§ 2. Фольклор. Литература
§ 2. Фольклор. Литература
После монголо-татарского нашествия тема борьбы с ненавистной Ордой становится ведущей в устном народном творчестве. Старые персонажи в новых редакциях былин, новых былинах спасают Киев от ордынских туменов (былина об Илье Муромце и Калине-царе), избивают ордынских придворных (былина о женитьбе князя Владимира), побеждают ордынцев в состязаниях (былина о Добрыне и Василии Казнмировиче). Герои былин отказываются везти в Орду дань, как приказывает князь Владимир («Не желаем везти от тебя дани-пошлины»; последние именуются также «выходами княженецкими»). Илья Муромец, выходец из народа, выражает в былинах его интересы, прежде всего русского крестьянства.
В текстах конца XV – XVI в. Добрыня Никитич не только не везет дань Батуру Батвесову, но требует от него платить дань Руси – так изменилась обстановка после 1480 г., когда Русь окончательно сбросила ордынское иго.
Та же антиордынская тема разрабатывается в литературе XIV – XV вв. С нею тесно связана другая – тема киевского и владимирского наследия, необходимости объединения русских земель. После Батыева нашествия составляются повести и сказания – о разорении Рязани, Евпатии Коловрате и ми. др.; позднее – о Куликовской битве («Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище» и пр.), нашествии Тохтамыша на Русь в 1382 г. Эти и многие иные сочинения включают в летописные своды. Летописание, после спада второй половины XIII в., набирает силы в XIV в., особенно в XV в. Своды, в начале которых обычно помещают «Повесть временных лет» и тем самым подчеркивают идею преемственности в развитии Руси, ее культуры с киевских времен, составляются в разных центрах. А те старались укрепить свою независимость (Новгород Великий, Рязань и др.), утвердить себя в роли политического лидера – объединителя земель Северо-Восточной и Северо-Западной Руси (Тверь, Нижний Новгород, Москва). Постепенно на первое место в области летописания, да и культуры в целом, выдвигается Москва. Первые летописные своды возникают здесь в XIV в. А в начале следующего столетия составляется большой свод при митрополите Киприане. За ним следует вереница сводов XV – XVI вв. – от свода митрополита Фотия до больших сводов времени Ивана III, Василия III и Ивана IV (ВологодскоПермский, Воскресенский, Никоновский и мн. др.). Эту работу, колоссальную по объему и значению, венчает Лицевой свод – та же Никоновская летопись, дополненная 16 тыс. миниатюр! Они сопровождают текст с древнейших времен до Ивана Грозного; рисунки, продолжая традиции более ранних лицевых сводов и будучи основанными на них, – своего рода Враждебные по отношению к Москве позиции отразили некоторые летописи Твери, Новгорода Великого и др.
Обзор всемирной истории давали Хронографы XV – XVI вв.
«Жития» князей, иерархов церкви, причисленных к лику святых, прославляют их деятельность (Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский и др.). Для «житийной» литературы характерны панегирический стиль, торжественный, порой тяжеловесный язык. В то же время в ней встречаются живые, реалистические описания жизни монастырей, их обитателей.
Имели хождение переводные литературные сочинения; из них, а также различных сборников (например, «Пчела» – свод афоризмов знаменитых авторов) образованные русские люди черпали мысли, изречения Демокрита, Аристотеля, Менандра и других мудрецов, писателей.
В сочинениях религиозных вольнодумцев-еретиков XIV – XVI вв. (они не сохранились, их содержание реконструируют по сочинениям оппонентов – ортодоксов, постановлениям церковных Соборов) проповедуются смелые суждения о необходимости «дешевой» церкви, ненужности церковных таинств (причастие и пр.), икон. Оспаривали они тезисы о троичности Бога, непорочном зачатии. Писали о равенстве людей, народов, вер. А Феодосий Косой, смелый вольнодумец середины XVI в., обосновывал «рабье учение» с его коммунистическими идеалами в духе Томаса Мюнцера. Он пытался воплотить их в жизнь в рамках общины единомышленников.
Эти реформацнонные, гуманистические в основе своей идеи были задушены в начале и середине XVI в., когда еретиков, преданных анафеме, сжигали на кострах, ссылали, лишали церковного сана.
Примечательная черта XVI в. в области литературы – расцвет публицистики. Авторы слов, посланий, поучений, трактатов развивают идеи централизации, усиления великокняжеской, царской власти, роли церкви, о положении крестьянства и др.
Окольничий Ф И. Карпов, живший при Василии III, считал, что светская власть должна основывать свои действия на «законе» и «правде», подчинять «злых, которые не хотят излечиться и любить Бога». В реальной жизни он видит совсем другое:
– Понял, какими вредными и неугодными путями, хромыми ногами, со слепыми очами ныне ходит земная власть и весь род человеческий.
– В наши времена начальники не заботятся о своих подвластных и убогих, но допускают, чтобы их притесняли несправедливые приказчики, которые не заботятся о том, чтобы пасти порученное им стадо, но заставляют жить в тяжких трудах и терпении.
