§ 3. Некоторые особенности религии древних росов

§ 3. Некоторые особенности религии древних росов

Религия так же стара, как и человечество. Поэтому в религии можно и должно искать и находить следы его древнейшей истории. Всякая религия представляет собой отражение души народа, его сути, способа мышления, нравственных и умственных качеств; в религиозных воззрениях любого народа, несомненно, проявляется его этническое самосознание. Поэтому так важно разобраться в тех особенностях религии древних росов, которые помогают отличить их от других народов, идентифицировать русскую принадлежность некоторых спорных в этническом отношении племен, найти место росов среди многочисленных народов, имена которых известны нам по древним источникам.

Одной из особенностей религии предков русского народа является удивительное сходство религиозных воззрений, обрядов и мифологии древних россов и арьев, что указывает на длительное соседство и взаимовлияние этих двух народов в древнейшие времена. Н.К. Рерих, исследуя связи между Россией и Индией, отмечал их культурную общность, которая проявлялась не только в древних корнях их языков, но и в изначальных поверьях и в неожиданных параллелях психического склада. Он предположил, что в далеком прошлом существовал некий общий источник, из которого сформировалась древняя основа культур обеих стран, и что культура, питавшая этот источник, обладала высокой духовностью[238].

Древнейший источник по истории и мировоззрению арьев – одна из священных книг индуизма «Ригведа». Название этой книги обычно переводят как «Веда гимнов», хотя, думается, следует прислушаться к мнению известной индолога Н.Р. Гусевой, считающей, что «Ригведа» (то же, что и «Рикведа» или «Ричведа») в буквальном смысле означает «знание речи» и что первое из слов, составляющих это название («риг»-«рик»-«рич») сохраняется и сейчас в русском «речь» и церковно-славянском «реку»[239]. «Веда» на санскрите означает «знание». Слова с этим корнем очень распространены в русском языке и имеют тот же смысл (ср.: ведать, весть, вещий и т. д.). Большинство ученых считают, что создавалась «Ригведа» в середине или во второй половине II тысячелетия до н. э. Однако предпринимались попытки и гораздо более древней датировки. Так, например, Г. Якоби на основании данных ведийского календаря, то есть отраженных в «Ригведе» астрономических сведений, предлагал считать временем ее создания 4500–2500 гг. до н. э.[240]. Известный индийский ученый Бал Гангадхар Тилак, имеющий немало сторонников, датировал этот памятник 6000–4000 гг. до н. э[241]. С другой стороны, есть немало попыток предельно уменьшить его древность. Не примыкая ни к одной из спорящих сторон, мы все же принимаем как очевидный факт, вытекающий из самого содержания «Ригведы», что ее истоки теряются в глубине тысячелетий, в том далеком времени, когда создавались «веды», формировались сакральные «знания». Надо полагать, что именно в ту эпоху древние росы проживали по соседству с арьями, тесно общаясь с ними. Согласно преданию, большая часть книг (а их в «Ригведе» десять) принадлежит жреческим родам, ведущим свое начало от семи мифических мудрецов. Эти гимны передавались изустно из поколения в поколение, а впоследствии были объединены в один сборник. Поскольку многие гимны были созданы еще в период индоевропейской общности, они служат важным источником для изучения корней индоевропейской, в том числе и славянской религии.

Другим таким источником выступает «Авеста» («Зендавеста»), которая создавалась во II – первой половине I тысячелетия до н. э., в эпоху индоиранской общности, и которая так же, как и «Ригведа», хранит память о событиях и явлениях, происходивших задолго до того, как эти памятники оформились в определенные литературные своды. К древнейшему периоду арийской общности восходит сближение «Ригведы» и «Авесты» как по многим упоминаемым в них богам и религиозным представлениям, так и по географическим, астрономическим и климатическим данным, что свидетельствует о том, что древние арьи в течение долгого времени жили на общих или соседних землях, откуда они потом переселились в Иран и Южную Азию. На новых землях они смешивались с местными племенами, воспринимая их культы, создавая совместный пантеон богов, в котором древние боги, принесенные с собой арьями, не только сохранились, но зачастую заняли в нем ведущие места. И многие из этих же богов продолжали жить в религии древних росов.

Это прежде всего один из основных богов «Ригведы» Агни (agni). Это бог огня во всех его проявлениях: на земле, на небе (солнце) и в воде. Он бог жертвенного костра, «увозящий» жертву к богам, откуда его названия – «жрец-хотар» и «вестник»; он убийца ночных демонов-ракшасов, бог домашнего очага, «гость» в доме жертвователя[242]. Нередко тот, кто приносил жертву Агни, считался его сыном (а иногда, наоборот, его отцом), а дом, где зажигался огонь, считался для Агни «своим домом». Это явствует уже из 1-го гимна, открывающего 1-ю мандалу «Ригведы»:

1. Агни призываю я – во главе поставленного

Бога жертвы (и) жреца,

Хотара обильнейшесокровищного <…>

4. О Агни, жертва (и) обряд,

Которые ты охватываешь со всех сторон,

Именно они идут к богам <…>

7. К тебе, о Агни, изо дня в день,

О озаряющий тьму, мы приходим

С молитвой, неся поклонение, —

8. К царящему при обрядах,

К пастырю закона, сверкающему,

К возрастающему в доме своем.

9. Как отец – сыну,

О Агни, будь доступен нам!

