Глава XXIX. ТИБЕТ В VIII в.

Глава XXIX. ТИБЕТ В VIII в.

Война 767-781 гг. Для изучения каждой отдельной эпохи нужен особых ключ. Если в первую половину VIII в. определяющим моментом политической истории Азии было сопротивление тюркского каганата всепоглощающим тенденциям империи Тан, то после гибели тюрок и восстания Ань Лушаня политической доминантой сделалось возросшая активность Тибета.

После того как имперская армия легла на полях Хэбэя и Хэнани, а тюркская орда рассеялась, тибетское войско оказалось самой грозной силой, которой не могли противостоять ни толпы мобилизованных китайских крестьян, ни многочисленные отряды уйгуров, тем более что Китай и Уйгурия после заключения временного соглашения в 765 г. отнюдь не стали искренними союзниками.

Этой ситуацией воспользовался талантливый и энергичный цэнпо Тисрондецан и возобновил завоевание Западного края. В случае успеха он надеялся получить в свои руки караванные пути и стать хозяином всей торговли Востока и Запада. Материальные возможности, вытекающие из этого выгодного положения, позволили бы Тибету стать гегемоном Центральной Азии, каким раньше был тюркский каганат.

Не менее активно рвались тибетцы и на юг, где они находили поддержку в царстве Наньчжао, родственном им по крови и стремившемся сохранить свою независимость от Китая. Это было небольшое, но крепкое государство, и ориентация его правителей обеспечивала либо успешное продвижение тибетцев, либо полное спокойствие южнокитайских провинций. Здесь успех зависел от дипломатии.

Осенью 767 г. двадцатитысячная тибетская армия двинулась на север вниз по течению Хуанхэ и осадила крепость Линчжоу. Го Цзы-и имея 30 тыс. отборных войск отбросил тибетцев. Однако те отступили с ничтожными потерями и на следующий год возобновили осаду Линчжоу. Китайцев спасла отставка тибетского главнокомандующего «за старостью»{1543}. Думается, что старость была в этом случае предлогом, а решающую роль сыграла борьба партий при дворе Тисрондецана. Но как бы то ни было, новый главнокомандующий изменил направление наступления. Вместо обходного движения на степь он ударил в центральную часть фронта, т. е. провинцию Шэньси (Хачьжоу, Лунси, Биньчжоу и Нинчжоу). Но там население состояло из пограничных китайцев, потомков головорезов царства Цинь, заклятых врагов тибетцев. При их помощи регулярные китайские войска дважды разбили тибетцев, не имевших опоры в населении. Так же не удачно было вторжение тибетской десятитысячной армии в Южный Китай. Стратегия прямого удара не оправдала себя.

В 773 г. 60 тыс. тибетской конницы ворвались в северную Ганьсу и вытоптали хлеба на полях. Затем они снова бросились снова на центральный фронт. Две китайские армии были сильно потрепаны, но оправились и, перейдя в контрнаступление, вытеснили тибетцев. При отступлении тибетцы потеряли всю добычу, включая пленников. Истерзанный минувшей гражданской войной Китай хотел мира. В 774 г. произошел обмен посольствами между воюющими сторонами, что приостановило военные действия. Однако переговоры не имели успеха и в 775 г. война возобновилась.

Пять лет китайцы и тибетцы обрушивали друг на друга жесткие удары, но баланс побед и поражений сохранялся. Сначала княжество Наньчжао поддерживало Китай, но в 778 г. перекинулось на сторону Тибета. В 779 г. китайцы разбили тибетцев на юге и парализовали их наступление{1544}. Но конфликт Китая с Уйгурией позволил тибетцам развить наступление на севере. В то время, когда уйгуры вторглись в Северный Китай и связали китайскую армию{1545}, тибетцы прошли вдоль северных склонов Наныпаня на запад и осадили Дуньхуан.

Уйгуры ушли, но тибетцы остались, и в 780 г. Дуньхуан пал{1546}.

По сути дела, Китай проиграл войну, и это понял новый император, Дэцзун. Он собрал тибетских пленников, которые были, кстати сказать, не военнопленные, а задержанные члены посольств, и, одарив их платьем, отпустил домой. Посланный для сопровождения их чиновник передал Тисрондецану предложение заключить мир.

Тибетское правительство сначала не поверило своему счастью{1547}, но затем продиктовало условия мира. Требования тибетцев сводились к территориальным уступкам и признанию равенства Тибета и Китая. Условия мира были позорны для Китая, но Дэцзун принял их. Да он и не мог поступить иначе: избиение уйгурских купцов, произведенное одним из пограничных чиновников в 780 г., подняло в седла всю Уйгурию. Хан грозил войной, а на северную границу войска не хватало, так как их поглощала западная. Мало того, в феврале 781 г. вспыхнуло восстание в Хэбэе. Его подняли чиновники, требовавшие закрепления должностей за их потомками{1548}. Престол снова зашатался, и поэтому любые условия мира с непобедимыми в конечном счете тибетцами оказались приемлемыми.

Мирный договор был заключен на берегу реки Цин. Он был скреплен кровью жертвенных животных — собак, свиней и овец, а потом присягой в буддийской кумирне, построенной рядом с жертвенной. Договор был ратифицирован императором в Чанъани в «Великом Храме Западного Предградия»{1549}. Это был не только мир, но и союз.

Победа Тибета была поистине грандиозна: в руках тибетцев оказался важный отрезок караванного пути и полная возможность распространяться в сторону Хотана и Кучи. Вражда между Китаем и Уйгурией делало обе эти страны бессильными, а хэбэйское восстание и преданность Наньчжао открывали Тисрондецану перспективы дальнейшего расширения границ. Тибетская мощь достигла своего зенита.

