ПОД ЗАЩИТОЙ РВОВ И ВАЛОВ
ПОД ЗАЩИТОЙ РВОВ И ВАЛОВ
Древний этап культуры с текстильной керамикой плохо уловим. Появление новых народов не всегда заметно проявляется в материальной культуре. В наших краях эта культура заметна по-настоящему только с начала новой исторической эпохи — раннего железного века. Почему такое странное сочетание слов: ранний железный век?
Дело в том, что и наш XX век относится к железному веку по археологической периодизации, как бы мы его ни называли: атомный, век электроники, космический... Значит, первый период знакомства с железом, начало его добычи и освоение чёрной металлургии логично называть ранним железным веком.
Железо — наиболее часто встречающийся в естественном залегании металл. Его добывали повсюду из болотных и луговых руд. Конечно, в разных районах мира переход к металлургии железа происходил не одновременно. Если в Передней Азии овладение этой технологией относится примерно к середине 2 тыс. до н. э., то у нас, в лесной полосе Восточной Европы, первые изделия из железа известны не ранее VIII-VII веков до н. э., почти на тысячу лет позже. Собственно, о плавлении железа в то время говорить не приходится, поскольку сыродутный способ не обеспечивал достижения такой температуры — 1528 градусов. Металл получался в печах в виде ноздреватых пористых криц, причём вместе с расплавленными шлаками удалялось, как подсчитали, до 40% самого железа. Метод неэкономичный, но единственный, и такое положение сохранялось до позднего средневековья. Крицы проковывали, уплотняя их и удаляя шлаки. И всё же чистота металла была относительной.
Железо имело несомненные преимущества перед бронзой: поверхностные руды есть всюду, да и механические качества железа (прежде всего, твёрдость) оказались более высокими. В отличие от каменных орудий, можно отковать железные изделия любой формы и величины, пускать в переделку сломанные железные вещи почти до бесконечности.
Открытие металлургии железа вызвало, хотя и не сразу, подлинную революцию в технике. С этого времени кремнёвые изделия постепенно выходили из употребления, а медь и бронза шли преимущественно на украшения, будучи не в состоянии конкурировать с новым сырьём по рабочим качествам.
Распространение железных изделий в решающей степени способствовало развитию производящего хозяйства, в первую очередь — земледелия. Бытовые предметы, инструменты, приспособления и оружие стали тоже изготовлять из железа. Без преувеличения, с внедрением этого металла во все сферы жизни история пошла быстрее, открывая человеку новые возможности и горизонты.
Развитие производящего хозяйства приводило к накоплению богатств, главным из которых был, вероятно, скот. Зерно, металлические изделия, одежда также производились не только для нужд сегодняшнего дня, но и про запас. Неравномерная обеспеченность прибавочным продуктом и отсутствие его приводили к военным столкновениям. В целях защиты от нападений прежние стоянки перестраивались, возник новый тип поселений — городища.
В Верхневолжье, Подвинье и Помостье появление укреплённых поселений фактически и является археологическим рубежом между бронзовым и ранним железным веками. Городища чаще всего занимали прибрежные мысы в устьях притоков или оврагов, иногда — высокие холмы-останцы в речных или озёрных долинах, отроги коренных берегов. Форма их различна: от треугольника до овала и круга. Время сильно изменило внешний облик дошедших до нас городищ. Первоначальный их вид не всегда можно реконструировать. Конечно, большую ясность вносят раскопки, но городищ, исследованных полностью, немного.
Мысовое положение городищ обеспечивало хорошую защищённость с двух сторон, обращённых к воде. Склоны крутые либо сами по себе, либо делались таковыми искусственно. С напольной стороны прорывался ров, а выброс из него шёл на насыпку оборонительного вала. Ранние городища имели довольно простую систему защиты: ров и вал, а по периметру верхней жилой площадки строился тын (частокол). Из- за постоянной военной угрозы укрепления со временем стали более сложными. Создавались двойные, а то и тройные кольцевые системы “ров+вал”, которые располагались ниже жилой площадку, но имели не декоративное, а прямое оборонительное значение. И сейчас внешний вид многих городищ в верховьях Волги, Западной Двины и Мсты весьма грозен. Поражает объём земляных работ. Конечно, не от слепого следования традициям, не от избытка свободного времени построены эти мощные земляные крепости. Вопрос стоял о жизни и смерти рода, о судьбе своей общины.
