3. Почему новгородцы стали называться «русью»?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Почему новгородцы стали называться «русью»?

Мы не собираемся здесь разбирать запутанный вопрос: кто была «русь» — славяне или норманны? Мы разберем только одно важное указание летописи, которое мы выяснили достаточно, от него можно будет в дальнейшем начать разматывание сложного клубка указанного вопроса.

Начнем с небольшого исторического вступления. Шлёцер, основоположник школы, признававшей, что норманское племя «русь», ставши во главе Новгорода и других славянских и неславянских племен, передало новгородцам, а затем и прочим славянам и неславянам свое имя, считал следующий отрывок летописи ясным, непреложным тому доказательством.

«И от т?х прозвася Руская земля, Ноугородци, ти суть людье Новгородци от рода Варяжська, преже бо б?ша Слов?ни» (Лаврентьевская летопись изд. 1872, с. 19).

Шлёцер полагал: «…варяги были норманны, а именно шведские, что тогда, как и теперь еще, шведы назывались в некоторых землях русскими, и что от тех пришлых варягов, и только со времени пришествия их в Новгород, тамошняя страна прозвалась русью, каковое название, однако же, впоследствии распространилось также и на Киев и на прочие завоевания рюриковых потомков» (Шлёцер. Нестор. I, с. 344).

Такое понимание Шлёцером приведенного отрывка легко объяснимо. Шлёцер не был русским и, естественно, не мог понимать древнерусский язык с теми тонкостями, которые может уловить только прирожденный русский.

Шлёцеру не были известны, далее, многие варианты данного отрывка, имеющиеся в других летописных списках, часто более точно переписанных, чем Лаврентьевская летопись. Эти варианты дают возможность кое-что исправить и вскрыть истинный смысл отрывка.

Кроме того, своеобразный, краткий, подчас излишне лапидарный стиль летописей наряду со старыми, давно забытыми словами и оборотами, либо слова, изменившие в настоящее время смысл, описки и т. д. — все давало основание к не совсем верному пониманию. Наконец, в указанном отрывке есть действительно двусмысленность; к несчастью, Шлёцером был принят неверный вариант ее.

Все это понятно, но как Шахматов и другие исследователи, в том числе и Д. С. Лихачев, выпустивший в 1950 году в издании Академии наук два тома текста, перевода и комментарий к «Повести временных лет», не разобрались во всем этом, — понять трудно.

Шлёцер понял так: из-за норманнов-руссов, ставших властителями славян-новгородцев, новгородцы, а дальше и другие славянские и неславянские племена, подчиненные Новгороду, стали называться варягами и другими народами тоже «русью». Раз, мол, новгородцы подчинены руси, то и они русские. Впоследствии, мол, и сами новгородцы усвоили эту терминологию.

Логика та же, что и теперь: для иностранцев и по сей день все армяне, узбеки, грузины, украинцы, евреи, латыши, поляки и т. д. поскольку они входят в состав государства, где доминируют русские, — все они «русские».

Интересно отметить, что даже такие высокоразвитые государства, как Германия, Франция, Англия и т. д., до сих пор не различают понятий национальности и гражданства. Для них негр из Сенегала есть представитель французской национальности, а между тем он только французский гражданин. Чтобы убедиться в путанице, достаточно взглянуть на формы паспортов и прочих документов упомянутых государств.

На самом деле (анализ будет дан ниже) смысл летописного отрывка иной: варяги-норманны (вовсе не носившие имени «русь»), возглавив новгородцев, не стали их называть «словенами», как те звали себя по крайней мере до конца XIV века, и не «новгородцами», как их, по-видимому, предпочитали называть соседи, а «Русью». Для норманнов разницы между «словенами», «дреговичами», «кривичами», «полянами» не было никакой. Для норманнов, как и для арабов, греков и т. д., «словене»-новгородцы были только частью нации, которую они звали «русью».

Для норманнов все славяне от Новгорода и до Киева, от Галича и до Ростова говорили на одном языке, исповедовали одну религию и т. д. Совершенно аналогично и славяне (все племена) называли «варягами» не одно какое-то иноземное северное племя, а целую группу их, куда входили и скандинавы, и датчане, и англичане, и шотландцы, и т. д.