Сопровождай нас ради блага![243]

Таким же образом почитали бога огня и поклонялись ему и древние росы. Культ огня был настолько сильным, что он сохранился через многие века. Так, известен сохранившийся практически у всех славян обряд «очищения» людей перепрыгиванием через костры или «очищения» скота прогоном его между кострами. Этот обряд широко практикуется, например, у современных сербов и называется «прогоница». Большой знаток русских обычаев и обрядов М. Забылин писал о том, что еще в XIX столетии в Малороссии существовал обычай в праздник Ивана Купалы прыгать через купальские огни (а в некоторых местах этот обычай сохранился и до сих пор). В Старой Ладоге, при реке, впадающей в Волхов, купальское ликование ежегодно совершалось около костра на горе Городище. Огонь этого костра на Новгородщине в старину называли живым огнем или царем огня[244]. Ю.П. Миролюбов, проведший свое детство в селе Юрьевке на юге России среди жителей, которых, «городская «культура» с ее пьянством и развращением» не коснулась и «они остались вне ее влияния, как бы застыв на целую тысячу лет в своих традициях»[245], тоже рассказывает о том, что юрьевцы в купальскую ночь разводили костры, а в другом селе Антоновке костров не делали, а зажигали «Огнище» в домах, топили печи – «в знак принадлежности к Огнищанам, ибо и дворы считались по числу «дымов», то есть Огней»[246].

Приведенные примеры – это все обычаи, сохранившиеся в веках с языческих времен. Но есть подобные свидетельства, непосредственно относящиеся к тем далеким, языческим временам. Так, Адам Олеарий, побывавший в Новгороде в 1654 г., сообщал: «Новгородцы, когда были еще язычниками, имели идола, называвшегося Перуном, т. е. богом огня, ибо русские огонь называют «перун». И на том месте, где стоял этот их идол, построен монастырь, удержавший имя идола и названный Перунским монастырем. Божество это имело вид человека с кремнем в руке, похожим на громовую стрелу (молнию) или луч. В знак поклонения этому божеству содержали неугасимый ни днем, ни ночью огонь, раскладываемый из дубового леса. И если служитель при этом огне по нерадению допускал огню потухнуть, то наказывался смертью»[247]. Новгородская археологическая экспедиция, руководимая А.В. Арциховским, в 1951 г. раскопала святилище в урочище Перынь, сохранившего до наших дней имя языческого бога Перуна, – у самого истока Волхова близ Ильменя. Здесь, вокруг площадки-капища был обнаружен неглубокий ров с восемью расширениями, ориентированными по румбам (точкам горизонта), в каждом из которых на дне рва сохранились следы кострища. Очевидно, что капище освещалось и очищалось кострами со всех сторон (см. илл. 9 и 10).

Илл.9. Святилище Перуна под Новгородом в Перыне (реконструкция В.В. Седова)

Через очищающий огонь древние росы отправляли в последний путь своих умерших соплеменников. Многочисленные археологические раскопки и письменные свидетельства говорят о том, что росы сжигали покойников. Например, в Лаврентьевской летописи сообщается: «И Радимичи, и В?тичи, и Северъ ?динъ ?бычай iм?ху: <…> аще кто оумр?ше, твор?ху трызно надъ нимъ, и по семь твор?ху кладу велику, и възложахуть, и на кладу м(е)ртв(е)ца сожьжаху, и посемь, собравше кости, вложаху в судину малу и постав?ху на столпh на путе, єже твор?ть В?тичи и нынh»[248].

Илл. 10. Добывание священного «живого» огня» (реконструкция по данным А.Н. Лявданского)

Обряд сожжения знатного руса детально описан Ахмедом Ибн-Фадланом, арабским послом, наблюдавшим его в 922 г. Интересно, что когда Ибн-Фадлан поинтересовался, для чего русы сжигают своих умерших, он получил ответ, очень знаменательный для исследователей: «Вы, арабы, глупы <…> Действительно, вы берете самого любимого вами из людей <…> и оставляете его в прахе. И едят его насекомые и черви. А мы сжигаем его во мгновение ока, так, что он немедленно и тотчас входит в рай»[249]. Это оказывается очень созвучно со строками вышеприведенного арийского гимна: «О Агни, жертва (и) обряд, которые ты охватываешь со всех сторон, именно они идут к богам». Арьи, сжигая умерших, так молили: «О Агни, остерегайся сжечь (окончательно этого покойника). Не разрывай ни его кожи, ни его тела. О Джатаведас[250], если тебе угодны наши жертвы, помоги ему твоей помощью, окружи его с твоими Питрис». То есть, предавая покойника огню, родичи перепоручали его Агни, надеясь, что в дальнейшем он окажет ему помощь.

Огонь уважали и почитали. В него запрещалось бросать какие-либо отбросы, жечь остатки, кости, вообще все нечистое, и в этом проявлялось уважение к Огнебогу (Агни-богу).

Существовала примета: если плюнуть в огонь, то урожай будет выжжен засухой. Тот же Миролюбов, рассказывает про жившую в их семье девяностолетнюю старуху Варвару, которую все называли «прабушкой», «прабой», «прабкой» и которая всегда вставала очень рано и шла с молитвой зажигать огонь в печи. В тот день, когда должны были печь хлеб, она, зажигая солому, говорила: «Огнику, припечи да на наши калачи! Гори ясно, чтоб не гасло! Огнику, Ягня в неби, испечи нам добре хлебы!»[251]. Готовя рождественский пирог, «прабка» всегда молилась, а потом обращалась к Огнику: «Огниче наш, братом мастиру нашому Квастиру будь, тесто поднять не забудь. Гори ясно, чтоб в печи не гасло, а мы тебе поважим, пироги покажем!», «Агуня наш, огненни коники покажь! Слава тебе вовеки! Хай тебе Дуб помогает!»[252]. После «прабкиной» смерти эти и подобные старинные обычаи исполняла мать Миролюбова, несмотря на то, что ее мужем и главой семейства был священник. Обращает на себя внимание еще один интересный факт: «Помнится, в раннем детстве, – пишет упомянутый автор в «Материалах к преистории русов», – возник в семье вопрос: в крещенские дни крестьяне ставили на потолке, в углах, «петушки», то есть след от свечи. Это ограждало от пожара. Отец требовал, чтобы выжигали не «петушки», а крест. Прабка Варвара возражала: «Есть ли в Евангелии что-то об этом? А наши щуры и пращуры всегда «петушки» ставили, и всегда хорошо все было! Агуня от беды хранил»[253]. Из сказанного понятно, что Варвара и другие жители Юрьевки, оставаясь добрыми христианами, тем не менее почитали Огонь как божество, отдавая должное одному из древнейших русских культов.