Уйгурия. Благодаря походам Моянчура Уйгурия оказалась в исключительно благоприятных условиях: она не имела сильных врагов вокруг себя. На востоке кидани, на севере кыргызы были подчинены уйгурскому хану. На западе с 766 г. усилились карлуки, но они сосредоточили все свое внимание на юго-западе и не переходили естественной границы — Тарбагатая. На юге лежали в развалинах Китай, но, несмотря на это, китайские гарнизоны стояли в Куче, Карашаре, Хотане, Кашгаре и в Бэйтине. Эти крепости были буфером между уйгурами и тибетцами, захватившими в 755-760 гг. северо-западный угол Китая (провинция Ганьсу и Шэньси) и преступившими теперь к завоеванию Западного Края.

Китайцы и тибетцы были заклятыми врагами, и уйгурам надо было сделать выбор между ними. На Китай уйгуры смотрели как на дойную корову и старались вытянуть из него как можно больше, но в союз с Тибетом они никогда не вступали. Слишком велики были идеологические противоречия между манихейством и буддизмом; недаром, по словам их манихейских учителей, тибетцы «называли черта буддой».

Невероятное ожесточение, которое проявили обе стороны в последующей войне имеет глубокие корни. Религиозные войны в Средней Азии имеют сходство не с реформацией, а с расколом церквей и последующей эпохой крестовых походов, когда латиняне, греки, карматы и мусульмане, даже иногда заключая политические союзы, были психологически настолько чужды друг другу и взаимно враждебны, что никакие компромиссы не были возможны, исключая частные случаи ренегатства, причем последнее никак не определяло характер эпохи. В некотором отношении Азия опередила Европу на триста лет: Тибет уже в VII в. стал теократической державой, а Уйгурия сделалась ею во второй половине VIII в.

Несмотря на активность манихейских проповедников, Уйгурия взяла новый политический курс не сразу. Первые ханы, создатели уйгурской державы Пэйло (744-745), Моянчур (745-759) и Идигань (759-780), опираясь на свое племя, пытались подражать ханам голубых тюрок. Ограбив Китай во время гражданской войны, они вообразили себя там хозяевами. Приезжая в Чанъань, они хватали на базаре девушек, отнимали казенных лошадей и всячески безобразничали. По договору 762 г. уйгуры получали замаскированную дань: за каждую пригнанную лошадь им платили 40 кусков шелка. Уйгуры пригнали однажды вместо 6 тыс. хороших лошадей 10 тыс. кляч, но им было отказано в уплате. Уйгуры убили на базаре чиновника. Их схватили и осудили на пожизненное заключение; тогда уйгурский старшина явился с войском, ворвался в тюрьму и освободил своих соплеменников, а тюремную стражу уйгуры избили и изранили{1550}. Не только населению столицы, но и самому китайскому правительству стало ясно, что так продолжаться не может.

В 788 г. в Китае вступил на престол Дэцзун, тот самый, который отказал уйгурскому хану в поклонении, за что его советники были забиты палками{1551}. Понятно, что он не был расположен к уйгурам. Идигань-хан, зная это, решил принудить нового императора к покорности и в 778 г. напал на Северный Китай. Первое сражение под Янкюй уйгуры выиграли. Китайцы потеряли убитыми 10 тыс. человек. Но наместник Дайчжоу (в Шэньси) разбил их и принудил к отступлению. Уйгуры угнали лишь «несколько десятков тысяч овец, которые почти все подохли в дороге»{1552}. Хан понял, что Китай окреп и что для сохранения status quo надо готовиться к большой войне. Действительно население Китая с 764 по 780 г. выросло на полмиллиона душ (точнее, на 85 тыс. семейств = 485 тыс. человек){1553}, что позволило создать новую армию в 768 тыс. человек.

Учитывая свои возросшие силы, Дэцзун покончил еще с одним тягостным обязательством. Токуз-огузы получили привилегию жить в столице за казенный счет, как гости{1554}. Они на этом весьма наживались. В 780 г. Дэцзун выслал их из Китая. На границе обнаружилось, что они в дорожных мешках увозили китайских девочек. Не имея права производить обыск, военный начальник на границе послал чиновника нагрубить тутуку. Тот вспылил и избил грубияна плетью. Этого-то и надо было китайцу. Войска оцепили табор токуз-огузов, произвели обыск, нашли девочек, и без разговоров казнили всех «гостей».

Император, узнав об этом, ограничился переводом пограничного начальника на другую должность и послал к уйгурскому хану посла с объяснениями. Он великолепно понимал, что за кровь своих родственников уйгуры потребуют китайской крови; что они не откажутся от тех выгод, которые им давал унизительный для Китая торговый договор, и все же Дэцзун пошел на это, очевидно считая себя в силах оказать сопротивление.

За это время в Уйгурии произошли чрезвычайно существенные перемены. Когда в 779 г. обострились отношения с Китаем, то мнения по поводу предстоящей войны разделились. Токуз-огузы хотели войны, вероятно потому, что им доставалась львиная доля добычи. Союзные же племена видели для себя в войне не выгоды, а только опасность{1555}. Так как хан не различал мнения большинства, то вельможа Дульмагатархан поднял восстание. Хан, его советники и 2 тыс. человек токуз-огузской знати погибли, и узурпатор вступил на престол с титулом Кат Кутлуг Бильге-хан, что в переводе значит «очень счастливый мудрый хан»{1556}.

Конечно, здесь не обошлось без китайской дипломатии. Узурпатор получил деньги на восстание от китайского посла. Но помимо этого в широких массах уйгуров существовало недовольство роскошью ханского двора, палатами, построенными для ханского гарема вместо привычных юрт, и необходимостью платить налоги для поддержания чужого великолепия. Недовольство гегемонией токуз-огузов вылилось в настоящую резню; поэтому так же осталась без последствий расправа китайцев с «гостями»{1557}.

