«ПОВЕЛЕВАЕМ ДЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛЬЗЫ УЧРЕДИТЬ МОРСКОЙ ШЛЯХЕТНЫЙ КАДЕТСКИЙ КОРПУС»
«ПОВЕЛЕВАЕМ ДЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛЬЗЫ УЧРЕДИТЬ МОРСКОЙ ШЛЯХЕТНЫЙ КАДЕТСКИЙ КОРПУС»
После смерти Петра Великого отечественный флот лишился своего основателя и вдохновителя. Строительство кораблей приостановилось. Финансовые затруднения отразились на состоянии оставленного императором огромного регулярного флота, на кораблях которого служило, в общей сложности, около 27 000 моряков. Боевые суда постепенно ветшали. В управлении флотом пошли раздоры, дисциплина и порядок стали падать. На кораблях ощущался значительный недокомплект матросов и офицеров. Морская служба потеряла свою престижность, многие офицеры стали переходить в армию, поскольку производство в чины и продвижение по службе на флоте проходили с нарушением основных принципов и законов, утвержденных его основателем. В основе кадровой политики теперь главенствовали не способности и заслуги офицера, а личные связи. Все рассыпалось, как карточный домик.
В послепетровское время дело подготовки морских офицеров пришло в упадок. Комплект воспитанников в обоих учебных заведениях (Навигацкой школе и Морской академии) снизился с 830 до 250, жалованье преподавателям и учащимся платили ничтожное, и притом еще неисправно. Лучшие учителя вынуждены были увольняться.
Этот тяжелый период в истории Морской академии продолжался довольно долго. К середине XVIII века явно назрела потребность в военно-морском учебном заведении иного типа, которое, с одной стороны, удовлетворяло бы сословные чаяния дворянства, а другой – обеспечивало бы подготовку высококвалифицированных морских офицеров.
15 декабря 1752 года высочайшим указом августейшей дочери Петра Великого, императрицы Елизаветы Петровны, учреждается «для государственной пользы Морской шляхетный кадетский корпус». Новое учебное заведение носило закрытый характер. Само название указывало на его привилегированное положение. В него принимались теперь исключительно лица дворянского происхождения. Воспитанники, которые стали именоваться кадетами (от французского cadet – «младший»), жили в помещениях Морского корпуса под надзором офицеров-воспитателей.
Директором корпуса назначили образованнейшего офицера Российского флота, капитана I ранга Алексея Ивановича Нагаева. Один из первых русских ученых-гидрографов, морской офицер происходил из небогатой дворянской семьи, чье родовое имение находилось в Московской губернии.
Окончив в 1722 году Морскую академию в чине мичмана, он, распоряжением Адмиралтейств-коллегии стал числиться преподавателем гардемаринской роты и в течение 5 лет обучал гардемарин навигации.
В 1729 году Алексей Иванович принимал участие в плавании на фрегате «Амстердам – Галей» из Кронштадта в Архангельск. Позже, находясь в служебной командировке в Астраханском порту, офицер произвел опись части Каспийского моря и руководил постройкой плоскодонных судов. В 1739 году Нагаев произвел не только промер фарватера от Петербурга к Выборгу, но и провел детальную опись Финского залива. С 1740 по 1743 год он командовал фрегатами «Кавалер» и «Меркуриус». В 1745 году возглавил работу по анализу материалов второй Камчатской экспедиции и на их основе составил первую карту Берингова моря. В начале 50-х годов на основании проведенных замеров глубин Балтийского моря Нагаев составил подробную «Лоцию» с описанием фарватеров и входов в порты Финского залива, Балтийского моря, Зунда и Скагеррака. По его предложению в Кронштадте в 1752 году впервые организовали пост систематического наблюдения за погодой и морем, прогнозировавший наводнения при западном ветре.
А.И. Нагаев, проработав в Морском шляхетном кадетского корпусе 8 лет, по существу являлся его главным организатором и ведущим педагогом-методистом.
В Морской шляхетный кадетский корпус перевели дворянских детей из Навигацкой школы, Морской академии и гардемаринской роты. Имущество и учебное оборудование упраздненных военно-морских заведений передали в распоряжение администрации Морского корпуса. Новое военно-морское учебное заведение разместили в бывшем особняке генерал-фельдмаршала Б. X. Миниха – командующего армией в русско-турецкой войне. Дом располагался на углу 12–й линии Васильевского острова и набережной Большой Невы.
Особняк Миниха по своему внешнему виду и отделке принадлежал к лучшим столичным дворцовым строениям XVIII века. С ним тогда мог соперничать лишь дворец Светлейшего князя А.Д. Меншикова, возведенный на противоположном берегу Невы. По свидетельству современников, Меншиков недолюбливал Миниха, а тот, зная об этом, вел себя всегда достаточно осторожно, стараясь ничем не спровоцировать гнев всесильного временщика.
Феерическое возвышение Миниха началось позже. Взошедший на престол Петр II назначает его главным начальником Санкт-Петербурга, Ингерманландии, Карелии и Финляндии, причем эту должность граф стал совмещать с обязанностями генерал-полицмейстера столицы.