Варяги вовсе не навязали новгородцам свое имя «русь», а принудили их считаться с тем, что, они (новгородцы) только отдельное племя, какая-то часть более обширного национального понятия — «русь».

Интересно отметить, что в части летописных списков это переименование новгородцев в «руссов» воспринято летописцем (или летописцами) с явным недовольством, южнорусские же летописи типа Ипатьевской вовсе опускают это место. Это обстоятельство, наряду с другим, о котором речь будет ниже, показывает, что один из древнейших летописцев был новгородец — обстоятельство весьма любопытное.

Наше толкование действительного значения «прозвания русью» основывается, прежде всего, на точном значении выражения летописи — «от тех». Шлёцер и другие поняли это, как «из-за тех», на деле это творительный падеж древнерусского языка, означающий — «теми». Этот оборот дошел по крайней мере до начала XIX века, ибо еще в предисловии к «Слову о полку Игореве» (1800) мы встречаем не современный оборот «убит половцами», а «убит от половцев». Шлёцер понял этот оборот, применяясь к нормам современного русского языка, а не древнерусского.

Этим оборотом летописи пестрят: «А Улутичи, Тиверци седяху по Бугу и по Днепру, и приседяху к Дунаеви; и бе множество их, седяху бо по Бугу и по Днепру оли до моря, и суть городи их и до сего дне да то ся зовяху от Грек Великая Скуфь». Таким образом, улутичи и тиверцы назывались греками («от Грек») Великой Скифией. Аналогия полнейшая, не только грамматическая, но и смысловая. Итак, «от тех» безусловно означает «теми». Кем же? Летописец несколькими строками выше говорит о Рюрике и его братьях, следовательно, «те» — это пришельцы-варяги.

Так как логическое подлежащее находится сравнительно далеко выше, то летописцы заметили некоторую неясность (о ком идет речь?) и после слов «от тех» вставили пояснительное слово «варяг», т. е. повторили подлежащее. Иначе говоря, они сказали — «варягами» (причем слово «варяг» опять-таки дано в древнем творительном падеже!).

В тексте Лаврентьевской летописи, однако, слова «варяг» нет, Лихачев вставил его в издание 1950 года, взявши из других летописей. Однако и он, и другие, и даже старые летописцы не заметили, что вставка эта излишняя, — это добавочное пояснение уже есть в тексте, но немного ниже. Объясняется ли это стилем того времени или случайной перестановкой, роли не играет — мы находим, во всяком случае, далее к концу слова: «от рода Варяжьска», т. е. «варягами», выражено только более пространно и описательно.

Здесь перед нами типичный случай ненужных повторений в летописях, объясняемых медленной и несовершенной техникой чтения и письма (читали и писали гораздо медленнее, ибо буквы писались «сплошняком», без промежутков и абзацев), а самые буквы необыкновенно густились, слова снабжались титлами и т. д.)

Летописец, дойдя до неясного «от тех» и справившись, что дело идет о варягах, вставил это слово, но когда он несколькими словами ниже наткнулся на «от Варяжського рода», то он, конечно, этих слов не вычеркнул, — получилось повторение. Нагромождение повторений при наличии искажений слов дало повод к ложнотолкованию.

Первоначальный текст, если выбросить придаточное предложение, гласил: «От тех, от Варяжьского рода, прозвася Руськая земля». Что именно это было так, убеждает нас то, что включая «от Варяжського рода» в основное предложение, мы не только делаем ясной первую часть отрывка, но и освобождаем от нелепости вторую часть, гласящую, что новгородцы были Варяжского рода (!!)

Отметим сейчас же, что это толкование наше, основанное на логическом исследовании данного отрывка, нашло полное подтверждение в иных вариантах летописи, когда они стали нам известны, — доказательство правильности наших рассуждений.