Высота жилой площадки над окружающей местностью колебалась от нескольких метров до нескольких десятков метров. Это зависело от рельефа, от степени военной опасности. Порою городища возводили на месте неукреплённых селищ, и валы насыпались на уже существующем поселении. В этих случаях у археологов есть счастливая возможность обнаружить и исследовать перекрытый валом непотревоженный культурный слой раннего периода существования культуры.
Жилые площадки, как я уже сказал, имели разную форму, но размеры их не очень различались. Площадь составляла в среднем 600-1200 кв. м. Городища-убежища были меньших размеров, нередко около 250 кв. м.
Один из ведущих специалистов по этой эпохе Кирилл Алексеевич Смирнов считает, что наиболее древними жилищами раннего железного века на Верхней Волге служили, видимо, круглые землянки, длинные дома и “жилые стены” по периметру площадки. Они появились в VII-VI веках до н. э. и просуществовали весьма долго. В последние века до н.э. получил распространение прямоугольный сруб. Иногда он углублялся в землю. Этот тип бытовал до конца эпохи, сочетаясь и с прежними конструкциями. На площадке имелся загон для скота, ради которого во многом и “городился огород” с укреплениями. Здесь же могло быть святилище, железоплавильные печи, мастерские. Если площадки не хватало для проживания, часть посёлка выносилась за пределы укреплений. Скотоводство и земледелие дополнялись охотой и рыболовством.
Учёные сходятся в мнении, что в раннем железном веке территорию современной Тверской области населяли две разноэтничные культуры: дьяковская (финно-угорская) и днепро-двинская (балтская).
Более ста лет назад, в 1889 году, Владимир Ильич Сизов раскопал городище у деревни Дьяково (сейчас оно в пределах Москвы, в Кунцеве), давшее название культуре — дьяковская. В Тверской губернии и на смежных с ней территориях первые исследования таких памятников проведены знаменитым русским археологом Александром Андреевичем Спицыным, который, собственно говоря, и выделил эту культуру. Его разведки и раскопки на Бологовском городище, Лихачёвском под Зубцовом, Прислоне под Кимрами привели учёного к убеждению, что эти памятники распространены чрезвычайно широко, а верхневолжские городища образуют особую смоленско- тверскую группу в этой культуре. Спицын опубликовал материалы из раскопок Н.К. Рериха на городище Кафтинский Городок (Бологовский район). Датировал он их, правда, очень поздним временем — VI-VIII веками н. э. Эта ошибка давно исправлена. Смоленские древности теперь тоже не считаются дьяковскими.
Заметный вклад в изучение дьяковских древностей внесла Юлия Густавовна Гендуне раскопками на городище Топорок, устроенном на левом берегу Волги, почти напротив современного Конакова. Результаты раскопок опубликованы в “Трудах” II Тверского областного археологического съезда, прошедшего в августе 1903 года, и получили широкий резонанс. Среди находок глиняные изображения птиц, глиняные колокольчики, бляхи, привески. Академик Дмитрий Николаевич Анучин и А.А. Спицын определили их как предметы религиозного культа, принадлежности шамана. Найдено 57 глиняных бусин, изображение волчицы и др.
О затруднениях с производством раскопок Юлия Густавовна пишет так: “Систематическую раскопку вести не оказалось возможности, соблюдая интересы владельца, и пришлось пользоваться лишь теми частями, на которых лес пострадал от бурь и других вредных влияний и на которых кн. Гагариным было разрешено прокладывать траншеи”. Сейчас городище в очень большой степени разрушено Иваньковским водохранилищем и продолжает размываться. Нужны меры по спасению, охранные раскопки.
