10. Ярослав Мудрый и  величие Киева

10. Ярослав Мудрый и  величие Киева

Согласие между Ярославом и Мстиславом стало великим благом для Руси. Ее города и земли снова объединили свои силы. В 1029 г. Ярослав Мудрый лично возглавил поход на Тмутаракань. Отбил город, вернул брату его владения. Но ведь выиграл не только Мстислав, выиграло государство, Тмутаракань снова стала русским портом. Вместе принялись налаживать оборону против печенегов. Младший брат Судислав вел себя так же, как и раньше. От войны между старшими он опять постарался остаться в стороне. Вел какие-то подозрительные пересылки с полочанами, но покорить отпавшую Эстонию даже не пытался. Великому князю пришлось это делать самому. В 1030 г. он поднял дружину, пригласил новгородцев, охотно присоединились псковичи, они-то были отнюдь не такими робкими, как их князь.

А прибалты жили совсем еще примитивно. Даже в племена не объединялись, расползлись родовыми общинами по дебрям и болотам. В каждой выбирали отдельного вождя. Он снаряжал мужчин на охоту, рыбную ловлю. Если кто-то совершил серьезный проступок, нарушил обычаи, вождь его судил. Единолично выносил приговор, а виноватым собственноручно тяпал им головы топором. Эсты молились у колод-идолов, почтительно кланялись жрецам-колдунам, пускай удачу наколдуют, подальше отгонят болезни.

Победить и подчинить эстов для великого князя не составило труда. Чтобы закрепить над ними русское владычество, он построил крепость Юрьев (ныне Тарту) – Ярослав Мудрый носил христианское имя Георгий или Юрий, его небесным покровителем был Св. Георгий Победоносец. Государь прошелся и дальше, до самого моря, заложил еще одну крепость, Колывань (Таллин). Местным вождям он сохранил полную власть над их родами, управляйте как умеете. А в городах посадил своих наместников и гарнизоны для сбора дани, поставил Божьи церкви.

Эсты, как и прочие финские народы, христианство отвергали наотрез. Попытки крещения могли сплотить их и обернуться такой войной по лесам, что мало не покажется. Что ж, Ярослав не настаивал, насильно крестить не нужно. В Юрьев будут приезжать псковские купцы, в Колывань приплывут корабли новгородцев, туземцы потянутся в города продавать белок и куниц, покупать русские товары. Будут присматриваться к русскому быту, культуре, Вере, им станут объяснять ее. Найдутся желающие креститься, за ними другие… Именно так было в Залесском крае, где когда-то начинал княжить Ярослав.

В Польше христиане недалеко ушли от прибалтийских язычников, и обернулось это серьезными потрясениями. Пленных, приведенных из Киева, король Болеслав Храбрый распродал и раздарил приближенным. Одной знатной подружке монарха достался молодой воин Моисей Угрин – брат Георгия, убитого вместе со св. Борисом. Аристократка была без ума от красивого невольника. Но он был твердым в Православии, перспектива стать профессиональным наложником его не прельстила. Мало того, смерть брата, плен, рабство потрясли его, он задумал вообще уйти от мира. В Польшу в данное время приходили не только немецкие монахи, но и афонские, болгарские, основывали обители в лесах, проповедовали по городам. Моисей встретил таких проповедников и принял от них постриг.

Хозяйка не могла понять, как такое возможно? Невольник принадлежит ей, значит, ей принадлежат и его душа, и тело. Соблазняла, поселила в собственных покоях, щеголяла перед ним в самом откровенном виде, требовала по ночам ложиться рядом. Моисей выдержал все испытания. Полячка ярилась, от ухаживаний перешла к истязаниям. Наконец, выведенная из себя, приказала оскопить непокорного раба, а короля взялась уговаривать, чтобы он изгнал монахов, разносящих столь вредные, по ее мнению, обычаи. Болеслав и сам был не в восторге от монахов. В отличие от послушных ему епископов и придворных священников, они смели обличать его поведение. Просьбу дамы, подарившей ему немало приятных минут, он исполнил, распорядился все обители порушить, а монахов гнать вон из королевства.