Переходим ко второй части отрывка: «Ноугородци, ти суть людие Новгородци», — явная тавтология, показывающая, что с текстом что-то неладно. Разобраться в этом нетрудно. Обыкновенно после предыдущих слов «Руськая земля» в печатных изданиях ставили запятую, отделяющую слово «земля» от «Ноугородци» (ибо понимали текст только приблизительно). На деле следует читать (не забывайте: летопись написана «сплошняком»): «И от тех… прозвася Руськая земля Новгородци…»

Здесь необходимо отвлечься немного в сторону. В древности слово «земля» имело двойное значение; оно означало: 1) известную страну, занятую данным народом, т. е. было понятием географическим («земля Половечьская»), 2) народ, занимающий данную землю («Олег приде на мя со всею землею Половечьскою»), т. е. было понятием этнографическим или даже политическим, означавшим данное государство. Таким образом, если речь шла о «земле» Новгородской, то это могло относиться и к области Новгорода, и к люду Новгорода.

Обратимся к Комиссионному списку Новгородской 1-й летописи, соответствующий отрывок которой гласит: «И от тех варяг, находник тех, прозвашася роусь, и от тех словеть Роуская земля и суть новгородстии людие до днешнего дни от рода варяжська».

Как известно, некоторые новгородские списки, если и не являются самыми древними, то наименее измененными всякими вставками, т. е. ближе к прототипу, чем другие. Этот вариант подтверждает наше толкование: именно варягами, пришельцами, прозвался «словенский» народ «русью», а земля их стала называться «Руськой землей».

В этом отрывке вставок нет, вставок, затемняющих смысл главного предложения и могущих дать повод к кривотолкам. Единственная вставка — «находник тех» (имеющаяся и в других списках) только развивает основную мысль, что данными варягами, находниками, т. е. пришельцами, иначе говоря, Рюриковской династией, а не вообще варягами, — стали употребляться выражения «русь», «Русская земля» в применении именно к новгородцам впервые, последние же называли себя «словенами».

Итак, отрывок в действительности был таков: «И от тех (“варягов”, добавил один летописец; “находник тех”, добавил другой; “от Варяжьского рода” было далее в оригинале) прозвася Руськая земля Новгородци, ти суть людье Новгородци, преже бо беша Словени».

Выражение «Руськая земля Новгородци» остается неясным. Обратимся к Радзивилловскому списку; там сказано: «И от тех Варяг прозвася Русская земля Новгород, ти суть…» и т. д.

Отсюда ясно, что наше предположение, что запятая в печатном тексте летописи разорвала фразу, было правильным, — в тексте было сказано: «прозвася Русская земля Новгород» (не «Новгородци»!).

Однако здесь мы имеем двусмысленность, неясную формулировку, подобную такому примеру: «Малороссия называлась Украина». Можно понять двояко: 1) что Малороссия называлась Украиной, 2) что Украина называлась Малороссией. Истинный смысл открывается либо подчеркиванием голосом, либо правильным местом во фразе.

В нашем отрывке не «Русская земля» стала называться «Новогородом», а Новгород (в смысле области) стал называться «Русской землей». Возникает вопрос: если пришельцы варяги стали называть Новгородскую землю «Русской землей», то как они стали называть самих новгородцев?

В разных вариантах сказано: «ти суть», «ти соуть» и даже «ти суд» (пример, как сильно искажалось это слово переписчиками). Истинное значение его угадывается из сравнения с параллельными текстами других списков.

О Новгородской области мы находим там — «словеть Роуская земля», следовательно, в отношении новгородцев мы вправе ожидать формы «словуть». На деле мы находим «соуть»; вряд ли нужна особая догадливость, чтобы понять, что это искаженное «словуть».

Итак, весь отрывок следует переводить так: «И теми варягами, пришельцами, стала называться Новгородская область — Русской землей, а новгородский люд — русью, прежде же они назывались “словенами”».

Все в отрывке объяснено, за исключением слова «ти» в выражении «ти новгородци»; оно кажется нашему уху не совсем уместным. Однако слово «ти», т. е. «те», можно с основанием считать отголоском стиля того времени, словом, имеющим не столько смысловое значение, сколько употребленным для плавности речи. Вспомним в «Слове о полку Игореве»: «а мои ти Куряни», так и здесь — «ти Новгородци», — аналогия полнейшая.