После смерти Петра II Миних вместе с Э.И. Бироном и А.И. Остерманом входит в тройку верховных правителей России при дворе Анны Иоанновны. В знак полного доверия императрица в 1731 году назначает его президентом Военной коллегии, председателем Комиссии по исправлению военной части в России и членом Верховного тайного совета. Энергичный и честолюбивый, Миних принимается за дело. В 1732 году он уже генерал-фельдмаршал. В 1735 году – возглавляет русскую армию в войне с Турцией. Потеряв 100 000 солдат он все же наносит туркам решительное поражение при Ставучанах и очищает от них часть Крыма и всю Молдавию. Однако по мирному договору, заключенному в Белграде, почти все завоеванное пришлось вернуть. Бесславно закончившаяся война стала итогом деятельности царствования Анны Иоанновны. 17 октября 1740 года императрица скончалась, назначив преемником своего двухмесячного внучатого племянника Ивана Антоновича. Регентом при нем должна была стать его мать – Анна Леопольдовна.
Между тем удачливый фельдмаршал Бурхард Христофорович Миних обживал комнаты роскошного особняка на Васильевском острове и показывал многочисленным гостям дворцовые апартаменты.
Особняк возник в результате капитальной перестройки двух жилых домов, располагавшихся на набережной Большой Невы. Один из них, находящийся на углу набережной и 12-й линии, представлял собой «образцовые палаты», построенные из маломерного голландского кирпича в 1718-1719 годах архитектором Д. Трезини по проекту Ж. – Б. Леблона. Палаты строились на государственные средства, как «образцовый дом» для петербургских обывателей и якобы по повелению Петра I предназначались автору проекта – Трезини. Однако данное обещание выполнено не было, палаты подарили «в вечное владение» дипломату графу А.И. Остерману, заключившему выгодный для России Ништадтский мир со Швецией.
В 1732 году племянница Петра I императрица Анна Иоанновна специальным указом пожаловала Остерману «бывшие места князя Меншикова на Адмиралтейском острову по берегу Невы-реки от Исаакиевской церкви вниз по реке». Позднее на этом участке возвели здание Государственного Сената и дом графини А.Г. Лаваль. Дом же Остермана на Васильевском острове, взятый в казну, вначале решили передать основанному в те годы Сухопутному кадетскому корпусу. Однако строение оказалось неудобным для размещения в нем военного учебного заведения, и императрица пожаловала его графу Б. X. Миниху. Прикупив еще и соседний дом Ф. Матвеева, Миних начал перестройку зданий в роскошный особняк дворцового типа. Полагают, что автором его проекта являлся помощник архитектора Леблона зодчий П. Жирар.
Перестройку двух смежных строений провели весьма аккуратно, без ненужной ломки существующих стен и перебивки оконных проемов. Оба дома в семь осей по фасаду имели в центре трехосевые ризалиты, сохраненные архитектором на фасаде дворца. Значение центра зодчий подчеркнул дополнительным аттиковым этажом, прорезанным окнами, дававшими свет для главного дворцового зала. Фасад и интерьеры особняка имели богатое убранство: живописные и лепные плафоны, позолоту, печи, декорированные синей голландской плиткой.
Фельдмаршал Миних, считая себя великим полководцем, потребовал украсить внутренние и наружные стены своего дворца трофейными турецкими знаменами, пушками, оружием и фигурами пленных турок в оковах. Резные карнизы украшали фасад дома. На особом возвышении перед фронтоном красовались четыре деревянные статуи. По обеим сторонам этой живописной группы полукругом размещались трофеи фельдмаршала и вырезанные из дерева военные атрибуты.
Уже после завершения отделочных работ Миних приобрел еще один дом на смежном участке по набережной в сторону 11–й линии, принадлежавший генералу князю Баратынскому. Графу Б. X. Миниху злая судьба помешала насладиться жизнью в роскошных апартаментах дворцового комплекса на набережной Большой Невы. Счастье изменило ему.
После смерти Анны Иоанновны Миних некоторое время являлся фаворитом у регентши преемника на императорский престол. По просьбе Анны Леопольдовны он арестовал Бирона, претендовавшего на место регента. После удачного переворота Миних составил текст манифеста для регентши, возведя себя в ранг генералиссимуса и первого министра по военным и гражданским делам. Однако Анна Леопольдовна, утвердив его в должности первого министра, решительно отвергла пункт, касающийся генералиссимуса, так как это звание она предназначала своему мужу – Антону Ульриху.
Историк С.М. Соловьев справедливо отмечал, что «вся сила Миниха основывалась на расположении к нему Анны Леопольдовны… Это было чувство благодарности за освобождение от Бирона; но благодарность – чувство тяжелое, если не поддерживается другими чувствами, если нужно беспрестанно говорить самому себе: „Я должен быть расположен к этому человеку, потому что он оказал мне услугу. Если бы при этом Анна Леопольдовна постоянно внушала, что она должна держаться Миниха, как человека верного и необходимого, то, конечно, она бы и держалась его и с течением времени привыкла к нему; но тут именно близкие люди употребляли все старания, чтоб уверить правительницу в неблагонадежности и опасных замыслах фельдмаршала, знаменитого честолюбца… Что Миних даже опаснее Бирона, потому что даровитее и отважнее его».
28 января 1741 года Анна Леопольдовна по совету Остермана отставляет Миниха «от дел иностранных, как человека в этом не сведующего». Заодно все гражданские дела она передала в ведение Черкасского и Головкина.
Разгневанный Миних сгоряча подает в отставку, та охотно принимается.
Отставной фельдмаршал подумывает податься на службу к прусскому королю, но медлит, надеясь, что судьба вот-вот переменится. И она действительно переменилась. В ночь на 25 января 1741 года в результате дворцового переворота на трон взошла дочь Петра I Елизавета Петровна.
Главных сподвижников прежнего режима арестовали. Фельдмаршал Миних в списке арестованных значился первым. Его обвинили в государственной измене, происках против Елизаветы Петровны в бытность ее цесаревной, в преступлениях по должности: раздаче чинов немцам предпочтительно перед природными русскими, в жестокости и казнокрадстве (последнее не соответствовало действительности).