Но сразу после этого Болеслав скончался. Вокруг престола завязалась свара. Старший сын Мешко II сцепился с младшими, не поделив владения. Феодалы разделились. А кампания Болеслава против монахов оживила тайных язычников – не лучше ли совсем отбросить христианство? В междоусобице победил Мешко II. Двоих родственников ослепил, а младший брат Бесприм бежал на Русь [36]. А Ярослав не был бы Мудрым, если бы не принял его со всей любезностью. Пришла пора уточнить отношения с Польшей, вернуть отнятые земли и города.

У поляков не утихали внутренние дрязги. Взбунтовались покоренные Болеславом лужичане, к ним присоединились лютичи, призвали на помощь немцев. Германия не забыла, что Польша оттягала у нее области по Эльбе. Правда, Мешко II нашел сильного союзника, венгерского короля Иштвана I. Но и германский император Конрад II легко приобрел союзников – ими стали Ярослав Мудрый и отирающийся у него князь Бесприм. В 1031 г. немцы и чехи двинулись на Польшу с запада, а с востока – братья Ярослав и Мстислав с мощным русским войском. Они перешли Буг, осадили и взяли город Бельз. Западная Волынь вновь стала русской.

У Германии дела обстояли не так удачно. По ее тылам ударили венгры, ворвались в Австрию. Но Мешко II спешно согласился мириться с императором, отказался от завоеваний отца. Это его не спасло. Ярослав и Мстислав продолжали наступление, легко овладели Червенскими городами – их жители охотно возвращались в подданство Киева. Русские вступили в саму Польшу, давили и разбрасывали отряды враждующих между собой королевских воевод. Мешко бежал в Чехию, воины Ярослава заняли его столицу, Гнезно, и усадили на трон Бесприма [36]. Великий князь не стремился удержать чужую страну, как это пробовал сделать Болеслав. Удовлетворился восстановлением старых границ. Но за нашествие на Киев рассчитался в полной мере. Русичи забрали все вывезенные вещи, которые удалось разыскать. А что не нашли, компенсировали польскими богатствами.

Покидая страну, увели тысячи пленников. Хотя они предназначались не для рабского труда и не для продажи. Нет, Ярослав Мудрый задумал очередное большое дело. На Левобережье Днепра путь печенегам преграждали несколько линий крепостей, а на Правобережье – всего одна. Государь наметил строить еще одну, по р. Рось. Рубежи отодвигались на 60–90 км южнее, осваивались новые плодородные земли. Здесь возводились крепости Корсунь, Богуслав, Юрьев. Города надо было заселить, и как раз сюда направили поляков. Живите, трудитесь, служите новой родине.

Конечно, желания переселенцев никто не спрашивал. Но им в общем-то и в обиде быть не приходилось. Можно даже сказать, что уведенным на Русь повезло. Потому что Польша рухнула в полнейшие безобразия. Бесприм на престоле не удержался. Как только русские ушли, его убили заговорщики. Вернулся Мешко II, но теперь он вовсю заискивал перед немцами, в 1033 г. заключил с императором новый договор, признал себя вассалом, отдал дополнительные земли на западе. А это возмутило польских аристократов, поднялись бунты. Мешко скоропостижно помер, то ли от стресса, то ли помогли, его наследника Казимира вельможи выгнали.

Но тут же передрались между собой. Причем в выигрыше оказалась языческая партия, у нее имелась «идея». Объявляли, что христианство – «немецкая» религия, и великий герой Болеслав Храбрый как раз и намеревался от нее избавиться, да не успел. Князь племени мазовшан Моислав сделал язычество своим знаменем. Почему бы ему не надеть польскую корону? Другие аристократы не испытывали ни малейшего желания подчиняться Моиславу, зато к нему потянулось простонародье, мелкие феодалы, чем-либо обиженные аристократами. Польша уже 70 лет прожила в христианстве, но выяснилось, что язычество живо-живехонько. Оно забурлило повсюду, да еще в самых жутких формах.

