Глава III Крепостное право в эпоху своего расцвета

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава III

Крепостное право в эпоху своего расцвета

1. Соборное Уложение 1649 г. и его место в истории крепостного права

Соборное уложение 1649 г. является крупной вехой в истории крепостного права. Она полностью удовлетворила требования дворян, которые те выставляли в своих челобитных. Согласно второй статье XI главы Уложения, урочные лета отменялись. Вводилась бессрочность сыска. Каждый беглый крестьянин подлежал возвращению к прежнему владельцу без всяких справок о давности побега. «Будет кто вотчинники и помещики, – говорится в Уложении, – учнут государю бити челом о беглых своих крестьянах и о бобылях… и тех крестьян и бобылей по суду и по сыску отдавати… А отдавати беглых крестьян и бобылей из бегов па писцовым книгам всяких чинов людем, без урочных лет»[242]. Уложение предписывало убежавших крестьян возвращать вместе со всем нажитым ими имуществом. Причем возврату на старые места подлежали не только крестьяне-тяглецы, но и их жены, дети, братья и племянники, жившие с ними в одном дворе и считавшиеся ранее людьми вольными. Этим самым, во-первых, устанавливалась наследственность крепостного состояния, во-вторых, расширялись права землевладельцев на имущество крестьян. Впредь категорически запрещалось принимать беглых крестьян под страхом сурового наказания. «А буде кто с сего государева Уложенья учет беглых крестьян, и бобылей, и их детей, и братью и племянников приимать и за собою держать, а вотчинники и помещики тех своих беглых крестьян за ними сыщут… и на тех, за кем учнут жить, за государевы подати и за помещиковы доходы, взяти за каждого крестьянина по десяти рублев в год, и отдавать истцом, чьи те крестьяне и бобыли»[243]. Если же кто на суде даст клятву, что у него нет беглых крестьян и бобылей, а потом таковые обнаружатся, то, как сказано в статье 27 Уложения, укрывателю «учинить жестокое наказание, бить его кнутом по торгом по три дни, чтобы про то было ведомо многим людем, за что ему такое наказание указано учинить, и бив его по торгом кнутом, по три дни, посадить его в тюрьму на год, и впредь ему ни в чем не верить, и ни в каких делах ни на кого суда не давать»[244].

Уложение 1649 г. узаконило полюбовные сделки между феодалами, касающиеся беглых крестьян, разрешило переводить крестьян из одних имений в другие и даже продавать. Оно допускало также раздробление крестьянских семей, насильственный отрыв детей от их родителей. В Уложении, например, записано, что если крестьянка выйдет в бегах замуж за чьего-либо крестьянина-вдовца, то владелец может вернуть ее к себе с мужем, но детей от первой жены крестьянина «истцу неотдавати, а быть им у того, у кого они в холопстве или во крестьянстве родилися»[245]. Уложение наделило феодалов правом суда над их крестьянами, за исключением важных уголовных преступлений. Вместе с тем оно предписывало не верить крестьянам-изветчикам в доносах на господ ни в каких делах, кроме государственной измены.

Усиливая правовой нажим на крестьян, Уложение ничем не гарантировало неприкосновенность их личности и имущества на случай злоупотребления со стороны феодала. Оно не установило наказания землевладельцам за жестокое обращение с крестьянами, даже причинявшее смерть, оставило без определения земельное обеспечение крепостных и их повинности в пользу феодалов. После издания Уложения, хотя крестьяне и владели имуществом, заключали сделки о купле-продаже, но все это они делали только с разрешения их владельцев. На крестьянские массы была возложена материальная ответственность за долги их господ. С крестьян же стали взыскивать штрафы и за «неты», т. е. за неявку владельцев на службу.

Следует обратить внимание еще на два важных аспекта Уложения, которые до недавнего времени обычно выпадали из поля зрения исследователей, а между тем без них, как заметил А.М. Сахаров, нельзя понять систему крепостного права во всей его многогранности[246]. Дело в том, что Уложение 1649 г. не только окончательно закрепило частновладельческих крестьян за боярами, монастырями, дворянами и другими личными собственниками земли, но и установило их зависимость от феодального государства. Наряду с этим оно «пристроило» к тяглу, т. е. прочно приковало к местам жительства черносошных и дворцовых крестьян, лишило их свободы передвижения и выбора занятий. В первой статье ХI главы Уложения говорится: «Которые… крестьяне и бобыли, выбежав из Государевых дворцовых сел и из черных волостей, живут за Патриархом, или за Митрополиты, и за Архиепископы, и за Епископом, или за монастыри, или за Бояры или за Окольничими и за Думными и за комнатными людьми и за Стольники, и за стряпчими и за дворяны Московскими, и за Дьяки, и за Жильцы, и за городовыми Дворяны, И детьми Боярскими и за иноземцы и за всякими вотчинники и помещики… и тех Государевых беглых крестьян и бобылей сыскивая, свозити в Государевы дворцовыя села и в черные волости, на старые их жеребьи, по писцовым книгам, с женами и с детьми и со всеми их крестьянскими животы без урочных лет»[247]. По существу аналогичные юридические нормы вводились также в отношении посадских людей. Известно, что русский город и ранее не был и не мог быть каким-то оазисом в бескрайней пустыне крепостничества. Его трудовое население постоянно испытывало на себе гнетущее воздействие растущего крепостничества. Уложение 1649 г. явилось в этом смысле новым и весьма существенным этапом. Оно завершило прикрепление ремесленно-торговых людей к посаду. Ушедшие с посада тяглецы подлежали теперь, как и крестьяне, бессрочному сыску и принудительному возвращению на прежние места жительства. Характерно, что Соборное Уложение не предусматривало никакой кары крестьянину за сам факт побега и не устанавливало никаких конфискаций владений феодалов за прием беглых крестьян. Иначе решался этот вопрос в случаях, связанных с бегством посадских людей и их укрывательством. Черным посадским людям категорически запрещалось выходить из тягла, они не должны были «ни за ково в закладчики не записыватися и ни чьими крестьяны и людьми не называтися. А будет они впредь учнут за ково закладыватися и называтися чьими крестьяны или людьми, – гласит тринадцатая статья XIX главы Уложения, – и им за то чинити жестокое наказание, бити их кнутом по торгом и ссылати их в Сибирь на житье на Лену. Да и тем людем, которые их учнут впредь за себя приимати в закладчики, по тому же быти от Государя в великой опале, и земли, где за ними те закладчики впредь учнут жити, имати на Государя»[248]. Из приведенного текста Уложения ясно видно, что расширяя и охраняя сословные выгоды феодальных владельцев, крепостническое государство не забывало и об интересах собственной казны, для которой посадские люди служили важным источником дохода.

