Глава 2 «Та же свинья, только в новом мешке»: укомплектование аппарата Высшего военного совета и Наркомвоена профессиональными кадрами в марте — октябре 1918 года
Глава 2
«Та же свинья, только в новом мешке»: укомплектование аппарата Высшего военного совета и Наркомвоена профессиональными кадрами в марте — октябре 1918 года
Начатое ещё при прежнем руководстве Наркомвоена сворачивание подразделений бывшего Военного министерства фактически завершилось. Более того, анализ численности старых служащих аппарата показывает, что в марте — июле 1918 года была реформирована, по сути, лишь верхушка центрального военного аппарата — служащие его старых структур после реорганизации стали служащими новых.
Так, например, обстояло дело с преобразованием Канцелярии Военного министерства (Кавоми) в Управление делами Наркомвоена. В направленном во Всебюрвоенком и переадресованном затем Л.Д. Троцкому «Докладе с обозрением политического положения в б[ыв]. Канцелярии Военного министерства, в Закон[одательно]-финан[совом] упр[авлении] при Воен[но]-хоз[яйственном] сов[ете] и в Упр[авлении] делами этого Совета»[962], датируемым серединой апреля 1918 года. Докладчик в документе не назван (копия доклада направлена Всебюрвоенкомом Л.Д. Троцкому).
Член РКП(б), председатель Комитета солдат и низших служащих подробно охарактеризовал процесс этой реорганизации. По его наблюдениям, «реорганизация» Кавоми и аппарата Особого совещания по обороне государства в ВХС фактически свелась к переименованию с сохранением прежнего кадрового состава и порядков. В результате, — по словам докладчика, — получилась «та же свинья, только в новом мешке»[963]. Хамский стиль доклада свидетельствует не только об усилиях высшего офицерства по сохранению кадров бывшего Военного министерства, но и о потере низшими служащими элементарных понятий о субординации — тем более что фразеология свидетельствует о высоком образовательном уровне автора документа. Это, очевидно, насторожило даже членов коллегии Наркомвоена М.С. Кедрова и Э.М. Склянского: они не поддержали планы комиссии «низших служащих» провести почти 50-процентное сокращение военных чиновников Управления делами ВХС. Вместо этого руководители Наркомвоена предоставили руководству управления самостоятельно решить вопрос о порядке сокращения[964]. В результате при утверждении новых штатов «на открывшиеся вакансии вернулись уволенные (вследствие сокращения штатов) бюрократы и были приняты даже чиновники других учреждений, уволенных по тому же случаю. Чтобы не было безработных среди «своих» людей, были изобретены разные должности и даже отделы в учреждениях»[965].
Доклад явно заинтересовал Троцкого, о чём свидетельствуют его многочисленные пометы. При этом нарком явно проигнорировал один из основных «идеологических» пассажей докладчика: «Не может человек, по убеждению кадет или близко к октябристу, справедливо рассудить дело при социалистических порядках: у него правовое понятие, совершенно противоположное духу времени и существующего правительства» (это заявлялось в связи с оценкой «политического облика» юрисконсультов, оставленных в штате Управления делами). Единственное, чего в итоге удалось добиться представителю «низших» служащих — удаления в конце марта 1918 года В.И. Сурина с поста начальника Кавоми[966] (впоследствии он возглавил Канцелярию Военного министерства в правительстве А.В. Колчака)[967].
Как отмечено выше, аппарат Высшего военного совета изначально был укомплектован военными специалистами. В нём служили — 7 генералов (1 генерал-лейтенант и 6 генерал-майоров); 11 полковников, 2 подполковника, 2 капитана и 1 подпоручик: 13 из них окончили Николаевскую академию ГШ (причём 10 из них были причислены к корпусу офицеров Генштаба); 5 — Артиллерийскую, Военно-инженерную и Интендантскую академию. Ещё двое были слушателями академии ГШ.
О значении, которое уделялось профессионализму собственных кадров Высшим военным советом, свидетельствует постановление Совета от 3 мая 1918 года по вопросу о двойном увеличении окладов четырём чинам для поручений Генерального штаба при начальнике Оперативного управления Высшего военного совета против утверждённого в ВХС. Начальник Оперативного управления Высшего военного совета Н.А. Сулейман докладывал военному руководителю, что задачи управления, связанные с решением «военных вопросов в широком государственном масштабе», непосредственно решают помощники начальника управления и чины Генерального штаба, состоящие при Управлении для поручений, причём в отсутствие начальника управления замещают его помощники соответственно своим специальностям — оперативной и разведывательной. Н.А. Сулейман подчеркнул, что число штатных сотрудников Оперативного управления крайне ограничено и что в управление возможно привлечение лишь высокоопытных профессионалов — «или уже откомандовавших полками, или прошедших хорошую школу в больших штабах»[968].
В июне 1918 года, т.е. через три месяца после создания, в штате Штаба Высшего военного совета состояли уже 23 военных специалиста. Все они замещали руководящие должности[969].
Во Всероссийском главном штабе в мае — июне 1918 года одним из двух военных комиссаров стал левый эсер (бывший полковник) А.И. Егоров, вторым — большевик И.И. Безансонов (Бессонов). Первый начальник ВГШ Н.Н. Стогов постоянно высказывал им свои сомнения в возможности создания массовой регулярной армии на началах, провозглашённых большевиками (т.е. на началах добровольчества — ещё до объявления первых призывов)[970].
А «Совет ВГШ», докладывал 19 июля в Наркомвоене И.Л. Дзевялтовский, в своей деятельности старался «обособиться от [военных] комиссаров». По наблюдениям Дзевялтовского, сделанным им почти за месяц, этот «Совет Всероглавштаба» сам не был сторонником «живой и энергичной работы» на благо Советской власти и в дело создания Красной Армии не то что не верил — наоборот, считал цели военного ведомства «иллюзией»[971]. Совет ВГШ, — продолжал Дзевялтовский, — рассматривал «Советский строй как временный, и высказывал предположение, что большевиков ждёт та же участь, что и Керенского».