Полыхали и рушились храмы, сооружались капища. Какие-то обряды уже и забыли, но что-то помнили. А что не помнили, с ходу придумывали. И в первую очередь – тащили к капищам христиан. Тащили женщин, подростков, детей из захваченного селения или замка, когда перебили мужчин-защитников. Какая разница, христиане или такие же полуязычники? Жили во владениях противника, значит, христиане. Растягивали на валунах алтарей голые тела, орущие и дергающиеся от ужаса. Не пойми откуда взявшиеся бесноватые ведуны вздымали скрюченные руки к небу, выкрикивали имена древних божков. Взмахи ножей потрошили плоть, землю пакостили вывалившиеся внутренности, а к алтарям вели следующих. Коптили палеными кусками мяса жертвенные костры, собравшаяся толпа пьянела от крови, от человеческих мучений, заходилась в возбужденных плясках…

Из Польши хлынули беженцы в разные стороны, в том числе на восток. Их принимали, люди были нужны. Великий князь расспрашивал приехавших в Киев польских рыцарей, воинов, определял на службу по их достоинству. Сравнивал – до такого, как у них, Русь все же не доходила. А почему? Причина выглядела очевидной. Удержала Веру, не отдала на поругание. Ярослав вспоминал, как подавлял мятеж под Суздалем. Пожалуй, назревало то же самое. Своими глазами видел сожженные селения, изуродованные трупы. Но сравнение с Польшей убеждало и в мысли, что нельзя насаждать христианство силой. Надо, чтобы люди сознательно, собственной душой обращались ко Христу. Православие должно быть их собственной Верой, тогда от него не отступят.

Урок Польши приводил и к другому выводу: внутренняя смута страшнее любого внешнего врага. Пока едины, неприятеля можно отразить, переиграть, выгнать. А «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякой город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Матф. 12, 25). Не зря же о такой опасности предостерег Сам Господь. Но поняли это еще не все. Теперь тревожная информация стала поступать из Пскова. Рядом с Судиславом появились крамольники, покинувшие Киев с Болеславом, сейчас-то им и с Польшей пришлось распрощаться. Дорожку к брату проторили и византийцы. С Мстиславом не удалось, так есть еще один. А Судислав, даром что трус, поддался.

Завидовал старшему брату, его успехам, богатству. Повел тайные переговоры о союзе с Брячиславом Полоцким. Больше прощать Ярослав не стал. Сколько можно? В 1034 г. пресек измену на корню, взял брата под стражу. В тюрьму не посадил, распорядился содержать прилично (в тогдашней тюрьме-порубе выжить 24 года, как получилось у Судислава, было невозможно). Но свободы лишил, а Псков подчинил Новгороду. Город слишком обособился от общерусских дел, пускай новгородцы подтянут его к своему уровню.

А в 1036 г. скончался брат Мстислав. Поехал на охоту, занемог, и уже не оправился. Не стало простодушного богатыря, наломавшего столько дров, но потом верой и правдой служившего Руси. Украшал Чернигов, возводил величественный собор Спаса. Был грозой для печенегов. Их ханы то и дело пробовали на прочность русские границы, за 21 год летописи отметили 16 войн! [30] Но Мстислав за всю жизнь не знал ни одного поражения в боях! Великий князь мог спокойно ехать по делам в Новгород, Псков, покорять эстов – на юге оставался его брат. Степняки, раз за разом получая взбучку, присмирели, несколько лет вели себя тихо.

Единственный сын Мстислава умер раньше отца. Левобережье Днепра и Тмутаракань перешли под непосредственное управление великого князя. Ему-то пресечение рода не угрожало. Любимая Ирина дарила ему все новых детей. За Владимиром родились Изяслав, Анна, Святослав, Всеволод, Анастасия, Елизавета, Игорь, Вячеслав. Но Ярослав не спешил рассылать сыновей на княжение, как делал его отец. По себе знал, как это бывает. Самостоятельность, конечно, хорошая школа. Но чему можно научиться на окраинах? Ездить по лесам собирать подати, решать мелкие споры между селами? Помнил и то, как руководили им приставленные дядьки, как окручивало его, несмышленыша, ростовское боярство, потом новгородское. Ведь так же окручивали и Мстислава, Святополка Окаянного…

Нет, сыновьям надо подольше побыть вместе, одной семьей, тогда и мыслей не возникнет поднимать меч на брата. А настоящее княжеское воспитание удобнее организовать при дворе. Государь следил, чтобы его дети получили достойное образование. Они знали по нескольку языков, даже дочери свободно владели греческим, латынью. Только в 1036 г., когда старшему, Владимиру, исполнилось 16, Ярослав решил, что пора доверить ему самостоятельность. Куда назначить? Ясное дело, в Новгород. Новгородцам будет лестно, что у них княжит наследник, они станут для Владимира лучшей опорой, а школа ему выпадет трудная, но нужная. Ярослав сам повез сына сажать на престол. Городу честь оказать, а заодно подсказать что к чему. При нем бояре не будут лукавить, закидываться перед молодым князем на лишние права. Накопились и другие дела: надо было выбрать новгородского епископа, узнать, что в Пскове делается.