Еще в начале нашего столетия, в годы перед 1-й мировой войной, на юге России, когда молодые из-под венца ехали домой на свадебное пиршество, для них в воротах раскладывали костер из соломы, через который кони проскакивали во двор. Огонь очищал обвенчанных от всякой скверны и вводил их в новую, супружескую жизнь обновленными, вышедшими из огня.

Очищающий огонь горел в молельных лесах, старых дубравах, березняках. Бел-Горюч Камень русских сказок – это языческий алтарь, на котором приносили жертвы наши предки. Для этого они выбирали, по возможности, белый, то есть кварцевый камень и до начала треб на нем его для очищения обжигали в Перуновом костре (поэтому и «бел-горюч»). Древние росы знали (ведали), что Огонь очищает от всякой заразы, от всякой нечисти, потому что он был от Солнца и им очищалось все лунное. Все, что от Луны (крови женщин, нечистота, зарождающаяся во тьме), очищалось сияющим Солнцем. Огонь дан людям богами, и он сам есть божество. Его почитание так глубоко укоренилось в русском народе, настолько срослось с его мировоззрением, пронизало его мифологию, обрядность, что, конечно, не может считаться случайным или привнесенным какими-то другими народами, с которыми росы общались когда-то.

Рассказывая о песнях, которые в Юрьевке, Анновке и Антоновке распевали старики, собираясь отдельно от молодежи, Миролюбов говорит, что многие из этих песен носили очень древний характер и могли бы быть приравнены к былинам по своему содержанию. Существовали и особые старики и старухи, которые их «рассказывали», больше речитативом, при аккомпанементе других участников. То были старые сказания, дела седой древности. В частности, пели «Песню про Манию», в которой были такие строки:

А рикли богы Мании, абы огнище клав,

А чисти дрова запалив

Од дубу старого, от Батька нашого,

Од блискавиця того..[254]., —

что можно перевести следующим образом: «А сказали боги Мании, чтоб Огнище делал, а чистые дрова жег из старого дуба, от Отца нашего, от молниеносного того». То есть боги повелели Мании (Ману[255]), первому человеку, зажечь священный огонь в честь Огнебога. «Батька» (Отец) – это Перун, поскольку дуб является символом Перуна молниеносного («блискавица» – молния). Таким образом, при ближайшем рассмотрении почитание Огня (Агни) оказывается для русского народа слишком священным, а потому коренным, исконным – как и для арьев.

И все же, как ни велико было почитание Огнебога, главным в славянском пантеоне был Сварог, имя которого довольно часто упоминается в письменных источниках. По поводу имени Сварога у исследователей нет единого мнения. Большинство ученых производят его из индийского «Swargа» – «небо»[256]. Ю.П. Миролюбов в книге ««Риг-Веда» и язычество» предлагает иную этимологическую версию: «С нашей точки зрения, – пишет он, – искать значение этого имени надо в значении Исвары в браманизме, потому что слово «Исварог» или «Сварог» явно идет от него. Значение же такового: божество, правящее миром. Понятие об Исвароге с этим понятием вполне совпадает. Корень «радж» («рагдж») означает власть и управление, отсюда «раджа» значит царь. По-видимому, в начале было название «Исва-Раджа»«[257]. При всем уважении к исследованиям упомянутого автора, нельзя не отметить некоторую лингвистическую вольность, допущенную им. В санскрите, действительно, одно из самых распространенных значений корня «r?j-» – «царствовать»; отсюда «r?jan» – «раджа», «царь», «господин» и т. д., а «sva-r?j» – «самоуправляющий», «самодержец». Но вариант «рагдж» является натяжкой; согласная «г», вставленная здесь совершенно произвольно, понадобилась автору для обоснования наличия этой согласной в имени «Сварог».

Пожалуй, вариант «Swarga» все-таки ближе к истине, но он требует некоторых уточнений. В санскрите это слово состоит из двух частей: svar-g?. Первая часть – «svar» означает «солнце», вторая – «g?» – «идущий». Отсюда и значения этого слова, приведенные в словаре: «передвигающийся в небе», «ведущий на небо», «небесный». Но все-таки буквальный смысл этого слова – «движущееся солнце». Известно, что славяне поклонялись Солнцу. Ему были посвящены важнейшие праздники и обряды: праздник Коляды – время зимнего солнцестояния, Купалы – летнего солнцестояния, Ярилин праздник, Облупа – карауление солнца и др[258]. (О последнем обряде, когда «влюбленные под Петров день солнце караулят», чтобы оно принесло им счастье, вспоминает писатель Н.С. Лесков словами героя хроники «Соборяне» отца Савелия[259]).

Вовсе не случайно автор «Слова о полку Игореве» убежден, что Солнце, не желая погибели русским воинам, посылает Игорю знамение: «Тогда Игорь възр? на св?тлое солнце и вид? отъ него тьмою вся своя воя прикрыты»[260]. А Ярославна обращается к Солнцу с упреками: «Св?тлое и тресв?тлое слънце! Вс?мъ тепло и красно еси, чему, господине, простре горячюю свою лучю на лад? вои? Въ пол? безводн? жаждею имъ лучи съпряже, тугою имъ тули затче»[261]. Своими яркими лучами солнце поутру прогоняет ночь, рассеивает туманы, весной топит снег и разбивает на реках лед, но своим жаром и зноем может покарать землю и ее обитателей. Поэтому нет ничего удивительного в том, что имя главного бога древних росов совпало с ведическим названием солнца.

