Извлечения Полдюжины императорских загадок

Извлечения

Полдюжины императорских загадок

Да будет известно, мой вертящийся в продавленном, протертом и вообще неудобном кресле гостиной Баскервиль-холла гость, что с этих самых слов багрянородный писатель начинал все главы штудируемого нами труда, в том числе и открытую нами девятую: «Да будет известно, что приходящие из внешней росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендостлав, сын Ингора, архонта росии, а другие из крепости Милиниски, из телиуцы, Чернигоги и из вусеграда».

И уже в первом предложении мы с тобой, мой еще толком не усевшийся читатель, встречаемся с первой загадкой императора – Внешней Росией (??? ??????), загадкой достойной самого Шерлока Холмса, в нашем случае в лице доктора Ватсона, к сожалению, порядком искусанном.

Советско-росиийская официальная история вслед за А. Насоновым всегда стремилась отождествить Русскую землю «в узком смысле» с некой «внутренней» Русью, включавшей Киев, Чернигов, Переяславль и их окрестности, и противопоставляла ей «внешнюю» Русь Багрянородного, в которую отходили в первую очередь Новгород, а также все прочие города за пределами собственно Русской земли «в узком смысле». Между тем оригинальный текст Багрянородного, прочти его еще раз, мой не признающий авторитетов читатель, упорно противится такой трактовке. Константин недвусмысленно включает во «внешнюю Росию» не только один из основных городов Русской земли «в узком смысле» – Чернигов (Чернигога), но даже расположенный всего в 15 километрах от Киева Вышгород (Вусеград)! Попытки спасти положение утверждениями типа того, что «внешняя» Русь Багрянородного «противопоставлена не Киеву, а самому Константинополю (приходящие из внешней росии в Константинополь моноксилы)»[102], лишь усугубляют дело, поскольку на самом деле, если читать текст непредвзято, сам Киев тоже противопоставлен Константинополю, ведь именно оттуда в конечном счете, как следует из дальнейшего текста, отправляются моноксилы в Византию. То есть, как ни верти, Киев наравне с другими городами тоже должен входить во «внешнюю Росию». Если не подгонять решение под ответ, то следует признать, что вся Русь, которую мы зовем Киевской, в самом широком ее смысле, определяется Константином Багрянородным как «внешняя». Что неизбежно порождает вопрос, который мы не преминем задать доктору Ватсону:

– Где же тогда располагалась предполагаемая «внутренняя» Русь?

– Wel-l-l – I guess it has been situated – inside, hasn’t it?[103] И вдруг без всякого перехода доктор добавляет на достаточно понятном русском языке:

– Не будете ли любезны передать еще баночку?

Вот на что, мой обомлевший читатель, способен в соответствующих дозах «ПИТ»!

Баночку я, конечно, передам, но это же не решение вопроса. Решением могла бы быть все та же «черноморская Русь», вроде бы существовавшая где-то в районе Керченского пролива и, следовательно, расположенная ближе к Константинополю, чем Киевская. Та самая «внутренняя» приазовская Русь, из которой (а) Игорь захватил соседний Самкерц[104] и, понуждаемый победившим его Песахом, затем напал на Византию (по тексту «Кембриджского анонима»); в которую (б) он удирал после уничтожения его флота греческим огнем (по византийскому историку Льву Диакону[105]); которая (в) не имела права нападать на Корсунь (Херсонес Таврический) и, более того, должна была защищать Корсунь от черных булгар (по договору с Константинополем Игоря, а затем и Святослава).

В контексте пункта (в) этого перечня полезно обратить внимание на еще одну фразу, которая нам встретится далее по тесту: «росы, направляясь в таврику, проходят от Днепра путь через Черную Булгарию и Хазарию…» То есть на Корсунь приднепровская Русь и напасть-то не могла, не потревожив хазар и черных булгар, а уж защищать Херсонес от Черной Булгарии, территория которой лежала между Киевом и Крымом, и подавно. И тем не менее договор обязывает Игоря Херсонес защищать. Это было очевидно невозможным из Руси Киевской, то есть «внешней», но, вероятно, достаточно реальным из Руси «внутренней». Не могли же все поголовно правители Византии быть идиотами! Следовательно эта «внутренняя» Русь должна была существовать, скорее всего, между Херсонесом и черными булгарами, то есть на Черном или Азовском море.