Сравним теперь методологически наше толкование с другими: 1) мы не выбрасывали и не вставляли слов, что делали другие совершенно произвольно, например Шахматов, 2) мы показали, что неясности возникли прежде всего потому, что оригинальная фраза протографа была разбита вставками-пояснениями последующих переписчиков (так называемыми «глоссами»), что, вследствие отсутствия пунктуации в летописи, привело к неправильным толкованиям, 3) мы показали, что частично неудачи в толковании основывались на ошибочной пунктуации в печатных изданиях, 4) мы показали путем сравнения многих вариантов описки переписчиков и тем позволили легко восстановить первоначальный смысл, 5) мы указали, что правильный метод расшифровки, это, прежде всего, логика; руководясь ею, легко установить, какой из вариантов и в каких частностях верен.

Если остается еще тень сомнения в нашем толковании, предлагаем вниманию тот же отрывок по Эрмитажному списку:

«И пришед старейший Рюрик седе в Нове городе, а Синеус брат Рюриков на Беле озере, а Трувор в Изборце. И начаша воевати всюду, и от тех варяг, находницех, прозвашась русь, и от тех словеть Руськая земля и суд (испорченное “словуть” — о чем уже говорилось выше) Новгородстия людие и до днешнего дне от рода Варяжьска, преже бо беша “Словене”».

Итак: «и слывут (так) Новгородские люди и до нынешнего дня, названные варягами, прежде же звались словенами».

Суммируем всё.

Новгородцы (называвшие себя «словенами») стали называться Русью не потому, что были возглавлены варяжской династией из племени «русь», а потому, что варяги стали называть их не их племенным именем (вроде «поляне», «севера», «кривичи»), а общим национальным именем, ибо варяги возглавили все восточное славянство, объединив их в одну русскую нацию. Варяги применили к новгородцам слово «русь», бывшее в употреблении у соседей славян для обозначения всех восточных славян. Для единого государства, состоявшего из множества славянских племен, требовалось какое-то единое, национальное имя. Как для нас нет сейчас баварцев, саксонцев, пруссаков, гессенцев и т. д., а есть немцы, так и для варягов не было словен, кривичей, вятичей и т. д., а были «русичи» или русь.

Посмотрим, однако, как объяснял разобранный отрывок Шахматов. Он считал, что в самом конце его пропущено слово «варягы». «Допустив это, — писал он, — смысл восстановленной фразы тот, что попавшие под господство варяжских князей Словене стали сами называть себя Варягами».

Напрасное, невероятное и скандальное допущение! Ни один народ в истории, даже целиком покоренный народом-победителем, не называет себя чужим именем, да еще через какие-то 2–3 десятка лет! Ренегатов, отдельных лиц, конечно, найти можно, но не целый народ. Чтобы целый народ поглотился целиком, нужна тьма веков.

Попробуйте назвать шотландца или уэльсца, говорящих только по-английски и являющихся столетиями подданными английского короля, англичанами, — они оскорбятся. Какая сила могла заставить новгородцев-«словен», призвавших к себе несколько варяжских семейств, от которых они отличались коренным образом языком, религией, обычаями, духом, историей, экономикой и т. д., представлявших собой только династию или, самое большее, ничтожную правящую верхушку, — назваться вдруг «варягами»? И может такое прийти в голову!

Влияние варягов было ничтожным: в русском языке норманисты насчитали всего 16 варяжских слов, но, мы увидим ниже, количество их гораздо меньше в действительности.

Далее, ассимиляция династии варягов со славянами началась немедленно. Кто была жена Рюрика, мы не знаем, но у нас есть основание предполагать, что он был женат на славянке. В самом деле: после 17-летнего княжения на Руси он оставляет совершенно малолетнего сына Игоря, значит, Игорь уже родился на Русской земле. Если бы Рюрик приехал с женой, то можно было бы ожидать больше детей за по крайней мере семнадцатилетнюю супружескую жизнь. Гораздо более вероятно, что Игорь был плодом недавнего брака Рюрика и что Рюрик нашел жену себе в своем княжестве, а не выписывал ее из Скандинавии. Далее, Игорь, воспитанный на русской почве, женится на славянке-псковичке Ольге (см. особый очерк далее). Их сын Святослав носил уже русское имя и был даже по внешности русским (носил «чуб», и т. д.).