Сварог – это Бог-Творец, создавший и небо, и Землю, и всех богов, и людей. Его созидающая функция нашла отражение в сохранившемся в русском просторечии слове «сварганить», то есть что-либо создать, смастерить. Миролюбов, записавший слышанные им в детстве южнорусские сказки, сказы, поверья, в книге «Русский языческий фольклор», в частности, пишет: «Юрьевские «старые люди» рассказывали: «Пришло Свару на ум сделать Землю. Отцедил Он Воду, слил ее вместе, а Землю стал на Солнце сушить. Сохнет она, зеленеет да пошла цвести цветами. Прекрасной стала Земля. И увидал то Сивый, стал он Тучи-Тьму собирать, чтоб ту Землю затопить, цветы вынищить, траву зеленую сгноить. Повел он Тучи рядами на Землю, стал грозить всему живому. А Свар вырвал Дуб с корнем да и пошел Сивого гонять! Да как уразит его, как стукнет по нему, так тот на тысячи мелких капель и рассыпается. И пал он Дождем на Землю, и где он пал, там почернело все, а где нет, там трава зеленеет. Увидал то Сваро [так у автора. – Ю.А.], вскричал: «Что ж ты ничишь сделанное мной? Разве Я не больше тебя? Разве Тучи Мне не подвластны? Разве Дождь сам не по Моей Воле идет? Остановись, Дождь, говорю!». И Дождь остановился…». Потом Свар позвал великана Громислава и повелел ему разбить все тучи, а всю разлившуюся по Земле воду сдуть в одно место. Так образовалось Черное море. А после этого «лег Громислав и заснул, а Сваро [так у автора. – Ю.А.] его полями прикрыл, горами, чтоб не тряслось все, когда проснется. И лежит он, Громислав, под землей, спит до самого Страшного Суда. Тогда и проснется, и тогда все моря разольются»[262]. В этом древнем сказе Сварог предстает не только Богом-Творцом, но и Богом всемогущим, повелевающим всеми стихиями и способным победить любое зло.

Возникновение культа этого бога, видимо, следует отнести к концу каменного века – началу бронзового. Дело в том, что в одном из древнейших памятников южнорусского летописания Ипатьевской летописи имя Сварога отождествляется с Гефестом («Феостом») и отмечается, что во время царствования этого Феоста-Сварога упали с неба клещи и люди начали ковать оружие, а до этого бились палицами и камнями: «Спадоша кл?щ? съ н(е)б(е)с?, нача ковати оружье, пр?же бо того палицами и камениемъ бьяхус?»[263]. То есть Сварог научил людей ковать металл. Он же ввел моногамие – «законъ оустави женамъ за единъ мужь посагати и ходити говеющи», «въстави единому мюжю едину жену им?ти и жен? за одинъ моужь посагати»[264], то есть установил закон, чтобы женщины выходили замуж за одного мужчину и были воздержаны, а мужчины имели одну жену.

Обращает на себя внимание очень характерная особенность славянского пантеона. При всем многообразии имен очень многие божества так или иначе связаны с Солнцем-Сварогом, находятся как бы «при Боге» (отсюда и термин «прибог», употребляемый многими исследователями), являясь различными его проявлениями или воплощениями. Например, Дажьбог, занимавший очень почетное место в славянском пантеоне, являлся богом солнечного дня. Солнечные лучи представлялись славянину стрелами Дажьбога. Б.А. Рыбаков, вслед за украинским историком В.П. Петровым, объясняет значение его имени сопоставлением с санскритским «dagh» – «день» (отсюда готское «dags» и немецкое «Tag» – «день»), персидским «dagh» – «припекать», «палить», литовским «daga» – «жара» и «урожай»[265]. Однако Рыбаков не прав, утверждая, что «Такого божества с таким именем… в индо-иранском мире нет»[266]. Н.Р. Гусева, хорошо известная трудами по культуре и религиям Индии, проводит параллель между славянским Дажьбогом и индоарийским Дакшей, поясняя: «Дакша – сияющий, жгучий бог, Солнце. Корень «даг» – сжигать, производное от него «дакш» – огонь. (В индоевропейских языках «г» – «ж» чередуются: даг – даж)»[267]. Но зато совершенно справедливо Рыбаков отмечает, что имя Дажьбог хорошо известно у восточных славян и в восточной части южного славянства. У сербов оно встречается в форме «Дабог», или «Дайбог», то есть «дающий бог». В русских источниках тоже появляется форма «Даждьбог» с тем же значением, которая, очевидно, является позднейшим осмыслением[268].

В Ипатьевской летописи есть такая вставка из греческой хроники Иоанна Малалы: «И по семъ ц(а)рствова с(ы)нъ его именемъ С(о)лнце, его же наричють Дажьб(ог)ъ… С(о)лнце-ц(а)рь, с(ы)нъ Свароговъ, еже есть Дажьб(ог)ъ, б? бо мужь силенъ»[269] – то есть после Сварога царствовал сын его по имени Солнце, которого называют Дажьбог; Солнце-царь, сын Сварога, который есть Дажьбог, был сильным мужем. Исследователь славянской мифологии Г.С. Белякова обращает внимание на интересный факт: имя греческого бога солнца Гелиоса, которого изображали едущим на колеснице, запряженной четверкой огнедышащих коней, славяне переводили как «Даждьбог»[270]. Следовательно, сын Бога-Солнца был тоже Богом-Солнцем. Дажьбог – это Сварог, проявляющийся в свете и тепле. Глубокая древность этой сакральной идеи единства Солнца-отца и Солнца-сына, на наш взгляд, нашла отражение в этимологии слов «солнце» и «сын». Нетрудно заметить сходство современных английского «son», немецкого «Sohn» (сын) и русского диалектного «сонце», а также готских слов «sunno» (солнце) и «sunus» (сын), соответственно англосаксонских «sunne» и «sunu», сербо-хорватского «сyнце» и русского диалектного «сунце» (солнце). Здесь небезынтересно заметить, что санскритский корень «su-» (хороший) в сочетании с «-ra» (помогающий, способствующий) образует слово «sura», что означает «бог» (буквально: «дающий все хорошее», «способствующий хорошему»), а в сочетании с «-rya» получается опять-таки имя Бога Солнца – Surya (буквально: «источающий добро, все хорошее»).