Таким образом, Соборное Уложение 1649 г. – это крупная победа господствующего класса в целом и прежде всего дворян, итог их многолетней борьбы за отмену урочных лет, за расширение прав на личность, труд и имущество крестьян. Оно знаменовало собой вступление крепостного права в полосу расцвета, когда составные компоненты достигли полной зрелости и стали пронизывать все стороны хозяйственной жизни страны, ее культуру и быт. Но с принятием Соборного Уложения процесс закрепощения народных масс не приостановился. Крепостное право продолжало развиваться дальше, принимая, как уже подчеркивалось, все более жестокие и уродливые формы.

2. Характер и особенности развития крепостного права во второй половине XVII века

Вторая половина XVII столетия в истории Руссrого государства отличается глубокой противоречивостью. С одной стороны, феодализм к тому времени еще не исчерпал всех заложенных в нем прогрессивных возможностей. Он продолжал укрепляться и набирать силу. С другой стороны, в его недрах уже стали зарождаться ростки новых, буржуазных связей. С наибольшей рельефностью это проявилось в области промышленного производства.

Характерной чертой русской промышленности рассматриваемого периода был рост обрабатывающих промыслов. особенно городского ремесла, и постепенный переход ремесленников от работы на заказ к работе на рынок. Подъем городского ремесла, все большая его дифференциация и превращение в товарное производство подготовили почву для возникновения мануфактур с широким разделением труда. Правда, в XVII столетии мануфактур в России было еще немного и их удельный вес в общем объеме промышленного производства оставался незначительным[249]. Тем не менее возникновение первых мануфактур уже само по себе является знаменательным фактом и его нельзя не учитывать при решении поставленной нами задачи. Как указывал В.И. Ленин, мануфактура сыграла важную роль в развитии капиталистических форм промышленности, «будучи промежуточным звеном между ремеслом и мелким товарным производствам с примитивными формами капитала и между крупной машинной индустрией (фабрикой)»[250].

Возьмем теперь сельское хозяйство, рутинность и примитивность агротехники, которые были свойственны ему в предшествующую эпоху, во второй половина XVII в сохранились почти в полной мере. Но при всем там и здесь наблюдаются определенные сдвиги в сторону дальнейшего роста производительных сил. В это время происходит расширение посевных площадей и увеличение производства сельскохозяйственных продуктов в центральных, давно обжитых районах страны. Одновременно в результате народной колонизации и правительственных мероприятий, связанных с обороной пограничных рубежей, земледельческой культурой охватывались новые значительные территории. Пустовавшие в течение многих веков плодородные степи на юге, стали заселяться и осваиваться русскими и украинскими крестьянами. Колонизация развивалась и в других направлениях – за Волгу, в Зауралье, в Сибирь, где трудом народных масс поднимались к жизни глухие дотоле пространства. Вместе с тем все резче обозначались контуры производственной специализации отдельных районов страны. Повышалась, хотя и медленно, товарность сельскохозяйственного производства, укреплялась его связь с рынком. Среди крестьянского населения усиливалось имущественное неравенство и возникали зачатки социального расслоения.

Подъем производительных сил, углубление общественного и географического разделения труда сопровождались ростом товарного обращения, расширением обмена и усилением национальных связей между различными областями государства, увеличением численности профессионального купечества и началам складывания единого всероссийского рынка. Исчерпывающую оценку этих явлений дал В, И. Ленин в работе «Что такое «друзья народа» и как они, воюют против социал-демократов?». Выступая против идеалистических представлений Н.К. Михайловского о путях исторического развития России, В.И. Ленин писал: «… в средние века, в эпоху московского царства… о национальных связях в собственном смысле слова едва ли можно было говорить… государство распадалось на отдельные «земли», частью даже княжества, сохранявшие живые следы прежней автономии, особенности в управлении, иногда свои особые войска (местные бояре ходили на войну со своими полками), особые таможенные границы и т. д. Только новый период русской истории (примерно с 17 века) характеризуется действительно фактическим слиянием всех таких областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это вызвано было… усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием небольших местных рынков в один всероссийский рынок. Так как руководителями и хозяевами этого процесса были капиталисты-купцы, то создание этих национальных связей было не чем иным, как созданием связей буржуазных»[251].