Н.Н. Стогов вообще рассуждал об этом совершенно открыто, причём его примеру следовали «в большей или меньшей мере начальники управлений, а за ними и весь низший состав». «Вновь созданные» (а на самом деле переименованные старые) управления Всероглавштаба напомнили Дзевялтовскому ноябрьский саботаж государственных служащих — «только он принял законные формы, явно о нём не говорят и открыто [с ним] не борются».
Ситуация изменилась 24 июня, когда вместо Егорова военным комиссаром ВГШ был назначен сам И.Л. Дзевялтовский. Игнатий Людвигович, которому офицерское прошлое не мешало быть противником полноценного использования военных специалистов, искренне верил в военный потенциал низших служащих. Естественно, это не могло не вызывать противостояния в руководстве Всероглавштаба. Дзевялтовский понимал роль Всероглавштаба «как руководящую и направляющую деятельностью всех управлений, работа которых направлена на быструю и энергичную организацию Рабоче-Крестьянской Красной Армии»[972]. 19 июля 1918 года И.Л. Дзевялтовский даже доносил Л.Д. Троцкому[973] о контрреволюционном облике начальника ВГШ Н.Н. Стогова. Дзевялтовский писал: ВГШ «до сих пор» плохо справлялся с поставленной задачей, более того — «Создание Красной Армии нисколько не выиграет от присутствия Штаба», так как «можно с уверенностью сказать, что до сих пор Штаб не оказывал влияния на Красную Армию». А Н.Н. Стогов, писал Дзевялтовский, продолжает упорно игнорировать указания военных комиссаров на проведение линии высшего военного руководства, старается их «затормозить». В качестве примеров Дзевялтовский указал на продолжительный и упорный отказ подписать приказ по резолюции Л.Д. Троцкого о переводе причисленных в Генеральный штаб. Это — весьма показательный случай. В 1918 году к корпусу Генерального штаба был причислен ускоренный (6-месячный выпуск) Императорской Николаевской военной академии, который вряд ли мог бы рассчитывать на высокие должности в дореволюционном кастовом военном ведомстве. Иными словами, Стогов не хотел пускать в привилегированный корпус генштабистов людей, которых старый генералитет и опытные генштабисты считали «зелёной молодёжью» (выражение М.Д. Бонч-Бруевича). Также Н.Н. Стогов, доложил Дзевялтовский: отказался, вопреки резолюции К.А. Мехоношина, подписать приказ о реорганизации фельдъегерского корпуса; препятствовал внесению нового порядка назначения пенсий; и главное — поддерживал «вредных правительству военных агентов» за границей. По всей вероятности, за месяц у Дзевялтовского скопилось много претензий к начальнику Всероглавштаба, и к тому же у него возникла стойкая (и, как выяснилось в 1919 г., абсолютно обоснованная) убеждённость в пособничестве Стогова контрреволюции.
Заключительный пассаж: «Вообще та атмосфера и обстановка, которые создаются начальником Штаба, не создадут доверия к Всерос[сийскому] [главному] штабу, а тот налёт консерватизма и бюрократизма, которые практикуются СТОГОВЫМ, приведёт к тому, что Штаб не пойдёт впереди, руководя делом, а будет плестись в хвосте». Дзевялтовский убеждал Троцкого в необходимости немедленной замены Стогова[974].
Н.Н. Стогов, в сентябре 1919 года арестованный и расстрелянный по делу «Национального центра», был уволен с должности 2 августа 1918 года[975], т.е. примерно через месяц после назначения Дзевялтовского комиссаром ВГШ. Исследователь Я.Ю. Тинченко установил, что Стогов был снят по личной инициативе Л.Д. Троцкого (по показаниям А.А. Свечина на допросах более десятилетия спустя) — за постоянное несогласие с политикой руководства военного ведомства[976]. Сам Стогов в письме М.Д. Бонч-Бруевичу признал: он перед принятием должности начальника ВГШ «имел беседу» с Н.И. Подвойским, в ходе которой «высказал ему свои сомнения в возможности сформировать армию, способную сражаться с внешним врагом при настоящих условиях жизни государства»; то же высказал в первом же деловом разговоре с К.А. Мехоношиным; то же неоднократно говорил самому М.Д. Бонч-Бруевичу, Н.М. Потапову, генерал-майору С.Г. Лукирскому и комиссарам А.И. Егорову и Н.И. Бессонову.
Дзевялтовский в рассмотренном послании от 19 июля предлагал заменить Стогова «человеком свежим, энергичным, желающим честно работать с Советской властью, не консерватором и не монархистом в военном деле, а понимающим дух революции, отрешившимся вполне от возможностей воскрешения старых форм, старых взаимоотношений»[977]. Проблема заключалась в том, что таких генералов в распоряжении Л.Д. Троцкого было крайне мало (генерал-майор П.П. Лебедев — пожалуй, был единственным исключением) — сменивший Стогова генерал А.А. Свечин, также известный своим отнюдь не ангельским характером, подал в отставку уже в сентябре 1918 года (РВСР принял её на заседании 29 сентября[978], но фактически Свечин был начальником, по крайней мере, до 9 октября[979]). По мнению Я.Ю. Тинченко, Свечин по своим убеждениям был противником большевиков и пришёл на работу в Наркомвоен только для того, чтобы не допустить германской оккупации, т.е. из патриотических соображений. Свечин, с ведома Дзевялтовского, в это время решил выяснить политические убеждения руководства Всероглавштаба, для чего организовал собрание офицеров. Единственным пламенным сторонником Советской власти оказался П.П. Лебедев, которого никто не поддержал; большинство считало задачей ВГШ создание массовой армии для ведения внешней войны (но никак не Гражданской) — «собрание разошлось, стремясь скрыть своё политическое лицо под маской защитной лояльности». Сам Свечин, по его признанию, не хотел создавать армии для ведения Гражданской войны против своих бывших сослуживцев. Генерал объяснял свою просьбу об отставке боязнью морального давления со стороны «бунтующего» Стогова и достаточно честно признался: «Аппарат штаба разболтался; одним словом, авторитетом подтянуть его не мог: нужно было показать власть, быть готовым карать». Тремя настойчивыми телеграммами Свечин выпросил у Троцкого перевод на «второстепенную неактивную работу»[980].