В русском фольклоре Дажьбог не дожил до эпохи этнографических записей. По предположению Рыбакова, его заменил Ярило[271]. Фаллические обряды, связанные с ежегодными «похоронами» Ярилы-Яровита, дожили до XIX в. и хорошо зафиксированы этнографами. Имя Ярилы восходит к русскому «яръ». Последнее слово имеет множество значений, но, по наблюдениям выдающегося советского лингвиста Б.А. Ларина, первоначально оно обозначало природные явления: «весна, лето, зной», потом «время полевых работ (пахоты, сева)» и далее более отвлеченное понятие «год». На втором этапе существительное «яръ» обогащается значением «любовный пыл, страсть», а прилагательное «ярый» употребляется со смыслом: «молодой ? полный сил ? порывистый, страстный». И уж на более позднем этапе – в преломлении через христианскую идеологию – существительное «яръ» обозначает «гнев, ярость (греховную страсть)», а прилагательное «ярый» – «похотливый, гневный, заносчивый, жестокий», то есть приобретает отрицательный морально-оценочный характер[272]. Ярило – это молодое, весеннее Солнце, начинающее новый сельскохозяйственный год у славян-земледельцев. Неслучайно в XIII в. праздник в честь Ярилы-Яровита справлялся весной. Русские блины, круглые, горячие, с пылу-жару, которые были основной ритуальной едой на масленицу, – это солнечные диски из взращенного солнцем хлеба; венок из цветов с привязанными к нему разноцветными лентами-лучами или просто из одуванчиков – это тоже символ Ярилы-Солнца. У балтийских славян (племя гаволян) это божество известно миссионерам под именем Геровита, и символом его был блестящий золотой щит, напоминающий солнечный диск. Наличие имени Ярилы и связанных с этим божеством обрядов у южных славян позволили Б.А. Рыбакову датировать время появления культа Ярилы-Яровита эпохой до великого расселения славян в VI в. н.э[273].

Ярило дарил людям радость, так как символизировал пробуждение природы, вешнее состояние, когда цветут деревья, зеленеют поля, «ярятся» животные, «ярится» кровь у молодых людей. «Ярилин венок», надетый на шею возлюбленной, означал предложение. Влюбленные клялись именем Ярилы в вечной верности друг другу, трижды ходили вокруг цветущего куста и с этого дня считались женихом и невестой (отсюда выражение – «у куста венчаны»). Молодежь считала Ярилу как бы своим божеством и поэтому славила его, главным образом, она.

Одной из форм прославления Ярилы-Солнца был хоровод. У болгар сохранился до сих пор народный танец «хора», у сербов – «коло». Хоровод, хора, коло, колесо – все это тоже символы Солнца. Когда во время народных гуляний на столбе укрепляли колесо с привязанными к нему разноцветными лентами и раскручивали его или пускали с горы горящее колесо, тем самым славили Коло-Солнце. Миролюбов, в детстве не раз наблюдавший подобные гуляния, пишет: «Коло представлялось в таком виде: собиравшиеся на Зимние Святки славяне становились в Коло (круг) около Зимы-Бабы (образ Земли Зимой), перед которой зажигалась солома, и от этого Огня (Агни) зажигалась скудель в центре колеса с телеги, которое с песнями и шумом, музыкой и плясом гонялось по дорогам. Коло должно было быть о семи спицах, символизировавших семь светов (цветов) Агни. Обычай этот сохранялся на Руси до самой первой великой войны и нам приходилось его наблюдать самим. В некоторых местах в Коле зажигалась «смолянка», обычно железная коробочка с древесной смолой. В других местах на каждую спицу привязывалась свеча, которую зажигали, и в таком виде Коло гоняли по улицам, как обещание весны»[274]. От «коло» образовано имя божества Коляда.

Л. Нидерле в «Славянских древностях», которые до сих пор пользуются большим авторитетом у специалистов, писал: «Коляда упоминается у славян уже в языческий период, но <…> по своему происхождению этот обряд не славянский, а он заимствован из римского новогоднего празднества «коленда», из названия которого и образовалось славянское «Коляда»»[275]. Ниже он говорит, что бога Коляды в славянской мифологии не было, что это лишь наименование празднества. Но он сам же упоминает о хождении от дома к дому «с наряженной фигурой, называемой Коляда», что само по себе предполагает персонификацию и свидетельствует в пользу божества с таким именем, а не просто праздника. Это же подтверждает и Миролюбов: «У нас каждый мужик знал, что Коляда – божество»[276]. Нельзя принять и мысль Нидерле о заимствовании славянами у римлян этого понятия и связанного с ним праздника. Широкая распространенность среди практически всех славян культа Коляды, наличие лингвистической параллели «Коляда – коло – колесо – хоро – хоровод и т. д.» свидетельствует о глубокой укорененности этого культа. Его формирование следует отнести к общеиндоевропейской эпохе, поскольку следы его сохранились и у римлян (в понятии «календы» как начало нового временнoго периода), и у некоторых других индоевропейских народов. Н.Р. Гусева указывает на три санскритских слова, которые по своему значению сближаются с русским «коло»: «Кхала» (солнце), «гол» (солнечный шар), «гола» (круг, сфера). Вторая часть сложного слова «коловрат» в санскрите соответствует словам «врьт» (вращаться, катиться) и «врата» (правильный, регулярный ход жизни, практики)[277].