Но сопредельным державам укрепление Руси было совсем не по сердцу. За всем, что творилось в стране, цепко присматривали чужие глаза. Вот и сейчас они четко оценили выгодную ситуацию: непобедимого Мстислава больше нет, черниговцы недовольны приездом к ним киевских наместников, а Ярослав отправился на север… Операцию организовывали не печенеги, это был не их уровень. Авторы грамотно рассчитали, сколько нужно времени великому князю, чтобы доехать до Новгорода, оторваться подальше от столицы. По степям снова сработала рука опытных дипломатов, будоража кочевников. Ничто не предвещало грозы. У русских с печенегами был мир, он ничем не нарушался. Но так же, как когда-то на Альте поднялись вдруг все кланы, забыли взаимные счеты и без всякого повода понеслись на Русь.

Бесчисленные тучи кочевников проломили пограничную оборону, и на осады крепостей, мелких городов, они не отвлекались. Двигались целенаправленно – на Киев. Передовая линия крепостей, заложенная Ярославом на Роси, сыграла свою роль. Столица получила больше времени изготовиться. В город бежали крестьяне, воеводы вооружали киевлян. Лавина врагов выплеснулась к стенам и споткнулась. Засвистели стаи стрел, ударили камнеметы. Поворачивали лошади, волоча мертвые тела, хромающие всадники выбирались из-под убитых лошадей. Самых напористых, дорвавшихся до подножия стен, окатили кипяток и горячая смола.

А к Ярославу уже летели гонцы, загоняя коней. Новгородцы, как всегда, не подвели его. Вооружились мгновенно – веди, государь! Взметнулся великокняжеский стяг, браво гарцевали дружинники, грузилась в быстрые ладьи пехота. Призывая по пути отряды других городов, рать полным ходом помчалась к осажденной столице. Все расчеты печенегов оказались перечеркнуты. Надеялись взять Киев с налета. Увидят полчища, растеряются, тут-то и бери их голыми руками. А город держался, отражал атаки. Надеялись, что осада сделает свое дело – народу в крепость набилось много, съедят запасы, тут им и конец. А неожиданно появился Ярослав…

Печенеги к этому оказались не готовы, но киевляне ждали. Открыли ворота, ринулись на вылазку и соединились с подмогой. Битва была жаркой, яростной. Рубились и резались целый день. Лишь к вечеру степняков сломили и опрокинули. Бросились в преследование, добивали вдогон. А от Киева до родных степей им было удирать куда дальше, чем от берегов Альты. Вышли на перехват гарнизоны крепостей, оставленных неприятелями в тылу, истребляли перемешавшиеся отряды. Вторжение обернулось для печенегов таким разгромом, что стало последним. Больше они на Русь не приходили никогда. Угроза, больше ста лет терзавшая страну, исчезла. Развеялась в воплях перебитых, в панике бегущих.

Люди этого еще не знали, но чувствовали – победа-то не рядовая. Произошло что-то особенное. Это ощущал и великий князь. Ощущал в общем ликовании, радости. Он решил и отметить победу по-особенному. Точнее, задумка была старой, а разгром степняков предоставил ему подходящий повод. Ярослав повелел прямо на месте битвы заложить храм. Не просто храм, а св. Софии. Заодно он стал прозрачным намеком для тех, кто подстрекал печенежские набеги. Есть св. София в Константинополе – будет и в Киеве. Не похожая на греческую, своя, неповторимая, и не менее прекрасная. Правда, храм получался за пределами города. Но дело было поправимым. Нападение показало, насколько тесными стали старые укрепления для умножившегося населения. Ярослав повелел строить новые стены, каменные, неприступные и величественные. Денег на это в казне хватит. А ворота тоже распорядился назвать как в Константинополе – Золотые, Серебряные…

Рюрик, Вещий Олег, св. Ольга, Святослав, св. Владимир создавали державу. При Ярославе Мудром в полной мере созрели плоды. Русь становилась не только самым большим государством Европы, но и самым красивым, развитым. Иностранцы и раньше удивлялись размерам Киева, а сейчас вокруг прежнего, Владимирова города, разрастался Ярославов. Возводился дворец великого князя, палаты, вздымались купола новых храмов, оборудовались торжища, пристани.