Только с приходом на должность начальника Всероссийского главного штаба Н.И. Раттэля, уже в Штабе Высшего военного совета зарекомендовавшего себя в качестве дельного и достаточного лояльного большевикам лица[981], прекратилась «чехарда» в руководстве Всероглавштаба: Раттэль продержался до слияния Полевого штаба и Всероглавштаба в единый Штаб РККА, т.е. до 1921 года[982].
Основу кадрового состава Всероглавштаба составили прежние сотрудники ГШ и ГУ ГШ: на это указывает анализ соответствующих документальных источников. 13 мая 1918 года ВХС рассмотрел представление ГУГШ от 4 мая с окладами содержания служащим ВГШ. Установив часть окладов, ВХН высказал «несколько пожеланий» по конструкции ВГШ и численности его личного состава. Управления и их отдельные структурные подразделения ВЗС рекомендовал образовать «по одной схеме». Главное — ВХС обратил внимание на превышение проектируемыми штатами штатов соответственных учреждений мирного времени[983]. ВХС признал необходимым сократить штаты ВГШ и согласовать их «с действительными потребностями армии и военного ведомства», а также «с состоянием средств государственного казначейства»[984]. Однако единственным заметным изменением в кадрах при создании Всероглавштаба стало увольнение 89 вольнонаёмных конторщиков Главного штаба приказом Наркомвоена от 13 июня[985]. Как выразился И.Л. Дзевялтовский 19 июля, приказы, вышедшие из стен ВГШ, «не заключают ничего иного, как перемещения, назначения, увольнения делопроизводителей»[986].
В начале октября 1918 года численность сотрудников ВГШ составила 1.093 человек, из них 476 (43,5%) руководителей и специалистов[987].
Генштабистов на службе в подразделениях Всероглавштаба насчитывалось (по состоянию на 10 сентября 1918 г.) 74 человека: в Оперативном управлении ВГШ — 33 (число генштабистов к сентябрю сократилось с 36 — по состоянию на 5 августа[988]), Военно-исторической комиссии — 9, Управлении по организации армии — 15, Мобилизационном управлении — 4, Управлении по командному составу армии — 2, Военно-топографическом управлении — 11. Заметим, что военные топографы были «чёрной костью» Генштаба и его академии. В утверждённых штатах (управлений: по организации армии, военно-топографического, по командному составу, военно-учебного) не указывалось, какие должности обязательно замещаются генштабистами, но в зависимости от характера работ они замещали должности начальников отделов и наиболее ответственных отделений, а в ряде случаев и старших делопроизводителей[989].
В целом для текущей работы ВГШ генштабистов на первых порах было достаточно. Об этом свидетельствует сентябрьский доклад начальника Оперативного управления ВГШ С.А. Кузнецова, расстрелянного позднее за измену Советской власти, другой «контре» — начальнику ВГШ А.А. Свечину. Кузнецов сообщал о невозможности полностью выполнить предписание Э.М. Склянского от 2 сентября № 229 об откомандировании на Восточный фронт 25% личного состава лиц Генерального штаба, поскольку это «безусловно, остановит работу» в управлениях ВГШ, притом, что объём работы «согласно указаниям» должен был «ещё более» возрасти. С.А. Кузнецов предлагал ходатайствовать об отмене указания[990]. Руководство Наркомвоена поддерживало стремление руководителей подразделений не допускать отправки генштабистов на фронт, продолжая их концентрацию в центральном военном аппарате.
Списки служащих свидетельствуют, что военные специалисты активно использовались и при сформировании Военно-законодательного совета. Здесь в отделе общих дел 22 сотрудника из 28 (78,6%) занимали прежде аналогичные должности в Кавоми (в том числе начальник и 9 служащих), 1 переведён из Главного штаба, 2 из дивизионных интендантств на местах.
В Управлении делами ВХС 14 сотрудников из 32 (43,8%) перешли из Особого совещания по обороне, двое (6,3%) из Кавоми. С гражданской госслужбы пришло 7 человек (21,8%). Естественно, все 32 сотрудника были беспартийными. По свидетельству председателя Комитета солдат и низших служащих ВЗС, в УД и ЗФУ ВЗС все вакантные должности (даже переписчиков!) замещали бывшие офицеры и военные чиновники — кадры оставались практически неизменными.
В хозяйственном отделе Хозяйственно-технического управления при ВЗС служило 28 человек. Из них начальник и 4 служащих (17,8%) перешли из Кавоми, 14 (50%) ранее состояли на военной и 7 (25%) — на гражданской службе (в т.ч. 2 в судебном ведомстве, по 1 в министерствах — Финансов, Юстиции и Народного просвещения), только 2 (7,1%) не служили до этого нигде.
Контрольно-наблюдательный отдел при ВХС насчитывал 48 сотрудников. Из 40 профессионалов (83,3% от общего числа служащих) — 17 в должности контролёров. При этом 5 были ранее военными следователями и 1 гражданским, а остальные — специалисты по финансовой части и 1 офицер.