Новый хан твердо хотел мира. За смерть «гостей» он в 781 г. взял выкуп. В 783 г. был заключен мирный договор на следующих условиях: 1) хан назвался вассалом Китая; 2) уйгурские посольства не должны превышать 200 человек; 3) для принудительного торга разрешалось приводить не более тысячи лошадей; 4) было запрещено уводить китайцев за границу. Договор был скреплен в 788 г. путем брака и союза против Тибета. Положение стабилизировалось{1558}.

Внутри страны Дуньмага правил твердо и жестоко. Два сына одного из принцев прежней династии были казнены по его приказанию{1559}. Надпись характеризует Дуньмага, как человека мужественного{1560}. Очевидно, он был достаточно популярен, потому что после его смерти в 789 г. на престол взошел его сын Долосы, но не в порядке престолонаследия. Новый хан был поставлен вельможами и от них получил титул «Айдынлык улуг куч-мун-мыш Кучлук Бильге-хан», т. е. «блестящий, высокий, силой воссевший, могучий мудрый хан»{1561}.

Уйгурия стала выборной монархией.

Возобновление войны. Восстание хэбэйских феодалов, хотя оно было скоро подавлено, расшатало Китай еще больше, чем внешние войны. Никто не хотел повиноваться властям, и Дэцзун в 783 г. был вынужден бежать из Чанъани.

Тисрондецан использовал замешательство для интервенции и послал войско на помощь китайскому императору. В 784 г. объединенные силы правительственных и тибетских войск разбили силы мятежников при Утинчуани и готовились к возвращению столицы, но эпидемия моровой язвы, вспыхнувшая в несчастном Китае, дала тибетцам повод уйти обратно, не развив успеха. В Китае считали, что тибетцы договорились с мятежниками.

К счастью для императора, вождь восставших феодалов был в 786 г. отравлен своим врачом и мятеж утих.

По первоначальному договору тибетцам на помощь при возвращении столицы были обещаны новые территориальные уступки. Их преждевременных уход, рассматривался китайским правительством, как основание для отказа от выполнения обещания, но тибетцы считали, что они достаточно потрудились, сокрушив мятежников при Утичуани. Отказ они восприняли как обман и, раздраженные этим, бросились на пограничные области, забрали людей, скот и вытоптали посевы. На этот раз им удалось благодаря неожиданности истребить большую часть своих заклятых врагов — пограничных китайцев, а так же овладеть крепостями Янчжоу, Линчжоу, Сичжоу{1562}, которые до сих пор были барьером для тибетской экспансии на север и на запад.

Подучив то, что им было нужно, тибетцы снова предложили мир. Подкупленный тибетским полководцем китайский генерал Ма Суй согласился на перемирие и отправился с докладом в столицу. Тибетский главнокомандующий Шан Гецзан использовал выигрыш во времени для переформирования и отвода измотанных частей в тыл.

В Чанъани на переговоры согласились и отправили комиссию самых крупных чиновников и полководцев, чтобы выторговать приемлемые условия мира и добиться от тибетцев возвращения захваченных территорий. Среди членов комиссии был Хуань Сянь, воевода, усмирявший мятеж: его то и винили тибетцы в нарушении договора{1563}. Со стороны императора было непростительной ошибкой посылать для переговоров с варварами их личного врага, и это сильно повлияло на ход событий.

Стремясь к мести, Шан Гецзан пошел на предательство: конная засада напала на китайцев и взяла ее в плен. Но Хуань Сянь, поймав невзнузданную лошадь, успел ускакать и добраться до укрепленного лагеря; его преследовали, но ни одна стрела его не задела. После этого о мире не могло быть и речи.

Шан Гецзан был талантливый полководец. Он использовал достигнутые успехи для развития широкого наступления на Китай по всему фронту. Китайские войска только отступали или сдавались, а тибетская конница повсюду производила грабежи. Жители западной окраины Шэньси почти все были истреблены или угнаны в Тибет, а до сих пор именно они останавливали тибетские набеги.

Было ясно, что Китай снова проиграл войну. Но тут была пущена в ход китайская дипломатия. В 788 г. Китай заключил оборонительный союз с Уйгурией, так же опасавшейся усиления Тибета и его северо-западной экспансии. На юге, в Сычуани, шла борьба на два фронта; с запада наседали тибетцы, с юга выставило войско Наньчжао, союзное с Тибетом. Стесненный союзниками, китайский полководец Вэй Гао применил метод дезинформации противника. Он написал письмо царю Наньчжао с благодарностью за его «искреннюю приязнь» и послал его с расчетом, чтобы оно попало в руки тибетцев. Те начали подозревать своего союзника в измене и отправили корпус войск, чтобы перерезать ему дорогу в Сычуань. Это посеяло рознь между союзниками. Войска Наньчжао ушли, а тибетцы, оставшись одни, потерпели поражение в 789 г. Сычуань была спасена.

Вэй Гао не остановился на этом: продолжая малую войну, состоявшую в осадах небольших крепостей, он направил посла к царю Наньчжао, Имо-суну. Посол сумел уговорить Имосуна перейти на сторону Китая и ударить в тыл тибетской армии, действовавшей на юге. Не ожидавшие удара в спину тибетцы были разбиты в 793 г. и на следующий год, после новых неудач, отступили на свою территорию{1564}.

Вступление Уйгурии в войну придало событиям новый оборот и на севере.

