7. Разговор с историками «по душам»

7. Разговор с историками «по душам»

Когда о чем-то спорят, или, лучше сказать, о чем-то дискутируют, важно, чтобы люди понимали друг друга. Огромная часть споров совершенно бесполезна потому, что люди влагают разное содержание в обычные термины или понятия и в результате получается, что один спорщик всё время говорит про Фому, а другой про Ерему. Прогресс от таких дискуссий, как у белки в колесе.

Другой характерной чертой споров является то, что с аргументами противника вовсе не считаются, часто даже их не слушают, а только повторяют без конца свои. Такой диалог спорящих скорее можно назвать двумя монологами. На деле следует не только считаться с доводами противника, но самому искать возможных возражений, которые противник почему-то упустил.

Но это еще не всё — надо понимать основные, тайные пружины (иногда даже несознаваемые противником), которые являются причиной спора. Если удастся добраться до этого сокровенного, спор может быть полезен для обеих сторон, даже если соглашение и не достигнуто.

Для того чтобы понять наши установки и объяснить, почему результаты работ наших историков нас совершенно не удовлетворяют, приведем один большой отрывок из работы Г. Янушевского («Начало истории русского народа по новейшим данным», 1934) и разберем его.

Янушевский — не специалист-историк, а боевой генерал[35], немало думавший, зачем он воюет и уничтожает тысячи людей. Поэтому-то в его высказываниях яснее видно то, на чем он стоит, пишучи книгу, чем у профессионалов-историков, умеющих за горами фактов ловко прикрыть то, что они на самом деле думают, но часто не высказывают прямо.

Ознакомимся с мыслями Янушевского, а затем перейдем и к их обсуждению.

«Происхождение народа, — говорит Янушевский, — имеет громадное значение в его жизни: оно кладет особенный, отличающий его от других народов отпечаток на весь его облик. Как у единичного лица, так и у народа есть свой лик и своя душа. Известный французский писатель второй половины XIX века, историк и философ Эрнест Ренан утверждал, что “отпечаток происхождения никогда не изглаживается совершенно” и “каждый принадлежит свому веку и своей расе”.

Происхождение отражается на характере народа и на его культуре, т. е. на умственной, нравственной, религиозной и эстетической сторонах его жизни и на его социальном и экономическом быту. Короче — происхождение народа определяет его национальный характер и его национальное сознание и неотразимо влияет на его историю.

Поэтому, чтобы разумно и правильно устроить свою жизнь, народ должен знать свое происхождение, как основу своего национального сознания, а затем, конечно, и всю историю своего прошлого. Обе эти данные осмысливают народу его настоящее и намечают ему правильные и твердые пути для лучшего будущего. “Без традиций и истории может существовать толпа, но не может жить народ, невозможно национальное сознание” (проф. Струве П. Б. Лига русской культуры. СПБ, 1917).

То же в образной форме высказал и великий русский поэт: “Образованный француз или англичанин дорожит строкою старого летописца, в которой упомянуто имя его предка; но калмык не имеет истории. Дикость, подлость и невежество не уважают прошлого, пресмыкаясь перед одним настоящим” (Пушкин А. С. Отрывок из романа в письмах, письмо VIII).

Лучшие люди всех времен и народов, философы, ученые, историки, выдающиеся мыслители, законодатели и государственные деятели, — признавали и признают необходимым “заставить народ любить свою страну, свой язык, свое прошлое” (формула знаменитого француза Мистраля[36], провансальского поэта средины XIX века).

Это, безусловно, необходимое в каждом гражданине чувство любви к своему отечеству возникает и развивается из знания прошлого своей родины и прежде всего — из знания происхождения своего народа. Наш знаменитый историк и мыслитель XIX века Карамзин весьма убедительно доказывал, что история — “скрижаль откровений и правил, завет предков к потомству, дополнение и изъяснение настоящего и пример будущего” (из предисловия к «Истории государства Российского», Н. М. Карамзина, изд. 1815 г.).

К этому нужно еще присовокупить, что народ представляет собой “нацию” или “государство” лишь постольку, поскольку он чувствует и принимает свою историю, как неотъемлемую часть своего существования, когда он понимает и ценит свою национальную независимость и всеми силами стремится к своему объединению, т. е. к созданию и сохранению независимого государства. В противном случае он является лишь сырым этнографическим материалом.