Руководителем Междуведомственного совещания при ВЗС стал бывший дежурный генерал ГШ (ранг, соответствующий заместителю начальника). К нему был прикомандирован служащий — бывший помощник обер-секретаря Правительствующего сената.
В Законодательно-финансовом управлении насчитывалось 17 бывших офицеров, в т.ч. начальник управления — генерал-майор Ф.П. Балканов, 4 полковника (3 старших делопроизводителя и зав. общим отделом), 2 подполковника и ротмистр (делопроизводители), 3 капитана (старшие помощники делопроизводителей). Несомненно, что при замещении должностей здесь, прежде всего, учитывался профессионализм. В законодательном отделе из 14 лиц, замещавших должности специалистов, 13 ранее служили по военно-законодательной части: 2 — с 1901 года (17-летний стаж!), 3 — с 1911–1912-й, 4— с 1914–1916-й. Лишь одного забросила на «военно-законодательную» службу революция.
Из 13 служащих статистического отдела ВХС 9 состояли на военной службе с 1 марта 1918 года: до этого они работали в «Демобе», остальные служащие пришли из гражданских учреждений (Согора и наркоматов, в т.ч. даже из Наркомзем)[991].
Однако укомплектованность ВЗС профессиональными кадрами не сразу имела следствием широкую практическую работу — фактически в 1918 году ВЗС занимался реорганизацией собственного аппарата.
26 апреля 1918 года назначенный на должность редактора законодательного отдела ВХС делопроизводитель А.Н. Елоховский «неофициально» доложил Э.М. Склянскому, что с переездом в Москву Наркомвоена «у законодательного отдела… [ВХС] почти совсем не стало работы, так как вся законодательная деятельность Комиссариата проходит помимо означенного отдела»; «Вся работа отдела сводится к подыскиванию и снабжению приходящих должностных лиц и делегаций приказами Комиссариата. Изредка приходится отвечать на разнообразные запросы с мест. Такая работа не оправдывает существование отдела и даёт возможность предполагать, что самый отдел в ближайшем времени прекратит своё существование. Кроме того, с той работой, какая происходит в законодательном отделе Народного комиссариата по военным делам, может справиться лицо, не имеющее юридическое образование».
«Заниматься ничего неделанием в то время, когда в России кипит организационная работа, — добавил А.Н. Елоховский, — человеку, который может и обязан работать — постыдно»[992]. Но предложил Елоховский, что характерно, реорганизовать малочисленную кодификационную часть законодательного отдела в самостоятельный отдел или, по крайней мере, расширить её штат[993].
В сентябре 1918 года ВВИ находила штаты ВЗС слишком громоздкими. Для сокращения штатов без снижения эффективности комиссия предлагала: переложить руководство делами с делопроизводителей на начальников отделов; исключить входящие и исходящие журналы как в делопроизводствах, так и в отделах, передав служащим регистрацию поступающих к ним дел и бумаг; упростить связь между отделами ВЗС.
Особенное несоответствие штатов и функций ВВИ обнаружила в финансовом отделе, усиленно работавшем 2 раза в год при проведении смет и дающем в остальное время финансовые справки и заключения в другие отделы. Комиссия подсчитала, что в среднем в день таких бумаг в отдел поступало максимум 10–11 при количестве служащих в 37 человек, из которых 3 занято ведением журналов, 5 — составлением и исполнением сметы ЗФУ (причём, смету проводило другое делопроизводство), 10 — составлением контрольного журнала расходов из военного фонда. Таким образом, «отдел перегружен служащими, а чем больше служащих, тем больше плодится переписки и затяжка дел»[994].
Военно-законодательный совет как коллегия постоянных его членов вообще был рассадником контрреволюции: председателем Совета ВЗС с 7 августа 1918 по 4 июня 1919 года состоял генерал от инфантерии В.Н. Клембовский[995], позднее уличённый в шпионаже в пользу белых и расстрелянный за это. Члены Совета были под стать председателю: хотя «активных контрреволюционеров» было меньшинство (Н.А. Бабиков, В.Н. Клембовский, Н.Н. Стогов)[996], все они принадлежали к старому генералитету, а потому или открыто выражали неприязнь к правящей партии (А.А. Маниковский, погибший в 1920 г. «при крушении поезда»), или рассматривали большевиков как временное зло и служили ради продпайка. Н.А. Бабиков и В.Н. Клембовский вообще собирали своих единомышленников для подготовки военного переворота[997]. Единственным преданным большевикам членом ВЗС был Н.М. Потапов, «связанный по рукам и по ногам» предложенными в июле 1917 года Кедрову с Подвойским услугами. Именно двуличный генерал сменит в июне 1919 года разоблачённого Клембовского. Впрочем, со сменой председателя в ВЗС проводимый Клембовским непотизм, отмеченный в воспоминаниях генерал-адъютантом А.А. Брусиловым, останется в полной неприкосновенности…
Центральное управление военных сообщений получилось в конечном итоге весьма громоздким аппаратом. Управлению повезло с его комиссаром — В.В. Фоминым[998], явно не страдавшим излишним «фанатизмом» и, по всей вероятности, искренне разделявшим установку большевистского руководства на необходимость предоставления военным специалистам известной степени свободы. Новый комиссар управления не был случайным человеком: в январе 1918 года он — ответственный сотрудник ВЧК — стал начальником транспортного отдела ВЧК и (одновременно) чрезвычайным военным комиссаром железных дорог Северного фронта[999].
Начальник управления М.М. Аржанов, по свидетельству Фомина: несмотря на подчёркнутую лояльность к руководству, внушал серьёзные подозрения «в политическом отношении» и руководствовался «культом личного благополучия»; как организатор не выдерживал «даже самой поверхностной критики» (к тому же увольнял и отправлял на фронт всех несогласных с его линией поведения подчинённых). При этом Фомин признавал, что начальник ЦУПВОСО обладал значительными достоинствами как администратор, и потому (вопреки «легкомысленной» уверенности «многочисленных, часто беспардонных противников» Аржанова в необходимости скорейшей замены начальника ЦУПВОСО) до определённого момента комиссар поддерживал своего «подопечного» военспеца из следующего соображения — «Аппарат военных сообщений при Аржанове так или иначе работает».