Ещё в то время, когда к строительству водохранилищ только приступали, в 1930-е годы, Отто Николаевич Бадер провёл раскопки на Иваньковском, Санниковском и Пекуновском городищах в кимрском течении Волги. Площадка первого из них к тому времени почти не сохранилась, будучи смыта Волгой. Санниковское городище укреплено в древности окружающими его с трёх сторон двумя валами и тремя рвами. Не укреплён был лишь западный, самый крутой склон городища, обращённый к речке Матвеевке, в приустье которой и построена эта крепость. Особое внимание археологи обратили на поиск жилищ, но землянки не проявились, и О.Н. Бадер предположил, что жилища были наземными, тем более, что кое- какие остатки истлевших конструкций удалось зафиксировать.
По подсчётам О.Н. Бадера, две трети керамических сосудов, обломки которых встретились, имели “сетчатый” орнамент, на остальных он отсутствовал. Отто Николаевич определил, что обломки относятся не менее чем к 127 сосудам, но реставрировать удалось лишь один — средних размеров, баночной формы. Интересной особенностью Санниковского городища, существовавшего в первой половине 1 тыс. н. э., когда дьяковцы прошли уже пик своего развития, является наличие значительного числа отходов кремнёвого производства и нескольких орудий из кремня. Если на площадках многих городищ такие находки связаны с существованием здесь более раннего поселения, то в Санникове бесспорен их “раннежелезный” возраст. Можно сказать, что традиции живучи, но это будет эмоциональный, а не научный ответ.
Кстати, первый этап раннего железного века можно с полным основанием назвать не железным, а костяным: настолько велика в это время роль костяной индустрии. Исследователи чаще просто констатируют этот факт, чем объясняют его. Вероятно, навыки обработки камня сильно деградировали, а железо ещё не вошло по-настоящему в повседневный обиход. В это переходное время кости животных заменили скотоводам прежнее сырьё и хоть как-то компенсировали потребность в металле.
Найденный в Санникове кремнёвый топор сходен с фатьяновскими клиновидными, но не отшлифован, что связано, по-моему, с явной утратой прежней техники. Это, конечно, не означает, что абразивная техника вообще деградировала: среди находок много зернотёрок, тёрок и проч. Но они имеют совсем иную функцию, обеспечивая новые отрасли хозяйства. Много в коллекции железных вещей, в том числе втульчатый топор-кельт, ножи с горбатой спинкой, булавки, шилья в виде стержней, тонкий широкий серп. Есть бронзовые украшения и прекрасно сохранившаяся круглая бляшка с ушком, подобная найденной Ю.Г. Гендуне на городище Топорок, но больших размеров.
Очень мощным было, видимо, Пекуновское городище под Кимрами. Уже ко времени раскопок О.Н. Бадера от него оставалась едва ли не пятая часть, но и эти остатки произвели на автора работ сильное впечатление. Я бывал там в начале 1970-х годов, когда участвовал в раскопках известных Пекуновских курганов, и могу подтвердить, что остатки оборонительных сооружений и ныне выглядят внушительно. За два сезона Отто Николаевич вскрыл здесь огромную площадь — 417 кв.м, причём глубина раскопа местами превышала 4 м.
Изучая культурные напластования на городище, Бадер пришёл к выводу о пяти этапах заселения. Первый относится к неолиту, на втором дьяковское поселение было неукреплённым, но жизнь и хозяйственная деятельность шли интенсивно, а три периода реконструкций площадки в последующее время отражают расширение поселения и строительство сложных оборонительных сооружений.
Прекрасна коллекция изделий из кости: наконечники стрел, в том числе втульчатые; острия, в одних случаях служившие проколками, а в других — спицами для вязания; орудие с четырьмя зубцами для расщепления прутьев в операциях плетения; разбильники для разминания ремней; половинка плоской коробочки с тонко процарапанным изображением животного. Есть костяные рукоятки железных орудий труда, в том числе орнаментированные (одна из них украшена стилизованным изображением головы лося). Имеются предметы, изящно обработанные и украшенные, но функция их не выяснена, поскольку они сломаны. Есть железные изделия, но оригинальных среди них нет.