Здесь же уместно обратить внимание на древнюю индоевропейскую свастику. С.В. Жарникова – историк и искусствовед, автор монографии и статей по истории и искусству Русского Севера, утверждает, что свастика – это один из характернейших для всех индоевропейцев орнаментов[278]. Она изображается и в своем основном виде – в форме креста и загнутыми под прямым углом концами, и в форме, несколько усложненной новыми элементами в виде дополнительных отростков (см. илл. 11 и 12). Как отмечает Жарникова, слово «свастика» – санскритское, и на других языках у него нет никаких иных названий. Оно состоит из двух частей: «су», что означает «хороший», «счастливый», и «асти» – «есть» (третье лицо единственного числа от глагола «быть»). Согласно правилам санскрита, звук «у» перед гласным «а» заменяется на «в» и получается «свасти», к которому добавляется суффикс «к-» и окончание «-а». Этот знак означает «дарующий все хорошее, приносящий счастье». Если в четырех его «отделах» поместить по точке, то получается символ засеянного поля и одновременно мольба о хорошем урожае (см. илл. 10–в). Знаком свастики, начиная с глубокой древности, у предков арьев и славян стал обозначаться свет, солнце как источник жизни и процветания. Древнеславянский знак солнца «коловрат» (вращающееся Коло) также в своей основе имеет свастику[279].

Б.А. Рыбаков высказывает совершенно справедливое предположение о том, что у праславян (а следовательно, и у «праросов») имела место некоторая путаница, как и у древних греков: «солнце как светило, как предмет, как субъект света нередко сливалось с более широким понятием светлого солнечного божества вроде Аполона или Дажьбога, иногда олицетворяя его, иногда полностью подменяя»[280]. Это предположение объясняет причину того, что в мифотворчестве древних росов Дажьбог часто подменяется Хорсом.

Совершенно не правы те, кто считает, что славяне «позаимствовали» Хорса у скифов-иранцев. Рыбаков обращает внимание на то, что, во-первых, в пантеоне скифов-кочевников Хорс как божество солнца отсутствует; во-вторых, несмотря на целый ряд иранских параллелей, это имя может быть поставлено в один ряд и со славянскими, и с греческими словами, обозначающими «круг», «окружность», «округу»: хоровод, хоро – круговой танец, хорос – круглый светильник, хоромы – круговая застройка (древний смысл), хорошуль – круглый ритуальный пирог-курник[281]. С появлением на небе Хорса-Солнца все хорошеет, он несет с собой все хорошее, светлое, доброе, теплое. «Ярила, да Купала, да Хорос – в поле цвет, стебель, колос!»[282] – говорили в народе, олицетворяя в этих божествах все, что земледельцы связывали с Дажьбогом.

Впрочем, некоторые исследователи высказывают мнение, что Хорс был богом вовсе не солнца, а луны, месяца. Исходит оно из неверного, на наш взгляд, толкования поэтического рассказа «Слова о полку Игореве» о князе-волшебнике Всеславе, который «людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше: изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше»[283]. Комментируя этот фрагмент, Н.Ф. Котляр, в частности, пишет: «Ясно, что ночью Всеслав не мог пересечь путь солнцу»[284]. Отсюда и делается ошибочное заключение о том, что великий Хорс – это бог луны. Но дело в том, что путь Всеслава в Тмутаракань лежал на юго-восток от Киева и, проделывая его «до кур» (до петухов, до рассвета), он как бы пересекал утренний путь солнца (Хорса). Так что автор «Слова о полку Игореви» не дает оснований не считать Хорса солнечным божеством.

Илл.13. Сенмурв. Изображение на иранском серебряном кувшине (конец VI – начало V в. до н. э.)

Как уже было показано выше, лингвистическое соответствие «хору» – слово «коло». Здесь уместно вспомнить имя царя сколотов – Колаксай, которое называет Геродот[285] и которое интерпретируется как Солнце-Царь. Рыбаков однозначно считает сколотов приднепровскими праславянами-пахарями, а поскольку их самоназвание происходит от имени их царя (с тем же корнем «коло» – солнце), то оно может означать «потомки солнца»[286]. Но автор «Слова о полку Игореве», называя русичей «Дажьбожьими внуками», тем самым тоже относит их к потомкам Бога Солнца.

Илл. 14. Древо Всех Семян. Изображение на обратной стороне кувшина

Одним из самых загадочных является божество, известное под именем Симаргл (С?марглъ, Симарьгл, Сим и Рег). Уже книжникам XII–XIII вв. это имя было непонятно и поэтому они его всячески искажали. Некоторые исследователи[287] считают, что славянский Симаргл был заимствован из иранской мифологии, в которой он фигурирует под именем Сенмурва. Однако мы придерживаемся другого мнения. Сенмурв, согласно пехлевийскому сочинению «Датастан-и Меног-и Храт», – царь птиц, крылатый пес, покрытый рыбьей чешуей (этот облик символизирует господство в трех стихиях – в воздухе, на земле и в воде); живет он на Древе Всех Семян, исцеляющем от Зла; каждый раз, когда Сенмурв подымается, у дерева вырастает тысяча ветвей, когда же он садится, то ломает эти ветви и рассеивает их семена[288] (см. илл. 13 и 14).

Образ и этимология имени Сенмурва восходят к авестийской орлоподобной птице Саэна мервгхо (буквально: «птицаорел»), а дальнейшим его развитием следует считать вещую птицу Симург в «Шахнаме» и многих персидских легендах[289], имя которой фонетически является, конечно, более близким к славянскому Симарглу. Но дело в том, что в образе Симурга синкретизировались отголоски различных мифов и сказаний народов Азии, которые, как и миф о Саэне мервгхо, восходят, на наш взгляд, к древнейшему индоевропейскому мифу об орле, принесшем на землю растение бессмертия (или в другом варианте – живую воду), который нашел отражение и в гимнах «Ригведы», прославляющих орла, похитившего с «высшего неба» сому, из которого приготовляется напиток амрита, дающий силу жизни и бессмертие богам[290] (сразу же напрашивается сравнение с русскими народными сказками о живой воде).