К лету 1919 года, по словам Фомина, вокруг М.М. Аржанова окончательно установилась «атмосфера травли и недоверия»: его не очень высоко ценили и ему не доверяли в РВСР и Полевом штабе; ВЧК (вернее, её Особый отдел) и Наркомпуть начали против Аржанова «ожесточённую кампанию», хотя и не смогли найти прямые доказательства измены. По наблюдениям Фомина, «Атмосфера травли, недовольства, недоверия нервирует его (Аржанова. — С.В.), обесценивает его немногие, но, несомненно, имеющиеся достоинства». Комиссар докладывал членам РВСР Э.М. Склянскому и С.И. Аралову о необходимости разрешения атмосферы вокруг Аржанова, поскольку он не заменен лучшим; после доклада [Склянскому] «последовало некоторое улучшение». Сам Фомин считал необходимостью замену Аржанова «более сильным кандидатом».
В конце докладной записки Фомин указал на истинную причину «непотопляемости» Аржанова: он сумел расположить к себе Л.Д. Троцкого, по наблюдениям комиссара, вселив в него уверенность, что «на Шипке всё спокойно»[1000]. К оценкам Фомина, впрочем, следует относиться с осторожностью: уже после Гражданской войны было отмечено, что при Аржанове военные эшелоны в сутки шли быстрее (и это по разбитым дорогам!), чем в царской России в годы Первой мировой войны. Это было результатом, в том числе, без преувеличения, организаторского гения Аржанова, подкреплённого огромным опытом.
Центральный аппарат снабжения армии был громоздок и потому исполнял стоявшие перед ним задачи неповоротливо. Военспецы — руководители ЦУС — подвергались постоянным нападкам со стороны своих политических комиссаров. Партийные работники избегали обязанностей кураторов ЦУСа и главных довольствующих управлений. На пост комиссара ЦУС в конце июля 1918 года было предположено Наркомвоеном поставить члена Совета Главного управления по квартирному довольствию войск А.Я. Мишукова. Во время разговора на этот предмет с Э.М. Склянским Мишуков высказался против своего перевода на новую должность, сославшись на «полную некомпетентность в вопросах снабжения армии». На всякий случай, кроме словесного обращения, Мишуков направил коллегии Наркомвоена служебную записку, в которой, подтвердив «невозможность» нового назначения, дал интересную информацию о Совете снабжений. По его предположению, снабжение было настолько «загнано в тупик работающими до сего времени по вопросам снабжения», что необходимо «произвести довольно обширную перемену в личном составе». Для этого же, по мнению Мишукова, нужны «большие полномочия и достаточное знакомство с личным составом Управления снабжения — как теперешним[и], так и с теми (могущими заменить непригодный состав) лицами, которые имеют то или иное отношение к Военному комиссариату». Мишуков уверял, что постановку снабжения «в ближайшее время» может улучшить исключительно «лицо с осведомлённостью членов коллегии Народного комиссариата по военным делам»[1001].
Военком Совета ЦУС Я.И. Весник ещё 25 июня 1918 года просил Л.Д. Троцкого «в кратчайший срок» освободить его от исполнения служебных обязанностей по состоянию здоровья. Э.М. Склянский, в ответ на запрос Л.Д. Троцкого, распорядился вызвать для переговоров Э.В. Рожена[1002].
В документах Н.М. Потапова отложились целая серия машинописных копий жалоб друг на друга военных специалистов и комиссаров ЦУС(лето 1918 г.): первые (Главначснабы А.А. Маниковский и Е.И. Мартынов) жаловались на некомпетентность и ненависть вторых; военные (комиссары П.Е. Лазимир, Я.И. Весник) указывали на контрреволюционность генералов и бюрократизацию центрального аппарата снабжений под их руководством. Особенную ненависть питали друг к другу член коллегии Наркомвоена Лазимир и бывший организатор контрреволюционного саботажа в Военном министерстве генерал от артиллерии Маниковский[1003].
Генерал Маниковский вообще был постоянным объектом нападок со стороны партийных работников. Так, например, 5 июля 1918 года комиссар по снабжению и транспорту Восточного фронта направил зав. Оперода Наркомвоена С.И. Аралову отношение, в котором просил Наркомвоена сделать распоряжение, чтобы наряды по снабжению исполнялись вовремя. В отношении содержалось обвинение главных довольствующих учреждений и лично А.А. Маниковского как Главначснаба на задержку выполнения нарядов на получение военного имущества[1004].
7 сентября сменивший Маниковского на посту ГНС Е.И. Мартынов направил телеграмму Э.М. Склянскому. Главначснаб просил зампреда РВСР оградить главные довольствующие управления от нападок другого члена коллегии Наркомвоена — М.С. Кедрова. Последний отправил из штаба Северо-Восточного фронта телеграмму Е.И. Мартынову, в которой указал, что «все довольствующие управления работают крайне плохо, [наряды] исполняются возмутительно медленно и рекомендуется принять самые суровые меры, чтобы заставить эти управления прекратить саботаж». Мартынов констатировал: «неисполнение, а вернее — доставка всего требуемого, совершается возмутительно медленно, но нужно же разобраться в причинах и обвинить тех, кто этого заслуживает, а не довольствующие управления только потому, что к ним были предъявлены требования». Главначснаб объяснял причины несвоевременного исполнения распоряжений главных довольствующих управлений и местными условиями. В деле снабжения продовольствием, — констатировал Е.И. Мартынов, — ГВХУ «находится в полной зависимости от возможностей» Наркомпрода исполнять требования управления. Более того — о мерах, которые, быть может, могли бы облегчить продовольственный кризис»: Мартынов, как он сообщил Склянскому, «неоднократно» входил с представлениями к наркому [Л.Д. Троцкому] и в малый продовольственный комитет[1005].