Судом фельдмаршала признали виновным и приговорили к смертной казни. В последнюю минуту на эшафоте Миниха помиловали: смертную казнь заменили вечной ссылкой в Сибирь. Все имущество осужденного генерал-фельдмаршала, в том числе и его роскошный дворец на набережной Невы, конфисковали и передали в казну.
В 1753 году состоялась торжественная передача бывшего дворцового особняка Миниха вместе с домом Баратынского новому учебному заведению – Морскому шляхетному кадетскому корпусу. Работы по его переделке и приспособлению к задачам военно-морского училища поручили одаренному зодчему того времени Савве Ивановичу Чевакинскому, опытному архитектору, отдавшему свой талант и силы строительству молодой Северной столицы.
Лучшим из возведенных Чевакинским сооружений присущи четкость и ясность объемных решений, изысканность силуэта, характерное для той эпохи богатство форм и праздничность декоративного убранства. Выдающимся примером подобного творчества является построенный Чевакинским Никольский морской собор с его многоярусной колокольней. Ансамбль собора вошел в сокровищницу русского зодчества как одно из высших достижений архитектуры русского барокко.
Старинный дворянский род Чевакинских упоминается в составленных в XVIII столетии списках новоторжцев – уроженцев Тверской земли. В более древнем списке, относящемся к концу XVI века, значится и «первой Чевакинской», умерший в 1584 году.
Кстати, архитектором Савва Иванович стал случайно, «по стечению обстоятельств». В начале XVIII века он с другими дворянскими недорослями обучался в московской Школе математических и навигацких наук, а в 1729 году продолжил обучение в стенах столичной Морской академии, готовя себя к карьере морского офицера. Бедственное положение военно-морского учебного заведения, отсутствие денежных средств заставляло тогда некоторых учеников «за скудностию содержания» убегать из академии или записываться в солдаты. С одной из групп таких воспитанников Чевакинский самостоятельно, без разрешения начальства покинул Морскую академию и записался в Измайловский полк писарем. В 1732 году его обнаружила Московская адмиралтейская контора и переправила на расправу в Петербург. Из беды будущего зодчего выручил архитектор И.К. Коробов, взявший талантливого отрока к себе учеником. Прошение, направленное знаменитым зодчим в Адмиралтейств-коллегию, удовлетворили. Чевакинскому посчастливилось избежать сурового наказания за самовольный уход из Морской академии.
Иван Кузьмич Коробов в то время занимал важную должность архитектора Адмиралтейств-коллегии. Императрица Анна Иоанновна, – племянница Петра I,поселилась в Петербурге неподалеку от здания Морской академии и Адмиралтейства, в бывших роскошных хоромах генерал-адмирала Ф.М. Апраксина. Неказистый рабочий вид верфи из окон ее резиденции постоянно раздражал императрицу и заставил издать специальный указ о перестройке Адмиралтейства. В 1728-1732 годах под руководством архитектора И.К. Коробова П-образные мазанковые корпуса Адмиралтейства были возведены в камне. Здание украсила новая башня. В ее четкие пропорции зодчий умело вписал величественную арку, а возведенный им тонкий позолоченный шпиль строения высотой 72 метра с золотым корабликом на вершине с той поры стал символом морской столицы. Сложная конструкция шпиля, его деревянные детали до сих пор поражают строителей своей прочностью и долголетием. Талантливыми учениками зодчего являлись С.И. Чевакинский, архитекторы Д.В. Ухтомский и А.Ф. Кокоринов.
Получив заказ на переделку дворца фельдмаршала Миниха, архитектор С.И. Чевакинский в 1753-1754 годах подготовил необходимую проектную документацию. Он предполагал перестроить два смежных дома, придав им единый фасад. Сохраняя оба ризалита дома Миниха, Савва Иванович превратил второй из них (считая от 12–й линии) в композиционный центр фасада, где формировался и главный вход в здание Морского кадетского корпуса, акцентированный высоким наружным крыльцом и балконом, поддерживаемым четырьмя фигурными колоннами.
Фасадную стену дома архитектор собирался частично переложить. Здание корпуса, по замыслу Чевакинского, должно было получить центральный ризалит и два симметричных боковых. Внутри строения намечалась значительная перепланировка помещений. Однако Сенат, изучив представленный архитектором проект, нашел его весьма дорогостоящим и не утвердил предъявленную зодчим смету расходов. Чевакинскому пришлось ограничиться малыми средствами. Экономия в итоге привела к тому, что зодчему не удалось в полной мере приспособить апартаменты особняка для рационального размещения в нем учебных и лабораторных классов Морского шляхетного кадетского корпуса. И все же, так или иначе, но строительные работы по реконструкции особняка Миниха успешно завершились и были приняты по акту заказчиком – Адмиралтейств-коллегией. С этого периода в бывших дворцовых апартаментах на долгие годы разместился Морской кадетский корпус.
В 1771 году во время пожара, уничтожившего половину строений Васильевского острова, значительно пострадал и бывший особняк Миниха. По распоряжению Адмиралтейств-коллегии учащихся и личный состав учебного заведения срочно перевели в Кронштадт, где Морской корпус находился более двух последующих десятилетий.