Постигший Россию на наших глазах развал красноречивее всяких слов говорит, как гибелен для государства и народа недостаток национального сознания. “Переворот 1917 года показал, что путь предстоит нам еще долгий, что в нацию мы еще не превратились и до национального сознания еще не доросли” (проф. Шмурло Е. Ф. Введение в Русскую историю. Прага, 1924, стр. 175).

Иностранцы еще и доселе недоумевают, “откуда появился такой народ, который господствуя на территории бывшей Российской империи по праву действительно доминирующей силы, направляет ныне все усилия на то, чтобы эту свою силу подорвать, территорию своего государства искусственно сузить и, наконец, на то, чтобы перевес был на стороне других народов и народцев” (Из статьи возвратившегося из России депутата польского сейма С. Мацкевича в № 123 виленской газеты «Наше время» от 29. V. 1931 г.).

Современные русские писатели и публицисты объясняют это действительно небывалое в истории явление тем, что до революции 1917 года не только у русских народных масс, но даже у большинства русской интеллигенции ясного и твердого национального сознания “России не было — была только своя волость, своя колокольня” (Наживин И. Ф. Записки о революции. 1921, стр. 44).

“Русский народ распался, распылился на зернышки деревенских мирков” и “потерял сознание нужности России. Ему уже ничего не жаль. Пусть берут, делят, кто хочет: мы рязанские” (Федотов Т. И есть, и будет. Размышление о России и революции. Париж, 1932, стр. 164–165). Таков итог векового выветривания национального сознания.

Сверх этого общечеловеческого значения вопрос о происхождении для России и Русского народа имеет еще и особенное значение.

Чтобы ослабить значение России, как великой державы и покровительницы славян, враги ее уже с XVII века ведут усиленную работу по изолированию русского народа от прочих славян, сознательно искажая его историю (выделение наше. — С.Л.). Одни (преимущественно немецкие ученые Байер, Иоганн Миллер, Шлёцер, Тунман, Куник и др.) сочинили для русских людей теорию, будто русское государство создали не славяне, а норманы или скандинавы; другие силятся доказать, что русский народ вовсе не славянского происхождения, а туранского[37] (швед Ретциус, поляк Ф. Духинский, француз Анри Мартен), или татарского (австриец Отмар Шпан, французы Ревилье, Робер и Тальбо, немец Кинкель) и по своему происхождению не имеет ничего общего ни с Европой, ни с европейскими славянами; третьи под маской доброжелательства пытаются навязать русскому народу совершенно новое понимание русской истории, будто ведущей свое начало не из Киева, а из азиатских степей, и внушить ему, что его историческое призвание не в Европе, а в Азии, которую он должен цивилизовать (бывший германский император Вильгельм II, француз Жоффруа и наши “евразийцы”), а четвертые (вновь созданный в Варшаве “Восточный Институт”), отбросив всякие стеснения и счеты с историей, проповедывают откровенно, что для блага Европы русское государство, как турано-татарское, подлежит расчленению, развалу, разрушению.

Словом, все усилия, скрытые и явные, так или иначе направлены к одной и той же цели: “Rossia delenda est” (т. е. “Россия должна быть разрушена” — мечта шведского короля Карла XII, до Полтавы). Но расчеты на разрушение русского государства, на обращение его в “Московию XIV века” и тому подобные ухищрения врагов России более опасны для тех, кто верит в возможность их осуществления. Это доказала уже история так называемого “Смутного времени” в России в начале XVII века.

Если замкнуть русский народ в границах тогдашней “Московии”, т. е. низвести русское государство до размеров прежнего Московского княжества, не удалось ни тогда, ни в недавние еще ужасные годы интернационального господства в России, то подобные замыслы тем более не осуществимы теперь, когда русский народ изжил уже революционный угар и “коммунистическое наваждение” и когда в его народных массах начинает уже пробуждаться национальное сознание и искание новых путей, могущих вывести его из настоящего тяжелого положения. В силу законов истории в его сознании назревает уже неизбежный перелом, еще до революции так охарактеризованный известным нашим историком, проф. В. О. Ключевским: “Как бы ни было тяжко унижение великого народа, но пробьет урочный час, он соберет свои растерянные силы и воплотит их в одном великом человеке, или в нескольких великих людях, которые выведут его на временно покинутую им прямую историческую дорогу” («Очерки и речи». Москва, 1914, стр. 202).