Керамики много, сосуды разных форм, в том числе и профилированные. Тщательный анализ керамики и вещественного комплекса позволил О.Н. Бадеру так датировать этот яркий памятник: III век до н. э. — IV век н. э. Сейчас есть мнение о большей древности нижних слоёв Пекуновского городища.
Подробное описание этих раскопок оправдано тем, что они проведены на высоком уровне, и выводам учёного-энциклопедиста можно доверять. Он прекрасно знал древности разных эпох на широких территориях. Да и полученные коллекции, как мы убедились, далеко не рядовые. Несколько встреч с Отто Николаевичем в последние годы его жизни, в середине 1970-х годов, много дали мне для формирования отношения к науке, к своему делу, к людям, с которыми работаешь.
Многие годы изучением раннего железного века занимался Пётр Николаевич Третьяков. Он опубликовал множество статей и несколько книг по этим проблемам, в том числе классический труд “Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге” (M.-Л., 1966). В нём рассмотрена на археологических данных история Великого водораздела, земли истоков, от первоначального заселения до сложения Древнерусского государства. Наиболее известны проведённые Третьяковым раскопки городищ у деревень Городище и Скнятино под Калязином, Бологовского городища.
В разные годы в Тверской области велись раскопки таких дьяковских городищ, как Борки под Вышним Волочком (Александр Христианович Репман), Пентурово и Дулёво под Старицей (Дмитрий Александрович Крайнов), Отмичи (Д.А. Крайнов и Марина Алексеевна Бухтеева) и Поминово (Игорь Георгиевич Портнягин) под Тверью, Графская Гора и Дьяков Лоб в Кимрах (Кирилл Алексеевич Смирнов), Орлов Городок в Молоковском районе (Андрей Дмитриевич Максимов) и многие другие. Материалы этих раскопок пока не сводились воедино.
В России почти не осталось специалистов по дьяковским древностям. Наметилась своеобразная поляризация интересов: с одной стороны, школа “каменщиков”, с другой — круг славистов. А изучение бронзового и раннего железного веков на пространстве Великого водораздела держится на плечах немногих ветеранов и двух-трёх археологов среднего поколения. Замена ушедшим со временем вырастет, но пока — тревожный вакуум, сказывающийся и на решении смежных проблем.
Дьяковская культура была выделена на основании, прежде всего, двух признаков: сетчатой керамики и так называемых “грузиков дьякова типа” — очень своеобразных изделий из глины. Это одна из самых загадочных категорий вещей в нашей археологии. Загадочность усиливается ещё и тем, что находки эти не уникальные, а массовые. На некоторых городищах найдены десятки и даже сотни “грузиков”.
Внешний их вид не способствует приближению к разгадке. Форма проста — перевёрнутый грибок со сквозным отверстием, орнамент примитивен. Но зато сколько было и есть гипотез в отношении назначения “грузиков”! Тут тебе и держатель для лучинки, и вместилище души умершего, и личный амулет, и игрушка, и даже календарь...
Ныне большинство специалистов высказываются в пользу связи “грузиков” с ткацким производством. Мол, либо это насадки на веретёна для стабилизации их положения при вращении, либо грузы на нитях в станке. Изготовлена модель такого станка, она действует, “грузики” вроде бы на месте, но археологи недовольны. Слишком легко разрешилась вековая загадка! Тем более, если заменить “грузики” другими предметами, даже гальками, станок всё равно будет работать. Так что вопрос пока приоткрыт.
Есть ещё несколько категорий вещей, орудий труда и украшений, типичных для дьяковской культуры. Немногочисленность культурных признаков этой общности, мне кажется, не должна смущать учёных. Очень много изделий из дерева, много элементов духовной культуры попросту не дошли до нас.
А погребения!.. Виновата ли кремация или наземный обряд, но ни одного погребения на дьяковских памятниках в Тверской области пока не найдено. Да и самих городищ становится меньше год от года. Они настолько приметны, что дорожники никак не могут устоять перед соблазном устроить в таком месте карьер. Их жертвами стали городища у деревень Загородье и Топальское в Максатихинском районе, Спас-Забережье в Лесном районе, Волосково в Рамешковском районе, Поречье в Калязинском... Печальный этот перечень велик, да и остальные не могут чувствовать себя в безопасности.