Первый ГНС Маниковский 1 июля 1918 года обязывался в кратчайший срок разработать программу «самых решительных сокращений» в штатах ЦУС и главных довольствующих управлений[1006]. Однако с выполнением приказа генерал явно не спешил, о чём свидетельствуют произведённые автором настоящей кандидатской диссертации подсчёты: в 1918 году аппарат ЦУС рос. Сведения об общем количестве служащих ЦУС по состоянию на 1 июля 1918 года, выявить не удалось. Но только с 15 ноября по 9 декабря 1918 года (за 24 дня) число служащих ЦУС выросло с 57 до 87 (на 34,5%), причём только количество руководящих сотрудников увеличилось с 12 до 22 человек![1007] По состоянию на 21 сентября 1918 года в ЦУС служили 4 генштабиста, к 20 ноября число генштабов возросло до 6 (все генштабисты находились на должностях, НЕобязательных к замещению лицами Генштаба)[1008].
В сентябре 1918 года «для пользы дела» Главначснаба наделили дополнительными полномочиями. Отныне он наделялся правами утверждения и отмены планов и контрактов заготовительных работ, а также контроль над условиями их выполнения, а также табелей и образцов соответствующего имущества, правил и инструкций работы органов снабжения и даже — что было особенно важно — «продуктовых, имущественных и материальных выдач». Кроме того, ещё и правами межведомственной передачи имущества и снабжения за его утрату и порчу[1009].
Главначснабу с согласия РВСР предоставлялось решение вопросов о введении максимумов цен и тарифов, о введении частных реквизиций, о заграничных закупках на любую сумму. Для организации нормального снабжения Главначснаб мог отправить своих представителей в пределах Республики и через соответствующие учреждения за границу, установив для них командировочное и путевое довольствия по своему усмотрению («сообразно с возложенными на них поручениями»)[1010].
Несмотря на предоставление больших прав, Мартынов не мог справиться с поставленными перед ним задачами. К тому же центральный аппарат снабжения рос значительно быстрее интенсивности своей работы. Это стало причиной смены генерал-лейтенанта Е.И. Мартынова большевиком И.И. Межлауком на посту Главначснаба 21 декабря[1011] (у Главначснаба остался помощник — назначенный в июле 1918 г. генерал-майор Ф.А. Подгурский[1012], используемый после назначения Межлаука в качестве технического консультанта). 26 декабря 1918 года РВСР пояснил: «…ЦУС и главные довольствующие управления оказались по своей организационной работе не на высоте задач, которые предъявляет к ним армия». РВСР считал необходимым «изменение организационных отношений» и поручил внимательно следить за реорганизацией ЦУС и главных довольствующих управлений и принимать необходимые меры для рационализации их деятельности начальнику Полевого штаба Ф.В. Костяеву: снабжение армии должно было проводиться в полном объёме (РВСР предложил Костяеву 2 варианта: указания руководителям этих учреждений и представления Реввоенсовету Республики). Особое внимание начальник ПШ должен был уделить взаимоотношениям ЦУС, Чрезкомснаба Л.Б. Красина и Наркомпрода[1013].
Во второй декаде мая 1918 года при Военно-хозяйственном комитете состоялось заседание, на котором обсуждался вопрос о реорганизации Совета Главного управления военно-воздушного флота. На заседании 17 мая Троцкий изложил свой взгляд на устройство Советов главных управлений Наркомвоена. Наркомвоен признал необходимой комбинацию «выборности и назначенства»; декларировал, что «в созидательной работе будут впряжены техники, так как машины (т.е. части дореволюционного аппарата. — С.В.) мы не отвергаем, аппарат, кот[орый] мы получили от старого режима, мы сохранили, тем более, мы не отвергаем живые машины. Нам нужно заставить их понять, что они будут применять свои силы к тому режиму, который дан Историей». Член Совета ГУ ВВФ К.В. Акашев предлагал поставить во главе ГУ ВВФ Совет из представителей морской и сухопутной авиации, наркоматов Военного и Морского. [И.Н.] Смирнов, констатировав отмену Совнаркомом выборного начала в армии, указал на целесообразность ликвидации её и в ВВФ. Анощенко сказал, что Совет не должен претендовать на техническое руководство, а лишь следить, чтобы власть в ГУ ВВФ не была «использована в интересах реакции». Таким образом, отчасти право военных специалистов на техническое руководство в военном ведомстве в целом и в его центральном аппарате в частности признавалось[1014].
3 сентября, по распоряжению Л.Д Троцкого, ВЗС обсудил штаты и Положение ГУ ВВФ[1015] и на следующий день утвердил Временный штат ГУ РКК ВВФ[1016], действовавший до утверждения нового временного штата 25 сентября 1918 года[1017]. По штату во главе управления оставался Совет ГУ ВВФ. В структуру управления входили: секретариат комиссаров, техническая инспекция и 7 частей (юрисконсультская, организационно-строевая, техническо-финансовая, казначейская, приёмочная, научно-техническая, административно-хозяйственная)[1018]. В штате числились: 298 должностей, из них 38 руководящих (начальник управления, 2 члена Совета — военные комиссары; 3 пом. начальника; начальники 7 частей, 5 отделов и 20 отделений); 225 — специалистов (из них 52 переписчика и 16 браковщиков на местах), 35 — технических сотрудников[1019]. Однако на практике штаты укомплектовали только на 55,7%:, численность служащих ГУ ВВФ в марте — декабре 1918 года практически не изменилась (в марте — 160, в декабре — 163)[1020].