Когда же прерванная переживаемою ныне небывалою катастрофою нить исторического развития русской государственной жизни будет снова связана, то в России, несомненно, восстановятся здоровые и спокойные славянские течения, как следствие присущего русскому народу сознания своей миссии в семье славянских народов».

Эта цитата из Янушевского взята нами потому, что: 1) содержит в себе немало ценных мыслей, 2) является довольно типичной для миросозерцания русского эмигранта, 3) принадлежит человеку, с которым, в сущности, можно было бы сговориться, 4) наконец, дает прекрасный материал для разъяснения типических ошибок, общих многим русским эмигрантам.

В чем Янушевский прав? Он верно понимает значение истории для народа. Народ, знающий свою историю, — действительно народ; народ, не интересующийся своей историей, — только аморфная масса людей, живущих по-животному, только своим настоящим, это только сырой материал для создания народа.

Однако надо помнить, что в ходе истории народы неоднократно попадают в такие тяжелые условия существования, что вынуждены бывают вовсе или временно отказаться от своих национальных идеалов.

Прекрасными примерами служат массовые эмиграции, когда громадное количество людей из-за различных причин (религиозные, политические преследования, безземелье и т. д.) отказываются вообще от своей национальности и уезжают туда, где они могут жить, удовлетворяя наиболее необходимым потребностям своей жизни.

Когда временами борьба за существование становится исключительно жестокой, от национальных идеалов часто отказываются, заботясь только о сохранении жизни. Это, однако, не значит, что национальных идеалов вообще никогда не было, но указывает на людей, которые временно от них отказались.

Приводя цитату из Шмурло, что русский народ не дорос до национального сознания, Янушевский делает огромную и совершенно очевидную ошибку: если бы национального сознания не было, то не могло создаться государство от Ленинграда до Владивостока, от Новой Земли до Афганистана. До революции 1918 года русский народ, совершенно ясно, прошел многовековую историю с полным ее сознанием.

Ошибка Шмурло, Янушевского, а вместе с ними и огромной части эмиграции, в том, что они сразу решили, что всё пропало, что корабль России тонет, что никакой надежды нет, что всё произошло от того, что у русских нет национального самосознания.

Прошло 27 лет, и перед нами та же империя, распростершая свои пределы далеко на запад и включившая в себя не только все славянские народы, но и совершенно чуждые, вроде Венгрии, Албании или Румынии.

Значит, всей этой панике, воплям, истерике, всем бесконечным писаниям о гибели России была грош цена.

Русские историки, русские политические деятели, вообще русские с национальным сознанием не сумели отличить временное, преходящее, второстепенное, от постоянного и главного. Этим они показали, что хотя историю они и знали, но понять урока истории не смогли. Они забыли бессмертное замечание известного юмориста И. Ф. Горбунова, вложившего его в уста одного из своих любимых персонажей, генерала Дитятина: «Всякое движение России вперед начинается с левой ноги, но с равнением направо».

Допустили они и другую, гораздо более серьезную ошибку: недостаточно только понимать уроки истории, но и необходимо заглядывать в будущее, улавливать в настоящем зародыши того, что в будущем расцветет пышным цветом, понимать не только прогресс своего государства, но и путь ведущих государств современности.

И Янушевский, и другие, даже профессиональные историки не усмотрели того, что человечество переходит на иной этап в организации жизни государств. Принцип грубой, скотской силы уступает принципу справедливости и целесообразности.

До сих пор психология наших историков основывалась на принципе: «хватай, что плохо лежит», «грабь награбленное» и т. д. Всякое приращение России за счет других народов, совершенно отличных от нее по языку, обычаям, религии, характеру, истории и т. д., считалось за благо. Если сосед ослабевал под ударами врагов, то его старались разорвать в клочки, как в волчьей стае, где раненого волка разрывают свои же собственные собратья. Этот скотский принцип возвеличения России проповедует и Янушевский. Для него, например, Грузия, Армения и т. д. только и существуют для того, чтобы быть проглоченными Россией. «Караси любят быть жаренными в сметане».