Дошедшее до наших дней здание Морского кадетского корпуса на Васильевском острове было восстановлено или, вернее сказать, заново возведено архитектором Ф.И. Волковым в 1796-1799 годах. Реконструкции подвергся весь квартал между 11–й и 12–й линиями. Капитальные стены старых домов Морского корпуса в процессе строительства зодчий постарался по возможности сохранить. Комплекс строений военно-морского заведения Волков умело объединил одним общим фасадом. Строительство этого объекта явилось первым удачным опытом сложной реконструкции целого городского квартала. Вместе с профессором Ф.И. Волковым в возведении Морского шляхетного кадетского корпуса активно участвовали его помощник А.А. Михайлов и «смотритель каменных дел» столичный архитектор Луиджи Руска.
В плане здание обращено своими боковыми фасадами к 11–й и 12–й линиям Васильевского острова, а главным – на набережную Большой Невы. Главный фасад, решенный в архитектурных формах русского классицизма, производит цельное впечатление благодаря хорошо найденным пропорциям и умелому выявлению объемов. Центр фасада выделен десятиколонным ионическим портиком, завершенным невысоким аттиком. Слегка выступающие вперед боковые башни-павильоны увенчаны плоскими куполами. Над центральным портиком главного фасада возвышается круглая деревянная башня, сооруженная в начале XIX столетия. Она служила для астрономических наблюдений.
Позже, в 1840-х, а затем в 1890-х годах в здании Морского корпуса были произведены значительные переделки, сказавшиеся в основном на планировке и отделке его внутренних помещений.
Штат Морского шляхетного кадетского корпуса в 1752 году предусматривал обучение 360 человек, подразделявшихся в строевом отношении на три роты по 120 воспитанников в каждой, а в учебном – на три класса. Таким образом, состав каждой из трех рот был смешанный. Строевая группа кадетского корпуса состояла из воспитанников первого класса (гардемарин) и двух кадетских – второго и третьего классов. Из общего числа воспитанников корпуса 30 человек готовили к службе морских артиллеристов и 30 – геодезистов.
Морской шляхетный кадетский корпус имел свой флаг, знамя и герб. Флаг – белый с синим Андреевским крестом, в середине – красный овал и в нем – шпага, градшток и корабельный руль. Корпусное знамя представляло собой белое полотнище с синим Андреевским крестом, в середине – двуглавый орел в оранжевом овале, окруженный золотым венком; в клювах и лапах орел держит карты четырех морей: Балтийского, Черного, Каспийского и Белого. Внизу овала, на голубой ленте – даты: 1752-1852. По углам креста – вензелевые изображения имени государя императора и золотые гербы корпуса.
Герб: черный двуглавый орел, в середине его – красный щит, окруженный голубой лентой, высочайше пожалованной на знамя корпуса; в лапах орла – два якоря.
В 1762 году в Морском шляхетном кадетском корпусе для его воспитанников ввели единую форму одежды и однотипное личное оружие – ружья, тесаки и снаряжение к ним.
Через 10 лет, в 1772 году, для воспитанников Морского корпуса учредили парадную форму.
Повседневное обмундирование воспитанников составляли сюртук из зеленого ординарного солдатского сукна с белыми обшлагами и воротником (на 2 года); белый коломянковый камзол и зеленые штаны солдатского сукна (на 1 год).
В комплект парадной формы воспитанников входили зеленый суконный кафтан с белым воротником и обшлагами, белый суконный камзол, зеленые штаны, белые штиблеты, башмаки с медными пряжками, шляпа, обшитая узким позументом, замшевые перчатки, белый холщовый галстук и манишка белого холста с батистовыми манжетами. На кафтане, камзоле и штиблетах – медные пуговицы. Чулки: зимой – шерстяные, летом – нитяные. Головы пудрили и носили косы. Воспитанники разных чинов и классов отличались друг от друга числом полосок узкого позумента, нашитых по краям воротника и обшлагов кафтана. Все воспитанники имели один ряд на воротнике, а гардемарины, кроме того, – еще один ряд на обшлагах и по петлям обшлагов. Капралы – дополнительно два ряда на обшлагах, каптенармусы и подпрапорщики – три ряда, сержанты – четыре.
Всем воспитанникам Морского шляхетного кадетского корпуса было установлено денежное довольствие – жалованье, размер которого зависел от старшинства учащихся: гардемарину полагалось 30 рублей, кадету второго класса – 24 рубля и кадету третьего класса – 18 рублей в год. При этом 2/3 жалованья обычно вычитались за форменный мундир, а 1/3 – за белье, обувь, стирку, починку мундиров и белья, а также прочие расходы.
В младшем (третьем) классе воспитанники изучали общеобразовательные предметы, во втором – навигацию и морские науки, а в первом (гардемаринском) классе заканчивалось общеморское образование учащихся кадетского корпуса, и выпускник представлялся к офицерскому чину.
В учебном заведении изучалось 28 наук, в том числе арифметика, геометрия, тригонометрия, алгебра, механика, навигация, география, артиллерия, фортификация, геральдика, история, политика, риторика, французский, датский, шведский, немецкий и английский языки (по выбору), а также морские эволюции (тактическое маневрирование), морская практика, такелажное дело, «архитектура членов и чертежей корабельных и галерных пропорций», фехтование, танцы.
Перевод воспитанников из класса в класс и производство гардемаринов в офицеры осуществлялись, как правило, на открывшиеся вакантные штатные места. Учебный день продолжался 8 часов. Постоянного расписания на весь учебный год в корпусе не существовало. Все кадеты и гардемарины Морского корпуса обязательно совершали практические плавания.