Необходимо подчеркнуть, что процесс формирования единого всероссийского рынка в XVII в. только начинался. Спорадически появлявшиеся ростки буржуазных связей с трудом пробивали себе дорогу сквозь толщу традиционных крепостнических отношений. Нередко эти ростки сразу погибали под давлением феодального пресса или же деформировались да неузнаваемости. Только некоторым из них удавалась выжить и не утратить своей первоначальной социальной основы. Но они были еще так слабы и малочисленны, что не могли поколебать устои безраздельно господствовавшего феодального базиса и порожденного им крепостного права[252].

Как уже говорилась, после принятия Соборного Уложения 1649 г. крепостное право не остановилось на достигнутом уровне. Охватывая своими щупальцами все новые слои населения в центре Русского государства, оно в то же время стремительно распространялось на его окраины. Экономической основой этого процесса явился дальнейший рост феодального землевладения. Во второй половине XVII в. общая земельная площадь, захваченная крепостниками, значительна расширилась. В их руках оказались необозримые земельные пространства. В центральных уездах страны практически уже не осталось так называемых «государевых волостей», т. е. земель, не принадлежавших частным владельцам. Словно грибы после дождя возникали огромные крепостнические латифундии, которые составляли отличительную черту русского аграрного строя периода позднего феодализма. С 1670-1680-х гг. крупное феодальное землевладение стало быстро продвигаться на юг, где до того времени оно несколько сдерживалось правительственными мерами оборонного характера.

Во второй половине XVII в. параллельно с ростом феодального землевладения стиралась грань между двумя его основными видами – поместьем и вотчиной. Непрерывное расширение права распоряжения поместными землями сближало их с вотчинами. На этой основе отдельные прослойки феодальных владельцев сливались в единый господствующий класс, процесс его консолидации вступал в завершающий этап, хотя внутриклассовая борьба не прекращалась и в ряде случаев принимала довольно острый характер. В то же время постепенно отмирала старая система служилых «чинов». Древняя боярская аристократия, претерпевшая сильные потрясения в XVI в., шаг за шагом сдавала свои позиции. Отмена местничества в 1682 г. нанесла ей новый непоправимый удар. Ведущее положение в государстве все более закреплялось за дворянством, которое настойчиво стремилось очистить свои ряды от «чужеродных» социальных элементов. Прежние пути проникновения в его среду для представителей низших категорий служилых людей и других промежуточных сословных групп теперь надежно перекрываются соответствующими нормами закона. Так, по указу 1674 г. был запрещен доступ в дворяне черносошным крестьянам, холопам, посадским людям и служилым людям «по прибору»[253]. Последние лишаются былых прав и становятся одним из разрядов податного населения, близкого по своему положению к крестьянам. Дворянство превращается в замкнутый привилегированный класс, прочно отгороженный от остальной массы народа многочисленными сословными перегородками.

Происходившие в стране социально-экономические сдвиги, обострявшаяся классовая борьба, большие осложнения внешнеполитического характера вызвали ряд изменений и в государственном строе России. Общее направление этих изменений заключалось в дальнейшей централизации аппарата управления и усиления царской власти, в перерастании сословно-представительной монархии, т. е. монархии «с боярской Думой и боярской аристократией» в монархию абсолютную[254]. Во второй половине XVII в. значение боярской Думы как высшего государственного органа, возглавляемого царем, постепенно падает, ее функции заметно ограничиваются. Прекращает свою деятельность и другой орган сословно-представительной монархии – земские соборы. Последний земский собор обычного типа, принявший решение о воссоединении Украины с Россией, состоялся в 1653 г. В дальнейшем укреплявшаяся самодержавная власть при решении важнейших государственных вопросов обходилась уже без созыва земских соборов, ограничиваясь иногда совещаниями с представителями отдельных сословий. Начало становления абсолютизма выражалось также в сокращении числа приказов и в их реорганизации, которая чаще всего сводилась к объединению управления несколькими приказами в руках одного лица. На местах усиливалась власть воевод как агентов центральной администрации. Все эти сдвиги в области экономики, классовой структуры общества и политического строя государства обусловили характер и особенности развития крепостного права в России во второй половине XVII в.

