л. м. 5827, р. х. 327.

Первый год правления Максима, епископа Иерусалимского.

В сем году восстал на Афанасия Евсевий Никомидийский с мелетианами, нашедши орудие для злобы своей в гневе царя на Афанасия за то, что он не принял Ария и Евзоя после мнимого их обращения. Во-первых: клеветали на рукоположение его, которое сильно подтверждает Аполлинарий Сирянин; во-вторых: на льняную одежду, которую, по словам врагов, будьто бы носил святой; в-третьих: говорили, что святой муж дал много денег Филумену на злоумышление против царя. Царь призвал к себе Афанасия, нашел все обвинения ложными, и с грамотами и великою честью отпустил его в Александрию.

В том же году Исхир взвел великую клевету на Афанасия в Мареоте. Этот Исхир, в иерейском образе скитался долгое время там и сям; узнав о том, Афанасий остановил его дерзость чрез пресвитера Макария. Но Исхир бежал, явился к Евсевию Никомидйскому, жаловался на Афанасия, будто тот, во время священнодествия Исхирова сбросил с жертвенника священные сосуды, а священные книги сжег при посредстве Макария; клеветали также и о пресловутой руке Арсения, которую будто бы святой отец отсек для волшебных действий. Вот до чего простиралось бесстыдство клеветников! Узнавши о таких обвинениях на Афанасия, царь поручил племяннику своему, Далмацию, бывшему тогда в Антиохии, расследовать дело, потом перенес суд в Кесарию, но Афанасий {23} не пошел в Кесарию, опасаясь Евсевия Памфила, и потому в Тире судим был врагами истины. Дело было так: Евсевий Никомидийский обманул царя, выражая свое усердное желание присутствовать при освящении новосозданных святых мест. Царь отпустил Евсевия с великою честью, поручив ему распутать все клеветы против Афанасия и затем прибыть (в Иерусалим) на праздник освящения вместе с Афанасием. На Тирском соборе находился и Максим Иерусалимский, ничего не знавший о заговоре, против Афанасия; сей последний вошедши в сонмище своих недоброжелателей, уничтожил, как паутину, клеветы обвинителей, так что они, обличенные во лжи, в бешенстве волновались и кричали: «Истребите волшебника, всех обманывающего!» Кесарь Далмаций, племянник царя едва успел, с помощью военной силы, спасти Афанасия, чтоб они не убили его. Тут промыслом Божьим явился в Тир и Арсений; выдумка против него обличилась; и враги ограничились клеветами, касающимися одного Исхира. Под гнетом невыносимых злоумышлений Афанасий удалился из Тира; тогда ариане, составив соборное деяние в духе своей партии, заочно низложили Афанасия, и приняв в общение Ария и Евзоя, отправили их в Александрию. Таким образом с окровавленными руками пришли они на освящение (т. е. в Иерусалим). Главным виновником всех зол был Евсевий Никомидийский. Есть истинное предание, что великий Афанасий, бежавши из Тира, прибыл в Иерусалим, где, сотворив молитвы, успел, до прихода нечестивых, помазать и освятить святым миром молитвенные домы, встретил царя, рассказал ему все случившееся с ним, и преславный Константин, удивившись злобе врагов его, воздал ему величайшие почести и с грамотами отпустил в Александрию. Евсевий Никомидийский, вопреки имени своему, чуждый всякого благочестия, Феогнис, Урсакий и Патрофил, прибывши после освящения в Византию, умолчали о первых изветах на Афанасия, а представили в лжесвидетели четверых рукоположенных епископов. Эти с клятвою дерзнули сказать: «Мы, слышали, что Афанасий грозится остановить подвоз хлеба из Египта в Византию.» Этим подвигнули они на гнев христолюбивого царя, и тем содействовали заточению великого Афанасия в Триверу Галльскую. По изгнании Афанасия, Арий опять произвел смятение в Египте. Узнав это, царь послал за ним и спросил его, согласен ли он с Никейскими догматами о единосущном? Арий с клятвою отвечал, что он согласен; но и тут, как всегда, хитрил. Он написал две хартии: одну за единосущного, другую против; последнюю пи-{24}сал собственноручно, а первую чужою рукою. Таким образом убедив царя, клятвенно в своем правоверии, Арий исходатайствовал у него повеление принять его в Кафолическую Церковь. Узнав об этом божественный Александр, возрыдал в церкви Ирины, и быстрее слова казнь Божья постигла Ария: она пресекла жизнь его в местах, достойных студодеяний языка его; внутренности его выпали в нечистоту, в то самое время, как он хотел недостойно проникнуть в святая. Это случилось в тридцать первом году царствования великого Константина, когда божественный Александр епископствовал в Константинополе, вопреки показанию Евсевия, который один уверяет, будто Евсевий Никомидийский, готовивший гибель Афанасию при (Иерусалимском) освящении, занимал престол Константинопольский. Это ложь, обнаруживаемая самым летосчислением. Царь Константин царствовал тридцать два года. После первого десятилетия, он на тринадцатом году перешел в Византию, где нашел епископа Митрофана, предшественника Александрова, Александр же епископствовал двадцать три года. А от начала царствования великого Константина до смерти Александра прошло слишком тридцать семь лет, столько Константин и не прожил. Таким образом, сообразив все вышесказанное, видим, что Евсевий при жизни Константина не управлял константинопольским престолом. Тоже открывается и из сказанного об Арии и Афанасии, потому что заточение Афанасия и смерть Ария случились после тридцатого года царствования Константина и освящения Иерусалима, между тем как Александр в то время еще был жив.