Можно и нужно, конечно, как можно скорее ставить открытые памятники на государственную охрану. Но за этим шагом должна последовать и реальная забота о сохранении каждого объекта. Надо привезти на городище ответственного землепользователя и объяснить ему историческую ценность древнего поселения. Не должна остаться в стороне от охранной деятельности и школа. В общем, стоит начать спасательную программу “Городище”. Нельзя допустить, чтобы основной фонд источников погиб, по существу, в самом начале изучения культуры и эпохи.
Время бытования дьяковской культуры определяют по-разному, но своё внутреннее единство она потеряла, видимо, около IV века н. э. Это связано и с западным, балтским, давлением, и с хозяйственными изменениями, и с социальными сдвигами. Качественные изменения проявляются в исчезновении сетчатой керамики, в утверждении небольших по размерам жилищ, предназначенных для малых семей, и т. д. Конец дьяковской эпохи — V-VIII века н. э. Возможно, в это время существует какая-то дочерняя культура.
Славяне без особых усилий ассимилировали местное население, и это была не агрессия, а мирное и длительное взаимодействие двух миров. Но в некоторых микрорайонах, например, в низовьях Тьмы близ Твери, а также под Кимрами финское (иногда финско-балтское) население держалось компактно вплоть до XI-XII веков. В нижнем течении Тьмы найдено 5 городищ! Выше по течению реки — несколько селищ конца раннего железного века. Цепочку поселений венчает городище у деревни Князево.
Сходная ситуация в Кимрском Поволжье между деревнями Ваулино и Селище, причём при раскопках здесь курганного могильника XII века н. э. Плешково 1 Константин Иванович Комаров обнаружил среди богатейшего набора украшений и славянские, и финские, и балтские вещи. Более того, иногда все они встречались в одном погребении! Так из разных этнических компонентов рождалась древнерусская народность. Но это уже тема, раскрывать которую должен славист.
На западе Тверской области, в Верхнем Подвинье, в раннем железном веке шли сходные хозяйственные и социальные процессы. Пока трудно сказать, было ли здешнее население в первой половине и середине 1 тыс. н. э. финским или балтским. Для археологов здесь огромное поле деятельности, тем более что разведочная часть работ, в основном, закончена.
История изучения этих древностей может быть разделена на четыре этапа. В первый войдут дореволюционные сводки, составленные псковскими археологами, и небольшие обследования В.Н. Глазова в 1901-1902 годах.
Второй представлен разведками белорусских археологов А.Н. Лявданского и К.М. Поликарповича в 1933-1934 годах. К сожалению, продолжения они не получили. Лявданского репрессировали, результаты разведок опубликованы в виде заметки, а коллекции погибли в Минске во время оккупации.
Третий этап я бы назвал героическим. В 1944 году на освобождённой от фашистов территории образовали Великолукскую область. А через несколько лет здесь начались работы, вошедшие в отечественную археологию как настоящий научный подвиг. Ядвига Вацлавовна Станкевич, руководитель экспедиции, сумела в голодные послевоеннные годы, проходя пешком и проезжая на телеге с немногими сотрудниками по ещё не разминированной земле, сделать то, что и сейчас кажется невероятным.
Земля таила не только смерть, но и научные открытия. Во “Введении” к своей обобщающей работе Я.В. Станкевич лаконично заключает: “В течение пяти полевых сезонов (1949-1953 гг.) под руководством автора было проведено сплошное обследование восточной части Великолукской области”. Неспециалисту трудно понять, что стоит за этими скупыми строчками. Почти полвека прошло с тех пор. Много экспедиций работало в Верхнем Подвинье. Но все последующие работы, в том числе и мои многолетние, не сравнить с тем, что удалось сделать Я.В. Станкевич. Не случайно археологи всех поколений произносят имя Ядвиги Вацлавовны с неизменным уважением и даже, я бы сказал, с оттенком преклонения, что для их суровых душ не очень типично.