В каждую летнюю навигацию воспитанники корпуса распределялись по военным кораблям. Первое плавание всегда являлось событием для каждого кадета. Этот день запоминался на всю жизнь. Выход в море для будущего адмирала П.А. Данилова проходил на фрегате «Африка» вместе с артиллерийским кадетом Каневским. Практикой руководил капитан Перепегин. В своих записках П.А. Данилов вспоминает, что на второй день после его прибытия на фрегат эскадра вышла в море. «Мы были (то есть я и Каневский) всю кампанию, которая продолжалась шесть недель, за капитанским столом, ходили для практики до острова Сескара и благополучно возвратились в Кронштадтский рейд.
На фрегате должность моя была стоять на вахте, командир (то есть вахтенный начальник. – Примеч. авт.) был лейтенант Драхенфельс, который учил меня снастям и их употреблению и часто со мной разговаривал. Я вел журнал, подобный штурманскому, и бросал лаг для измерения пути корабля; мы часто фрегат поворачивали, и меня к тому приучали. Сначала меня укачивало и рвало, но научили меня проглотить на нитке кусок сырой ветчины и опять оный вынуть; с того времени меня более не укачивало… После депутатского смотра нас отослали в корпус, где по-прежнему начали ходить в класс…»
Проходя учебную морскую практику на кораблях Балтийского флота, кадеты Морского шляхетного корпуса не только приобщались к разносторонней флотской жизни, но и познавали непонятные для малопосвященных морские обычаи, традиции и церемонии.
Воспитанники Морского шляхетного кадетского корпуса, пребывая на кораблях, на себе испытывали силу давних морских традиций, которые не только укрепляли чувство воинского духа, но и формировали из кадетов, посвятивших себя флотской службе, людей высокой морали и дисциплины.
Каждый из практикантов убеждался, что в морской службе обычаи нередко становились законами, обязательной привычкой, необходимостью, формирующими служебные требования, образ жизни и поведение морских офицеров.
На кораблях кадеты сразу же сталкивались с морским обычаем признания превосходства правой стороны на борту судна. Правый трап – адмиралу, командиру, старшему офицеру, а всем прочим – левый. Воспитанник корпуса с удивлением узнавал, что шканцы [10] военного корабля – святое место, правые шканцы – святая святых. На шканцах запрещалось садиться и курить всем, кроме командира и флагмана. Этот обычай, освященный веками и ставший необходимостью, был даже занесен в Морской устав.
Познав обычай правой стороны, воспитанники сразу же выполняли его неукоснительно. Теперь, идя со старшим по званию, воспитанники оставались слева, а старший всегда находился справа. Кадета считали невеждой, если он, заметив идущего по палубе навстречу ему командира, не переходил на другую сторону. Невежливым было обгонять на шлюпке старшего по званию и должности. Армейских офицеров всегда удивлял обычай морских офицеров приветствовать даму снятием форменной фуражки. Будущему морскому офицеру приходилось также усваивать множество флотских боевых традиций и обычаев, рожденных особенностями службы на военном корабле. Одни из традиций достаточно серьезны и трагичны, как, например, морская традиция, следуя которой командир погибает вместе со своим кораблем.
Но вместе с тем на флоте существовало множество непонятных кадетам поверий, идущих неизвестно с каких времен. Однако их почему-то всегда придерживались и старались от них не отступать. Например, считалось, что выход в море в понедельник сулит беду. Оказывалось, что на корабле нельзя прикуривать троим от одной спички – один после этого обязательно погибнет. Нельзя свистеть на палубе – этим можно накликать шторм. Нужно поскрести мачту, если, лежа в штиле, хочешь ветра.
Было давним обычаем русских моряков при проходе траверза южного Гогландского маяка бросать Нептуну мелкую монету, как дань за благополучное дальнейшее плавание.
Старый моряк всегда оставался ярым противником убийства чаек и любой другой морской птицы, ибо свято верил, что в них переселяется душа погибшего моряка.
Практические плавания воспитанников Морского шляхетного кадетского корпуса обычно проходили в части Финского залива, называвшейся в морском обиходе Маркизовой лужей. Подобную историческую память оставил о себе морской министр маркиз де Траверсе, занимавший эту должность с 1811 по 1828 год. Маркиз запретил не только кадетам, но и всему флоту ходить в дальние плавания. В то время среди моряков бытовал анекдот с высказыванием морского министра: «В глубоком море корабли, упаси Бог, потопнуть могут – на якоре оно надежнее».
В соответствии с утвержденным Адмиралтейств-коллегией штатом учебного заведения в помощь директору Морского шляхетного кадетского корпуса утвердили должность капитана I ранга – ею заместителя по строевой части. В непосредственном подчинении этого должностного лица находились старшие офицеры – командиры рот. В каждой роте штатом предусматривалось четыре морских офицера-воспитателя, часто привлекавшихся к проведению занятий с кадетами, в том числе по иностранным языкам.
Корпусными офицерами Адмиралтейств-коллегия назначила способных и опытных деятелей флота: Петра Чаплина, Григория Андреевича Спиридова, Харитона Лаптева, описавшего северные берега Сибири, Евстафия Бестужева, Ивана Голенищева-Кутузова, Егора Прецкого, Ивана Шишкова и др.
Штат преподавателей теперь насчитывал более 40 человек. Их работой в корпусе руководил специальный профессор. Каждому преподавателю в соответствии с уставом корпуса полагалось иметь «подмастерьев». Из них впоследствии формировались опытные педагоги и методисты. При открытии Морского шляхетного кадетского корпуса в него перевели многих преподавателей Морской академии, а на оставшиеся вакантные должности в корпус подобрали учителей из других гражданских и военных учебных заведений, и даже из Академии наук.