Соборное Уложение 1649 г. туго затянуло петлю крепостного права на шее крестьянских масс, погасив в их сердцах последнюю искру надежды на возможность восстановления правил Юрьева дня. Вместе с тем оно явилось исходным рубежом для дальнейшего усиления власти феодалов над непосредственными производителями и вовлечения в орбиту крепостнических отношений новых и новых групп населения. При этом открытое, самое грубое насилие, которое сопутствовало крепостному праву на всем пути его развития, начинает проявляться особенно отчетливо. Существовавшие и ранее разного рода юридические акты, оформлявшие наем лично свободных людей к феодалам, приобретают теперь ярко выраженный закрепостительный характер. Такими актами, в частности, являлись порядные грамоты или записи. В крестьянских порядных записях ХVI – первой половины XVII в. обычно оговаривалось предоставление феодалом новопорядчику участка земли, «подмоги» натурой или деньгами на обзаведение хозяйством и временной льготы от барщины и оброка, а иногда и от «государева тягла». Если крестьянин выполнял взятые обязательства или уплачивал феодалу неустойку, то он имел формальное право оставить старого владельца и уйти к новому. После Уложения 1649 г. содержание порядных грамот существенно меняется. Заключение договора о поступлении «вольных людей» в крестьянское тягло стало связываться с получением бессрочной ссуды, обязывавшей поряжавшихся никуда не уходить, жить у феодального владельца «вечно», «безвыходно». В результате порядные грамоты трансформируются в ссудные записи, которые зачастую не содержат в себе даже упоминаний о выдаче феодалом ссуды новопорядчику или предоставлении ему какой-либо оброчно-податной льготы. Система крепостного права в рассматриваемую эпоху достигает такой стадии развития, когда необходимость использования экономических факторов в качестве привлечения феодальными владельцами в их вотчины и поместья лично свободного населения уже отпадает.

Во второй половине XVII в. происходит дальнейшее стирание юридических граней между отдельными категориями зависимого населения, чему в немалой степени способствовало введение в 1679–1681 гг. подворного обложения. Переход от посошного обложения к подворному сопровождался привлечением к несению государственного тягла ранее свободных от него бобылей, половников, а также деловых и задворных людей, т. е. холопов, имевших земельные наделы и выполнявших крестьянскую работу. Этим самым был сделан новый шаг по пути слияния различных прослоек непосредственных производителей в одну бесправную массу тяглых людей, подчиненных общим для них законам крепостного права, а последнее начинает воспринимать самые жестокие черты рабства. Среди феодальных владельцев распространяются всевозможные сделки на крепостных. Их передают из рук в руки за долги в одиночку и целыми семьями. Крепостные становятся объектом заклада под взятую сумму денег. С середины 70-х гг. входит в обиход продажа крепостных.

Необходимо заметить, что такого рода факты во второй половине XVII в. были еще сравнительно редким явлением. Процесс только начинался. И в погашение долга, и в заклад, и в качестве объекта купли-продажи шли пока одни лишь вотчинные крестьяне. Бурное развитие этого процесса, его расцвет падает на XVIII в., когда поместья окончательно сольются с вотчинами, а крестьяне потеряют последние остатки человеческих прав и превратятся в простую материальную принадлежность их владельцев.

Крепостническое законодательство середины и второй половины XVII в. вызвало новый подъем классовой борьбы угнетенных слоев народа, которая, как и прежде, отличалась большим разнообразием форм – от всякого рода расправ с феодальными владельцами и раскольнических движений до открытых восстаний. Во второй половине XVII в. открытые народные выступления вспыхивали то в одном, то в другом месте. Характерно, что после принятия Соборного Уложения антикрепостнический протест крестьян в ряде случаев непосредственно смыкается с движением городских низов. Особенно глубоким и упорным проявлением борьбы народных масс против усиливавшегося крепостнического гнета была крестьянская война под предводительством С. Разина (1670–1671 гг.). Она охватила почти половину территории Русского государства и привлекла под свои знамена многие тысячи угнетенных людей. Правительство бросало на подавление народных выступлений огромные военные силы. Однако борьба закрепощенных масс против своих угнетателей, несмотря на самые жестокие карательные меры, не прекращалась ни на один день.

Говоря о резком обострении классовых противоречии в России после принятия Соборного Уложения, следует особо остановиться на крестьянских побегах, поскольку с отменой урочных лет они не только не прекратились, но, напротив, приняли невиданные до того размеры. Это тем более необходимо, что борьба с побегами крестьян, их сыск был тем стержнем, вокруг которого, как заметил А.Г. Маньков, наматывались важнейшие нити крепостного права на протяжении второй половины XVII и начала XVIII в [255].

