Николаевские университеты
Николаевские университеты
В Николаеве Бутакова ждали убитые горем из?за гибели брата Дмитрия родители. Много было переживаний и о медленно идущем на поправку Владимире. Конечно, как и всякий отец, Иван Николаевич был рад стремительной карьере Григория. Подумать только, всего за три года из капитан?лейтенанта он стал капитаном 1?го ранга и флигель?адъютантом, георгиевским, аннинским и владимирским кавалером, да еще с золотой саблей «За храбрость». Такой карьеры не сделал больше ни один из офицеров Черноморского флота, а ведь храбрых и толковых было немало!
Но воевать больше не пришлось. Вскоре начались мирные переговоры, завершившиеся подписанием печально знаменитого Парижского мира. Россия не теряла ни пяди своей земли, но лишалась права иметь военный флот на Черном море.
Вскоре после окончания войны Бутаков был там же в Николаеве переподчинен вице?адмиралу Метлину на правах начальника его штаба. Метлин являлся заведующим морской частью в Николаеве и губернатором города.
Боевых судов на Черном море не осталось, зато остались многочисленные береговые и портовые конторы, с которыми теперь надо было разбираться: что?то сокращать, что?то реформировать. Помимо этого предстояло решать массу вопросов по пенсиям убитым и увечным, и прочим нескончаемым тыловым делам.
Тем временем в Петербурге младший брат императора Александра II генерал?адмирал Константин Николаевич провозгласил курс на создание нового парового флота. Двадцативосьмилетний генерал?адмирал желал видеть рядом с собой молодых и энергичных помощников, героев только что закончившейся войны. Бутаков, как никто другой, подходил для этого. Возможно, сыграло свою роль и то, что ближайшими помощниками Константина были в ту пору Александр Головнин, Алексей Грейг и Николай Краббе, с которыми у Бутакова были приятельские отношения.
В подчинении у Метлина Бутаков пробыл недолго. Скоро старого адмирала забрали в столицу, и бывший командир «Владимира» принял его дела и остался один на один со всем ворохом местных проблем. В августе 1856 года Бутаков был произведен в контр?адмиралы с зачислением в свиту Его Императорского Величества, и это всего в каких?то тридцать пять лет.
17 февраля 1857 года после вручения 17 флотским экипажам Георгиевских знаменных флагов с надписью «За оборону Севастополя с 13 сентября 1854 г. по 27 августа 1855 г.» Бутаков объявил следующий приказ: «…Море вас приготовило, дорогие друзья и сослуживцы, море приучило вас не уметь бояться чего бы то ни было, оно сделало из вас чудо?богатырей, и приходится сожалеть об одном, что флоту нашему недовольно привелось на море же оказать те чудеса молодецкой удали, которые праправнуки теперешнего поколения будут ставить в пример другим из рода в род, в пример военного порядка, послушания, исполнительности, святого выполнения долга службы и присяги, от которых родятся все доблести, столь заслуженно прославившие вас, гг. адмиралы, штаб– и обер?офицеры Черноморского ведомства. Распорядители торжества 7 февраля, выражая чувства морской семьи нашей, пожелали мне иметь как можно более таких сотрудников, каких незабвенный адмирал Лазарев имел в Нахимове, Корнилове и других, отчасти несуществующих и отчасти продолжающих трудиться и ныне на пользу Отечества и флота русского. Я имею вас всех сотрудниками и радуюсь и горжусь этим. Ни Нахимов, ни Корнилов не родились, а сделались Нахимовым и Корниловым, сделались потому, что постоянно ли себя всеми силами прежде службе, а погодя себе, а не прежде себе, а потом службе; и никакие преграды, никакие огорчения, неизбежные в быту человеческом, не могли отклонить их… от этого пути. Вот весь секрет этих знаменитых вождей наших, завещанный нам в огне и пламени Севастополя, но который не был для вас секретом, как знает целый свет. Будем же помнить этот секрет, будем дружно стремиться к благой общей цели, и тогда я буду окружен все Корниловыми, все Нахимовыми…»
В силу своего нового положения Бутаков перебрался в дом, который некогда занимал незабвенный Михаил Петрович Лазарев, хотя и по?прежнему старался как можно чаще бывать у родителей.
Помимо бумажных дел, в это время Бутаков воссоздает Днепровскую флотилию. Правда, это были всего каких?то пять гребных канонерских лодок. Но все же лучше, чем ничего.
В это время великий князь Константин приходит к мысли о создании на Черном море «Русского общества пароходства и торговли» (РОПиТ). Директором общества назначили инициатора его создания Николая Аркаса. Сам Константин стал одним из главных акционеров. Пароходы РОПиТа могли в случае начала войны быстро быть вооружены и использованы как крейсеры. По существу, это было начало возрождения будущего флота, пусть пока и замаскированное и весьма скромное.