Ему вторит Максим Грек (до пострижения – Михаил Триволис), его современник, знаток античной философии, литературы. Афонский монах, приехав в 1518 г. в Россию в качестве переводчика, так в ней и остался. Ученый инок тоже полагает, что светская власть должна покоиться на правде, милости («правдою и хорошими узаконениями благоустроить положение своих подданных»), согласовывать пожелания духовенства, боярства, воинства-дворянства.
Максим Грек и князь Вассиан Патрикеев, из нестяжателей, обличают монастыри за жажду накопительства, ростовщичество, спекуляцию хлебом и прочие грехи. «Ради имений и славы», – писал В. Патрикеев, – монахи забывают о Христовых заветах; плохо относятся к своим крестьянам:
– Убогую братью, живущую в наших селах, всячески оскорбляем.
Он же призывает к соблюдению евангельских принципов:
– Не подобает монастырям владеть селами.
– Сел не держать, не владеть ими, но жить в тишине и безмолвии, питаясь трудом своих рук.
Отношение монахов к крестьянам возмущает и М. Грека: они «истязают их бичами за большие процентные долги, которые они не в состоянии уплатить; или же лишают их свободы и записывают себе навсегда в рабство; или, лишив их имущества, изгоняют бедных с пустыми руками из своих мест».
Он тоже против того, чтобы монастыри имели села и, тем самым, зависимых крестьян. В послании об Афонской горе пишет о монастырских старцах, которые живут своим трудом.
В середине и третьей четверти столетия выступает со своими сочинениями целая плеяда публицистов. И.С. Пересветов осенью 1549 г. подал предложения о проведении реформ молодому царю Ивану IV Грозному. Изложены они в форме челобитных и сказаний о взятии Магмет-салтаном Царьграда. Он – убежденный сторонник сильной самодержавной власти в России. Монарх должен опираться на сильное и постоянное войско, ибо «воинникамн он силен и славен». «Вельмож» нужно держать в повиновении, страхе:
– Царю нельзя быть без грозы; как конь под царем без узды, тако и царство без грозы.
Для проведения успешной внешней политики (ее задачи, в частности, – присоединение Казани, освобождение славян от турецкого ига) необходимы нововведения – денежное жалованье «воинникам» – опоре царя и его политики; централизация финансов, суда. Будучи гуманистом, он, как Карпов и др., – противник холопства, поборник «правды» в деятельности людей («Бог не веру любит, [aj правду»), книжного учения, философской «мудрости». Монарх, по его представлению, должен быть мудрым, сильным человеком, а государство – светским и суверенным.
Ермолай-Еразм, священник кремлевской церкви, иосифлянин по убеждениям, противник нестяжателей и еретиков, предлагает облегчить положение крестьян (например, заменить все их повинности одним оброком – пятой частью урожая). «Больше всего полезны, – убежден ученый монах, – пахари, их трудами созидается главнейшее богатство – хлеб».
Из убеждения в необходимости «праведного стяжания» (т.е. прибыли) исходит Сильвестр, протопоп Благовещенского собора в Московском Кремле, духовник царя, одно время очень близкий к нему (1550-е годы). Идеи эти развиваются в «Домострое» – своде житейских, моральных правил, поучений, который он редактировал.
Мысли о сильной самодержавной власти, централизации характерны для ряда летописных, повествовательных памятников: Летописца начала царства царя Ивана Васильевича (50-е годы), Лицевого свода (60 – 70-е годы), «Степенной книги» (1562 – 1563 гг., вышла из кружка митрополита Макария), Казанской истории (60-е годы). Макарнй и его книжники составили «Великие Четьи-Минеи» – грандиозный свод из «житий» русских святых, богословских сочинений, церковных уставов.
Несомненно, самые выдающиеся публицисты опричной поры – не кто иной, как сам царь Иван Грозный и его оппонент князь Андрей Михайлович Курбский. Первый из них в послании ко второму защищает незыблемые, с его точки зрения, устои «самодержавства», по существу – деспотии восточного склада. Князь, бежавший из России в Литву от репрессий, развязанных мнительным и жестоким царем, разоблачает его поведение, террористические методы правления в целом. Царь, упрекая Курбского за измену, исходит из принципа: миловать, мол, своих подданных-холопов царь волен, да и казнить тоже. Его оппонент, не приемля царской «лютости», считает, что монарх должен править вместе с «мудрыми советниками», слушать их, а не быть неограниченным самовластцем-тираном.
С осуждением говорится о действиях Василия III в пору окончательного присоединения Пскова к России (1510) в Летописном своде 1567 г. Корнилня, игумена Псково-Печерского монастыря; об опричниках-душегубах – в новгородских летописях (например, о погроме Новгорода в 1570 г.).
Патриотизмом и гордостью пронизана «Повесть о прнхождении Стефана Батория на град Псков» (1580-е годы, автор – Василий, псковский иконописец). В самом конце века появляются повести о царе Федоре Ивановиче (автор одной из них – патриарх Иов;.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.