Разгар войны. Уйгурия больше выиграла от признания своего подчиненного положения, чем проиграла. Фактически не уйгуры зависели от китайцев, а китайцы от них. Переписка владений Западного края со столицей Китая шла в обход тибетских войск, через уйгурские земли. Для войны на западе Китай не располагал достаточной конницей. Спасти положение могли только уйгуры, и они готовы были помочь, но за все требовали плату. «Требования кочевых не имели пределов»{1565}. Китай оплатил войско, и уйгуры вступили в войну с тибетцами. Но и тибетская дипломатия оказалась весьма активной: тибетцы нашли союзников. На из стороне выступили западные карлуки, старые соперники уйгуров, а так же племя шато, кочевавшее в Южной Джунгарии и страдавшее от больших налогов.

Еще более томились покоренные уйгурами тюрки, восточные карлуки{1566} и племя баянь; эти ждали тибетцев, как избавителей. Наконец, тибетофилские тенденции росли среди кыргызов, покоренных, но не сломленных ханом Моянчуром. Стремясь сбросить уйгурское иго, они так же искали дружбы с карлуками и арабами, но арабы были далеко, а карлуки слабы, и только тибетская ориентация обещала надежду на ниспровержение уйгурского ига. Тибетские эмиссары проникали на Енисей через карлукские земли{1567}.

Кроме того, тибетцы установили свою гегемонию на западных склонах Памира, подчинив себе Гибинь{1568} и эфталитов. Дань, которую теперь выплачивали тибетцам, состояла из лекарств и съестных припасов{1569} и, очевидно, шла на снабжение тибетской армии.

На юго-западе тибетцы установили дружбу с царем Кашмира, ставшим их единоверцем. В это время Кашмир вел активную завоевательную политику в Северной Индии{1570}. которая обеспечивала Тибету спокойный тыл.

В конце 789 г. тибетское войско двинулось к Бишбалыку (Бэйтин). Уйгурский воевода, носивший титул «Гйегяньгяс»{1571}, пришел на выручку города и понес поражение, в котором решающую роль сыграла измена шатосцев. Бэйтин пал в 790 г. Это решило судьбу Кучи, Карашара, Хотана и Кашгара, где китайцы успели слиться с местным населением. В Китае больше не было вестей из этих отрезанных владений, но они, видимо, сами сумели организовать оборону, и тибетцы не смогли стать хозяевами южного Притяньшанья. Зато область Сичжоу, включавшая Турфанский оазис, сохранила верность метрополии{1572}. Это легко объясняется тем, что китайцы, населяя Турфан в V в., окитаили местное население. Но Сичжоу был островком в бушующем море кочевников, и решающего значения китайский гарнизон не имел.

В следующем году тибетцы, стремясь обеспечить свои коммуникации, продолжили наступление в северо-восточном направлении вниз по течению Хуанхэ, но уйгурское войско разбило их у Линчжоу. После ухода уйгуров тибетцы возобновили кампанию, взяли крепость Шуйкуэч-жай и так разграбили местность, что она не могла больше служить китайцам плацдармом для контрнаступления. Пограничная война свелась к отражению набегов и восстановлению разрушенных крепостей{1573}.

Среди жертв царство потомков Гэсэра{1574}, которое тибетский источник почему-то именует тюркским{1575}. «Красноликие тибетские демонические войска вторглись в это тюркское царство и поставили свои черные шатры на его земле. Разоренных жителей увели в страну монов, где дали им жилища»{1576}. После этого в Западном Тибете появилась династия князей, которая вела свое происхождение от Гэсэра{1577}.

В том же 791 г. другая тибетская армия подчинила Хотан{1578}, чем обеспечила тыл войскам, действовавшим в Джунгарии. Тогда китайцы, потеряв веру в собственные силы, обратились с просьбой о помощи к арабам. Харун-ар-Рашид согласился начать военные действия против слишком усилившихся тибетцев, и его войска сковали более половины тибетских сил, что весьма повлияло на дальнейшее развитие событий{1579}.

Война на севере. Между тем возобновилась отчаянная война за ключ к Джунгарии — крепость Бэйтин. Разбитый в 790 г. китайский генерал и наместник Бэйтина Ян Си-гу со своим войском бежал в Чичжоу (?! — может быть, это Чигу — «Красная долина» в горах Тянь-Шаня около оз. Иссык-Куль). Гйегяньгяс предложил Ян Си-гу совместными усилиями выгнать тибетцев, но тибетцы одержали полную победу. Две трети уйгуро-китайского войска легло на поле битвы. Гйегяньгяс, собрав остальные войска, хотел ограбить китайскую крепость Сичжоу{1580}, а китайскому наместнику предложил убраться в Китай. Добросовестный чиновник Ян Си-гу, увидев, что положение непоправимо, кончил самоубийством, а союзники тибетцев — восточные карлуки завоевали Джунгарию{1581}. Уйгуры были отброшены на юг, где держались китайские «четыре крепости».

Опираясь на них, уйгурские отряды наносили удары по тылам тибетской армии и в течение трех лет мешали ее наступлению на север{1582}. Около Бугура{1583} они захватили табуны, предназначавшиеся для пополнения состава тибетской армии, а вслед за тем разбили тибетские отряды у Циктама{1584} и Чонги{1585}. Удачная диверсия в сторону Хотана{1586} помешала тибетцам подвести подкрепления с юга наконец, в 795 г. уйгурское войско, пополнившись, нанесло поражение тибетцам около Бэйтина и этим окончательно остановило тибетское наступление{1587}.

Вырвавшись в родные степи, уйгуры столкнулись с необходимостью подавить протибетские настроения среди карлуков и тюргешей, входивших в состав Уйгурского каганата{1588}. Тибетское вторжение принесло этим племенам свободу, и возвращение уйгурского войска не могло быть встречено ими с радостью. Очевидно, они пытались поддержать тибетцев, но были, подобно им, разбиты у р. Болчу{1589}. Уйгуры выиграли трехлетнюю кампанию{1590}.