Государь настойчиво добивался, чтобы его подданные были образованным народом. Он создал книжные мастерские. В одних трудились переводчики, перелагали на славянский язык лучшие произведения греческой мысли. В других книги размножались, переписывались. Великий князь лично контролировал эту работу. Прочитав хорошую книгу, давал указание делать с нее списки. Ярослав собрал богатейшую семейную библиотеку, но впервые на Руси организовал и городскую, при храме св. Софии. А к киевским училищам, учрежденным св. Владимиром, Ярослав добавил школу в Новгороде на 300 детей.

Впрочем, Новгород вообще не хотел отставать от Киева. Он разросся на пять концов, привлекал множество иностранных купцов. По договоренности с городом они основывали постоянные подворья, заселили целые улицы – немецкую, готскую. Владимир Ярославович, подражая отцу, тоже заложил храм Св. Софии. Опять же, он был не похожим ни на греческий, ни на киевский. Он был особым, как бы вобрал в себя дух русского севера. Могучая, основательная св. София Новгородская.

Энергичные новгородцы старались распространять свое влияние и на соседние области. Юный Владимир показал, что умеет быть хорошим воином. Совершил с городской ратью трудный поход в Финляндию, победил и обложил данью племя емь. А ватаги удальцов и отряды бояр проникали в глубины северной тайги. Они выработали собственные методы и традиции. Могли ли несколько десятков или сотен добрых молодцев покорить оружием бескрайние пространства? В глухомани, в отрыве от родины, их попросту вырезали бы, не сегодня так завтра. Новгородцы действовали иначе. Когда нужно, пускали в ход и оружие, но старались договориться по-хорошему. Склоняли таежное население платить дань, а за это обещали покровительство, защиту от других племен. В обычаи местных жителей не вмешивались. Привозили товары, которых у них не было. Хочешь торговать – пожалуйста. Хочешь воевать – попробуй. Строили укрепленные остроги. Вокруг них возникали селения.

В это же время норвежские викинги пытались попасть в «Великую Биармию» – т. е. Пермь, сказочную страну золота и драгоценных мехов. Это было чрезвычайно трудно, утлые ладьи погибали во льдах и полярных штормах. Тех, кому удавалось пройти на восток, считали героями, воспевали в сагах. Но когда норманны сумели обогнуть Кольский полуостров и добраться до Северной Двины, они обнаружили русский город, ярмарки, куда съезжались купцы и окрестные население. Викинги попробовали было установить «контакты» теми способами, как было принято у них. Разграбили святилище божества Йомалы, ободрали золото и серебро с идола, обчистили даже приношения здешних жителей на их кладбище.

Итог был предсказуемым. Поднялись таежные племена, русские подсобили, и уцелевшим героям оставалось отчаливать пока не поздно. Новгородцы подобных проколов не допускали. Они-то идолов и кладбища не трогали. У них на севере появлялись друзья. Опираясь на друзей, узнавали дальнейшие дороги. От Двины и Сухоны дошли до Мезени, потом до Печоры. Достигли и сурового «Камня», Уральских гор.

Ну а Ярославу Мудрому все-таки пришлось заниматься хаосом в Польше. Распад там углубился так, что дальше некуда. Крестьяне пришли к выводу, что христианство – не только «немецкая», а «господская» религия, крушили всех, кого причислили к господам. Воспользовался князь Чехии Бржетислав. Он, подобно Болеславу Храброму, возмечтал создать собственную великую державу и двинул на Польшу войска. Феодалы с облегчением вздохнули, переходили к нему, разгоняли повстанцев.

