Надежда «принести большую пользу людям» тоже пока не сбывается

Надежда «принести большую пользу людям» тоже пока не сбывается

С осени 1797 года Вильгельм фон Гумбольдт с семьей жил в Париже. Его дом был открыт для всех; вместе с Каролиной фон Гумбольдт Вильгельм поддерживал в нем ту особую атмосферу свободного и просвещенного общения, в которой обычаи берлинских литературных салонов совмещались с традициями духовной жизни французской столицы. Редкая образованность, разносторонность интересов и светские манеры Вильгельма привлекали в его обитель многих художников, писателей и ученых страны. Ввести в их общество своего младшего брата, когда тот появился в Париже, ему, естественно, не стоило труда.

В то время во французском естествознании, несмотря на войны, глубочайшие общественные потрясения и разруху, царило большое оживление. В 1792 году, например, в самый разгар революции и революционных войн, французскими учеными была осуществлена трудоемкая работа — определение длины земного меридиана, проводившееся на участке от Дюнкерка до Барселоны[10] (Александр, между прочим, по приезде в Париж воспользовался возможностью поучаствовать в последних замерах, проходивших неподалеку от столицы, — между Меланом и Льессеном). Много видных французских ученых получили всемирную известность и признание за свои работы по математике, астрономии, минералогии. Александр, поддерживавший оживленную переписку с французскими учеными и обменивавшийся с ними научными идеями, имел некоторые основания предполагать, что в мировой столице естественных наук он не совсем уж неизвестен, но что ему будет оказан настолько восторженный прием, не ожидал. «В Париже я был принят так радушно, как не мог себе даже воображать», — писал он Вилльденову. Национальный институт — восстановленное в 1795 году объединение парижских академий — пригласил немецкого естествоиспытателя выступить с докладами об анализе атмосферного воздуха и о свойствах и химической активности окиси азота. Общение с французскими учеными побудило Гумбольдта, в частности, заняться изучением влияния ряда кислот на всхожесть семян различных растений, результаты которого с одобрением были встречены в научном мире.

Все же главная тема, которая в эти месяцы постоянно занимала Гумбольдта, — это его будущее путешествие.

Как ни уютно чувствовал он себя в Париже, желание достичь наконец той цели, которую он поставил себе после общения с Георгом Форстером, брало верх. Он говорил о своих планах с Луи Антуаном де Бугенвилем, первым французом, который еще до Джеймса Кука совершил кругосветное путешествие на парусном судне и в своей книге об островах Полинезии прославлял — почти в духе Руссо — незамысловатый быт и мирный уклад жизни тамошних жителей на лоне природы, как самый счастливый для человека. Этот пионер больших экспедиций с научными целями, несмотря на почтенный возраст, планировал новое плавание вокруг света. Теперь его интересовал главным образом Южный полюс. «Он уговаривал меня пойти вместе с ним, — писал Гумбольдт Вияльденову. — Я преисполнился было самых радужных надежд, как вдруг Директория принимает решение послать в кругосветное путешествие не семидесятилетнего Бугенвиля, а капитана Бодена. Не успел я об этом услышать, как получаю приглашение от французского правительства занять место на „Вулкане“, одном из трех корветов, отправляющихся в эту экспедицию. Мне открыт доступ во все национальные хранилища и лаборатории, где я могу выбрать все необходимые мне инструменты. В подборе ученых, а также во всем, что касалось оснащения, каждый раз обращались за советом ко мне. Многие из моих друзей с неудовольствием восприняли весть о том, что я ухожу в плавание и подвергаю себя опасностям пятилетнего морского путешествия, но мое решение было твердым, и я стал бы себя презирать, если бы упустил такую возможность принести большую пользу людям… Каково же было мне, когда две недели спустя эти надежды лопнули как мыльный пузырь!»

Образовалась новая антинаполеоновская коалиция, возникла угроза новой войны. Средства, отпущенные для экспедиции Бодена, пришлось заморозить в интересах обороны страны, а экспедицию отложить до более спокойных времен. «Горечь подобного положения может понять только тот, кто это испытал, но мужчины должны действовать, а не впадать в уныние».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.