Войну не остановили даже перемены, произошедшие в обеих воюющих державах. В Тибете умерли великий полководец Шан Гецзан в 796 г. и Тисрондецан в 797 г.; в Уйгурии пресеклась династия Йологэ, и в 795 г. вельможи поставили ханом талантливого полководца Кутлуга, получив его согласие на ограничение власти{1591}.

Вступив на престол, он столкнулся с затруднениями, которые очень трудно было предвидеть. Тибетская дипломатия сделала свое дело: в тылу у уйгуров подняли восстание кыргызы, сохранившие при подчинении в 758 г. автономию. «Кутлуг сумел подавить кыргызов, подверг их страну разгрому, и их государственные дела прекратились, на земле их не стало живых людей»{1592}. Последнее, очевидно, значительно преувеличено{1593}, но тем не менее после разгрома целых 20 лет, т. е. пока не выросло новое поколение, о кыргызах не было слышно. Не это ли событие послужило поводом для установления в Туве стелы, ныне находящейся в Минусинском музее под номером 22? Стела представляет собой четырехгранный песчаниковый столп высотой в 3.4 м. На одной из широких сторон помещена руническая надпись в три вертикальные строки. Под ними дугообразная с опущенными вниз концами линия, к середине которой сверху примыкает крест (описание С. В. Киселева). содержание надписи таково: «От вас, ста моих приятелей товарищей, от шести родов моего народа, от вас моих я отделился [т. е. умер]. Мое геройское имя Ак-баш-ат-ых. Я Ынал огня в семьдесят лет.

Моя геройская доблесть! Мой пояс с 42-мя пряжками-украшениями! Среди врагов убил я 30 героев!»

И дополнение к надписи на боку стелы:

«По своей силе шести родов народа моего он поставил здесь камень…».

Если принять предлагаемую ниже гипотезу, то содержание памятника станет ясно. Алты-баг-будун, т. е. народ шести бегов, — это уйгуры после 780 г. Ак-баш-ат-ых видимо командовал сотней и погиб в бою, а победивший хан народа шести бегов, т. е. уйгуров, увековечил его память. Это могло быть лишь в случае победы, а в IX в. побеждали кыргызы уйгуров не противоречит нашей гипотезе и крест на стеле, так как манихеи чтили память Христа, да и сам Мани был распят. Характерна и вертикальность строк, так как именно такова манихейская письменность уйгуров позднего времени (X-XI вв.). «Буквы памятника заметно не орхонские»{1594}. Если принять вышеизложенную точку зрения, то стела указала бы нам место битвы, если бы она не была с него снята и перевезена в Минусинский музей.

Затем войска перешли опять в окрестности Бэйтина, где действовали тибетцы и восточные карлуки{1595}.

После долгих и трудных боев, о которых надпись повествует весьма туманно, уйгуры остались победителями и остатки крепости Бэйтина перешли в их руки, став снова городом Бишбалык. Получив базу для наступления, уйгурский хан двинулся на выручку Кучи, осаждаемый тибетцами{1596}. Уйгуры, заманив врагов в засаду, перебили весь корпус. Но спасенные кучаские китайцы оказались неблагодарными и стали торговаться о размере дани, которую требовал с них доблестный избавитель. Хан лично возглавил военную экспедицию против скуповатых союзников. Те попробовали сопротивляться, но были разбиты и бежали до самой Ферганы. Там, на берегах Нарына{1597}, уйгуры настигли беглецов и ограбили их дочиста. После этого уцелевшие «слезно просили и молили» принять с них дань, на что уйгурский хан милостиво согласился. Таким образом, остатки китайских владений на западе вошли в состав Уйгурского ханства.

Вскоре ему пришлось столкнуться с западными карлуками{1598}, столкновение окончилось в пользу уйгуров. Последним подвигом хана Кутлуга было усмирение восточных карлуков и разгром поддерживавшей их тибетской армии. Джабгу восточных карлуков был лишен власти и изгнан. Эти бои происходили к югу от Тянь-Шаня, так как указано, что хан, преследуя бегущих, достиг Ферганы{1599}.

Все эти события произошли в одно десятилетие — 795-805 гг. Надпись не дает данных для уточнения абсолютной хронологии, а китайские хроники обходят эти факты молчанием. Надпись заполняет пробел истории{1600}, и теперь ясно, что уйгурам не только удалось остановить тибетское наступление на запад, но и вытеснить тибетцев из Джунгарии. Уходя, тибетцы увели своих союзников шато и поселили их в предгорьях Наньшаня, в области Гуаньчжоу{1601}. Это спасло шатосцев от истребления, ибо их измене уйгуры справедливо приписывали падение Бэйтина.

Итак в результате кровопролитных боев и изнуряющих душу и тело походов выяснилось, что силы противников равны: уйгуры сохранили Кучу и Карашар, а тибетцы удерживали Хотан и Кашгар{1602}.

Война на востоке и на западе. Воспользовавшись тем, что значительные силы тибетцев были связаны на западе, китайцы отвергли предложение нового царя, Муни Дзенбо, о заключении мира и начали контрнаступление по всему фронту.

В 798 г. тибетцы потерпели поражение на севере, в Яньчжоу при Хумачи, а в 800 г. — в Линчжоу. На юге в Сычуани Вэй Гао взял две тибетские крепости. На это тибетцы ответили сокрушительным наступлением 801 г., в результате которого пала крепость Линчжоу и китайцы лишились базы для наступления.