По наблюдениям Т.И. Смирновой, крестьяне бежали главным образом из имений мелких и средних феодалов[256]. Причем одни из них, придерживаясь старой традиции, устремлялись на окраины государства, где крепостнический гнет был слабее, другие пытались найти лучшую долю в крупных вотчинах и поместьях центральных районов, в отличие от прошлого времени теперь крестьяне все чаще стали убегать большими группами, иногда целыми деревнями, унося с собой все необходимое для ведения сельского хозяйства на новых местах жительства. Такого рода побеги, нередко сопровождавшиеся полным разгромом барских усадеб, уничтожением крепостной документации, убийством ненавистных феодалов либо членов их семейств, по своему характеру далеко выходили за рамки обычного пассивного протеста. Чтобы обезопасить себя в бегах и затруднить установление своей личности, многие крепостные предварительно обзаводились поддельными отпускными грамотами, в которых значились под вымышленными именами. Средние и мелкие душевладельцы оказались не в состоянии приостановить бегство крепостных крестьян и холопов собственными силами и настойчиво требовали помощи от государственной власти. Используя всякий удобный случай, они прибегали к ставшему уже традиционным приему подачи коллективных челобитных правительству и самому царю. Эти челобитные дают яркое представление не только о существе жалоб феодалов и выдвигаемых ими требований, но и о характере крестьянских побегов того времени, Так, в челобитной поданной Алексею Михайловичу в 1657 г., дворяне и дети боярские Галича и других городов писали: «… крестьяне домишка наши разграбили, животы и пожитки наши побрали и сами от нас, холопей твоих, разбежалиси и, побежав, домы свои пожгли … Да те же, государь, наши разорители, приходя из побегов в наши поместьишко и вотчинишка, у нас, холопей твоих, и последних людишек и крестьянишек наших подговаривают и из поль лошади, приходя, крадут и всяким разореньем разоряют. А мы, холопи твои, коли излучимся в разоренных своих домишках, а не на твоей государевой службе и, увидав их побег и за ними сами в погоню ездим и людишек своих посылаем, и те наши беглые люди и крестьяне нас, холопей твоих, и людишек наших и крестьянишек до смерти побивают, стреляют из луков и ис пищалей. А где мы, холопи твои, беглых своих людей И крестьян и догоним, или в городех, или в чьем поместье и вотчине, и те наши люди и крестьяне с нами бьютца до смерти, а в городех, и в селах, и в деревнях на тех наших разорителей нам, холопем твоим, воеводы и прик зные люди споможения не чинят и их не имают…И ныне мы, холопи твои, оттех своих разорителей многие бродим по миру, скитаемся меж своею братью Христовым имянем…»[257]

Еще более яркий материал о характере крестьянских побегов содержится в «Изветной челобитной» дворян Новосельского уезда царю Федору Алексеевичу, датированной 1681 г. В ней говорится: «…В нынешнем, государь, во 189-ом (1681) году в розных месяцех и числех из Новосильского уезду, из сел и деревень люди и крестьяне, умысля вороски, бегут… в украинские городы. собрався человек по сту и больши, а дворы, государь, в тех селех жгут, и нас, хопопей твоих, крадут и разбивают, 11 ВС51кие разоренья чинят, и идут явно в день и ночьми, собрався большими обозы с ружьем, и с луки, и с пищали и з бердыши, и с копьем, и убииства чинят, и фалятся нас, холопей твоих, и женишак наших и детишак побить до смерти и домишка наши вконец разорить и огнем выжечь…»[258]

Такие и аналогичные жалобы служилых дворян красной нитью проходят через все их челобитные второй половины XVII в. Но жалобы являлись только как бы прелюдией к тем требованиям, которые они выдвигали в своих челобитных. Логика событий и прежде всего нараставший антикрепостнический протест крестьянских масс подсказывал им, что установившийся порядок, когда каждый из них индивидуально, на собственный страх и риск занимается поиском и возвращением беглых, не оправдывает себя. Напрашивался вывод о необходимости внесения коренных изменений в систему организации борьбы с побегами крепостных. И дворяне стали добиваться этого, требуя превращения сыска в постоянно действующую функцию государственного аппарата власти[259].

Учитывая реальную расстановку классовых и внутриклассовых сил в стране после принятия Соборного Уложения, правительство издало целую серию новых юридических актов, предписывавших меры взыскания и за побеги, и за укрывательство беглых. Одним из таких актов явился указ от 13 сентября 1661 г. Основное его содержание направлено против лиц, у которых оседали находившиеся в бегах крепостные люди. Указ предписывал: приказчиков частновладельческих имений (светских и духовных) за прием и укрывательство беглых без согласия их господ «бить кнутом нещадно», чтобы «иным впредь неповадно было чужих беглых людей и крестьян принимать». Если же приказчики действовали по воле своих владельцев, то последние обязаны были, во-первых, возвратить беглых крестьян за собственный счет и уплатить штраф по Уложению, во-вторых, за каждого беглого крестьянина отдать одного наддаточного с женою, детьми и имуществом. Приказные люди дворцовых сел и деревень, посадские и земские старосты за прием и укрывательство беглых крепостных также подлежали наказанию кнутом, но в более легкой форме. В случае наличия у приказных людей собственных поместий и вотчин телесное наказание для них заменялось взиманием сперва по одному, в дальнейшем по четыре наддаточных крестьянина за каждого беглеца в пользу владельца последнего[260]. Указ от 3 января 1683 г. отменил взимание наддаточных крестьян, но зато увеличил сумму зажилых денег или штафа до 20 руб. в год за одного беглого крепостного, мотивируя это тем, что «за многими всяких чинов людьми и у церквей за попами и за дьяками крестьян и бобылей нет, и наддаточных крестьян и бобылей у них имать некого, чтоб их великих государей указ был всем ровен»[261]

Как полагает А Г. Маньков, отмена наддаточных крестьян указом 3 января 1683 г. Была окончательной и к данной санкции против укрывателей чужих крепостных людей правительство фактически никогда больше не возвращалась. С тех пор единственным и «универсальным» средством взыскания за прием и держание беглых становятся зажилые деньги[262].