Верный корабельной привычке, он требовал от подчиненных, чтобы те делали доклады, излагая краткий конспект на маленьком листке бумаги. Многие считали это чудачеством нового начальника, Бутаков же искренне верил в то, что его начинание заставляет подчиненных лаконичней формулировать свои мысли.
Из Петербурга помогали советами товарищи по севастопольской обороне – бывший командир парохода «Тамань» Андрей Попов и бывший адъютант Корнилова Иван Лихачев. Лучшим же наставником был в ту пору отец, прекрасно знавший за много лет службы всю николаевскую «кухню». Именно он зачастую наставлял сына, уберегая его от скоропалительных необдуманных решений.
Григорий Иванович досадовал:
— Надо же было мне попасть на свою должность в такое время!
Не обходилось без терний. По Парижскому договору Россия имела право держать на Черном море всего шесть паровых и четыре парусных судна. Строительство их шло уже полным ходом, но все лучшие офицеры ушли к Аркасу в РОПиТ, где больше платили. Приходилось ругаться и с Аркасом, и с другими. Как бы то ни было, но все новые суда Бутаков укомплектовал. Несколько офицеров были отправлены в Англию для приемки новых пароходов и механизмов к ним.
Бутаков, знавший до этого только корабельную службу, был в тыловых делах не искушен, и приходилось нелегко. Молодой контр?адмирал почти в одиночестве вступил в неравную битву с казнокрадами и взяточниками, которыми кишело Николаевское адмиралтейство и местные тыловые конторы. Сам Бутаков описывал тактику своих действий против казнокрадов и взяточников так: «Зная, что мое бедное отечество подтачивается страшным червем взяточничества, этою повсеместною нашею гангреною, выбрал удобный случай, чтобы нанести в пределах вверенного мне управления удар всеобщему врагу… Мне нужна была для этого решимость, не содрагающая даже глаз на глаз со смертью, которая одна в состоянии понуждать на столь смелый шаг, не боясь поднимать против себя, неопытного в законоведении, целую стаю опытных кляузников, прошедших на этом поприще огонь и воду и как акулы чующих жирную добычу от раненого кита?подрядчика, совершенно готового сорить тысячами и десятками тысяч, когда в опасности его сотни тысяч и миллионы. Удобность выбранного мною случая состояла в том, что подрядчик был кругом виноват и не заслуживал никакого сожаления, а главные из снисходительных к нему чиновников давно пользовались, и совершенно справедливо, плачевною репутациею и, следовательно, также не заслуживали сожаления в том отношении, что на них разразится удар, прежде их миновавший и минующий поныне столь многих не менее их виноватых и запятнанных».
Не сложились отношения с интендантом контр?адмиралом Швенднером, который был намного старше и пытался подмять под себя молодого начальника. Все закончилось скандалом, когда Бутаков обнаружил заведомо поставки гнилой муки. По делу Швенднер был отстранен от дел, а его компаньон купец Киреевский арестован.
Но у Швенднера нашлись заступники в столице. Наехали комиссии, и все утонуло в бумагах. Пошли слухи, что в отношении Швенднера Бутаков сводил личные счеты. Отчаявшийся Бутаков сгоряча написал рапорт об отставке, но великий князь Константин не принял:
— Если мы будем из?за мешка гнилой муки выгонять в отставку боевых адмиралов, то с чем останемся? С мешком муки!
И рапорт Бутакова порвал.
Бутаков в Николаеве вызывал восхищение смелостью и решительностью одних и неприкрытую ненависть других. И хотя, видя расположение к Бутакову в высших сферах, недруги открыто схватываться с ним боялись, но пакостили, где только можно. Так, в один из дней Бутаков обнаружил в своей почте анонимный стихотворный пасквиль:
С Николаевым что стало: все в нем вдруг переменилось,
Да к тому же еще горю,
Эта тварь Бутаков собрал всех дураков,
За начальников их сажает и Сибирью угрожает.
Если кто?нибудь из них впишет в книгу лишний штрих.
Да еще он много?много им приказывал престрого
Выгоду разузнавать, чтоб гласно не воровать.
Между тем, чтоб досугом наблюдали друг за другом,
И узнают что о ком, доносить ему тайком…
И хотя рифма в сем стихосложении явно хромала, но злобы и яда было предостаточно! Николаевское время Бутаков до конца своих дней считал самым тяжелым страдным временем своей жизни.
Донимали и бесконечные просители, жены и вдовы. Многие действовали через отца и матушку. Помощь нужна была и многим боевым товарищам. Кто все еще не оправился от ран, кто находился за штатом, а ведь у большинства были семьи и дети. Всех приходилось выслушивать и по мере сил помогать. Будучи холостяком, Бутаков открывал товарищам и собственный кошелек. Помогать приходилось и родственникам, многие из которых тоже нуждались, особенно сестры.
Сестра Надежда вскоре вышла замуж за адъютанта Григория лейтенанта Николая Скарятина. Пришлось помогать и ему. Скарятина Бутаков вначале определил командиром шхуны, а потом командировал в Англию изучать пароходное дело.