Поражает всё: и объём работ, и трудности, сопровождавшие экспедицию, и качество публикаций, и эрудиция самой Ядвиги Вацлавовны. Большая часть обследованных памятников (их более 300) относится к средневековью. Но много и более древних, датируемых неолитом и эпохой раннего металла.
К раннему железному веку Я.В. Станкевич отнесла более полусотни найденных ею городищ. Возможно, будущие раскопки увеличат это число, если на средневековых городищах обнаружатся более древние напластования. На Торопе, Западной Двине, Велесе много городищ, но даже на этом фоне впечатляет “куст” этих крепостей близ современного города Западная Двина и к югу от него: по два городища у деревень Барлово и Пашково, городища у деревень Абаконово, Яковлевское, Фофаново, Быково, Кордон, Зеленьково, у погоста Новинки, а также в самом райцентре. Видимо, природные условия — пойменные луга, рощи в долинах — особенно устраивали скотоводов. Ландшафт сильно изменился с тех пор из- за вмешательства человека, но, глядя на топографию городищ, нельзя не одобрить выбор нашими предками мест для поселения.
Не все крепости сохранились в целости. “Сыпучий Вал”, действительно, осыпался в Велесу, поскольку расположен в излучине реки, и 7-метровый обрывистый берег постоянно подмывается. Почти полностью уничтожено при строительстве водонапорных башен районной больницы городище в Западной Двине. На одной из башен гордые цифры “1974 год”. Так отцы города увековечили свой акт вандализма. Когда гибнет городище где-то в глубинке, вроде бы и спросить толком не с кого. Но на глазах всего города?!
Вообще городищ без повреждений жилой площадки очень мало. Называть их не хочу, чтоб не сглазить. А перечень нарушенных при разных обстоятельствах велик. Современные кладбища устроены в земляных крепостях в Андреаполе и у деревни Андроново в том же районе; у бывшего погоста Новинка, в селе Высочерт и в деревне Глазомичи Западнодвинского района; у деревни Михайловское Торопецкого района.
Траншеи военного времени на городищах у деревень Городок, Ахромово, Ново-Бридино (в урочище Подгай), у посёлка Речане под Торопцем; у деревень Городки и Коленидово в Жарковском районе; на обоих городищах у деревни Дубровки, у деревень Пашково и Селяне Западнодвинского района. Это раны самой истории. С этих высот защищали свою землю наши солдаты, снова превратив эти холмы в бастионы.
Но установка памятника в честь павших воинов на городище у деревни Курово под Андреаполем вызывает сожаление и горечь. Справедливо ли воздвигать один памятник, разрушая при этом другой, древний? О неосведомлённости в этом случае не может быть и речи, так как в 1953 году Я.В. Станкевич раскопала на этом городище участок площадью 90 кв. м. Найдены каменные вымостки, остатки помещения с очагом, горн, хозяйственные ямы. Среди находок — серпы, ножи, железные кольца, крица железа, керамика, “грузики”, часть литейной формы, каменное рыболовное грузило и др. Городище существовало Недолгое время в начале н. э. “Чистота” комплекса, неперемешанность культурного слоя сделали его эталонным для изучения раннего железного века в Верхнем Подвинье. Ныне часть площадки разрушена обелиском, а копать рядом со скульптурой — у кого же рука поднимется?! С другой стороны, и злоумышленники не тронут.
Кроме Куровского городища, Ядвига Вацлавовна раскапывала ещё две крепости того времени. Городище у деревни Городок на озере Яссы к северу от Торопца оказалось многослойным. Культурный слой имеет мощность более двух метров. В верхней его части остатки наземного жилища площадью 16 кв. м, а в нём три очага. Центральный, видимо, представляет собой остатки небольшой железоплавильной печи, два других — обычные очаги. В жилище среди прочих вещей найдены украшения: бронзовый браслет на детскую ручку, бронзовая и железная булавки, изящный костяной амулет. Обнаружено также железное втульчатое изделие типа пешни. Этот слой имеет ту же дату, что и городище Курово. Но в отличие от того, однослойного, здесь ниже залегал слой с “сетчатой” и “рогожной” керамикой. Один из реставрированных сосудов имеет прямые параллели с дьяковской посудой Пекуновского городища под Кимрами и Дьяковского городища в Москве. Таким образом, городище у деревни Городок существовало почти тысячу лет.