– Вы правы, дорогой доктор, «внутренняя Росия» должна была быть внутри греческой ойкумены. И Керченский пролив, он же устье Русской реки у арабов, где греки основали свои первые колонии не позже VI века до н. э., вполне подходит для этой цели.

Здесь же, в первой цитате нас ждет и вторая загадка – Немогарда (?????????). Общепринята трактовка Немогарды как Новгорода, либо как простого искажения привычного нам имени, либо как производного от *Невогарды, имея в виду древнее название Ладожского озера – Нево. Если принять, по одному или другому основанию, такое соответствие, то Багрянородный дает нам очень интересную и важную информацию: Святослав (?????????????) Игоревич княжил в Новгороде, о чем даже не заикается «Повесть». Так что же, традиция отсылать сына, будущего преемника великокняжеской власти, из Киева на «стажировку» в Новгород берет начало не со Святослава[106], а еще раньше, с его отца Игоря? Получается, что так. Точнее могло бы получиться при выполнении сразу двух условий: во-первых, если бы Святослав на самом деле княжил в Новгороде, и во-вторых, если бы Игорь действительно княжил в Киеве. Но, увы и ах, во времена, когда багрянородный монарх написал свой труд, Новгорода еще физически не существовало. Как утверждает неподкупная и равнодушная к буйствам национальных чувств археология, в то время будущий Господин Великий Новгород еще только-только зарождался, его и городом-то назвать было нельзя, а уж на роль стольного града, княжеской резиденции младенец-Новгород не тянул и подавно. Так что Немогарда могла быть либо Ладогой, либо Рюриковым городищем, либо еще чем-нибудь, о чем мы даже не подозреваем. Однако еще интересней вопрос: где княжил сам архонт Игорь (???????? ’?????)? Вот этого Константин так нам и не сказал. Жаль! А то бы мы наконец узнали, где все-таки располагалась «внутренняя Росия», была ли она все же приднепровской, таинственной приазовской или какой-нибудь еще Русью.

Крепость милиниска первой цитаты почти единодушно трактуется специалистами как Смоленск, причем, судя по археологическим данным, речь идет не о современном Смоленске, а о Гнездове. Не вызывает сомнений и отождествление Чернигоги с Черниговым, а Вусеграда с Вышгородом. Не идентифицированы однозначно телиуцы. Наиболее частое сопоставление их с Любечем выглядит абсолютно некорректно не только из-за явной непохожести названий, но, главное, потому, что археологически Любеч возникает не ранее XI века и во времена Багрянородного еще не существует даже «в проекте». Таким образом, перед нами уже третья загадка императора.

Как я уже отмечал в предыдущих своих расследованиях, автор «Повести» разбрасывает по просторам древней Руси множество городов, которых археологи упорно не находят. На самом деле для середины X века археология нам предоставляет столь ограниченный выбор реально существовавших на Руси городов, что для этих Телиуц по существу и выбирать-то нечего кроме Полоцка. Поразительно, но я нигде не встречал такого варианта сопоставления, хотя созвучность Теулицам Полоцка по крайней мере не хуже Любеча! А если еще добавить конъектуру ????…? ???…, то есть предположить, что искривившаяся палочка от прописной ? превратилась в строчную ? при заглавном ?, то Теулицы легко и непринужденно превращаются в Пулицы… Но тут я остановлюсь, чтобы не вторгаться в чересчур профессиональную область и заодно пощадить чувства доктора Ватсона и твои, мой нахмурившийся читатель.

«Итак, все они (моноксилы) спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава, называемой Самват».

Четвертая загадка императора – Крепость Киева Самбат или Самват (????????).