Бржетислав легко захватил почти всю страну, кроме Мазовии. Но она была оплотом язычников. Ее князь Моислав заключил союз с другими язычниками, ятвягами и литовцами, отразил чехов. Для Руси расклад получался совсем нехорошим. Гнойник воинствующего язычества рядом с границами был ей ни к чему. Мазовшане со своими союзниками разохотились совершать набеги как на польские, так и на русские земли. Еще опаснее было, если зараза язычества перехлестнет к не окрепшим в Вере подданным великого князя.

Но и в той части Польши, которую оккупировали чехи, было неладно. Войска Бржетислава вели себя так же, как поляки в их стране. Расположились полными хозяевами, грабили, насильничали. Уцелевшие польские вельможи спохватились, обратились к немцам, как бы вернуть их законного монарха. Германскому королю Генриху III этот вариант понравился. Его вассал Бржетислав после своих завоеваний возгордился, не желал подчиняться. Генрих связался с Ярославом Мудрым, предложил действовать сообща. Великий князь рассудил, что это и впрямь будет полезно. С одной стороны язычники, с другой – аппетиты чехов Польшей не ограничивались, они начали коситься на Прикарпатье, Волынь. Пусть лучше правит польский король. Он ослаблен в раздорах, вреда не нанесет.

А законный король Казимир уже и не надеялся, что возвратится на престол. В Германии с ним сперва обошлись довольно неласково, он перебрался во Францию и постригся в монахи. Но немецкие и польские посланцы извлекли его из монастыря, папа по просьбе Генриха III разрешил короля от монашеского обета. Немцы начали войну с Чехией, отвлекли ее. В Польшу прибыл Казимир, паны и простолюдины встретили его с радостью, принялись выгонять чехов. А русские ударили на Мазовию и ее союзников. Сражения были нелегкими. Самому Ярославу и его сыновьям пришлось организовывать три похода на запад. Княжеские рати одолели ятвягов, литовцев, сокрушили и многочисленное воинство мазовецкого Моислава.

На земли побежденной Мазовии Ярослав не позарился, она была бы слишком сомнительным приобретением. Для Руси был важнее прочный мир. Государь отдал Мазовию Казимиру – сам разбирайся со своими язычниками. Польский король не знал как благодарить. В 1042 г. заключил с великим князем договор, «навечно» признал русскими Прикарпатье и другие спорные владения. Возвратил 800 человек – всех, кто еще оставался в Польше из давних пленных. Дружбу и союз скрепили двойным браком. Король брал в жены сестру Ярослава Доброгневу (Марию), а свою сестру выдавал за сына великого князя, Изяслава.

Как с семейной, так и с государственной точки зрения все сложилось удачно. Младшая дочка св. Владимира, сестренка Бориса и Глеба от болгарки, получила коронованного супруга. А положение Казимира было ох каким шатким! Даже его столица лежала сожженная и разграбленная, скромненько венчались не в Гнезно, а в Кракове. Но через жену он приобрел могущественное покровительство Ярослава, держался за русских двумя руками.

Великий князь задумывал и другой альянс. Союз с Германией уже несколько раз оказывался выгодным и эффективным, а Генрих III как раз овдовел. Ярослав ему тоже забросил предложение – почему бы не породниться? В Киеве подросла дочь государя Анна, умница и красавица. А если русский и германский монархи станут родственниками, кто сможет противостоять им? Они будут диктовать свою волю хоть чехам, хоть венграм, хоть грекам. Но… помыслы и политика Генриха были нацелены в совсем в иную сторону. Туда же, куда у его предшественников – в Италию, к блестяшке императорской короны.

Волею судеб в собственность Генриха III перешло большинство германских герцогств, казалось бы – можно установить единоличное правление. Но ему даже с Германией было возиться недосуг, он пораздавал герцогства новым вассалам. А для женитьбы, поколебавшись, выбрал Агнессу, дочь герцога Аквитанского. Властителя совсем плевенького, но ему случайно достался чисто формальный титул «короля Италии». Однако на Западе, перенявшем римский культ юридического крючкотворства, подобным формальностям придавалось важнейшее значение… Для Киева отрицательный ответ, конечно, был обидным. Ну что ж, пожали плечами. Как хотите, учтем на будущее. А дочери Ярослава Мудрого без женихов не останутся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.