Страшась вторжения внутрь страны, китайское правительство отдало приказание Вэй Гао совершить диверсию в Южный Тибет; эта операция имела только одну цель — отвлечь силы противника с решающего направления. Вэй Гао с двадцатитысячной армией вторгся в тибетские владения в Сычуани, разбил заслон и взял семь городов и пять крепостей, но был остановлен твердынями Вэйчжоу и Куньмин. Тибетский полководец Мадиндэ, опасаясь опалы за понесенные поражения, передался китайцам, а его преемник на посту командующего восточной армией Лунь-манжо Мулун-ци-симе попал в расставленную китайцами засаду, потерпел полное поражение и был взят в плен. Но крепости устояли против осады, и китайское наступление на юге захлебнулось{1603}.

Тем не менее начиная с 802 г. тибетцы стремились к миру с Китаем. В 806 г. был произведен даже обмен пленными. Дело в том, что у тибетцев испортились отношения с арабами. Если в 777 г. тибетский царь признал халифа, то с 785 г. в Средней Азии шла арабо-тибетская пограничная война{1604}, а в 806 г. тибетцы и карлуки поддержали военными силами мятеж Рафи ибн-Ляйса в Самарканде{1605}.

Что происходило дальше — не ясно, но в 811 г. Мамун перед началом гражданской войны со своим братом Амином горько жаловался: «Карлукский Джабгу вышел из повиновения, такую же непокорность обнаруживает хакан, владетель Тибета; царь Кабула готовит набег; царь Отрара отказывается платить дань»{1606}.

Так как под термином «покорность» в отношении таких особ, как карлукский джабгу, уйгурский хан, тибетский царь и китайский император, понималось просто установление дипломатических отношений, то под «непокорностью» надо понимать разрыв и подготовку войны. Приведенный текст дает представление о размахе тибетской внешней политики, так как здесь перечислены члены антиарабской коалиции. Однако события на востоке сделали невозможным возобновление тибетской экспансии.

Около 806 г.{1607} уйгуры, продолжая наступление, взяли крепость Лянчжоу и этим связали тибетцев. Тибетцы заподозрили, что шато, на которых они опирались, им неверны, и хотели перевести это племя в нагорье Цайдам{1608}. Шато вспомнили свою былую службу Китаю, где они были в чести, и восстали против захватчиков. В 808 г. весь народ — 30 тыс. кибиток — потянулся вдоль северного склона Наньшаня и затем по реке Таошуй в Китай. Тибетцы напали на них и не отставали до самой китайской границы. Каждый день шел беспощадный бой. До Китая дошло лишь 2 тыс. всадников и немного скота. Китайцы приняли уцелевших героев, снабдили их провиантом и скотом и создали из них особый пограничный корпус.

Лишившись поддержки шато, тибетцы приостановили свою агрессию. Уйгуры тем временем успели поссориться с Китаем. Война потухла сама собой.

Раздор между уйгурами и китайцами посеяли татабы. В 788 г. они вместе с татарами (шивэйцами) произвели набег на Китай. В 795 г. китайцы рассчитались с ними, истребив их «до 60 000 человек»{1609}. Это бросило татабов в объятия уйгуров, и следующий набег в 806 г. они совершили уже совместно с ними. Подданство татабов уйгурам продолжалось до 830 г., когда первые, совершая очередной набег, были разгромлены китайскими войсками и их вождь взят в плен. Император пожаловал пленнику шляпу, пояс и военный чин. Тем самым освобожденный из плена вождь стал вассалом Китая. Уйгуры приняли это довольно безразлично, так как их внимание всецело поглощали внутренние дела.

В 809 г. возобновились тибетско-китайские мирные переговоры, но тибетцы, желая обеспечить себе мир и с Уйгурией, совершили набег, отобрали содержащихся в Китае задержанных уйгуров и вернули освобожденных в их отечество{1610}.

Уйгуры отблагодарили тибетцев, совершив в 813 г. диверсию в «Ивовую долину» у Западной стены{1611}, что сделало Китай весьма уступчивым при затянувшихся переговорах. Тогда же Китай принял предложение Тибета об установлении на границе менового торга{1612}. Меновая торговля была выгодна тибетцам, которые получили возможность приобретать нужные им товары прямо от населения, а не через китайских чиновников, т. е. по низким ценам. Но еще более неприятным для китайцев было то, что тибетцы построили мост через Хуанхэ около Шофана, укрепили его валами и тем самым получили возможность в любое время попадать в Ордос, а оттуда в незащищенные области Китая. Однако китайцам пришлось с этим примириться, так как участившиеся восстания провинциальных губернаторов, возникавшие из года в год, делали невозможной ни мобилизацию, ни продолжение войны.

Конец войны. Тибетская армия не могла сокрушить Уйгуро-китайскую коалицию, но помогла тибетская дипломатия: она разделила обе враждебные державы и дала возможность Тибету бить их по одиночке. Тибетцы, обеспечив себя с востока и вынудив с уйгурской помощью Китай заключить перемирие, бросились в 816 г. на север, прямо на уйгурскую столицу Каракорум{1613}. В то же время в тылу у уйгуров вспыхнуло восстание кыргызов, на этот раз удачное{1614}. Невозможно допустить, чтобы действия союзников не были координированы.

Поход не имел полного успеха лишь вследствие непредвиденного обстоятельства: в 816 г. умер тибетский «безымянный гамбо»{1615}, и полководец Шан Шацзан был вынужден вернуться в Тибет, чтобы принять участие в возведении на престол угодного ему царевича{1616}. Однако уйгуры не смогли этим воспользоваться, так как вели войну с кыргызами, затянувшуюся на 20 лет.

В Китае воспользовались унижением Уйгурии для того, чтобы избавиться от обременительных последствий союза с ней. В 806 г. в Чанъань впервые прибыло уйгурское посольство, состоявшее не из мирян, а из манихейского духовенства{1617}.

