Ответ на письмо Антона Турчака

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ответ на письмо Антона Турчака

В начале своего письма господин Турчак приписывает моим статьям политические мотивы и утверждает, что я занимаюсь пропагандой. Замечательное заявление, особенно в свете того, что господин Турчак враждебно настроен по отношению к Сталину, но прибегает к типично сталинским нападкам. Например, он называет мои работы «политизированными», не поясняя, какие, по его мнению, политические взгляды я исповедую. Он называет мои работы «пропагандой», игнорируя при этом огромное количество предоставленных мною доказательств, а также тот факт, что я рассматриваю и альтернативные взгляды. С моей точки зрения, его стиль напоминает пропаганду больше, чем мои работы.

Господин Турчак также задается вопросом — а может ли заокеанский профессор знать украинскую историю лучше украинского профессора? Ну что же, попросим читателей дать ответ на этот вопрос.

В первой из моих статей, опубликованных в газете «2000», обсуждался голод 1928–1929 гг., а также помощь голодающим, предоставленная правительством. Информация об этом многие годы была доступна в украинских и российских архивах и отчасти в украинской прессе. Этот голод затронул несколько миллионов человек, и о нем говорили многие советские и украинские руководители. Он стал одним из факторов, подтолкнувших советское правительство к принятию решения о коллективизации сельского хозяйства. Тем не менее моя статья была и остается единственным научным исследованием на эту тему, когда-либо публиковавшимся в западной, советской, российской и украинской исторической литературе.

Почему же эта статья единственная? Потому что большинство ученых и простых людей думали и думают именно так, как Турчак: после 1917 г. не было никаких природных катаклизмов, а все, что происходило в СССР, задумано Лениным или Сталиным, а действовали они исключительно в политических целях. Другими словами, господин Турчак и большинство ученых исходят из теоретических предпосылок, которые не позволяют им принимать во внимание альтернативные точки зрения. Эти люди, как и господин Турчак, отвергают все новое и игнорируют важные доказательства.

Он утверждает, что экономические соображения были вторичны для советского правительства в процессе принятия решения о коллективизации сельского хозяйства. Он утверждает, что в 20-е годы в сельскохозяйственном производстве наблюдался прирост и не было никаких проблем. Но проблема состояла в том, что богатые крестьяне были крупнейшими производителями, а советскому правительству такая ситуация не нравилась. Г-н Турчак утверждает, что целью коллективизации было физическое уничтожение сельской буржуазии, и называет это преступлением, сопоставимым с холокостом.

Это старый довод, но более точное и полноценное изучение существующих доказательств говорит о его ошибочности. На самом деле сельскохозяйственное производство вовсе не развивалось быстрыми темпами и на протяжении 20-х гг., как правило, отставало. СССР пережил серьезные неурожаи, вызванные по большей части плохой погодой — в 1920, 1921, 1924, 1927 и 1928 гг., а также низкие урожаи в 1922, 1923 и 1929 гг. Хорошими были только урожаи 1925–1926 годов.

Оценка объема этих плохих урожаев имеет мало общего со статистикой, поскольку статистические данные по сельскохозяйственному производству за 20-е годы представляют собой прогнозы и расчеты, сделанные еще до уборки урожая. Статистические ведомства спорили об объемах продукции растениеводства, но дружно говорили о том, что упомянутые данные неточны и приблизительны. Самый надежный показатель слабости урожая состоит в том, что в годы плохих урожаев правительство импортировало продовольствие в существенных объемах, обеспечивало продуктовой помощью голодающих крестьян и иногда горожан. Импорт продовольствия и оказание помощи документально подтверждено газетами и архивными источниками.

Советское правительство организовало несколько программ для совершенствования методик сельского хозяйства и повышения объемов производства продукции. Эти программы отличались малой эффективностью. Одной из причин такого положения дел была непогода. Реальная проблема состояла в том, что советские чиновники и многие агрономы думали, что благодаря коллективизации советского сельского хозяйства им удастся усовершенствовать земледелие более эффективно, чем просто полагаясь на крестьян.

Именно это отношение и стало трагедией и преступлением, а вовсе не то, что называет преступлением господин Турчак. Проблема «богатых крестьян» на самом деле рассматривалась советским правительством как вторичная.