Принцип готтентотской морали: «Зло — если украдут у меня жену, добро — если я украду чужую жену» возводится в непререкаемый, божественный закон. Угнетение других народов считается высшей добродетелью только потому, что это ведет к возвеличению России (весьма сомнительному). Без Дарданелл жизнь таким патриотам кажется бесцельной и немыслимой (хотя общее развитие человечества явно указывает на то, что всякие проливы, перешейки и проч. теряют постепенно всё свое значение).

Когда процесс уничтожения (ассимиляции) происходит по отношению к народам, стоящим на низкой ступени развития, т. е. к народам без письменности, без истории, без государственности в прошлом, например, с мелкими народностями севера Сибири, с этим еще можно скрепя сердце согласиться, ибо этот процесс часто не является результатом намерения, целенаправленной воли. Но когда Финляндии, Польше, Армении, Украине, Грузии и т. д. навязываются формы жизни, совершенно чуждые духу этих народов, когда применяются самые жестокие меры к ассимиляции их Россией, когда над многовековыми культурами этих народов ставят крест, — это, да позволено будет назвать вещь настоящим именем, черт знает что такое….

Кричат о немецком фашизме, об американском империализме, об английском колониализме и т. д., а сами ни на йоту от них не отличаются. Под звериный эгоизм подводят теоретические установки: о высшей миссии России и т. д. И в результате умные и культурные люди, вроде Янушевского, оказываются в плену самого низкого фарисейства.

Вопрос решают в такой плоскости: «Если хочешь жить, — души другого…» Могут возразить, что это закон жизни. Допустим, что это так, но зачем свинство окружать ореолом добродетели? Если русский народ добился права на существование, то почему он отказывает в этом праве другим народам? Если, по Янушевскому, каждый народ имеет свой лик, свою душу, то зачем эту душу уничтожать?

Нельзя (это преступление против культуры, против элементарных правил человечности) из здорового национализма создавать русский шовинизм и думать, что только русские являются носителями культуры и высшего блага. Оглядываясь назад на тысячелетнюю историю, нельзя не отметить, что у русских не много вкладов в общечеловеческую культуру.

В то время как французы, немцы, англичане дали целый ряд выдающихся мыслителей, ученых, изобретателей, медиков и т. д., русские, кроме Менделеева да Лобачевского, никем не могут блеснуть.

За все время существования русской культуры Россия не создала ни одного выдающегося философа, какой-нибудь Гегель или Кант заткнет за пояс всех русских философов, вместе взятых. Ни одного блестящего международного изобретения! Конечно, Попов изобрел радио, но Маркони ввел его в употребление всех народов. Если и были замечательные открытия и изобретения, то большинство из них не стало достоянием всего человечества.

Это не значит, конечно, что русские ничего не дали, вклад их велик, но характер этого вклада ясно показывает, что русские над чем-то средним не сумели подняться: ни Ньютона, ни Гаусса, ни Эйнштейна они не дали. Поляки дали Коперника, но русские той эпохи — решительно ничего. Это, однако, не помешало России навязывать полякам свою культуру в течение столетий и всеми силами стараться сделать из них русских.

Янушевский прав, говоря, что у каждого народа есть свой лик и своя душа, т. е. характерная совокупность умственных и духовных черт, хоть и не присущая всем представителям данного народа, но все же значительной части его. У каждого народа есть свои плюсы и минусы, каких-то идеальных народов нет, зато есть отдельные черты, особенно развитые в каком-нибудь одном народе, взять хотя бы, например, педантичность немцев, способности к математике и музыке у евреев, бесшабашность русских и т. д.

Развитие культуры заключается не в подавлении одной какой-то нацией остальных, а во введении во всеобщее пользование того положительного, что есть у каждого народа. Пусть негры некультурны, но они оказали огромное влияние на современную музыку и танцы. Даже вовсе отсталые народы вносят свою лепту в общую сокровищницу человечества: изучая их, мы изучаем пройденные нами этапы нашего развития. Поэтому эти народы и оберегаются культурными нациями, а не уничтожаются только потому, что их можно уничтожить.

