3. Украинизация в сфере языка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Украинизация в сфере языка

Украинизация в сфере языка на Кубани началась с признания необходимости образования и пропаганды на родном, понятном для местных жителей языке. Именно так преимущественно ставился вопрос в первой половине 1920 гг. Этим родным языком автоматически объявлялся украинский. В первую очередь его стали внедрять в школьное образование.

До начала сплошной украинизации в 1928 г. украинизация в сфере языка тормозилась заботой об интересах иногородних – выходцев из центральных районов России, лояльных к советской власти. Но в последствии был взят курс на размывание сословного самосознания казаков. Украинизация в конце 1920 – х гг. считалась эффективным средством достижения этой цели (1).

Кубанский говор был признан филологами-украинофилами ещё более украинским, чем говоры на территории Украины. Кубанский говор объявлялся основой для литературного украинского языка. (Эта идея была концептуально обозначена в статье М.А. Садиленко «Об устойчивости кубанского языка) (2).

И поэтому (!) было предложено усиленно подгонять его под стандарты украинского литературного языка. С этим мнением согласились и представители партийного руководства. Поэтому со второй половины 1920-х гг. особый упор делался на слова и выражения канцелярского обихода (3). Дело в том, что литературный украинский язык, создававшийся на базе западно-украинских диалектов и полонизмов, уже не включал в себя многие староукраинские элементы, ещё сохранявшиеся в кубанском диалекте (4). В таких условиях бытовало и представление о кубанском диалекте как о самостоятельном языке, отличном от украинского. Так, на страницах газеты «Красное знамя» некто Рейнгард утверждал, что на Кубани говорят не по-украински, а на «самостийной кубанськой мове». Идея о самостоятельном «кубанском языке» находила определённый отклик в кругах, облечённых властью. Тем более, что её в средине 1920 гг. поддерживал нарком просвещения Луначарский (5).

Давление на население в пользу языковой украинизации население стало ощущать уже в середине 1920 – х гг. Уже тогда оно вызывало недоумение и протесты. Во время проведения 2-ой Кубанской окружной партконференции 19 ноября 1925 г. в президиум поступила записка с вопросом: «Скажите, как смотрит крайком на обязательное проведение украинизации? Известно ли крайкому, что население не желает обучаться украинскому языку, и почему этот вопрос нельзя выносить на обсуждение хлеборобов станицы?». Тогда представители власти ещё не настаивали на проведении сплошной украинизации и советовали местным руководителям проявлять гибкость (6). В середине 1920 —х гг. местные власти нередко отказывались принимать от украинских школ документацию на украинском языке. Так, например, было в станице Крыловской (7).

У участников конференции особенно много вопросов вызвала пропаганда и партийная публицистика на украинском языке. Её введение казалось многим функционерам крайне неудобным (по причине недостатка знатоков украинского языка). Однако в этом вопросе руководство решило быть настойчивым (8). Украинский язык считался всё более нужным для ведения различных разъяснительных кампаний на селе, которых к концу 1920 гг. становилось всё больше (9).

Массовое введение украинского языка во всех сферах культуры пропаганды и делопроизводства было предпринято после решения о начале сплошной украинизации в 1928 г. Даже в тех районах, где украинцы составляли явное меньшинство, все объявления органов власти должны были печататься на двух языках (10).

При этом уже в середине 1929 г. краевая национальная комиссия высказывала мнение, что Кубань не готова к переводу официального делопроизводства на украинский язык (11). Высказывались пожелания, что бы русское делопроизводство было сохранено в тех населённых пунктах, где говорили не на литературном украинском языке, а на «местных украинских наречиях» (12). Примечательно, что наречия именовались «украинскими», а язык делопроизводство предлагалось оставить русский. Это говорит об уже далеко зашедшей естественной русификации местных говоров Юга России, возникших в следствии эволюции украинских говоров.

Было решено сначала ускорить подготовку образовательного фундамента для украинизации. Украинская школа была и школой украиноязычного делопроизводства. Именно на украинском языке велась школьная документация в украинских школах (13).

С начала 1930 г. имели место попытки массово перевести на украинский язык официальное делопроизводство на уровне районов. Они были предприняты в соответствии с постановлением Президиума Совета национальностей ВЦИК СССР от 11 февраля 1930 г. «О практическом осуществлении национальной политики в Северо-Кавказском крае» (14). Украинизации подлежали как органы власти, так и самые разные предприятия и организации (15). Тогда же было введено обязательное изучение украинского языка для партактива украинизируемых районов (16). Эту компанию планировали завершить к 1 января 1932 г (17).

