Монгольское вторжение и союз правителей Малой Азии против монголов

Монгольское вторжение и союз правителей Малой Азии против монголов

В тридцатых и сороковых годах XIII в. с востока появилась грозная опасность от нашествия монголов, а именно татар (в византийских источниках «тахары», «татары», «атары»). В то время как орда Батыя ринулась в пределы современной Европейской России и в своем опустошительном, безудержном натиске в 1240 г. овладела Киевом, перешла Карпаты и лишь из Чехии должна была повернуть обратно в русские степи, другая монгольская орда, двинувшаяся в более южном направлении, покорила всю Армению с Эрзерумом и вторглась в области Малой Азии, угрожая пределам Румского, или Иконийского, султаната сельджуков и слабым владениям Трапезундской империи. На фоне общей опасности со стороны монголов можно отметить союз трех малоазиатских держав: султаната, Никейской и Трапезундской империй. Сельджуки и трапезундские отряды были разбиты монголами, после чего Румский султанат вынужден был откупиться уплатой дани и ежегодной доставкой лошадей, охотничьих собак и пр., а император Трапезундский, видя полную невозможность бороться с монголами, поспешил примириться с ними и, на условии платежа ежегодной дани, превратился в монгольского вассала. К счастью для сельджуков и Иоанна Ватаца, монголы занялись другими военными предприятиями и приостановили временно свой натиск на запад, что дало возможность Никейскому императору предпринять решительные действия на Балканском полуострове.

Из примера приведенного союза видно, что союзы христиан с неверными не смущали и в XIII веке участников: Никейский и Трапезундский православные императоры ввиду общей опасности сблизились с мусульманским Иконийским султаном.

В связи с монгольским вторжением можно отметить две истории, рассказанные западным историком XIII века Матфеем Парижским. Эти истории отражают некоторые слухи, циркулировавшие в то время в Европе[496]. В обоих случаях Матфей рассказывает о том, что в 1248 г. двое монгольских посланников были посланы к папскому двору и сердечно приняты Иннокентием IV, который, подобно многим другим членам католической церкви, надеялся обратить монголов в христианство. Однако в первой истории он говорит также следующее. Многие предполагали, что письмо монгольского хана к папе содержало предложение начать войну против Иоанна Ватаца (Battacium), «грека, зятя Фридриха, схизматика, непокорного сына папской курии. Это предложение, как казалось, не было неприятным папе». В своей Historia Anglorum Матфей пишет, что папа велел передать монгольским посланникам для монгольского хана, что если он примет христианство, он должен идти со всеми своими силами против Иоанна Ватаца, «грека, зятя Фридриха, схизматика и мятежника, против папы и императора Балдуина и после того – против самого Фридриха, который сам поднялся против Римской курии». Однако монгольские посланники, не желая «подогревать взаимную ненависть христиан», отвечали через переводчиков, что у них нет полномочий предлагать своему повелителю такие условия и что они опасаются, как бы он, услышав такие новости, не разгневался бы.

Конечно, ни одна из этих историй, особенно вторая, которая отражает европейские слухи XIII века, не имеет исторической ценности[497], и их нельзя рассматривать как исторический факт, как поступал В. Миллер. Имея в виду вторую версию, он писал: «Дав Святому Отцу этот урок в христианстве, неверные вернулись в свою дикую страну»[498].

Однако весьма важно подчеркнуть тот факт, что политическая сила и значимость Иоанна Ватаца была широко известна и играла существенную роль по меньшей мере во мнении западноевропейских авторов в вопросе переговоров папы и монгольских послов. Послы были приняты с большим уважением и вниманием Иннокентием IV, который писал «их знаменитому царю и знати, и всем принцам и баронам «татарской армии» длинное письмо, в котором он побуждал их принять христианскую веру»[499]. Имя Иоанна Ватаца в этом папском послании, конечно, не упомянуто. Между тем Иоанн Ватац, избавленный от опасности монгольского вторжения с востока, обратил внимание на Балканский полуостров и достиг блестящих результатов.

Значение внешней политики Иоанна Ватаца

Со смертью Иоанна Асеня II в 1241 г. миновала блестящая пора Второго Болгарского царства, и его слабые преемники не могли удержать завоеваний Асеня. Со смертью последнего рушилась вторая попытка со стороны болгар основать на Балканском полуострове великое греко-славянское государство с центром в Константинополе. Ни Симеону в X веке, ни Асеням в XII веке это оказалось не по силам. Последняя попытка в данном направлении, задуманная в более широком размере со стороны славян, на этот раз сербов, будет сделана в XIV веке.

Воспользовавшись ослаблением Болгарии, Иоанн Ватац переправился с войском на европейский берег и в несколько месяцев отнял у Болгарии все завоеванные Асенем II македонские и фракийские области. Не остановившись на этом, Ватац прошел дальше к Солуни, где царила полнейшая разруха, и в 1246 году без труда овладел этим городом. Солунское государство прекратило свое существование. В следующем году Ватацем были завоеваны некоторые фракийские города, принадлежавшие Латинской империи и приблизившие Никейского императора к Константинополю. Эпирский деспотат был приведен в зависимость от его власти. Соперников у Ватаца в его стремлении к берегам Босфора более не было.

К концу правления Ватаца его владения, непосредственные и зависимые, простирались от берега Черного моря до Адриатического. Если не считать Средней Греции и Пелопоннеса, то для восстановления империи недоставало лишь Константинополя.

В 1254 году Иоанна Ватаца не стало. Источники с редким единодушием воздают должное усопшему императору. Его сын и наследник, Феодор II Ласкарь, так пишет в своем похвальном слове отцу: «Он объединил авзонскую землю, разделенную на множество частей иностранным и тираническим многовластием, – латинским, персидским, болгарским, скифским и другими, наказал хищников и оберег свой жребий… Он сделал наш удел недоступным для противников»[500]. Византийские историки в один голос восхваляют Иоанна Ватаца[501]. Во всяком случае, если учесть в источниках долю преувеличения в оценке никейского государя, то тем не менее в лице Иоанна Ватаца нужно видеть талантливого и энергичного политика, главного создателя восстановленной Византийской империи.

Интересно, что Иоанн Ватац пользовался в народе такой любовью и уважением, что спустя некоторое время после смерти в памяти народной превратился в «святого»; с его именем стали связываться чудеса; было составлено «Житие св. Иоанна, царя Милостивого». Правда, память Иоанна Ватаца не была признана официально греческой церковью, и культ его ограничивался тесными пределами лидийского города в Малой Азии Магнесин, где император был погребен. Не надо также путать «Житие…» Ватаца с житием святого VII века Иоанна Милостивого. О месте и времени составления жития Ватаца ученые расходятся. Еще в настоящее время духовенство и жители Магнесин и ее окрестностей ежегодно собираются 4 ноября в местную церковь и чтут память покойного императора Иоанна Милостивого[502]. В нашем «Полном месяцеслове Востока» архиепископа Сергия под 4 ноября отмечена память «Иоанна дукса Ватадзи»[503].

Внешняя политика Ватаца очень важна, ибо, постепенно устраняя претендентов на роль восстановителя империи – правителей Фессалоники, Эпира и Болгарии, – он сам подчинил своей власти такую территорию, которая знаменовала собою уже реставрацию Византийской империи. В процессе восстановления последней главную роль сыграл Иоанн Ватац, и Михаил Палеолог в 1261 году воспользовался лишь плодами упорных трудов и энергичной деятельности лучшего из никейских государей. Последующие поколения оценивали его как «отца греков»[504].