Чем дальше прогрессирует человечество, тем становится яснее, что народы земного шара переходят к иному типу взаимоотношений. Если прежде имелась целая дюжина могучих государств, оспаривавших первенство, в настоящий момент мы имеем всего два, борющихся за него. И нет никакого сомнения, что недалеко то время, когда одно из них будет доминировать на земле.

Будет ли это означать истребление других народов первенствующим народом (подразумевается не физическое, конечно)? Конечно, нет! Единая власть на земле приведет к полному уравнению всех народов — это неумолимый ход истории.

И Лига Наций после войны 1914–1918 годов, и Союз Наций во время войны 1939–1945 годов — этапы приближения к указанной цели, шаги, сначала слабые, колеблющиеся и неуверенные, а далее более твердые и последовательные. Эти объединения народов, опирающиеся на Соединенные Штаты Америки, представляли собой так называемый «Запад». В «Великой Хартии» народов была провозглашена (и в значительной степени осуществляется) свобода всех народов, и управление общими делами всех народов выявляется в постоянных конференциях. Хотя многое еще заставляет желать многого, но вопрос уже решен и действительное равноправие народов в самом скором времени будет реальностью.

С другой стороны мы имеем «Восток». В революцию 1918 года Россия сделала шаг, предварение к той же цели: к равноправию своих народов, к раскрепощению их от российского ига — говорить, писать и учиться на родном языке стало не преступлением, а обязанностью.

Квасные патриоты «матушки России» за рубежом совершенно не поняли значения этого шага. В нем увидели изуверство, измену отечеству, развал святыни, святотатство в масштабе целой империи. На самом же деле это был правильно продуманный, прогрессивный шаг, ведущий к благу не только «Россию», но и «Великороссию», — шаг, служивший примером для других держав. Прокламирована была свобода для всех народов России, провозглашено их равенство, восстановлено веками попранное право говорить, писать, учиться, общаться на родном языке, создавать, восстанавливать, развивать свою культуру.

Тупые патриоты России с пеной у рта доказывали (и даже теперь доказывают!), что «свету только в русском окошке». Они с трагической миной упрекали других, что те «рязанские», но сами они от мировоззрения «рязанцев» далеко не ушли.

Правда, замечательный шаг раскрепощения народов России в 1918 году не дал тех результатов, которых от него ждали: старая закваска вновь потянула назад, к крепостному праву народов, но главное было сделано. Принцип был провозглашен и в некоторых направлениях твердо проведен в жизнь и проводится до сих пор. Однако такие процессы, что охватывают десятки миллионов людей, не могут происходить мгновенно, прямо и безупречно, — на это надо время.

Русские зарубежные деятели с психологией старосветских помещиков Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, конечно, ничего не поняли в совершающихся событиях, среди них, к сожалению, оказался и Янушевский.

Они не поняли, что прогресс человечества заключается в обогащении жизни, а не в сведении всего к какому-то единому шаблону. Если борьба за существование в мире растений и животных уничтожает слабых и сохраняет сильных, то в результате мы видим не монотонную, унылую пустыню жизни, а цветущий оазис, полный разнообразия.

Прогресс человечества не заключается в приведении всех народов к одному знаменателю, т. е. к русификации всех, кто только попадется, а в расцвете всего хорошего, что рассыпано среди многих народов. Жизнь человечества нельзя подгонять под русский пятак.

Раскрепощение народов России вовсе не означает провинциализацию, уничтожение русского государства, а скорее планомерное и гармоническое развитие составляющих ее частей. Если культура России высока и ценна, ее не убудет, если Грузия, Украина или Туркменистан будут представлять собой вполне самостоятельные государства, наоборот, вместо одной культуры будет несколько, и они будут обогащать друг друга. Нельзя вопросы культуры совершенно подчинять политике. Если оторвать туркмена от его языка, обычаев, истории, окружения, то он чудесного текинского ковра уже не произведет.

Нельзя забывать, что мы вступаем в эпоху, когда политические споры решают не дракой, а разумным, спокойным обсуждением вопросов представителями различных народов. Русский крестьянин Вологодского края не умрет с голоду, если от России отнимут украинскую пшеницу: не только собственное государство позаботится об его регулярном прокормлении, но и экономисты всего земного шара, планирующие и контролирующие сельскохозяйственную продукцию. В Австралии, например, ограничивают потребление риса на месте, чтобы переслать рис в страны, где он является главной пищей и его не хватает, и т. д.