Для подготовки к ней стали организовываться курсы украинского языка для работников органов власти, государственных и кооперативных предприятий. Такие курсы были организованы. Например, в Приморско-Ахтарском районе (18). Там украинизация проводилась почти насильственно (19). В районе были предприняты конкретные меры по переводу государственного и хозяйственного делопроизводства на украинский язык. Так 11 марта 1931 г. в Приморско-Ахтарском районе был украинизирован рыболовецкий колхоз «Октябрь» (20).

В Ейском районе было решено издать русско-украинский фразеологический справочник для работы украинизированных учреждений объёмом 1,5 печатных листа тиражом от 800 до 1000 экземпляров (21). Преподавание украинского языка вводилось на всех находящихся в районе курсах переподготовки и повышения квалификации. Переписка на русском языке между учреждениями района была категорически запрещена. Должна была проводиться специальная проверка правильности правописания в украинских вывесках и объявлениях (22).

В связи с этим в начале 1932 г. на повестку дня было поставлено повышение статуса уполномоченных по работе с национальными меньшинствами (23).

В Сочинском районе на курсы по изучению украинского языка никто не являлся. Поэтому там решили направлять на них ответственных работников по 3 раза в неделю с контролем посещаемости.

В станице Марьянской в каждое учреждение было решено направить как минимум одного человека, знающего украинский язык. Работника учреждений предписывалось так же посещать кружки украинского языка, проверять своё знание языка у учителей украинских школ (24).

Коллективным хозяйствам давались украинские названия (или они буквально переводились с русского, если названия колхозов уже существовали ранее). В станице Старомышастовской был колхоз «Червоный стяг». В станице Динской – «Червоный прапор». В станице Нововеличковской колхоз носил название «Друга пятырычка» (25). В 1930 г. в Армавирском районе действовали колхозы имени Т.Г. Шевченко, «Червонный берег», сельскохозяйственная артель «Украина», «Червона Украина в Кропоткинском районе (26). Колхоз им Т.Г. Шевченко В 1930 г. вызвал колхоз «Украина на социалистическое соревнование в перевыполнении плана хлебозаготовок (27). В 1932 году хорошие показатели во время уборки урожая зерновых показали колхозы «Червона зирка» и «Шлях Ильича» (28).

Точно так же менялись вывески официальных учреждений, терминология, названия должностей. Председателей советов стали именовать «головами», сами советы – «радами». «Голова станрады» – такая табличка, например, висела на дверях председателя стансовета станицы Гривенской (29). Но, например, в станице Старолеушковской Украинских вывесок практически не было (30).

Строгие указания о немедленном проведении украинизации зачастую всё же выполнялись. Компания приняла значительный масштаб. «Украинский язык был кругом на Кубани» – вспоминает А.Д. Петько (31).

Так, В 1931 г. удалось ускорить проведение украинизации в Кущовском и Старо-Минском районах. Этого удалось добиться только после роспуска Ново– Сергиевского стансовета и привлечения к уголовной ответственности руководителя Старо-Минского ЕПО за игнорирование компании украинизации.

Результаты украинизации оставили свой след и в архивных документах. Сохранились некоторые документы Брюховецкой КК – РКИ, большинство из которых напечатано на украинском языке. Есть подобные документы и во многих других фондах, но они представлены фрагментарно: Иногда попадаются официальные бланки на украинском языке, на которых печатались различные выписки из постановлений Краснодарского горкома партии. Документы Каневской КК – РКИ часто имеют печати, вырезанные на украинском языке. Они соседствуют с документами, имеющими русскоязычные печати (32).

Но чем активнее проводилась украинизация в области языка, тем больше трудностей она встречала, сильнее становилось противодействие её проведению.

Управляющий Абинским филиалом Госбанка СССР Н.Е. Буканов отказался принять от колхоза «1 мая» платёжные документы на украинском языке. В результате колхоз понёс убытки. Он, коммунист с 1919 г., был обвинён в «великодержавном шовинизме». Но выяснилось, что Н.Е. Буканов выполнял инструкцию Северо-Кавказской конторы Госбанска СССР об обязательном ведении бухгалтерии и других денежный документов только на русском языке, что было связано с необходимостью минимизации возможности ошибки (33).

В станице Старомышастовской председатель правления колхоза всё переписку на украинском языке клал под сукно, и не отвечал ни на один запрос, присланный ему на украинском языке (34).