Во второй половине XVII в. правительство не только издавало грозные указы о борьбе с побегами крестьян и холопов, но и осуществляло массовый сыск беглых крепостных на огромной территории государства. Выполнение этой функции оно чаще всего поручало специальным сыщикам, рекрутировавшимся из числа дворян и стольников. Начиная с 1650-х гг. отправка сыщиков в места предполагаемого скопления беглых стала типичным явлением в деятельности центральных органов власти. Сыщики наделялись большими полномочиями, включая рассмотрение разбойных дел. При каждом сыщике находился целый аппарат, в состав которого входили дьяк, подьячие, несколько стрельцов, казаков и пушкарей. Сыщик имел право произвести обыск в любом поместье и вотчине. Уездные воеводы обязаны были создавать сыщикам все необходимые условия для поимки и привода беглых крепостных. Нередко сыщики предпринимали повальные обыски в округе радиусом до 20–30 верст. При этом они широко использовали добровольную поддержку со стороны служилых дворян, которые активно вмешивались в процесс розыска убежавших от них крестьян и холопов.

А.А. Новосельский писал, что сами феодальные владельцы или уполномоченные ими лица сопровождали сыщика в его разъездах по территории того или иного уезда. Как правило, они уже знали о местонахождении беглых. «Укрыться от бдительности этой добровольной агентуры беглецам было трудно»[263]. Правительство обычно не стесняло частную инициативу сыска, ограничивая ее лишь в тех случаях, когда феодальные владельцы пытались заняться поимкой и возвращением беглых в ущерб своим непосредственным служебным обязанностям. В результате объединения усилий правительства и служилых дворян многие десятки тысяч беглецов были пойманы и возвращены на их прежние места жительства.

Большую роль в борьбе с побегами крепостных сыграл Наказ сыщикам от 2 марта 1683 г. Он представляет собой обширный свод юридических норм и положений, посвященных вопросам организации сыска беглых и урегулирования взаимных претензий феодальных владельцев на крепостных крестьян и холопов. Подтверждая и конкретизируя многие статьи ранее изданных правительственных указов, Наказ сыщикам вводил и некоторые новые юридические нормы, которые отсутствуют в прежнем законодательстве. Особенно важным новшеством явилось то, что теперь нести ответственность за держание беглых должны были не только владельцы вотчин и поместий, приказчики и земские старосты, но и крестьяне тех сел и деревень, где скрывались разыскиваемые крепостные[264].

Таким образом, с каждым новым правительственным указом всякого рода взыскания и строгости за прием чужих крепостных усиливались. Укрывательство последних становилось делом чрезвычайно опасным и материально убыточным, а это до крайности ограничивало возможности для беглых крестьян и холопов найти себе где-либо убежище.

Следует подчеркнуть, что идя навстречу пожеланиям и требованиям дворянства, правительство вместе с тем должно было учитывать и интересы обороны государственных границ. Ведь основной поток беглецов устремлялся на южные и юго-восточные окраины, где многим удавалось проникнуть в разряд служилых людей по прибору. Массовое возвращение их прежним владельцам нанесло бы серьезный ущерб гарнизонам пограничных городов и потому правительство воздерживалось от принятия решительных мер в этом районе. Потребности обороны южных границ вынуждали его частично оставлять на «черте» обосновавшихся там мелких служилых людей – вчерашних беглых. Так, по указу от 5 марта 1653 г. те из них, кто бежал в южные уезды до 1649 г., не подлежали возвращению, «чтоб черты не запустошить». Потерпевшие от побегов дворяне получали в таких случаях денежную компенсацию из казны (по 20 руб. за семейного и по 10 руб. за холостого)[265]. Это были отступления от провозглашенного Соборным Уложением принципа бессрочности сыска, но они не меняли общей крепостнической направленности политики верховной власти.

Очень большое беспокойство и тревогу среди феодальных владельцев и в правительственных кругах вызывали побеги крестьян и холопов в Область войска Донского. «Вольный» Дон издавна привлекал к себе взоры крепостных людей, где они надеялись найти «землю обетованную». Бегство их на Дон и его притоки никогда не прекращалось, но особенно оно усилилось в середине и во второй половине 80-х гг. XVII в. А.Г. Маньков связывает это прежде всего с теми крупными хозяйственными переменами, которые произошли в области войска Донского после русско-турецкой воины 1676–1681 гг. Суть последних заключалась в том, что правительство, подписав мир с Турцией, стало требовать от казаков прекращения набегов на берега Черного моря и тем побуждало их искать другие источники существования. В результате на Дону и его притоках начало «возникать пашенное земледелие, основной фигурой которого, – как пишет А.Г. Маньков, – становился русский беглый крестьянин». По мнению того же автора, усилению бегства крепостных крестьян на Дон способствовали также походы русских войск в Крым в 1686 и 1687 гг.[266]

Нам представляется, что в данном случае надо учитывать еще одно важное обстоятельство, а именно· автономное положение Области войска Донского по отношению к России. Ведь тот, кому удалось бежать в этот район, фактически оказывался вне досягаемости царского правительства и его многочисленных официальных сыщиков. Осуществить там непосредственно такой же массовый сыск беглых, как и на основной территории страны, верховная власть не могла, и данное обстоятельство крепостные люди широко использовали. Их бегство на Дон росло с каждым годом по мере того, как в центральных и пограничных уездах России укреплялась система обезличенного государственно– организованного сыска.