По ходатайству Айвазовского Бутаков помог остаться служить в Феодосии своему бывшему сослуживцу по севастопольским пароходам, талантливому художнику?маринисту лейтенанту Николаю Красовскому, обеспечив этим блестящую будущую карьеру живописца. Особо старался Бутаков помочь пенсиями вдовам и детям своим погибших на «Владимире» матросов.
Настоящим шоком для Бутакова и других черноморцев стало вскрытие в апреле 1858 года склепа Владимирского собора, где были захоронены погибшие во время обороны Севастополя адмиралы. Как оказалось, все могилы были вскрыты англичанами. Над трупами цинично надругались, с мундиров были сорваны эполеты.
В нечастые свободные часы не забывал Бутаков и о своих любимых литературных занятиях. Еще в 1855 году журнал «Морской сборник» опубликовал статью «Из артиллерийских заметок на Севастопольском рейде», в которой Бутаков изложил опыт своих действий в ходе обороны: стрельба с креном, стрельба по невидимой цели и с хода. С этого начиналась его работа над новой тактикой. Бутаков писал: «…Теперь, с введением на судах громадных орудий и с начатием опытов для определения возвышений, которые нужно давать этим орудиям при самых больших расстояниях, стало понятным, что в теории морской войны происходит переворот…»
Теперь в Николаеве, несмотря на административные и хозяйственные заботы, Бутаков не оставлял занятий по военно?морским вопросам. Он находил время для выходов в море с целью разработки основ пароходной тактики, начатой им еще в 1854 году по предложению Корнилова. Тогда Бутаков составил для своих пароходов краткое описание «эволюций». Теперь он более углубленно занимался теорией пароходной тактики.
Помимо этого Бутаков разработал и издал также «Правила маневра парового корабля», «Книгу эволюционных сигналов» и «Свод морских военных сигналов».
— Теперь в век пара нужна не слепая отвага, а смелость, соединенная с самообладанием, четким глазомером, научным мышлением и ориентировкой! – говорил он сослуживцам.
Не часто приходили письма от старшего брата Алексея, который в это время плавал по Сырдарье и все никак не мог вырваться из песков в Европу. Наконец, покинул госпиталь израненный младший Владимир. Ему Григорий выхлопотал капитанскую должность на черноморском пароходе «Прут». И хотя пароходик был мал и слабосилен и дальше каботажа никуда не ходил, но времена были такие, что выбирать не приходилось, братья были рады и этому.
Теперь во время посещения родительского дома матушка все чаще вздыхала, памятуя о том, что пора бы Гришеньке обзавестись собственным семейством, к которому обязывали его и высокий чин, и не менее высокое положение. Наверное, в те дни не одна николаевская девица мечтала пойти под венец с таким завидным женихом.
На Бутакова была объявлена настоящая охота, и главный приз достался миловидной вдове подполковника Галафеева Амалии Арсеньевне (урожденной Рожественской). Вдова была бездетна и юна, всего каких?то двадцати лет. Родители были только «за». Как и положено, Бутаков запросил разрешение на брак у генерал?адмирала и после получения такового венчался с Амалией Арсеньевной в Остаповке.
Жена Бутакова оказалась дамой хваткой и быстро взяла власть в доме в свои руки. Бутаков этому не сопротивлялся, хватало своих дел. Супругу он явно любил и старался исполнять ее прихоти. Молодая адмиральша быстро вошла в роль и вскоре уже пыталась даже вмешиваться в дела мужа. Зная ее влияние на Бутакова, многие ходатаи обращались теперь прямо к ней, именуя мадам Бутакову заступницей и благодетельницей. В августе 1858 года в семье Бутаковых родилась дочь. Крестным отцом ее согласился стать великий князь Николай.
В том же году, будучи в Петербурге, Григорий встретился с братьями. Старший Алексей приехал с отчетом по плаванию по Сырдарье, а младший Иван готовился к командировке в Бордо, принимать под команду новейший винтовой фрегат «Ослябя». Имена отважных братьев Бутаковых были у всех на слуху, и их принял наследник престола великий князь Николай Александрович.
В следующем году, уставший от нескончаемой канцелярщины Бутаков, подал генерал?адмиралу «Секретную записку о положении в Черноморском управлении», где в резкой форме указал на недостатки в Морском ведомстве. Не получив понимания, он просил уволить его от должности и в отставку, ибо «полумеры в этом отношении были бы непоследовательностью с моей стороны».
Великий князь Константин вызывает его в Пирей, где отдыхал в то время, где уговаривает остаться служить, обещая всемерную поддержку.
В 1860 году пришлось заниматься Бутакову и совсем уж, казалось бы, сторонним делом – освобождением от крепостной зависимости черноморских адмиралтейских крестьян. Мне неизвестно отношение Бутакова к столь радикальным реформам, но, как человек военный, он все исполнил как должно.
Наконец в феврале 1860 года голос Бутакова был услышан.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.