Это совершенно закономерное явление: династии поглощаются народами, которыми они управляют. Мало ли, например, сидело германцев на английском троне, испанцев на французском, французов на польском, немцев на русском, а разве от этого англичане перестали зваться англичанами или русские русскими?

Шахматов, увы, не понимал, что «Господин Великий Новгород», на протяжении столетий не гнувший шею ни перед кем и распоряжавшийся князьями, как лакеями, не мог произойти от такой «телятины», что, пригласивши к себе варягов, стал из благодарности и раболепия называть себя варягами.

К тому же Шахматову, как историку, должны быть известны некоторые события в Новгороде времен Рюрика.

В Никоновской летописи под 864 годом находим: «Того же лета оскорбишася новгородци, глаголюще, яко быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и рода его. Того же лета уби Рюрик Вадима Храброго, и иных многих изби новгородцев, советников его».

Значит, «варяжство» в Новгороде прививалось мечом, и новгородцы усмотрели в правлении Рюрика для себя рабство. Никогда ненавидящий раб не станет называться именем своего господина!

И это было не только в 864 году — в 867 году та же летопись отметила: «Того же лета избежаша от Рюрика из Новгорода в Киев много новогородцкых мужей». От хорошего жить в Киев из Новгорода не побежишь!..

Кстати, заметим, что в 864 году убежать в Киев — значило спастись от преследований Рюрика в Новгороде, — явное указание, что Киев был в это время совершенно независимым от Новгорода.

Шахматову эти факты, конечно, были известны, но он прошел мимо их красноречивого свидетельства, не понял он и того, что преемник Рюрика Олег предпочел перенести столицу государства на юг. В Новгороде, в буйном Новгороде, атмосфера была слишком горяча, как это показывает вся история Новгорода вплоть до конца XV столетия. Жить среди спокойных, немножко тяжелых на подъем полян, будущих «хохлов», было куда вольготнее. В Новгороде всегда кипело, как в котле; Новгород отражал ту разбойную силу, ту бесшабашность и напористость народного духа, которая привела его сынов до берегов Тихого океана и заставила шагнуть почти до Калифорнии.

Совершенно ясно, что ни до, ни после, вообще никогда новгородцы себя варягами не называли. Как не почувствовало ухо Шахматова, что слово «варяг» для русского уха почти оскорбительно? Ведь «варяг» и «ворог» и филологически, и фактически были почти синонимами. Варяги для новгородцев были действительно «ворягами», грабившими их, бравшими с них дань, бесчинствовавшими. Наконец, самое слово, сколько можно судить, славянского корня.

Имеется ли хоть один исторический документ, где был бы намек, что новгородцы называли себя варягами? Подобное допущение Шахматова показывает, что хотя логика и числится в цикле гуманитарных наук, но у гуманитаристов дело обстоит с ней плохо. Таких нелепостей нельзя даже предполагать к допущению.

Пусть, однако, Шахматов «махнул», но почему не нашлось ни одного коллеги, который отвел бы его в сторону и сказал бы: «Послушай, есть все же какие-то границы…» Боязнь испортить отношения у гуманитаристов во много раз сильнее любви к науке, к истине.

Пусть так думал Шахматов когда-то, посмотрим теперь, как перевел наш отрывок его ученик Д. С. Лихачев в 1950 году:

«И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же — те люди от варяжского рода, а прежде были славяне».

Если человек берется переводить, надо переводить так, чтобы читатель понимал перевод. Если оригинал темен, его надо объяснить, если оригинал непонятен переводчику, то так и следует сказать. Перевод же Лихачева совершенно непонятен ни ему, ни читателю.

Новгородцы не только не были варягами (как думает Д. С. Лихачев, если следовать его переводу), не только не называли себя ими (как думает Шахматов), но и не называли себя «русью» (как думали многие историки), — они упорно называли себя «словенами».

Возьмем Московский летописный свод конца XV века, в котором, естественно, следует ожидать толкования событий не с новгородской, а с московской точки зрения. Под 1469 годом мы находим описание большой смуты в Новгороде: часть новгородцев (и весьма значительная, главным образом беднота) захотела отделиться от Москвы под польского короля Казимира и даже перейти в католичество (таково толкование летописи).