Не располагая возможностью прямого вмешательства в сыск беглых крепостных на территории Дона, правительство вынуждено было прибегать к средствам дипломатического характера. Оно направляло атаманам Войска Донского грамоты с предписанием не принимать русских беглецов, а задержанных возвращать обратно. Однако эти грамоты не имели успеха, поскольку донские казаки придерживались правила: «С Дону выдачи не бывает». Кроме дипломатических акций во второй половине 1680-х гг. правительство стало устраивать на южных границах заставы и сторожи. Персоналу пограничных заградительных пунктов и воеводам городов Белгородского полка было приказано принимать в отношении беглецов, устремляющихся на Дон, самые суровые меры наказания вплоть до смертной казни.

Под давлением дворянства, встревоженного ростом бегства их крепостных людей на Дон, действия правительства принимали все более решительный характер. В начале 1690 г. оно произвело расследование положения дел в Области войска Донского, а вслед за этим направило донским атаманам и казакам очередную грамоту, в которой настаивало, «чтоб они из великороссийских городов беглых дворцовых волостей и помещиковых и вотчинниковых людей и крестьян и жен их и детей на Дон к себе отнюдь не принимали и пристанища им и селитб… не давали и для пашни и всякой чернойработы у себя их не держали. А которые люди и крестьяне до того их, великих государей, указу из городов к ним на Дон бежали и на реках на Хопре и на Медведице поселились дворами и пашут пашню, и тех людей и крестьян с тех селищ збить и выслать по прежнему в городы на старые их жилища, хто от коле пришел. И впредь им и иным таким на Дону и в иных местах нигде жить не давати»[267]. Но и эта грамота не достигла поставленной цели. Положение изменилось только в конце XVII в., когда в результате Азовских походов Петра I Область войска Донского потеряла значительную долю своей прежней автономии. Теперь московское правительство получило возможность прямого вмешательства в дела «вольного» Дона, одним из проявлений которого явился боярский приговор 1698 г. о посылке сыщиков в Донские, Хоперские и Вахмутские городки для сыска беглых крестьян и холопов[268].

Завершающим актом в цепи правительственных мероприятий второй половины XVII в., относящихся к сыску крестьян и холопов, был царский указ от 23 марта 1698 г. В этом указе нашла свое концентрированное выражение долголетняя практика борьбы господствующего класса феодалов и правительства с побегами закрепощенных масс населения. Указом 23 марта 1698 г. правительство декретировало очередную посылку сыщиков во все города страны. При этом полномочия сыщиков как правительственных агентов значительно расширялись, а ответственность за держание беглых и за сопротивление их сыску еще больше повышалась[269].

Однако строгие меры правительства и организуемые им массовые сыски не могли остановить бегства крестьян и холопов от поработителей. Чем тяжелее и невыносимее становился феодальный гнет, тем чаще и решительнее закрепощенные массы поднимались на борьбу, одним из многочисленных проявлений которой являлись побеги. Б.Д. Греков, говоря о бегстве крепостных людей, очень верно предупредить и другие виды протеста, к какому прибегали всегда и везде угнетенные массы»[270].

3. Завершающий этап в развитии крепостного права

С наступлением XVIII в. феодализм в России еще не утратил всех своих прогрессивных возможностей. Примерно до начала или середины царствования Екатерины II он продолжал развиваться вглубь и вширь, а вместе с ним развивалось и крепостное право как его главнейший атрибут. Центральным событием этого периода явились преобразования Петра I, в результате которых отсталая средневековая Московская Русь превратилась в могущественную Российскую империю. Во всех сферах ее жизни: уровне и форме развития производительных сил, структуре и функциях органов власти, управления и суда, классовой структуре населения, в культуре и быту народа произошли огромные изменения.

Петровские преобразования способствовали решению исторической задачи, поставленной перед Россией всем ходом ее социально-экономического и политического развития. Однако будучи прогрессивными по своей объективной сущности, они проводились чрезвычайно жестокими методами, сопровождались еще большим расширением рамок крепостного права и резким усилением феодального гнета в его самых разнообразных формах и проявлениях.

Являясь сыном своего класса и своей эпохи Петр I не был и не мог быть личным противником крепостного права. Последнее представлялось Петру I сильным орудием управления и власти, мощным средством подчинения крестьян воле класса феодалов и он прочно опирался на него в своей государственной деятельности.

Какие же изменения произошли в судьбах крестьян нашей страны в XVIII столетии? Как отразились на их экономическом и правовом положении реформы Петра I?

Прежде всего заметим, что крестьяне в России подразделялись тогда на четыре больших разряда. В зависимости от того, кто являлся юридическим собственником обрабатываемой ими земли, они назывались помещичьими, церковно-монастырскими, дворцовыми и государственными. Последний разряд крестьян полностью оформился к концу петровского царствования. В него вошли остатки черносошных крестьян, половники Северного Поморья, сибирские пашенные люди, однодворцы и нерусские народности Поволжья и Приуралья. Все эти разряды крестьян фактически являлись феодально-зависимыми, крепостными, хотя степень их «крепости» земле и личности ее собственников не была одинаковой. С наибольшей силой крепостной пресс давил на плечи помещичьих крестьян, которых мы преимущественно и будем держать в поле своего зрения при дальнейшем изложении материала.

Как известно, материальной основой крепостного режима являлось феодальное землевладение. При Петре I и его преемниках оно непрерывно расширялось, а вместе с ним росло и число частновладельческого закрепощенного населения. Причем границы феодального землевладения в это время отодвигались все далее на окраины государства. Широко используя народную и правительственную колонизацию, феодалы устремлялись из суглинистого центра в черноземные южные уезды и в Поволжье. Там они захватывали уже освоенные земли и при поддержке царской администрации обращали в свою собственность жившее на ней крестьянское население.