Нельзя забывать, что предписанное историей соседство, скажем, Грузии и России, предопределяет их извечное влияние друг на друга. Если до сих пор Россия (как многие думают) много давала, то она начнет и много получать. И русский сможет убедиться, что «чурек» или «лаваш», если будет позволено такое сравнение, ничем не хуже русского хлеба, а в некоторых случаях и лучше.

Не следует забывать, что если русская культура так уже ценна и замечательна, то никто не променяет лучшее на худшее. Зато мы избавляемся от опасности попасть в лапы московского купца, который за какую-то дерюгу дерет втридорога только потому, что он монополист. Всяческая монополия ведет к застою и, рано или поздно, бьет по самому монополисту. Этого Янушевский и иже с ним не понимают.

Есть в его мировоззрении, как и у всех наших зарубежных историков, первородный грех — представление, что России предначертан какой-то особый путь, что у нее есть особая миссия, если не в отношении всего мира (этого еще не хватало!), то в отношении славянских народов и т. д.

Всё это — только красивое пустозвонство, историческая маниловщина, нелепый мистицизм, ласкающие довольно дешевым образом национальное чувство, это прокламирование какого-то фатума, рока в отношении русского народа — трагическая глупость, ибо там, где всё предопределено, есть основания вообще ничего не делать, а лежать и скандировать: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…»

Хочется спросить у пророков «миссии России»: что же будет с этой «миссией», если политические обстоятельства сложатся так, что на главнейшие центры России свалится несколько сотен атомных бомб и весь организм России будет надолго парализован? Не лучше ли забыть о всяких «миссиях», а работать в дружной семье народов?

Вот это-то антропоморфизирование России налагает тяжелую печать на рассуждения наших историков, которые не только не могут увидеть, куда надо идти, но не могут как следует разобраться, даже post factum, что произошло и почему.

Янушевский прав, что в искажении русской истории есть элементы и сознательного зла. Находились люди разных национальностей, которые рыли яму под русским национальным сознанием, прививали «комплекс неполноценности», толкали с пути здорового национального самосознания. Однако здоровое национальное самосознание не может исходить из звериного шовинизма, при котором всё чужое должно быть уничтожено или, самое малое, ассимилировано. Чтобы по-настоящему понимать и уважать себя, надо понимать и уважать других.

Нельзя также закрывать глаза на то, что творится в остальном мире. Ведущие культурные государства, которые следуют активной политике, как например, Соединенные Штаты или Англия, уже отказались от колониализма. Нет никакого сомнения, что если бы Соединенные Штаты захотели, то Куба или Филиппины были бы их «Рязанью», но этого нет. Англия дала свободу Индии, и Индия осталась в сфере ее политического, экономического и культурного влияния. Индия входит в единый «commonwealth», т. е. согосударство, английский язык является вторым официальным языком в Индии, все научные журналы выходят по-английски и т. д.

Если мы обратимся к другим государствам, которые ведут, так сказать, пассивную политику, вроде Франции, Голландии, Испании и т. д. (то есть таким, которые отказываются от принципа колониализма только под давлением силы), то и здесь мы видим совершенное или совершающееся освобождение отсталых в культурном отношении народов.

Конечно, и в Соединенных Штатах, и в Англии, и всюду есть еще много сторонников колониализма, и многие шаги этих государств являются шаткими, противоречивыми и нелогичными, но общий ход исторического процесса предопределен: колониализм изжит, он мертв.

Но к этому уроку истории наши зарубежные историки, политики и т. д. вообще глухи. Они предпочитают плестись в хвосте культурных наций, быть последними, лишь бы не отстать от своего идеала: городового Николая II с его классическим — «тащить и не пущать»…

Если Янушевский во многом прав, говоря об идеале нации, ее правах и т. д., то он совершенно не прав, прививая нам ложный идеал, мы и всё культурное человечество заинтересованы в развитии и величии России, но основанных на справедливости в отношении других народов, а не на скотской силе. Величие, достигнутое подлостью и разбоем, с настоящим величием несовместимы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.