Решая проблему кризисов, советские чиновники часто сталкивались с такими крестьянами (особенно из числа «богатых»), которые утаивали продовольствие от продажи ради того, чтобы позже продать его с большей выгодой. Советское руководство считало такое поведение крайне тревожным, поскольку оно вынуждало правительство, рабочих и незажиточных крестьян больше платить за продукты. Кроме того, все происходило на фоне роста цен и продовольственного дефицита. С точки зрения советских чиновников и многих рабочих, такие крестьяне только дополнительно ухудшали и без того плохую ситуацию, лишая голодающих пищи и в определенном смысле даже способствуя возникновению голода.

Советская политика раскулачивания стала отражением гнева обозленных рабочих и советских чиновников, возмущенных действиями спекулянтов. Во времена голода руководители и бедное население других стран шли на очень суровые меры в борьбе со спекулянтами. Советское правительство было более суровым и жестоким, чем меры большинства других государств. С моей точки зрения, для достижения поставленных целей не было необходимости в применении таких мер, и их можно назвать аморальными и преступными. Тем не менее речь все же идет о том, что правительство действительно реагировало на серьезнейшую проблему.

И в этом смысле раскулачивание нельзя сравнивать с холокостом (который унес жизни не 3 млн. евреев, а 6 млн. евреев и многих миллионов человек других национальностей, в том числе примерно 4 млн. украинцев). У людей, проживавших в селах и городах Восточной Европы, не было экономических взаимоотношений с нацистским правительством. Нацисты порабощали и убивали этих людей по политическим соображениям, а вовсе не в качестве побочного эффекта от проведения в жизнь какой-то определенной политики.

Политика советского правительства в вопросах раскулачивания не была намеренной попыткой уничтожения всего народа страны. Правительство переселяло их, не обеспечивая достаточным количеством запасов (но это было характерно для любого сектора экономики), и многие кулаки гибли. В этом и состоит главная причина того, что эта политика была преступной и трагической. Тем не менее большинство кулаков выжили, и многие из них осели на фермах в северных регионах Советского Союза. Через несколько лет они стали настолько успешными, что в 30-е годы правительство (во времена «большой чистки») подвергло новые кулацкие поселки очередной процедуре раскулачивания.

Но одна из причин, по которой раскулачивание является преступлением, состоит в том, что советское правительство не считало кулаков значимыми людьми. Это проявлялось в том, что они снабжались неудовлетворительно. Коллективные предприятия снабжались гораздо лучше, и этот факт говорит о том, что советское правительство считало колхозное производство важнейшим из приоритетов.

Голод поразил «наиболее благоприятные регионы СССР», как говорит господин Турчак. Они не были самыми благоприятными регионами в 1931 и 1932 гг., так как там был неурожай. В этих регионах (в том числе в Украине, Поволжье и на Северном Кавказе) было много засух, наводнений, нашествий саранчи, неурожаев и голода на протяжении всей российской истории. Эта особенность не исчезла в 1917 г., а, напротив, только сохранилась.

Затем господин Турчак переходит к обсуждению «технологии» голода. Возможно, приведенные им примеры действительно имели место. Вот только он не учитывает тот факт, что люди голодали в городах, и зерно, заготовленное правительством, по большей части использовалось для обеспечения продовольствием жителей городов. В 1930–1935 гг. советское правительство использовало карточную систему, охватывавшую почти все городское население (свыше 40 млн. человек).

На пике голода в 1932–1933 гг. правительство исключило несколько миллионов человек из этой системы снабжения потому, что не обладало достаточными запасами для обеспечения их продовольствием. Кроме того, правительство сократило рацион для остальных групп пользователей системы. Именно дефицит продовольствия и вынуждал чиновников действовать так, как описывает господин Турчак. Люди, врывавшиеся в крестьянские избы и отбиравшие зерно, знали, что горожане голодают, и думали, что крестьяне утаивали зерно от поставок в город для того, чтобы взвинтить цены.