Вакансию профессора курса математики и морских наук занял прибывший из Лондона английский ученый и педагог Ньюбери. Он вместе с русскими преподавателями Кривовым, Четвериковым и подмастерьями Расторгуевым, Бильцовым, Бухариным и Кургановым успешно проводил занятия с воспитанниками корпуса Курс фортификации и артиллерии возглавил опытный специалист, ранее слркивший в Морской академии, Василий Красильников. Русский язьпс успешно преподавали филологи Московской Славяно-греко-латинской академии. Теоретический и практический курс иностранных языков вели педагоги, специально для этого выписанные из-за границы.
Вопросы географии, генеалогии и ряда других гуманитарных предметов находились в ведении опытного немецкого педагога и исследователя Гейльмана.
Всем преподавателям, как, впрочем, и остальным штатным работникам корпуса, выделялись для проживания служебные квартиры.
Согласно штатному расписанию, в учебном заведении теперь работали медики, канцелярские чины, финансовые работники, мастеровые люди для наладки и ремонта учебных приборов и измерительных инструментов. В корпусе предусматривались собственная церковь с причтом и типография.
В первые годы существования Морского шляхетного кадетского корпуса его воспитанники, также как и их предшественники – учащиеся Морской академии, не имея собственной церкви, посещали один из соборов Морского ведомства – церковь Святого Николая Чудотворца на территории Морского полкового двора. Однако отдаленность культового здания от Морского корпуса, отсутствие в те годы надежной переправы через Большую Неву, как правило, затрудняли организацию регулярного посещения кадетами церкви в Морских слободах. Случалось, что многие воспитанники корпуса по несколько месяцев не посещали церковь. Правда, по согласованию с Адмиралтейств-коллегией директор Морского корпуса А.И. Нагаев временно нашел выход из затруднительного положения – в учебное заведение назначили священника, справлявшего регулярные богослужения непосредственно в здании учебного заведения, и лишь в особых случаях он направлял воспитанников в приходскую церковь.
15 декабря 1752 года высочайшим указом императрица Елизавета Петровна объявила о начале обустройства в Морском шляхетном кадетском корпусе собственной церкви «со священником, дьяконом, двумя церковниками и пономарем». Однако прошло около 9 лет, прежде чем в стенах учебного заведения открыли корпусную церковь. Ее торжественное освящение прошло 4 марта 1761 года, а 10 марта исполняющий обязанности директора Морского корпуса капитан I ранга Андрей Михайлович Давыдов официальным служебным рапортом информировал Адмиралтейств-коллегию: «В показанных по плану нижнего апартамента палатах поставлена церковь, освященная 4 марта в честь того же святого, что и бывшая полковая церковь, т. е. в честь Святителя и Чудотворца Николая». Известно, что иконостас, церковная утварь, иконы, лампады и паникадило в нее перенесли из ранее разобранного деревянного Николо-Богоявленского собора. Из Адмиралтейской церкви передали в дар серебряный потир, дискос, звездицу и ряд других культовых предметов. По отзывам воспитанников и морских офицеров, первая церковь Морского корпуса содержалась довольно бедно. Она располагалась в нижнем этаже корпусного здания «в малых покоях с низкими потолками».
Уже упоминалось, что после большого пожара 1771 года, опустошившего значительную часть Васильевского острова, сгорели не только все деревянные сооружения Морского шляхетного кадетского корпуса, но и его основные каменные строения. От них в тот трагический майский день остались одни обгорелые стены.
Воспитанников и преподавателей срочно перевели в Кронштадт и разместили в здании бывшего Меншиковского, или, как его тогда чаще называли, Итальянского дворца. В нем в феврале 1772 года освятили вторую корпусную церковь. Храм носил имя того же Святителя и Чудотворца Николая.
Морской кадетский корпус довольно долго дислоцировался в Кронштадте, его не торопились возвращать в Петербург, ибо, по мнению императрицы и многих руководителей военно-морских сил России, остров Котлин – наиболее подходящее место для морского учебного заведения. Кронштадт тогда являлся главной базой Балтийского флота: сюда приходили из походов военные корабли, отсюда отправлялись экипажи морских судов в дальние плавания. Здесь же размещалась ремонтная база флота, а также его основные складские сооружения. Однако рескриптом императора Павла I корпус в 1796 году вновь обосновался на старом месте в Петербурге.
В наследие от размещавшегося здесь временно Корпуса Чужестранных Единоверцев Морской кадетский корпус получил почти готовое новое помещение для церкви. Оно размещалось на третьем этаже дома, в его западном крыле. Новая церковь Морского корпуса имела два основных отделения: западное – с низкими потолками и восточное – с высоким, возвышающимся над черепичной крышей куполом, увенчанным крестом. За границами восточного отделения располагались просторный алтарь и ризница храма. Работы по проектированию и отделке церкви проходили под руководством молодого зодчего Л. Руска. Стены и своды храма расписал будущий строитель Казанского собора академик А.Н. Воронихин. Резной одноярусный иконостас изготовил столяр Буфендорф, а скульптурные детали для него вырезал из дерева И.П. Прокофьев. Новые иконы для храма написали талантливые русские живописцы И.Ф. Тупылев и М.Ф. Воинов, запрестольный образ, две иконы и плащаницу – «богомаз» Е.В. Мошков. Значительная часть церковной утвари была перевезена в новый храм из Кронштадта.
