Голод и отсутствие безопасности

Голод и отсутствие безопасности

В пятницу, 6/18 сентября 1812 года, пожар, на протяжении шести дней опустошавший Москву, был локализован. Он затухал. Население наконец-то cмогло перевести дух. Наполеон, вернувшийся в Кремль, решил как можно скорее принять необходимые меры по облегчению положения жителей, которые лишились своего имущества и были совершенно растеряны. По городу бродили голодные собаки, не хватало фуража для лошадей, а люди питались только картошкой и капустой. Не последуют ли за пожаром и грабежами голод и эпидемии? Тревожные признаки этого серьезно беспокоили власти. A. Домерг свидетельствовал: «Но чего ради было возвращаться к этим очагам? Те дома, что сохранились, оказались превращены в казармы, и законным владельцам было трудно отстоять перед военными свои права. Отсюда тягостные сцены, эти картины ужасающей нищеты, кои являли многие семьи, прежде богатые и уважаемые. Они проходили мимо вас в лохмотьях и со слезами умоляли о куске хлеба, который вы не могли им дать…» Тогда Наполеон решил реквизировать дома, брошенные владельцами, чтобы разместить в них несчастных, потерявших кров. «В это же время, – рассказывал шевалье д’Изарн, – Бонапарт, желая показать свое большое великодушие в отношении несчастных иностранцев, оставшихся без хлеба, одежды и крыши над головой, приказал, чтобы их пустили в два дома (Медицинскую академию и дом Давыдова), отданные под эти цели, и пообещал распределять между ними продовольствие при посредстве троих синдиков, кои будут назначены для управления этими домами. Одновременно тем, кто нуждался в помощи, была предложена служба в армейских канцеляриях; им всем пообещали соблазнительное жалование. Многие, обманутые этой наживкой, явились по доброй воле и посему оказались вынуждены защищать дело, которому не служили». Француз намекал на сотрудничество с противником, коллаборационизм. Но пока что большинство уцелевших об этом совершенно не думало, главное для них было – жить, вернее, выжить вместе с их семьями. Действия императора, раздававшего продовольствие, определявшего людей на временное жилье и дававшего им занятия, всеми оценены были весьма высоко. Ведь у большинства больше не существовало жилищ. Очень немногим, как г-же Фюзий, повезло найти свой дом неразрушенным. «Консьержка, – рассказывала она, – помогла мне немного прибраться и поведала, что здесь происходило в мое отсутствие. Едва я успела навести порядок в своей квартире, состоявшей из двух комнат, как явился офицер.» Он объявил ей, что дом реквизирован армией. «Его займет генерал, – уточнил он. – Впрочем, для бездомных организованы приюты». Можно себе представить реакцию актрисы на эти слова. Придя в ярость, она наотрез отказалась покидать свой дом. В конце концов, ситуацию уладил приход генерала Кюриаля, и г-жа Фюзий получила разрешение остаться. Тем временем множество москвичей безрезультатно искало себе крышу над головой. А император продолжал прилагать усилия для поправки положения. Он взял под свою личную защиту сиротский приют, называемый Воспитательным домом, которым в тот момент руководил старик, г-н Тутолмин. Большое здание приюта тоже чудом уцелело при пожаре¹⁴⁶. Наполеон постарался организовать временное пристанище для погорельцев и с этой целью реквизировал многие здания, в частности, дворец князя Адианова. Он направил уцелевших жителей в больницы, но там ощущалась нехватка во всем: не было врачей, санитаров, медикаментов и, конечно, продовольствия. Также очень многочисленны были раненые: по некоторым сведениям, их насчитывалось более 15 тысяч. «Тотчас всем хирургам французской армии, – рассказывал аббат Сюррюг, – был отдан приказ организовать помощь всем больным, разместив их в приличных домах, и подавать точные донесения о состоянии этих несчастных»¹⁴⁷.

Москва. 24 сентября 1812 года

Несмотря на все эти экстренные меры, ситуация оставалась очень далека от нормальной. Похоже, голод поселился в городе надолго: мука и хлеб продавались на вес золота. Трактиры и рестораны мало что могли предложить своим клиентам. Многие из последних приносили хлеб с собой, как во Франции в период революционного террора! А снабжение Москвы продовольствием становилось тем временем все более сложным делом. Окрестные деревни либо истощили свои запасы, либо были сожжены. Они практически ничем не могли помочь населению. Тут же возникла торговля предметами первой необходимости. «Когда огонь погас, – рассказывала г-жа Фюзий, – мы решились обойти еще дымящиеся развалины; у нас не было ничего, самых простых вещей. Солдаты предлагали нам покупать у них то, что они же отняли у нас несколькими днями ранее, и мы еще были счастливы возможности приобрести это, пускай и за деньги. Мы продолжали пребывать в постоянном страхе».

Бюллетень Великой армии. 9 октября 1812 года

Если положение с продовольствием в Москве становилось все более тревожным, вино в ней имелось в изобилии. Погреба домов и дворцов, сохранившиеся при пожаре, подверглись разграблению. Бутылки циркулировали по городу практически открыто; в эти смутные времена их покупали и выпивали с большим удовольствием. И, разумеется, солдаты – далеко не последние среди тех, кто занимался этим бизнесом. Со своей стороны, Наполеон раздал солдатам медные деньги, пятаки, которые те спешили перепродать гражданским. Улица Никольская в центре города очень быстро стала местом заключения сделок, деловых встреч и спекуляций, что сильно беспокоило французские власти. Многие сравнивали ее с улицей Кенкампуа в Париже в разгар финансовой аферы шотландского банкира Лоу в начале XVIII века! Но в Москве сложилась совсем другая ситуация, потому что для множества спасшихся от пожара главным, опять-таки, являлся вопрос выживания. И если некоторые из них пользовались случаем, чтобы нажиться на чужой беде, что тут поделать? Здесь должны были вмешаться французские власти… Но им предстояла большая работа!