Славянорусский Симаргл, частично совпадая и с Сенмурвом, и с Саэной мервгхо, и с Симургом, не идентифицируется точно ни с одним из них. Скорее всего, этот образ возник под влиянием мифологии арьев еще в древнейшие времена, в общеиндоевропейскую эпоху. В русском орнаменте изображение Симаргла очень часто сочетается с солнечной символикой, а также со знаками поля, засеянной нивы, знаками плодородия (см. илл. 15).

Илл. 15. Симарглы

Интересно отметить, что позднее происходит антропоморфизация Симаргла и его вытеснение Переплутом. Это, например, хорошо видно на браслете из клада, найденного в Старой Рязани (см. илл. 16). Здесь крылья Симаргла, изображенного в центре, уже почти преобразованы в корни растений. Две симметрично расположенные боковые фигуры в виде фантастических существ с мужскими головами – уже наполовину Переплуты, наполовину Симарглы. Их туловища плавно переходят в корни растений, сохраняя при этом фаллос – символ плодородия. На высоких во?ротах у них четко видны знаки засеянного поля.

Б.А. Рыбаков отмечает, что «все то, что дает нам прикладное искусство о Переплуте, связано с дождем, с напоением почвы влагой, с проникновением этой влаги в корни растения в виде капель или струй соков земли»; он сближает имя Переплута с латинской формой Перплуит – «perpluit» («дождь проникает внутрь») и считает, что она вполне подходит к обозначению божества корней, напоенных дождем[291]. Но еще в прошлом веке М.Е. Соколов убедительно доказал, что Переплут – это бог растительной силы («яри») Ярило[292]. Такого же мнения придерживался и Г. Дьяченко, считавший, что «Переплут – то же, что и Ярило», что это прозвище божества, «которое вообще не имело одного устойчивого имени»[293]. Г.А. Ильинский считал Переплута богом изобилия и богатства[294], что, согласно сказанному немного выше, соответствует Дажьбогу. То есть и в Симаргле-Переплуте проявляет себя все тот же Бог Солнца, проникающий в землю, наполняя ее жизненной энергией, которая переливается в корни растений.

Илл. 16. Ритуальный браслет из Старой Рязани

Такая многоликость Бога Солнца, а точнее сказать, множественность его ипостасей делает понятными строки из «Славянской хроники» Гельмольда (XII в.), служившего священником в земле вагров и поэтому имевшего возможность описать их быт, нравы и некоторые предания: «У славян имеется много разных видов идолопоклонства. Ибо не все они придерживаются одних и тех же языческих обычаев <…> Среди многообразных божеств, которым они посвящают поля, леса, горести и радости, они признают и единого бога [выделено мною. – Ю.А.], господствующего над другими в небесах, признают, что он всемогущий…»[295]. Подобную же мысль по отношению к склавинам и антам уже высказывал намного раньше, в середине VI в., Прокопий Кесарийский: «Они считают, что один только бог (выделено мною. – Ю.А.), творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды»[296].

Многие исследователи славянского язычества пытаются искусственно закрепить за каждым славянским божеством какие-то конкретные, определенные функции, но при этом сталкиваются с серьезными затруднениями. То оказывается, что одни и те же функции выполняют разные божества, то, напротив, одно божество представляется многофункциональным, в нем проявляются порой слишком разные качества; то одно божество как бы разделяется на два-три или, наоборот, два-три божества, сливаясь функционально, предстают в качестве одного; то один бог предстает в качестве главного среди остальных, то другой. Это даже дает повод некоторым ученым считать религию древних росов жалкой, убогой – настолько она непохожа на древнегреческую религию, облагороженную и систематизированную античной литературой. Например, Е.В. Аничков писал: «Особенно убого было язычество Руси, жалки ее боги, грубы культ и нравы»[297]. Но в этой кажущейся бессистемности как раз проявляется одна из особенностей религиозных воззрений древних росов, характерная также и для мифологии древних арьев. Эту особенность, на наш взгляд, очень хорошо подметил Ю.П. Миролюбов: «Ведическая мифология сбивает с пути европейского ученого: будучи многотысячелетней, она то возглашает одно божество как главное, то другое, и каждый раз, проходя через максимум, обращается к другому. Разгадка этого явления заключается в том, что ни одно из них не является отдельным божеством, как того хотел бы аналитический ум европейца. Каждое из них – только новое имя все того же «Единого Существа, которому мудрые дают многие имена»[298].

Очень многие имена арийских богов находят аналогии в славянском языческом пантеоне. Так, например, в мифологии древних арьев видное место занимал бог под именем Рудры (rudra), который, с одной стороны, был «рычащим повелителем неба и молний», богом гроз, а с другой, – богом «благостным», исцелителем, связанный и в том, и в другом случае с идеей плодородия и жизни. В одном лингвистическом ряду с его именем стоят такие слова, как: санскритские «rud» – кричать, рыдать, «roda» – вопль (невольно вспоминаются крики женщины при родах), «rodasi» – супруга Рудры как олицетворение молнии, «rudhira» – кровь, красный, кровавый, а также русские «руда» в значении «кровь», «рудый», «рдяный», «род». Н.Р. Гусева считает, что в период «известного культурного единообразия» и «ритуального единства», который предшествовал отделению арьев и их уходу, у Рудры был славянский аналог по имени Род, который был сильным и гневным владыкой неба, проливал на землю семенную жидкость в виде дождя, оплодотворяя все живые существа[299]. Б.А. Рыбаков связывает с именем Рода того единого бога, творца молний, являющегося владыкой над всеми, о котором писал Прокопий Кесарийский; в дальнейшем ему на смену придет Перун, хотя и не повсеместно, поскольку и в XVI в. еще продолжали переписывать церковные поучения против «ставящих трапезу Роду и рожаницам»[300].