Другая, более консервативная и состоятельная, часть настаивала на невозможности этого и приводила такие аргументы (подчеркивания наши): «Не лзе, брате, тому так быти… а из начала отчина есмы тех великих князей, и от первого великого князя нашего Рюрика (южнорусские летописи его игнорируют и не считают его “своим”), его же по своей воле взяла земля наша из Варяг князем себе и с двема браты его. По том же правнук его князь великы князь Владимер крестися и вси земли наши крести: Русскую и нашу Словеньскую, и Мерьскую, и Кривичьскую Весь, рекше Белшерьскую и Вятичи и прочая…»

Отсюда ясно, что даже новгородцы, явно державшие сторону Москвы, считали свою землю «Словеньской» вплоть до 1469 года и по крайней мере до Ивана Грозного, окончательно добившего Новгород.

«Русь» со времени Рюрика стала обобщающим термином не только для славянских, но и для подчиненных финских племен, это новгородцы признавали, но своего племенного имени они не забывали.

Именно Киевскую область, которая была крещена первой, новгородцы считали собственно «Русской землей», это узкое понятие «Руси» мы встречает в летописях неоднократно, именно в некиевских летописях. В Лаврентьевской летописи под 1175 годом находим по отношению к убитому Владимиру Суздальскому: «Князь наш убиен, а детей у него нету, сынок его в Новгороде, а братья его и Руси» (т. е. в Киевской области).

В Новгородской 1-й летописи под 1135 годом находим: «Иде в Русь архиепископ Нифонт», т. е. из Новгорода в Киев.

Далее, несмотря на редактирование многих списков «русскими», вернее, «московскими», руками, антагонизм новгородцев-словен и «руси» (киевлян) отражен летописями неоднократно: «И рече Олег: «исшийте парусы паволочиты руси, а словеном кропиньныя… и вспяша русь парусы паволочиты (шелковые), а словене кропиньны (вероятно, льняные. Слово “кропинный” истолковывается как дырявый, ветхий. — Примеч. ред.), и раздра их ветр; и реша словени: имемся своим толстином, не даны суть словенюм пре павюлочиты» (выражено явно недовольство).

Олег отдал явное предпочтение «руси»; кроме того он, беря дань с греков, ничего не назначил для дани Новгороду, очевидно, Новгород считал данником, и только.

«Русь» в узком значении в устах новгородского летописца отражало продолжавшуюся рознь между «русью» и «словенами». Отсюда ясно, что никогда Новгород в древности себя «русью» не считал, он подчинялся только владычеству руси.

С покорением Иваном III и окончательным разгромом Иваном Грозным, Новгород утратил свою волю, свой характер, превратился в обычный провинциальный город, подчиненный Москве. Свое личное, самостоятельное, специфическое он утратил и только с этого времени стал русским.

Здесь интересно будет коснуться взаимоотношений между южнорусскими и новгородскими летописями. Взаимоотношение вскрывается планом изложения в южнорусской летописи.

Летопись начинает от Сотворения мира, т. е. исходит от общего к частному: сначала земля делится на три «жребия» между сыновьями Ноя, причем славянская группа народов попадает в «Афетов жребий». Потом человечество распадается на 72 «языка», один из них славянский.

Далее, в разных списках идет маловразумительная фраза, читаемая во всех списках по-разному:

«От сих же 70 и дву языку бысть язык Словенеск от племени же Афетова, нарицаемии Норци, иже суть Словене» (Ипатьевский список). «От сих же 70 и 2 языку бысть язык Словенеск, от племени Афетова, нарци, еже суть Словене», и т. д. В некоторых списках стоит вместо «нарци» или «норци» — «Нииорици», и т. д.).

Д. С. Лихачев дает к этому отрывку следующий комментарий: «Нарци, или Норики — жители Норика, древней провинции Римской империи по течению Дуная. В VI веке здесь уже жили славяне. Поэтому, очевидно, а может быть и вследствие какого-либо предания, норики и были отождествлены на Руси со славянами».