В июне 1931 г. исполком Северского района констатировал неэффективность украинизации. Поэтому было принято решение с 1 августа перевести на украинский язык все органы власти, учреждения и учебные заведения. Была украинизирована районная газета «Социалистическое табаководство». Были созданы трехмесячные курсы по изучению украинского языка. В августе сроки украинизации были передвинуты на декабрь. Оказалось, что курсы украинского языка посещали всего пять человек (35). Вообще, случаи неявки на языковые курсы были распространённым явлением (36).

В 1931 г. в Ейском районе на курсы украинского языка записалось 150 человек, окончили только 26 (37). В Краснодарском сельском районе кружки по изучению украинского языка самоликвидировались, так как их никто не посещал (38).

Функционеры Абинского райкома ВКП(б) отказывались ехать на курсы украинских избачей (39).

В 1931–1932 гг. в Совпартшколе для нацмен г. Новороссийска преподавание на украинском языке вообще не велось. В школе не было создано отдельного украинского сектора. Причем среди курсантов школы заочной формы обучения украинца были третьими по численности (47 человек) после русских и армян. Все они занимались на интернациональном отделении, где преподавание велось на русском языке (40).

Газета «Ударник колгоспу» за январь 1932 г. констатирует трудности, которые встретила украинизация в станице Ясенской. Из числа учреждений на украинский язык перешли только станичный совет и медпункт. «Если стансовет будет нам писать на украинском языке, мы его распоряжения выполнять не будем» – заявляло правление колхоза (41).

В районе только Шкуринский сельский совет перешел на украиноязычное делопроизводство. Медленно шла украинизация в Ейском и Краснодарском районах. К концу 1931 г. делопроизводство на украинском языке было введено только в пяти населённых пунктах последнего района. В станицах Нововеличковской, Пашковской, Марьянской, Васюринской, Динской, Новотитаровской работа по украинизации неприкрыто и откровенно саботировалась. Эти районы не удалось сделать центрами украинской культуры, как планировалось ранее (42). Делопроизводство, ведение бухгалтерии, и изучение литературной украинской речи массово игнорировалось (43). Такая же ситуация сохранялось и в следующем году. Проблема в значительной степени состояла в том, что курсы украинского языка надо было посещать во внерабочее время и не оплачивалось (44).

Массе населения было присуще пренебрежительное отношение к украинскому языку как простонародному и примитивному (45). (Что было характерно и для крестьян Украины) (46).

В 20–30 – е гг. XX в. в официальных источниках не раз отмечалось плохое знание кубанскими украинцами (или теми, кто под ними подразумевался) украинского литературного языка и необходимость разработки учебных пособий на кубанском диалекте (47). В Ейском районе органы управления не раз фиксировали всевозможные «извращения» украинского литературного языка. Они имели место в районной газете, на украинских вывесках, в штампах и бланках (48).

Население Кущевского района ссылалось на незнание украинского языка. Подобная ситуация наблюдалась в станице Уманской (49).

На производстве украинизационные мероприятия проводились по большей части под давлением сверху. На новороссийском заводе «Красный пролетарий» работало немало нацмен, в том числе и украинцев. До 1931 г. нацменработы на заводе не проводилось. Русский язык эффективно выступал в роли языка межнационального общения (50). Подобная ситуация складывалась и на заводе имени Седина. Должность уполномоченный по нацменделам в штате предприятия существовала лишь для проформы (51).

Тиражи газет с переводом их на украинский язык резко падали. Количество экземпляров газеты «Колхозный путь», органа Ейского райкома ВКП(б) уменьшился с 13 до 5 тысяч экземпляров. Поэтому уже с конца 1931 г. из краснодарской окружной газеты «Красное знамя стали исчезать материалы на украинском языке (52). Причиной этому стало отсутствие интереса к украинской прессе среди населения. Так, в 1931 г. в избах-читальнях Краснодарского сельского района, никто не проявлял ни какого интереса к украинской прессе (53).

С начала 1933 г. украинизация была резко свёрнута. Украинский язык на Кубани практически оказался под запретом.

В целом процесс украинизации в области языка на Кубани начался со школьного образования. Потом, середины 1920 гг. – точечная украинизация делопроизводства государственного аппарата. 1928–1932 гг. – массовая украинизация делопроизводства, сопровождавшаяся административным принуждением к её проведению. Тогда же имело места активное издание периодики и книг на украинском языке.

С усилением языковой украинизации усиливалось и сопротивление её проведению. Прежде всего, в форме саботажа. Дальнейшему обострению ситуации вокруг насильственного внедрения украинского языка положило конец свёртывание украинизации.

Примечания:

1. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 711. Л. 69.

2. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 658. Л. 10.