15 марта 1797 года директор Морского корпуса официальным рапортом доложил императору Павлу I о следующем: «Имею счастье всеподданнейше донести Вашему Императорскому Величеству, что вчерашнего дня в Морском шляхетном корпусе освящена церковь во имя Святого Исповедника Архиепископа Павла, коем память празднуется в день всерадостнейшего восшествия Вашего Императорского Величества на Всероссийский Престол. Освящение совершил преосвященный Иннокентий, Архиепископ Псковский, и к тому приглашены были: Главнокомандующий в городе, граф Буксгевден, члены Адмиралтейств-коллегии и начальствующие над училищами. Архимандрит Ксенофонт, законоучитель в Корпусе, сказывал по этому случаю проповедь».
В таком виде, с некоторыми небольшими ремонтными дополнениями, собственная церковь Морского корпуса просуществовала до 1917 года – дня его официального упразднения.
Морские кадеты и гардемарины первого десятилетия XX века, так же как и их предшественники, посещая корпусной храм, любовались находящимся справа от Царских дверей образом Христа Спасителя и установленным на южной двери церкви образом Архангела Михаила, поражающего дракона. Все воспитанники Морского корпуса всегда с восхищением рассматривали работу старых русских иконописцев – образ Святого Павла Исповедника у правого клироса храма.
Церковь Морского корпуса давала высокое нравственное и патриотическое воспитание будущим офицерам российского флота, учила верности присяге, прочно скрепляла воинское братство.
Позже на стенах корпусного храма укрепили памятные мраморные доски с именами выпускников учебного заведения, погибших за Родину. Черные доски – с именами моряков, убитых в сражениях; серые – с именами погибших при кораблекрушениях, при исполнении служебных обязанностей. Черные доски стали устанавливаться с 1854 года по инициативе и на средства генерал-адмирала великого князя Константина Павловича – шефа Морского корпуса.
Списки для досок составлялись на основании архивных документов, при необходимости уточнялись и дополнялись.
В церкви за клиросом постоянно хранилось первое корпусное знамя, на ленте которого золотом вышито с одной стороны: «1699
Навигацкая школа и с 1715–го Академия морской гвардии», с другой стороны: «1838 г. Морской кадетский корпус».
В храме регулярно публично поименно поминали героических моряков – выпускников Морского корпуса.
После упразднения Морской академии ее типографию со всем оборудованием и персоналом перевели на Васильевский остров, в здание Морского шляхетного кадетского корпуса. Распоряжением Адмиралтейств-коллегии корпусную типографию пополнили дополнительным штатом сотрудников и более совершенными печатными станками. После пожара 1771 года и перевода Морского корпуса в Кронштадт типография осталась и функционировала в приспособленном для нее здании.
В типографии продолжали издаваться труды русских и зарубежных ученых (Л. Эйлера, С. Разумовского, Н. Курганова, И. Шишкова и др.). Здесь публиковались руководства по высшей математике французского академика Э. Безу, научные труды члена шведской Академии наук Ф. Чапмана, профессора математики и навигации морской школы в Рошфоре Ш. Ромма.
Над переводом книги Ш. Ромма «Морское искусство», представлявшей собой подлинную энциклопедию по кораблестроению, судовождению и морской тактике, трудился молодой выпускник Морского шляхетного кадетского корпуса А.С. Шишков. Объемный труд, насчитывающий 900 страниц, напечатали и выпустили в свет с подробными пояснениями, примечаниями и деловыми комментариями переводчика.
Александр Семенович Шишков родился в семье небогатых дворян. Он не имел родственников, способных оказать ему протекцию в продвижении по службе. Воспитание юноша получил в Морском корпусе. В 1771 году 17–летнего гардемарина в числе 30 воспитанников направили в Архангельск, чтобы в составе команд трех построенных там 66-пушечных фрегатов возвратиться на них морем в Кронштадт.
Для молодого лейтенанта начались дальние плавания, трудная, но любимая флотская работа. Во время русско-шведской войны Шишков командовал фрегатом, отличился и удостоился награждения золотой шпагой с надписью «За храбрость». Однако морского офицера прославили не пушки, а перо. Несколько поколений Морского кадетского корпуса добрым словом поминали его прекрасные книги, помогавшие им осваивать трудную флотскую науку и нести службу на кораблях. Природный талант, отличное знание иностранных языков позволили морскому офицеру издать в корпусной типографии оригинальную серию книг и учебных пособий по морскому делу.
После вступления на престол генерал-адмирал и российский император Павел I в 1797 году разработал и утвердил новый Устав военно-морского флота. В него включили специальную главу «О историографе во флоте». Эту должность мог занимать офицер, знающий словесные науки, обязанный во время кампании находиться при главном морском начальнике и описывать все действия флота, а также составлять «меморию» для государя и в Адмиралтейств-коллегию.
18 февраля 1799 года на должность первого историографа флота Павел I назначил капитана I ранга А.С. Шишкова. Наряду с его новыми обязанностями, офицеру также поручалось подготовить трактат по истории отечественных военно-морских сил со времени их создания. Первой книгой историографа Шишкова, также изданной в корпусной типографии, стал капитальный труд «Список кораблям и прочим судам всего российского флота от начала заведения оного до нынешних времен». В 1800-1801 годах Александр Семенович в той же типографии издает «Собрание морских журналов или ежедневных записей, содержавших в себе плавания флотов, эскадр и судов российских, начиная с 1797 года…» В них А.С. Шишков привел и прокомментировал отчеты флотских соединений адмиралов А. Круза, М. Макарова, Е. Тета, П. Ханыкова, Б. Баратынского и Ф. Ушакова.
Высоко оценивая работу морского офицера, император поручил ему заняться разборкой всех научных материалов, поступавших в Адмиралтейств-коллегию, что, по существу, послужило началом планомерной организации литературной и научно-издательской деятельности во флоте. Эта работа по инициативе А.С. Шишкова позволила приступить к изданию регулярных «Морских записок» – прообраза известного ныне журнала «Морской сборник».