Несмотря на все отрицательное отношение к этому исповеданию и проповеднической деятельности «совершенных», китайцы вынуждены были терпеть их присутствие в столице, чтобы не портить отношения с Уйгурией. Как только выяснилось, что уйгурская мощь ослабла, а с Тибетом установлен мир, китайское правительство обвинило манихеев в пособничестве уйгурским купцам и в торговых злоупотреблениях и в 817 г. выслало их за границу. Обвинение, даже если оно не было вымышленным, не отражало сущности дела. Конфуцианцы вели активную борьбу и с мистикой, и с кочевой культурой, а тут было налицо сочетание и того и другого. Высылка посольства оформила разрыв китайско-уйгурского союза.

Этого только и ждали тибетцы. В тот же год, не успев даже дождаться возвращения из Чанъани своего посольства, они набросились на Китай. Снова по всей границе закипели бои, но китайские войска остановили наступление тибетцев{1618}. Китайские и уйгурские правители пришли к выводу, что надо объединиться перед лицом грозного врага. В 821 г. союз обеих держав был восстановлен и скреплен браком{1619}. Тибетский полководец Шан Цисир предпринял наступление в долину Орхона{1620}, но безрезультатно, так как тибетские союзники — карлуки — были в это время заняты войной с арабами в Фергане{1621}, и уйгуры отразили тибетское наступление.

Дальше воевать не имело смысла, и тибетцы предложили Китаю мир на условиях сохранения за ними всех сделанных ими территориальных приобретений. Поскольку Китай не имел никаких возможностей для контрнаступления из-за отсутствия конницы, то эти условия были приняты и война кончилась в конце 821 г.

Тибетско-китайский мирный договор 821 г. Этот договор сохранился на стеле в Лхасе. Приводим его содержание «Просвещенный, воинственный и отцепочтительный Велико-Тханский император, премудрый и божественный Велико-Тибетский кябу{1622}, два государя, дядя и племянник, помышляя о соединении Двух держав, постановили клятвенный договор о великом и вечном мире.

Духи и человеки были свидетелями сего деяния; грядущие роды превознесут оное.

Почему для предания сего в потомство и водрузили камень с надписью. Просвещенный, воинственный и отцепочтительный император, премудрый и божественный кябу, сии два государя обладая глубокой проницательностью и благоразумием, ведают прочное образование народов; распростирая чувства сожаления, изливают милость на все страны, советуясь едино мысленно доставить спокойствие и счастье народам и сим оказанным благодеянием полагают основание долговременному благоденствию. Сие единодушное стремление к утверждению соседственной дружбы приобретает им истинную славу. Отселе впредь на положенных рубежах двух государств — Китайского и Тибетского, лежащее от двух городов Тхаоч-жеу{1623} и Миньчжеу{1624} к востоку должно принадлежать царству Велико-Тханскому, лежащее же от границы в запад — державе Велико-Тибетской.

Сии два государства обязуются прекратить кровопролитную вражду, не поднимать оружия, не производить взаимных нападений. Если кто по какому-либо случаю задержится в чужих пределах, таковых брать живыми, по отобрании допросов снабжать одеянием и пищею и отпускать в свое отечество, дабы не возмутить спокойствия своей державы, оказать благоволение к духам и любовь к людям. Вследствие сей взаимной дружбы между дядею и племянником, при встретившихся трудных обстоятельствах они должны относиться (обращаться. — Л. Г.) друг к другу и подавать помощь. Как между двумя сторонами всегда должно быть сообщение, то положить, чтобы отправляемые с обоих сторон послы в долине Цзяньц-зюньчу{1625} переменяли лошадей. От Тхаочжеу к востоку двор Велико-Тханский, в запад двор Велико-Тибетский обязаны содержать почту. Надлежит в полной мере обнаружить сближение между дядей и племянником, дабы огонь и прах не воздымались на пределах{1626}, обоюдно славили доброту [царей] и вечно помышляли о беспокойствиях в стране; путешественники не брали бы предосторожностей, жители наслаждались бы тишиною и не было бы взаимных нападений. По излиянии таковых благодеяний на будущие роды звук славы всюду распространится, где только солнце и луна светят. Тибетец да вкусит спокойствие в Тибете, китаец да вкусит веселие в Китае; каждый, соблюдая сей клятвенный договор, вечно не должен разрывать оного. Перед образом богов и мудрых, перед лицом солнца, луны и звезд, над закланным скотом утверждаем клятву.

Кто же не сохранит договора, тот клятвопреступник да воспримет бедствия от них. Тибетский государь и послы китайские, поклоняясь до земли, утверждают договор: в точности здесь изображенный. Добродетели двух царей будут вечно греметь в потомстве, и подданные прославят благо, излиянное на них»{1627}.

Весьма важным дополнением к содержанию договора является короткое указание, что в 821 г. в Кашгаре была восстановлена власть Китая и туда был назначен генерал-губернатор{1628}. Это проливает свет на события, происходившие на западной границе Тибета. Совершенно очевидно, что китайцы в то время не могли овладеть Кашгаром ни сами, ни через посредство уйгуров, отвлеченных на север восстанием кыргызов. Тем не менее тибетцам был нанесен удар в спину, и настолько сильный, что они не сумели восстановить свою власть в Кашгаре. Единственно возможное объяснение — кашгарцы сами выгнали тибетцев и через уйгурские земли установили связь с Китаем. Можно думать, что тут немалую роль сыграли китайские колонисты в Западном крае, ранее убегавшие от уйгурского хана. Совершенно неизвестно положение Хотана в 821 г., но там тибетцы тоже не закрепились. По-видимому Хотан умел лавировать между воюющими сторонами, и этим спас свою независимость.

Но незначительные потери не уменьшили для Тибета значения заключенного мира.