Другой характерный пример – Индра. В Ведах это самый популярный бог, ему одному посвящено до 250 гимнов, да и в других он упоминается часто. Известно свойство Индры менять свой облик с помощью божественной силы превращений «maya». Многие гимны характеризуют Индру как непобедимого воителя:

В дружбе с тобой, о Индра, награждающий,

Нам, о повелитель силы, (нечего) бояться.

Мы ликуем навстречу тебе,

Победителю, непобежденному[301].

В других гимнах, воспевающих Индру как бога-громовержца, он наделяется качествами, сближающими его со славянским Перуном:

Индру призываем мы в великой битве,

Индру – в малой

Как союзника при избиении врагов,

(как) громовержца.

<…>

В каких порывах (вздымаются) высоко

Хвалы Индре-громовержцу <…>[302]

Зачастую Индра ассоциируется с Солнцем:

Создавая свет для бессветного,

Форму, о люди, для бесформенного,

Вместе с зорями ты родился[303].

Жрецы по утрам для него «запрягают пару любимых его буланных коней по обе стороны колесницы, огненно-красных, неустрашимых». Сам он наделяется эпитетами «пламенный», «ярко блистающий», «золотистый» и т. д., он освобождает реки, скованные льдом. И здесь нам не может не вспомниться Ярило. Но в то же время Индра не есть солнце, а он управляет солнцем:

Индра поднял солнце на небо,

Чтоб долго можно было видеть (его)[304].

Он разжигает солнце ярче и жарче к весне, чтобы растопить снег и лед. Далее оказывается, что Индра «породил солнце, небо, утреннюю зарю»[305]; он «поддерживатель неба, пространства»[306]; он всеобъемлющ: вмещает в себя целое море[307], «оба мира охватил своим величием со всех сторон»[308]; он «даритель богатств», у него «много даров», «не иссякают (его) милости»[309]. То есть в Индре просматриваются качества и Сварога, и Дажьбога. Он «один властвует от века!»[310].

Арьи верили в то, что Индра бьется с черными демонами, ненавидящими свет, побеждает их и возвращает к жизни воды, превращенные ими в камень, после чего реки снова бегут к морю. Поневоле вспоминается Индрик славянских мифов, который упоминается и в «Голубиной книге» как «индрик-зверь», «всем зверям отец»:

Ходит он по подземелью,

Прочищает ручьи и проточины:

Куда зверь пройдет, —

Туда ключ кипит;

Куда зверь тот поворотится, —

Все звери зверю поклонятся.

Живет он во святой горе,

Пьет и ест во святой горе;

Куды хочет, идет по подземелью,

Как солнышко по поднебесью[311].

В этом образе явно видится сохранившийся с древнейших времен след Индры: он также освобождает на волю реки и ручьи, неслучайно сравнивается с солнышком и помещается в святую гору (намек на его божественность). Имя Индры слышится и в украинской поговорке, записанной Миролюбовым в 1914 г. в селе Анновка, возле Кривого Рога: «Иди в поле скоро рати, скоро Виндро прийде грати»[312] (пора скорее идти в поле пахать, так как уже скоро взойдет, взыграет на небе Индра).

Вызывает интерес еще одна украинская поговорка: «Слухай, Коник в неби скаче – скоро сонце нас побаче!»[313]. То есть топот небесного скакуна предвещает восход солнца. Смысл этой поговорки также проясняется при обращении к «Ригведе»: Сурья (surya), как уже отмечалось, – Бог Солнца, основное солярное божество; в то же время это и глаз богов, а также и рыжий конь (и колесничий на золотой колеснице одновременно), который скачет по пути, уготованному для него Адитьями, охраняющими вселенский закон.

Выше уже проводилась параллель между арийским божеством Агни и славянским Огнебогом (Огнике, Агуне). Сейчас же уместно добавить, что Агни в некоторых гимнах «Ригведы», как и Индра, тоже предстает в качестве высшего божества, отца богов:

Яркий, пылающий, как любовник Ушас,

Он заполнил два обращенных друг к другу

(мира), как свет неба.

(Едва) родившись, силой духа ты охватил (весь мир).

Ты стал отцом богов, хоть ты и есть (их) сын[314].

Иногда Агни фигурирует под другими именами-эпитетами:

Чистый Ушидж, Васу среди людей,

<…>

Пусть станет Агни хозяином богатств![315]

Нарашанса, и Вайшванара, и Джатаведас, и Танунапат – это все Агни. Иногда он объединяется с Индрой: «Сюда Индру-Агни я призываю», «Индру-Агни украсьте, о мужи!»[316] Но также могут объединяться и имена других богов: Индра-Ваю, Митра-Варуна и др.

Следует отметить еще одну особенность основной мифологической модели «Ригведы», которая заключается в том, что одно и то же природное явление в разных его функциях может моделироваться разными богами. Так, солнце, культ которого был в центре религии как ариев, так и славян, моделировалось Сурьей, Агни, Савитаром, Пушаном, Митрой, Ушас, Вивасватом, конем Эташей (у славян, как было показано выше, – Огнебогом, Сваргой, Дажьбогом, Купалой, Колядой, Хорсом и др.); гроза – Индрой, Марутами, Параджаньей, Рудрой. В результате функции многих ведийских богов пересекаются, что мы наблюдаем и у славяно-русов. В «Ригведе» мы также сталкиваемся с переходом функции главного бога от одного к другому: то это Индра, то Варуна, то Агни, то Тваштар, то Вишвакарман. И подобное же мы встречаем в славянском язычестве: Род – Сварог – Перун – Дажьбог – Стрибог – Святовит и т. д. Но связано это, скорее всего, с тем, что Всевышнему «мудрые дают многие имена», и при более внимательном рассмотрении оказывается, что Дажьбог – это тот же Перун и Сварог, Перун – тот же Род и т. д.