8 мая 1918 года Ветеринарное управление армии (ВУА), т.е. руководство всей военно-ветеринарной деятельностью, возглавила коллегия в составе начальника управления и двух консультантов — членов Главного военно-ветеринарного комитета, а 15 июня ВУА вошло в состав ЦУС. В этом качестве управление осенью 1918 года (28 ноября) получило новый штат, который предусматривал наличие коллегии, канцелярии, счётной части и 5 отделений (по личному составу, организационно-мобилизационному, по снабжению, ветеринарно-санитарно-статистического, по популяризации ветеринарных знаний)[1021].
Но на протяжении весны — лета 1918 года ВУА оставалось учреждением весьма скромной штатной численности: всего 44 сотрудника. В дальнейшем в его составе появлялись новые подразделения и, соответственно, число сотрудников возрастало. 1 ноября военно-бактериологическую лабораторию бывшего Западного фронта реорганизовали в Центральную военно-бактериологическую лабораторию при ВУА[1022].
По новому штату в ВУА насчитывалось 73 должности (вместо прежних 42): 2 руководящих, 17 — специалистов, 54 — технических (50 из них — рабочие и сторожа)[1023]. 3 февраля 1919 года ВЗС, по ходатайству Управления, добавил в штат ещё трёх технических сотрудников[1024]. Однако на деле численность служащих в марте 1918—апреле 1919 года не изменилась (к 42 сотрудникам добавился ещё один руководитель)[1025].
К сентябрю 1918 года часть специалистов Главного военно-инженерного управления откомандировали на фронт. 13 сентября 1918 года руководство ГВИУ докладывало военруку Высшего военного совета о необходимости дополнительного резерва специалистов при управлении (30 человек), произведя для этого «регистрацию при ГВИУ всех военных инженеров Республики». Предполагалось также командировать на ТВД «не отдельных военных инженеров, а целые отделы из Петроградских стройотделов со всем техническим персоналом и инвентарём»; «вернуть всех слушателей Инженерной академии к началу учебных занятий (начало октября) в академию». Кроме того, управление просило выяснить вопрос «о праве ГВИУ приглашать на службу инженеров призывного возраста, независимо от предварительного испрошения их согласия на занятие должностей»[1026].
Приказом Наркомвоена № 535 от 20 июня 1918 года во главе Главного военно-хозяйственного управления ставился начальник управления и военный комиссар. Первый отвечал перед высшими военными органами Республики за работу отделов ГВХУ, направлял деятельность этих отделов, а также руководил деятельностью фронтовых хозяйственных органов, контролировал их работу, назначал начальников окружных хозяйственных управлений и их помощников. Наряду с начальником во главе управления стоял военный комиссар. 20 июня вводился в действие и Временный штат ГВХУ: Совет начальника управления, помощник начальника управления; канцелярия; вещевой отдел; продовольственный отдел; обозно-транспортный отдел; холодильный отдел; административно-организационный отдел; технический отдел; временный ликвидационный отдел; две части (административная, хозяйственная); юрисконсульт; помощник юрисконсульта[1027].
1 июля 1918 года помощнику начальника ГВХУ, как начальнику отдела, были подчинены канцелярия, мобилизационная и статистическая часть[1028].
Начальнику ГВХУ подчинялось более 10 человек. Начальник управления М.В. Акимов предложил новую организацию, предусматривавшую сведение отделов в три группы (начальнику управления непосредственно подчинялись бы только начальники групп)[1029].
Штаты ГВХУ были укомплектованы к октябрю 1918 года на 85,3% (278 вместо 326). В служебной записке ГВХУ указывалось, что «этот состав служащих претерпевал некоторые количественные изменения, в виду происходивших увольнений служащих и новых назначений»; «кроме непосредственной работы служащими управления — в самом управлении, многие из них несут работу в различных комиссиях, в командировках, каковые имеют иногда массовый характер»[1030]. Кроме того, ГВХУ командировало своих специалистов в действующую армию: на 15.10.1918 из 254 сотрудников 31 числился в командировке[1031].
В августе 1918 года Н.М. Потапов «весьма спешно» сообщал начальнику ГВХУ М.В. Акимову о приказе Наркомвоена немедленно командировать на места служащих управления для учёта имущества в 10-дневный срок. Ответственность за исполнение приказа зам. наркома Э.М. Склянский возложил на уполномоченных ГВХУ и руководителей управления, предупредив М.В. Акимова через Н.М. Потапова — «за неуспешность выполнения пункта приказа «может угрожать применение крайних мер, по отношению к Вам лично»». Аналогичное поручение давалось ГАУ. В итоге ГАУ откомандировало 105 артиллеристов и 70 комиссаров[1032], ГВХУ — 72 сотрудника[1033]. Вероятно, подобное коснулось и других главных довольствующих управлений.
Другой вопрос, затронутый Э.М. Склянским, — необходимость срочного снабжения 3-й армии, действовавшей тогда в районе Перми и Екатеринбурга, тёплой одеждой. «От Вас лично, — извещал Акимова Потапов, — ожидается доклад, что вообще сделано для снабжения войск тёплою одеждою»[1034]. Видимо, Э.М. Склянский выразил крайнее недовольство тем, как ГВХУ и его руководитель выполняют поставленные перед управлением задачи.