Именно эта ситуация (голод в городах, сокрытие запасов продовольствия крестьянами, нападки на крестьян со стороны горожан с тем, чтобы забрать свое зерно) не была уникальной и характерной только для Советского Союза. Похожие события происходили в Германии во время Первой мировой войны, а также и в других странах. В Союзе все происходило гораздо хуже по причине неурожаев. А советские лидеры не понимали или не верили в то, что 1932 год оказался неурожайным.

Господин Турчак опровергает наличие японской и немецкой угрозы для СССР. Судя по всему, он не знает, что в 1931–1933 гг. Советский Союз разместил свою армию вдоль маньчжурской границы в ответ на захват Японией одной из китайских областей. В 1932–1933 гг. советское правительство спешно направляло продовольственные и военные поставки в дальневосточный край для обеспечения войск. Очевидно, советское правительство опасалось нападения, в частности, учитывая, что японцы атаковали Китай без каких-либо провокаций с китайской стороны.

Господин Турчак утверждает, что во время голода Германия не считалась врагом. Складывается впечатление, что он не помнит крайне резких антисоветских заявлений нацистов и огромной тревоги в Союзе по поводу прихода нацистов к власти. В иностранных источниках в начале 1933 г. сообщается, что советские руководители и другие люди в то время внимательно относились к событиям в Германии, игнорируя все остальное. Дипломатические документы показывают, что советские лидеры были крайне встревожены приходом нацистов к власти.

Господин Турчак утверждает, что советское правительство скрыло правду о голоде 1931–1933 гг. потому, что опасалось нанести ущерб международной пропаганде СССР. На самом деле советское правительство призналось в начале 1932 г., что в прошлом году пострадало от засухи. Правительство открытым постановлением направило зерно в пострадавшие от засухи регионы, чтобы спасти голодавших крестьян. Это было вполне ясное признание факта голода в стране.

Господин Турчак также забывает, что правительство вело подобную пропаганду в 20-е годы и открыто признавало факт четырех случаев голода в тот период: 1918–1920, 1922–1923, 1924–1925 и 1928–1929 гг. Все эти события находили документальное подтверждение в советской и иностранной прессе. Со стороны СССР признание природных катаклизмов и оказание помощи стали прекрасным примером правильной пропаганды.

Господин Турчак также утверждает: голод 1932–1933 гг. был местью Сталина за крестьянское сопротивление процессу коллективизации. Он заявляет, что самым мощным было сопротивление в самых богатых сельских регионах. Это очень странное заявление. Если Сталин хотел отомстить за сопротивление коллективизации, почему же он ждал вплоть до 1932–1933 года? Неужели Сталин забыл про сопротивление? Почему же он не отомстил сразу же?

Кроме того, архивные свидетельства доказывают, что подавляющее большинство крестьян не оказывало сопротивления процессу коллективизации. Очень важная таблица из архивов ОГПУ с данными о крестьянских протестах в начале 1930 г. показывает, что действительно несколько миллионов крестьян принимали участие в этом движении сопротивления (эта таблица опубликована в книге Lynne Viola, Peasant Rebels Under Stalin, Oxford University Press). Но правительство применило репрессивные меры по отношению к малому числу участников таких протестов и в большинстве случаев решало проблемы с этими людьми, не прибегая к насилию. По данным ОГПУ, большинство крестьян не принимало участия в протестах. Почему вдруг Сталин решил наказать подавляющее число невиновных крестьян за действия немногих людей и сделал это по прошествии 2–3 лет с момента наказания самых главных бунтовщиков?

И зачем Сталину подвергать опасности кампанию по индустриализации и жизни промышленных рабочих и крестьян из многих районов СССР (страдавших от нехватки зерна) и рисковать перспективой плохого урожая на следующий год только для того, чтобы «отомстить» за что-то через два года? И самое важное — зачем в таком случае советскому правительству осуществлять масштабную программу оказания помощи голодающим, которая позволила крестьянам получить больший урожай в 1933 г. и покончила с голодом? Если читатели внимательно задумаются над этими вопросами, они поймут, что утверждение господина Турчака о том, что голод был местью Сталина, полностью абсурдно.

В целом г-ну Турчаку не следует отвергать альтернативных доводов без беспристрастного изучения доказательств в их пользу. Ему следует больше читать и думать перед тем, как излагать свои выводы.

Марк Б. ТАУГЕР