Городища раннего железного века — поселения скотоводов. Анализ показал, что число костей домашних животных на основных памятниках достигает 57% от общего числа, и лишь 43% принадлежат диким животным. “Разводили, — пишет Я.В. Станкевич, — крупный рогатый скот мелкорослой породы и мелкий рогатый скот, а также лошадей”. Среди костей диких животных — кости медведя, благородного оленя, лося, лисицы, куницы, молодых бобров, зайцев. Охотились местные жители и на боровую дичь.
Среди верхнедвинских городищ наиболее известно в науке поселение в урочище Подгай у деревни Ново-Бридино, недалеко от Торопца. Ядвига Вацлавовна открыла его в первый сезон работ, в 1949 году, а в последующие два года раскопала на нём огромную площадь — 576 кв. м. Городище удалено от Торопы на три километра! Оно занимает оконечность моренной гряды и возвышается над местностью метров на пятнадцать. С него, как на ладони, видны все окрестности. Нельзя сказать, чтобы воды рядом совсем не было. С западной стороны крепости когда-то было озерцо, ныне заболоченное, и текла речка, теперь почти высохшая. В ту пору воды хватало и для людей, и для скота.
В нижней, древнейшей, части культурного слоя найдены остатки двух землянок. В одной из них открыт очаг с развалом сосуда, содержащим остатки пищи (кости рыб и животных), а в другой — богатый инвентарь и украшения: костяные острия и рыболовный крючок, железные долотца и кривой нож, бронзовая трубочка, глиняная поделка. В отложениях той же древности, но вне жилищ обнаружены также костяные пронизки (шейные украшения) и великолепный крупный однозубый гарпун.
Верхний слой более богат сооружениями и отдельными находками. Это естественно: ведь древние напластования разрушались при последующих перестройках крепости. Укрепления появились где-то на рубеже новой эры. Раскопаны основания четырнадцати прямоугольных жилищ столбовой конструкции. Планировка площадки была рядной, по пять жилищ в ряду. Всего выстроили четыре ряда жилищ, стоявших очень тесно и имевших общую обваловку. В жилище №13 найдена маленькая глинобитная железоплавильная печь, а в помещении №14 под очагом — выложенное плахами углубление для хранения зерна. Найдены и сами обугленные зёрна мягкой пшеницы и голозёрного ячменя. Находок не столь уж много для такой площади раскопа, но набор орудий труда очень чёток и органичен хозяйству. Сосуды самые разнообразные: от корчаг и некрупных сосудов баночной формы до чашечек, тарелочек, ритуальных изделий и даже, возможно, игрушек. Керамика, в основном, гладкостенная, но есть немного фрагментов и со штрихованной поверхностью. Найдено более десятка “грузиков” и каменных пряслиц от веретён.
Костяные и железные изделия из верхнего слоя типичны для дьяковских памятников. Я.В. Станкевич полагает, что не только железные, но и бронзовые изделия местные жители отливали сами, используя за образец привозные вещи из Прикамья.
Ближе других верхнедвинским древностям верхневолжские материалы, в том числе со следующих городищ: Прислон под Кимрами, Топорок под Конаковом, Лялино под Вышним Волочком, Чёрная Гора в урочище Лисицкий Бор под Тверью.
В середине 1 тыс. н. э. Верхнее Подвинье стало районом усиленной славянской колонизации. Это были продвинувшиеся с юга и юго-востока, из Верхнего Поднепровья, кривичи. Начинается “историческое” время и, значит, заканчиваются мои очерки, посвящённые первобытности.
Но есть ещё одна сфера археологии, без которой не было бы ни наших знаний о древности, ни моего рассказа. Это — разведка!