На 14 октября 1918 года специалистов-техников на технических должностях насчитывалось: в холодильном отделе — 6, в техническом — 4. В ГВХУ служили 2 выпускника академии Генштаба, 14 — интендантской академии, 1 — артиллерийской. При этом руководство управления сетовало на большой недостаток в «самостоятельных работниках», необходимость «ещё более» ослаблять управление отправкой специалистов на фронт, поскольку подведомственные ГВХУ армейские службы испытывали в них «ещё более острую нужду». Отношения ГВХУ с местными военно-хозяйственными органами осложнялись также нежеланием последних «подчиниться центральной власти» (недопущением к работе или устранением от неё назначаемых их центра специалистов) и происходящими на местах массовыми арестами должностных лиц, часто, докладывало ГВХУ, необоснованными. Управление жаловалось: «В общем, аппарат власти на местах ныне настолько самостоятелен, что вмешательство центра проявляется, главным образом, в заступничестве при столкновениях внутри самих местных властей». В октябре 1918 года для связи с местными военно-хозяйственными органами и контроля над их деятельностью ГВХУ направило своих представителей во все окружные управления, непосредственно подчинённые Главкому. Задачей легатов ГВХУ было «установление полного контакта в работе главных и окружных управлений»[1035].
К концу года число сотрудников возросло: в декабре 1918 года всего, по данным Высшей военной инспекции, в ГВХУ насчитывалось 298 человек; 230 из них — руководители и специалисты (ответственные работники), 68 — технический персонал (переписчики и др.). При этом в ВВИ полагали, что это «число служащих крайне незначительно», отмечая «перегруженность работы в отделах: учётном, вещевом, продовольственном и финансовом»[1036].
Наибольшие сокращения служащих имели место в главных управлениях, выведенных из непосредственного подчинения коллегии Наркомвоена или переданных формально в другие наркоматы. Таковыми были управления — по заграничному снабжению войск (передано в ВСНХ), военно-метеорологическое (реорганизовано в отдел), военно-санитарное (переданное в Наркомздрав).
По первоначальному штату Главного управления по заграничному снабжению армии состояло из Канцелярии междуведомственного комитета заграничного снабжения и Главного управления, 4 отделов — валютного, морских перевозок, военно-статистического, сухопутных перевозок. Штат отдела сухопутных и речных перевозок и штат отдела морских перевозок Главзагран были утверждены особо — 19 и 4 сентября 1917 года, соответственно — на основании решения Временного правительства (заседание 25 июля 1917 г., пункт 35; журнал 84 от 4 сентября 1917 г.) и введены в действие с 1 июля 1917 года[1037]. От 226 должностей в ГУ ЗС, предусмотренных первоначальным штатом после последнего сокращения (10 июля 1918 г.), осталось 85 (37,6%).
22 июля 1918 года на заседании ВЗС был утверждён и введён в действие новый штат ГВСанУ. По штату управление состояло из канцелярии, 4 отделов (административно-мобилизационного, врачебно-санитарного, хозяйственного и временного эвакуационного), Военно-учёного комитета и его лаборатории. По штату в ГВСанУ полагалось 149 должностей — 19 руководителей, 62 — специалистов, 68 — технических (50 — переписчики)[1038]. К сожалению, сведения об укомплектовании штатов ГВСанУ в фонде управления (РГВА. Ф. 34) не отложились или не были нами выявлены.
С передачей ГВСанУ в Наркомздрав неприятности не уменьшились — всё лето 1918 года менялось руководство управления. 13 июня член врачебной коллегии ГВСанУ И.С. Вегер докладывал Э.М. Склянскому о кризисном состоянии руководства ГВСанУ (ушёл начальник управления Головинский), которым проводилась, по его мнению, «далёкая от интересов дела» интрига. Вегер ходатайствовал о «скорейшем назначении» нового начальника управления[1039]. Однако новое назначение ненамного улучшило положение. 13 сентября наркому здравоохранения Н.А. Семашко в связи с увольнением начальника эвакуационного отдела К.С. Кузьминского была направлена жалоба на нового начальника ГВСанУ А.А. Цветаева с просьбой «об оздоровлении атмосферы управления». Цветаев, докладывал наркому здравоохранения председатель коллектива служащих ГВСанУ В. Карибский, создал в управлении условия, не позволяющие «служить делу даже тем лицам, которые относятся к нему с исключительной любовью» (в данном случае, речь шла о К.С. Кузьминском)[1040]. 14 сентября президиум совещания врачей санитарных поездов направил Н.А. Семашко служебную записку, которая «срочно» была им направлена Э.М. Склянскому. В записке обращалось внимание наркома на то, что «крайне трудная и ответственная эвакуационная работа терпела за минувший год громадный ущерб по причине широкой междуведомственной перестановки и находилась по очереди в ведении различных организаций». «Поистине гигантская работа» эвакуационного отдела при ГВСанУ, — докладывали служащие, — совершалась благодаря «энергичной и плодотворной деятельности» К.С. Кузьминского[1041].
В свою очередь А.А. Цветаев 27 августа просил Н.А. Семашко указать, «кому сдать должность и дела» (временный заместитель начальника ГВСанУ Л.Р. Ивановский категорически отказался их принимать). Цветаев указал наркому Л.Д. Троцкому на отсутствие «должной деловой базы» в ГВСанУ[1042]. Причём, когда военно-санитарный инспектор РВСР (до этого — Высшего военного совета) Л.Р. Ивановский прибыл 21 сентября для временного исполнения должности начальника управления на основании данного накануне Э.М. Склянским словесного распоряжения, Цветаев заявил, что распоряжением Главного начальника снабжений без «соответственного на этот счёт указания от своего непосредственного начальства» сдать дела не имеет права[1043].
В Военно-метеорологическом отделе ЦУС, сохранившим после реорганизации 21 августа 1918 года права главного управления, служило 15 человек (начальник, старший учёный метеоролог и 3 зав. отделами составляли 7 условных «руководителей»; кроме того, в отделе работали 6 специалистов и 3 технических сотрудника)[1044].
В 1919–1920 годах комиссии Л.М. Глезарова и А.В. Эйдука постоянно отправляли на фронт офицеров и военных чиновников из главных довольствующих управлений. Только в 1919 году на фронт оправились 70 бывших офицеров ГАУ[1045].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.