3. Совещание по вопросу украинизации // Красное знамя. 1928. № 167. С. 5.; ЦДНИРО. Ф. 7. Оп.1. Д. 658. Л. 6.

4. Царинный А. Украинское движение // Украинский сепаратизм в России. М., 1998. С. 173–181.

5. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 685. Л. 22.; Украинский язык и украинизация на Кубани 1920-30 годы // www.protichka.narod.ru/history/ukr.html

6. ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 85. Л. 46.

7. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 658. Л. 14.

8. Там же. Л. 244–245.

9. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 658. Л. 13.

10. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 711. Л. 76.

11. Хлынина Т.П. Политика украинизации Кубани: 20 —е – 30 – е годы // Дикаревские чтения (4). Белореченск. 1998. С. 31.

12. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 711. Л. 66.

13. ГАКК. Ф. Р – 861. Оп. 1. Д. 5. Л. 5.

14. Она же. Украинизация Северо-Кавказского края: замыслы и воплощение // Кубань – Украина. Вопросы историко-культурного взаимодействия. Краснодар, 2006. Вып. 1. С. 40.

15. Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 187–188.

16. Бершадская О.В. Указ соч. С. 123.

17. Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 192.

18. ГАКК. Ф. Р-577. Оп. 1. Д. 101. Л. 3.

19. Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 188.

20. ГАКК. Ф. Р-577. Оп. 1. Д. 110. Л. 97.

21. Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 195.

22. ЦДНИКК. Ф. 438. Оп. 1. Д. 62. Л. 21.

23. Б.И. Закончилось краевое совещание по работе среди нацменьшинств // Молот. 1932. № 3166. С.4.

24. Украинизация Кубани. Материалы по истории Кубани 1920 – 30 гг. Краснодар, 1991. С 32–33.

25. Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 188–189.

26. Компания расширяется // Армавирская коммуна. 1930. № 152. С.5.; Коваленко С. В Бароновском сельсовете // Армавирская коммуна. 1930. № 153. С.1.; Спориш Д. Станица Бесскорбная // Армавирская коммуна. 1930. № 154. С.1.; Колючие заметки // Армавирская коммуна. 1930. № 154. С.4.

27. Короткой строкой // Армавирская коммуна. 1930. № 155. С. 1.

28. Красное знамя. 1932. № 205. С.1.; № 210. С. 1.

29. КФЭЭ – 1995. А/к – 687. Краснодарский край, Калиниский р-н, ст. Гривенская, инф. – Калугин С.И. иссл. – Самовтор С.В.

30. КФЭЭ – 1992. А/к. – 280. Краснодарский край, Павловский р-н., ст. Старолеушковская, инф. – Ткач Е.В., 1914 г.р., иссл. – Горбань А.Е., Чмырёва И.Ю.

31. КФЭЭ – 2008. А/к. – 3904. Краснодарский край, Горячесключевской район, ст. Бакинская, инф – Петько А.Д., иссл. – Матвеев О.В.

32. Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 198.

33. Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 189–190.

34. Там же. С. 123.

35. Харченко В. Указ. соч. С. 3.

36. Украинизация Кубани. Материалы по истории культуры Кубани. 1920 —е. 1930-е годы. Краснодар, 1991. С. 32.

37. Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 193–194.

38. Там же. С. 191.

39. ЦДНИКК. Ф. 8. Оп 1. Д. 309. Л. 3об.

40. ЦДНИКК. Ф. 1776. Оп. 1. Д. 13. Л. 6 – 21.

41. Ясенцы за украинизацию не дбают // Ударник колгоспу. 1932. № 57. С.2.

42. Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 193.

43. Там же. С. 192–193.

44. Хлынина Т.П. Украинизация Северо-Кавказского края: замыслы и воплощение // Кубань – Украина. Вопросы историко-культурного взаимодействия. Краснодар, 2006. Вып. 1. С. 41–43.

45. ЦДНИКК. Ф. 8. Оп 1. Д. 408. Л. 10.

46. Борисёнок Е.Ю. Феномен советской украинизации. М., 2006. С.140.

47. ЦДНИКК. Ф. 8. Оп 1. Д. 410. Л. 11.

48. Там же. С. 194.

49. Украинизация Кубани Материалы по истории Кубани 1920–1930 гг. Краснодар, 1991. С. 31.

50. А. С нацменами не работают // Пролетарий Черноморья. 1931. № 63. С. 2.

51. Рабкор. Больше ответственности в работе среди нацменьшинств // Красное знамя. 1932. № 53. С. 2.

52. Иванцов И.Г. Указ. соч. С. 198–199.

53. Там же. С. 193.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.