Выпускник корпуса А.С. Шишков, занимаясь вопросами филологии, яростно защищал устои русской жизни от иноземного, пагубного влияния. Он считал наиглавнейшей задачей развитие и укрепление в русском обществе патриотических чувств и был искренне убежден, что все наши беды происходят от слепого подражания чужеземным законам и обычаям. Бескомпромиссность подобного мировоззрения вдохновила его на написание в 1811 году знаменитого «Рассуждения о любви к Отечеству». Накануне войны с Наполеоном эта книга приобрела особую значимость в глазах общества и народа.
Бывший морской кадет шляхетного корпуса, морской офицер, адмирал флота Александр Семенович Шишков оставил о себе память как государственный деятель и ученый-филолог. С 1813 года и до конца своих дней он возглавлял Академию наук России, а в 1824 году, в возрасте 70 лет, адмирал руководил одновременно и Министерством народного просвещения. Занимая ответственные государственные посты, моряк не забывал и о флоте. В 1840 году в типографии Морского корпуса издается его пятитомный морской словарь, подготовлены к выпуску материалы о русско-шведской войне, участником которой был полный адмирал флота А.С. Шишков.
Признанием его дел звучат слова, начертанные на мраморном бюсте моряка в Российской академии наук – стихи А.С. Пушкина:
Сей старец дорог нам;
он блещет средь народа
Священной памятью двенадцатого года…
В корпусной типографии постоянно публиковались также сочинения и переводы Н.Г. Курганова, преподававшего в учебном заведении многие годы математику, астрономию, навигацию, фортификацию и другие специальные науки. В 1775 году вышла в свет «на кошт Курганова» книга, написанная специально для военных учебных заведений: «Универсальная арифметика» – общедоступное методическое руководство по математике. По нему обучалось несколько поколений отечественных кадровых военных, морских и гражданских специалистов.
Заведуя корпусной библиотекой, Николай Гаврилович имел возможность регулярно следить за достижениями мировой научной мысли. Он перевел и издал капитальный труд Бучера по кораблевождению – учебник, ставший основным пособием для воспитанников Морского корпуса.
Переведенные Кургановым книги каждый раз им тщательно редактировались. Из подлинников исключались устаревшие сведения, исправлялись досадные ошибки и неточности. Свои переводы Курганов дополнял не только современными данными, но составленными новыми параграфами и главами. Наряду с изданием книг по морскому делу, Курганов стал также знаменит своим «Письмовником», изданным в корпусной типографии и являющимся, по своей сути, первой русской энциклопедией литературных, исторических и естественнонаучных знаний.
А.С. Пушкин писал: «„Письмовник“ был и учебным пособием, и справочником, и приятной книгой для чтения, наставником, помощником во многих практических делах».
Многие ученики Н.Г. Курганова – боевые адмиралы, талантливые исследователи, ученые и педагоги (Ф.Ф. Ушаков, Д.Н. Сенявин, Ю.Ф. Лисянский, И.Ф. Крузенштерн, Ф.Ф. Беллинсгаузен, П.Я. Гамалея, Г.А. Сарычев, В.М. Головнин являлись постоянными авторами книжного издательства Морского корпуса. Их книги и научные труды регулярно выпускались в свет типографией этого специального учебного заведения в Санкт-Петербурге.
Вся работа по организации и становлению Морского шляхетного кадетского корпуса легла тяжким бременем в основном на плечи А.И. Нагаева. Кроме специальных вопросов постановки дела подготовки морских офицеров, разработки рациональных учебных программ и методических пособий, директора в буквальном смысле захлестывала мелочная рутинная хозяйственная работа: снабжение корпуса строительными материалами, дровами, продуктами питания, мебелью, бельем, одеждой, посудой, заключением строительных подрядов для расширения полезных площадей учебного заведения. Капитан I ранга Нагаев выдвинул обязательные требования об установлении жестких критериев для профессионального отбора в Кадетский корпус наиболее способных кандидатов. Он решительно отчислял из Морского корпуса неспособных или ленивых воспитанников, непригодных к освоению основных предметов и программ.
Его стиль и методы административной работы, как правило, не одобрялись Адмиралтейств-коллегией. Ее чиновники постоянно вмешивались во все распоряжения Нагаева, касавшиеся как хозяйственных, так и учебных дел. Часто, отстаивая то или иное принятое решение, директору корпуса приходилось конфликтовать не только с отдельными влиятельными членами коллегии, но и с ее президентом. Отношения между Нагаевым и вышестоящими организациями резко обострились. Неприязнь к независимому администратору сказывалась не только на нервах и состоянии здоровья Алексея Ивановича, но и на всей работе корпуса. Под тем или иным предлогом стало вдруг задерживаться финансирование строительных и ремонтных работ, ведшихся в учебном заведении, не производилась оплата счетов на учебное оборудование и продукты питания, постоянно задерживалось денежное довольствие преподавателям и учащимся.
Административная деятельность не нравилась Нагаеву – известному ученому и авторитетному специалисту-гидрографу с мировым признанием заслуг в этой области. Подобная работа, требующая ежедневных хозяйственных решений, мелочных споров и разборов конфликтных ситуаций, изматывала его, отвлекала от любимого дела, не позволяла завершить серьезные научные исследования. Вероятно, все 8 лет управления Морским шляхетным кадетским корпусом стали для А.И. Нагаева самым тяжелым и неприятным временем служения отечественному военно-морскому флоту.