвался на минах. Это было очень страшно. Классный был водитель, всего девятнадцать лет. Я несколько дней ходил сам не свой, все не мог поверить. Вот такие наши суровые будни». В другом письме: «Парни здесь служат в основном хорошие, которые могут закрыть тебя грудью. В нашей роте был солдат, который погиб, закрыв собою ротного. Ему присвоено звание Героя Советского Союза (речь идет о В. В. Арсенове. — Ред.). Вот такие ребята не перевелись у нас».
Бои перемежались боевой учебой. Костя считал дни до отпуска. Но не суждено было…
Майор В. Ковтун, капитан К. Прокопчук, старший лейтенант Ненно. Шестеро десантников должны были вот?вот демобилизоваться. В последнем письме Кости, датированном 15 апреля 1987 года, читаем: «Через 20 дней уже поедут домой мои „старики“ — хорошие ребята, много с Украины. Они ждут этого дня не знаю как». Не дождались…
Из письма друга и командира Кости Сергея Константиновича Бохана:
«…Нам была поставлена боевая задача. Чтобы ее выполнить, надо было вылететь на вертолетах. Вечером мы еще сидели втроем — с Костей, Сашей Чубарем, разговаривали, вспоминали дом, родных и близких. Незадолго до этого моего замполита перевели в другую часть. Я отправил документы для назначения на эту должность Кости. И не потому, что он был моим другом, а потому, что он действительно был лучшим офицером части. Утром мы выехали на аэродром. Я летел в первом вертолете Костя в среднем, потом Саша. Как сбили Костин вертолет, я не видел, видел Саша, он потом рассказывал. Его вертолет сразу приземлился на месте падения Костиного. Погибших ребят подобрали. Саша сразу отыскал Костю, но помочь ему уже ничем не мог. Единственное, что сделал, — укрыл тело Кости от душманов. Анна Нестеровна, я не прошу у Вас прощения. Я сам себе не могу простить. Ведь это я добился, чтобы Костю направили к нам в часть. Потери у нас раньше были минимальные… Думал, уберегу, а получилось наоборот…»
Вот последний абзац из официального донесения командования части: «При подлете к району боевых действий вертолет, в котором находился капитан Прокопчук К. В., был сбит мятежниками. Пренебрегая смертельной опасностью, капитан Прокопчук К. В. принял все меры для спасения личного состава и погиб смертью храбрых, до конца выполнив свой долг офицера, не успев выпрыгнуть сам».
Вот так, был человек — и нет. Храбрец, отличный офицер, с честной и открытой душой. Почему гибнут лучшие? Вряд ли кто?нибудь ответит на этот вопрос.
Был человек — и нет. Ничего не осталось. Хотя нет, осталось. Осталась память. Наши павшие навсегда остаются с нами!
А еще осталась песня. Говорят, Александр Розенбаум написал ее ночью, после того, как ему рассказали о гибели Кости. Раньше ее называли по первой строчке — «Ах, какого дружка потерял я в бою…» Теперь есть новое название — «В горах Афгани». Но текст остался прежний:
Песок да камень,
Печальный свет луны
Над головами.
Равняйсь на знамя…
Оборвем здесь строчку. Так, на полуслове, оборвалась и жизнь Константина Прокопчука. Человека, который сражался до конца.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.