В одном из очерков мы уже указывали, что искать исторических сведений, относящихся к VI веку, в русской летописи нет решительно оснований, даже события 2-й половины IX века русская летопись вынуждена была заимствовать из греческих источников. Далее, никакой логической связи между голым названием нориков и славянами нет. Если русский летописец знал что-то о нориках, то не одно их имя, а что-то с ними связанное, но об этом ни слова.

Дело объясняется, по-видимому, проще: «норци», «нарци», «нииорици» — это испорченное «новгородци», они-то и назывались всегда «словенами»; в одних случаях, где слово кратко, оно, вероятно, утратило знак сокращения — «титло», столь частый в церковно-славянском языке; там, где слово длинно (вроде нелепого «нииорици»), очевидно, протограф был испорчен, и переписчики читали слово на разные лады, а догадаться, что речь идет о новгородцах, не могли.

Таким образом, летопись, идя от общего к частному, доходит в делении земли не до нориков (ни к селу ни к городу!), а до новгородцев, ибо рукопись, надо полагать, была новгородской и составитель ее доводил дробление «земли» до своих читателей, указывая им их место в истории.

Что составители или переписчики летописей интересовались своим прошлым, видно из Псковской 1-й летописи: «а о Плескове граде от летописания не обретается воспомянуто… только уведохом, яко был уже в то время. как наехали Рюрик братьею из Варяг в Словене княжити, понеже поведает, яко Игорь Рюрикович поят себе жену Олгу от Плескова».

Сравнивая новгородские летописи с южными, нельзя не заметить, что первые в начальной своей части (да и вообще) являются большей частью только сокращенными копиями вторых в отношении южнорусских событий (в Новгороде не очень-то интересовались югом, в особенности марьяжными делами).

Очевидно, новгородские летописи, которыми мы располагаем, базировались на южнорусском первотексте, однако стройный план введения в летопись, построенный от Сотворения мира с указанием места новгородцев среди других народов мира, показывает, что составитель летописи был новгородцем. Это видно и из проскальзывающего там и сям недовольства «Русью», и из того, что новгородские летописи в начальной своей части дают подробности, значительно уклоняющиеся от других летописей, наконец, из существования апокрифической Иоакимовской (опять-таки новгородской летописи), сообщающей сведения о Новгороде, совершенно отсутствующие в других летописях.

Надо думать, что протограф русской летописи был новгородским. Южнорусский свод использовал не его, а испорченную или нечетко написанную его копию — отсюда и пошли странствовать по всем спискам «норди».

Составители же новгородских летописей, дошедших до нас, не имели под руками новгородского протографа, а использовали его только через посредство южнорусского свода с добавлением кое-чего, вероятно, просто по памяти. Этот вопрос заслуживает, конечно, специального исследования.

Вернемся, однако, к нашему отрывку. Мы выяснили, что отрывок, который считался Шлёцером неопровержимым доказательством норманской теории, вовсе этого не доказывает, он говорит только, что варяги стали называть новгородцев не «словенами», а «Русью». Называли они их так очень давно, но когда варяги делали это, сидя дома, то новгородцев это не касалось, когда же это случилось на Новгородской земле, это задело летописца-новгородца, и он отметил это в летописи.

Итак, одно из основных доказательств норманской теории является несостоятельным. Означает ли это, что норманская теория нами опровергнута? Конечно, нет! Опровергнуто только одно доказательство.

Здесь уместно будет сказать несколько слов о положении проблемы о происхождении Руси. В настоящее время все самые солидные советские работы, например, «История культуры Древней Руси» и другие, единогласно признают норманскую теорию «ненаучной» и даже «антинаучной». Многие считают, что, вообще, призвание варягов — это сплошная выдумка и только. Разбирать этот вопрос считается в России, по-видимому, признаком дурного тона, — вопрос уже давно решен (очевидно, в ЦК партии).

Признавая норманскую теорию крайне сомнительной, мы не можем не отметить, что ее «антинаучность» еще никем не доказана. В советской исторической литературе есть немало работ, заключающих в себе чрезвычайно солидные аргументы против норманской теории, но нет ни одной работы суммарного характера, где вопрос этот был бы подвергнут основательному и объективному пересмотру, работы, в которой на каждое утверждение норманистов последовало бы солидное возражение.