В XVIII в. широкое распространение получает практиковавшееся и раньше пожалование государственных и дворцовых земель вместе с жившими на них крестьянами в частные руки дворян. Только за первую половину царствования Петра I дворянам было роздано около 175 тыс. крестьян мужского пола. Его Преемники, а наипаче преемницы, возле которых постоянно кружился целый рой жадных до наживы фаворитов эту раздачу продолжили ускоренными темпами. За 35 лет после Петра I до Екатерины II было роздано 500 тыс. крестьян. Екатерина II начала царствование пожалованием 18 тыс. душ в награду тем «сподвижникам», которые доставили ей престол и помогли на нем удержаться. В течение же всего своего царствования она передала в частные руки дворян 800 тыс. душ. Император Павел I, еще будучи наследником престола, выражал желание всех казенных крестьян раздать помещикам. Преждевременная смерть помешала ему вполне осуществить свою злополучную идею, тем не менее в его четырехлетнее царствование было роздано около 600 тыс. крестьян. Пожалование государственных и дворцовых крестьян в личную собственность дворянам было прекращено в царствование Александра I и заменено сдачей их в аренду, однако при этом менялась лишь форма отношений, а существо оставалось тем же.

Одновременно с расширением земельных владений феодалов укреплялись их права на земельную собственность. 23 марта 1714 г. Петр I издал указ «О порядке наследования в движимых и недвижимых имуществах», известный в истории под названием «Указа о единонаследии»[271]. Главное значение этого указа состояло в том, что он устанавливал одинаковый правовой режим для поместий и вотчин, объявляя их наследственными. Другими словами, по «Указу о единонаследии» дворянские поместья превращались в вотчины, земля и крестьяне переходили в полную собственность их бывших условных владельцев – помещиков. Таким образом, процесс слияния двух форм феодального землевладения, начавшийся в предшествующем столетии, при Петре I окончательно завершился. Право феодалов всех разрядов на землю, труд и личность крепостных крестьян становится неограниченным.

Важной вехой в закрепостительном процессе явилось введение подушной подати. В первой четверти XVIII в. стало ясно, что существовавшее с 1679 г. подворное обложение не оправдало тех надежд, которые возлагало на него правительство. Преследуя свои узкокорыстные цели, помещики обычно сселяли ряд крестьянских семей в один двор. Аналогичная картина наблюдалось в черносошной деревне и в городских посадах, где также одним двором жили по нескольку семей. В результате число податных дворов постепенно сокращалось, а вместе с этим уменьшалась и сумма взимаемых податей. Чтобы удовлетворить быстро растущие потребности государства в деньгах, Петр I заменил подворное обложение новым видом налога – подушной податью.

Подушная подать распространялась на всех лиц мужского пола, которые принадлежали к тяглым сословиям и были занесены в так называемые ревизские сказки в ходе проводившейся с 1718 по 1724 г. переписи населения. Она оказалась особенно разорительной для непосредственных производителей вследствие своей полной недифференцированности. При ее взимании не учитывалось ни материальное положение объекта обложения, ни его возраст. Подушной податью в одинаковой мере облагались зажиточные и малоимущие тяглецы, только что родившиеся младенцы, взрослые мужчины и неспособные к труду старики. Не освобождались от уплаты ее даже беглые и умершие, если бегство или смерть произошли после подачи ревизских сказок.

Введение подушной подати знаменовало собой завершение процесса слияния холопов с крестьянами, который довольно рельефно обозначился еще в последней четверти XVII в., когда при замене посошного обложения подворным были положены в тягло холопы, посаженные на землю и имевшие личное хозяйство. При Петре I подобная участь постигла холопов, входивших в состав дворовых. В 1722–1724 гг. они были обложены подушной податью наряду с крестьянами и другими категориями тяглого населения. Таким образом, если прежде у части холопов имелась некоторая возможность получить свободу после смерти господина, то теперь все они превращались в потомственных крепостных своих владельцев.

В первой четверти XVIII в. в сети крепостного права попали и так называемые «гулящие люди», под которыми подразумевалась довольно пестрая категория тяглого населения. К ним относились: отпущенные на волю кабальные холопы; выходцы из-за рубежа и лица, освободившиеся из плена; дети и другие родственники тяглых людей, не попавшие в писцовые книги; приборные служилые люди, от бедности оставившие службу, и их родственники, не поверстанные в службу, посадские люди, покинувшие тягло. Под этим названием нередко скрывались и беглые крестьяне. В понятие господствующего класса все они отождествлялись с бездельниками и ворами и потому решено было ликвидировать этот разряд населения. 1 июня 1722 г. Петр I издал указ, по которому «гулящие люди», годные к воинской службе, зачислялись в солдаты, остальные передавались в собственность частным владельцам. «Представителям всяких чинов» разрешалось записывать их за собой, и они стали смотреть па этих людей, как на своих крепостных. Несколько позже, в 1729 г., появился новый указ, предписывавший ссылать в Сибирь всех тех «гулящих людей», которых никто не хотел брать к себе на правах крепостной собственности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.