Лаконичную, но полную оценку этому миру дает тибетский историк буддийского направления{1629}. «В далеко раскинувшемся, похожем на белый занавес венке горных цепей, в средней точке земли, истощенные китайцы на коленях просили мира и поторопились поставить камень и высекли на нем надпись. На юге мощи Тибета подчинилась Индия{1630} (Бихар и Бенгалия{1631}), на западе завоеван Брушал (область, граничащая с Персией), на севере покорены все монгольские государства» (имеются в виду южные монголы — хоры — Л. Г.).

Действительно, в этой грандиозной войне победа досталась Тибету. Караванный путь был завоеван прочно, пограничные воинственные китайцы бывшего княжества Цинь были истреблены, а дальнейшее наступление вглубь Китая не имело смысла, так как введение китайского элемента в страну, боровшуюся с Китаем, могло только ослабить ее внутреннюю мощь. Уйгурия была связана по рукам и ногам войной с кыргызами, вождь которых Ажо объявил себя ханом и, гордый своими победами, заявил уйгурскому хану: «Твоя судьба кончилась. Я скоро возьму твою золотую орду, поставлю перед ней моего коня, водружу свое знамя. Если можешь состязаться со мной, то немедленно приходи, если не можешь, то скорее уходи»{1632}. Второй союзник тибетского царя, карлукский джабгу, стеснил арабов и остановил распространение ислама в степи.

Тибет разделил собою восток и запад и встал между ними как третий равный. Вокруг него не было больше опасных врагов, но подлинная опасность скрывалась внутри самой страны.

Бон и буддизм. Оглянемся на то, что происходит в Тибете в правление Тисрондецана и его потомков{1633}. Вспомним, что слабые правители (цэнпо) искали помощи против своих подданных у буддийской общины, которую никто, кроме них самих, не любил и не уважал. Во время войны сила всегда находится в руках победоносных полководцев, а в армии сражались не монахи а вооруженный народ, придерживавшийся веры бон. Пока был жив цэнпо Мэагцом, ему удавалось обеспечить буддийским монахам безопасность и некоторую поддержку, но после его смерти в 755 г., когда на престол вступил малолетний Тисрондецан, фактическую власть взял в свои руки вельможа Мажан, непримиримый враг буддизма.

Мажан последовательно препятствовал распространению буддийской литературы и разогнал два монастыря, основанные царем. Великая кумирня Лавран была превращена в бойню. Тогда буддийские вельможи составили заговор, в котором принял участие сам царь; Мажан был схвачен и заперт в могильном склепе, так как верующие буддисты не должны никого убивать, а при таком мероприятии Мажан умер сам. Царь снова взял власть в свои руки, и снова начался расцвет буддизма в Тибете. Снова открылись кумирни, на площади Лхасы был устроен диспут между сторонниками черной веры (бон), причем последние, конечно победили, но обошлись с побежденными весьма милостиво, сожжена была лишь часть бонских книг, а другая часть принята буддистами.

Достигнутое соглашение позволило Тисрондецану развернуть, с одной стороны, экспансию на восток, север и запад, а с другой — пригласить новых буддийских проповедников, уже гарантировав им безопасность.

Вскоре сами буддийские монахи, принадлежавшие к разным сектам, начали борьбу за преобладание, в результате которой китаец был побежден индийцем и принужден покинуть Тибет. Однако несколько лет спустя победитель был убит учениками побежденного.

В результате долгой борьбы при цэнпо Ральпачане (816-833) победила хинаяническая секта сарвастивадинов{1634}. Эта победа была настолько полна, что царь запретил переводы сочинений других сект и проповедь махаянического или тантрического буддизма. Последствия этой политики были весьма существенны.

Из трех сект, боровшихся в Тибете за преобладание, сарвастивадины были наименее популярны. Тибетцы соглашались с тем, что тантрические заклинатели, изгоняющие злых духов, могут быть полезны, так как вера в силу злых духов и заклинаний была повсеместна. Учения махаянистов, так называемое скорое спасение, заключалось в абсолютном безделье — «неделании». Для тибетца такие монахи были безвредны, ибо прокорм аскета ничего не стоит. Сарвастивадины проповедовали «медленное спасение», заключавшееся в делании «добрых дел». Под последним понималось строительство храмов, монастырей, кумирен, ступ и проповедь закона. Естественно, расходы ложились на народные массы, которые от расцвета новой веры беднели и нищали. Тибетцы начали роптать. «Кто извлекает пользу из нашего обеднения и угнетения?» — вопрошали они и, указывая на лам, говорили: «Вот они». Царь запретил презрительно смотреть на духовенство и указывать на него пальцами; за это полагалось выкалывание глаз и отсечение указательного пальца, но эта мера не помогла{1635}. Когда же царь приказал казнить своего первого министра, обвиненного в связи с царицей, то не выдержали даже придворные и, войдя в спальню царя, сломали ему шею.

Вступивший на престол брат убитого, Лангдарма, был врагом буддизма. Пользуясь наступившим в стране голодом, падежом скота и другими бедствиями, он взвалил вину за эти несчастия на религию Будды и поднял на нее гонение. Кумирни были разрушены, книги и иконы либо сожжены, либо брошены в воду, ламы были обращены в охотников и мясников, а отказавшиеся от этих нечестивых занятий казнены. За короткое время буддизм в Тибете был уничтожен.

В 842 г. Лангдарма был убит буддийским отшельником. Возникли распри и восстания, внутренняя война продолжалась 20 лет и закончилась настолько полным истощением страны, что китайцы перестали обращать внимание на тибетские дела. Вследствие этого сведения об истории Тибета в X-XI вв. чрезвычайно скудны, но общая картина все же ясна: царская власть была уничтожена, а племенные вожди создали мелкие княжества, находившиеся в постоянной междоусобной войне.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.