Для нас, живущих в государствах со свободным научным мнением, не является еще доказательством «антинаучности» норманской теории то, что против нее в ЦК коммунистической партии.

Истинность науки определяется прежде всего свободой от политического давления. Режимы приходят и уходят, а наука остается. Джордано Бруно можно было сжечь со всеми его творениями, но идей его уничтожить невозможно, ибо они содержат истину.

Правда, и наука, это долгий и сложный путь ошибок по дороге к истине, но истину выясняют не политические деятели, а ученые. Даже если в каком-то отдельном случае ученые ошибаются, то ошибку в науке нельзя исправить постановлением ЦК партии, а только внутренним ростом науки.

Таким образом, сторонники норманской теории находятся только по сю сторону «железной завесы», если они имеются и по ту сторону, то они предпочитают молчать.

Здешние историки-норманисты — это прежде всего историки стиля «модерн», т. е. начала нынешнего столетия; они о славянстве «руси» привыкли говорить с оттенком пренебрежения: это, мол, устаревшая теория славянофилов!

Прежде всего, «славянофильство» — это не какая-то блажь, а имеет глубокие корни. Вот отрывок из Воскресенской летописи: «…и пришедше словене с Дуная и седше у езера Ладожського, и оттоле прииде и седоша около озера Илменя, и прозвашася иным именем, и нарекошася русь рекы ради Руссы, иже впадоша во езеро Илмень».

Значит, один из летописцев имел уже свою теорию происхождения названия «Русь», обычная варяжская версия его не удовлетворяла. Его теория имеет высокую степень вероятия. Мы знаем, что в древности огромное количество народов, вернее, племен, различалось именно по их местожительству у разных рек (примеры приводились). Поэтому присвоение племени-пришельцу имени реки, у которой оно поселилось, весьма вероятно. Здесь та же логика, как и в названии города у реки — Русса, отсюда и город «Старая Русса», существующий до сих пор.

Допустим, однако, что в летописце Воскресенской летописи говорило только национальное чувство; почему же тогда другой летописец, принимавший норманскую теорию, говорил неоднократно и с особым подчеркиванием: «А Словенеск язык и Рускый один. От Варяг бо прозвашася Русью, а первое беша Словене; аще и поляне звахуся, но Словеньская речь бе»?

В этом отрывке имеется категорическое утверждение, что жители древнего Киева говорили на том же языке, что и в Новгороде, значит, «варяжство» Руси один пуф: варяги-завоеватели (так их рисуют норманисты) не смогли навязать побежденным славянам даже полдюжины слов (см. ниже), а навязывать им имя «Русь» не приходилось уже потому, что греки звали их уже давным-давно «роусиос».

Норманисты стиля «модерн» мало подготовлены к восприятию нового (трудно старому медведю научиться плясать). Есть, однако, и другие причины, стоящие поперек дороги.

Нечего греха таить — среди норманистов видную роль играет группа «остзейских русских», которым действительно трудно себе представить, что «Untermenschen» славяне в прошлом могли не только самостоятельно развиваться, но и создать огромное передовое государство, раздавленное впоследствии татарами. Они до сих пор убеждены, что государственность Руси, а затем России создана немецким гением.

Они проспали почти 50 лет развития истории и археологии, медленно, но неуклонно доказывающих, что Древняя Русь была куда больше самостоятельней, культурнее и важнее, чем это рисовалось Иловайскому, Ключевскому или даже Грушевскому.

Этого типа норманисты, конечно, вовсе не интересуются ни новым о Древней Руси, ни новым испытанием их теории — для них вопрос давно уже решен: славянская теория происхождения Руси — «устаревшая теория». С этой верой они, очевидно, и уйдут к праотцам; что они могли дать, — они дали.

Для того чтобы выяснить окончательно вопрос, остается проанализировать снова все pro и contra — этому в некоторой мере и служат эти очерки. Еще немного работы над первоисточниками, побольше логики, независимой критики — и вопрос будет решен.

Одно в настоящее время ясно: славянская теория далеко не устарела, а, наоборот, поднимается окончательно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.