Сколько различных объяснений выдвинули ученые этому загадочному Самбату! Тут и чей-то «гадатель по звездам», и армянское имя Самбат, и еврейская река Самбатион, и даже «субботний рынок». Отдельно выделю объяснение из ивритского шаббат – «суббота», на почве которого я сам в свое время приложил руку к попыткам решения этой загадки, предложив этимологию из венгерского szombat (сомбат) – «субботний ? воскресный», производного как раз от шаббат. Весьма интересно и просто (а простота всегда привлекает!) объяснение Г. Мокеева, что «Городец на Почайне и был назван Константином Багрянородным Самбатом очевидно по аналогии с портом Самбат в Константинополе за бухтой Золотой рог (за Судом)». Наконец, весьма расхоже объяснение из якобы хазарского (булгарского) Сам + Бат – «высокая крепость». Бог знает, что за специалист в хазарско-булгарском языке это сказал и откуда он это взял? Но до чего же красиво! Ведь, если такая этимология соответствует истине, то по существу высокая крепость – это… Вышгород. Тут самое время вспомнить, мой следящий за научной литературой читатель, что первые русские археологические подтвержденные города располагались не на том месте, где находятся их современные преемники, а по соседству. Таковы пары Гнездово ? Смоленск, Сарское городище ? Ростов, Тимирево ? Ярославль и Рюриково городище ? Великий Новгород. Тогда почему бы не продолжить список парой Вышгород ? Киев? Совсем не невозможно. По крайней мере, по совокупности всех известных летописных данных с большой степенью вероятности можно утверждать, что резиденцией княгини Ольги был именно Вышгород, в то время как присутствие ее и всех князей до Владимира I в Киеве остается под большим вопросом из-за более чем скромных результатов многолетних тщательных (еще бы!) археологических изысканий в киевской земле.

Но отождествлению Самбата с Вышгородом есть бросающееся в глаза препятствие, которое наверняка заметил доктор Ватсон.

– Так как же, доктор, заметили?

– Я заметил, что мне почему-то стало трудно выражаться.

– Еще бы, доктор, ведь Вы выражаетесь по-русски… Да не озирайтесь так испуганно, тут заметить Вашу оплошность просто некому.

– Хм, а этот Ваш развалившийся в кресле виртуальный читатель?

– Так он же плод фантазии, фантом. В любом случае, доктор, Вы можете целиком положиться на его скромность. Да и вообще о чем мы говорим? Обстановка у нас настолько дружески непринужденная, что не пора ли, доктор, перейти на «ты»?

– Ага, – доктор лихо закидывает за спину свой почерневший от сажи шарф, чтобы не мешал, и как ни в чем не бывало протягивает руку: – дай-ка еще пару банок!

– На здоровье, Джонни![107]

С Ватсоном все ясно, а вот не переоценил ли я твою скромность, мой может быть не слишком воспитанный, но безусловно внимательный читатель? Конечно, за скромность поручиться не могу, но в твоей наблюдательности я уверен: ты заметил то мешающее отождествлению Самбата с Вышгородом препятствие, которое миновало внимание простодушного Ватсона. Ну конечно, Вышгород встречался в этом же тексте предложением ранее под «своим» именем Вусеград! Действительно серьезное препятствие, только вряд ли достаточное, чтобы сразу отметать смелое предположение. Хотя оба имени, Вусеград и Самбат, расположились в соседних пассажах, те не образуют единого целого и относятся к разным смысловым группам, полученным, скорее всего, от разных информаторов и поэтому соединенных по смыслу с помощью вводного слова «итак». Недаром еще Д. Оболенский выделял список городов в первом предложении как отдельную составную часть текста. Эклектичность труда Багрянородного очевидна и общепризнана. Разнородность источников информации о Руси наглядно проявляется, например, в множественности названий Киева: то Киоава в только что приведенной цитате, то Киова в следующей, то, как встретится еще далее, и вовсе Киав. Познания Константина о географии Поднепровья вряд ли сильно отличались от познаний доктора Ватсона, поэтому он тоже не мог заметить это «противоречие». А значит, появление в тексте Вышгорода под двумя разными именами вполне возможно. Тем более что на самом деле даже и не разными, а одним и тем же, но на двух разных языках, хазарском и славянском, что реально отражало этнический состав населения Киевщины X века.

«Славяне же, их пактиоты, а именно: кривитеины, лендзанины и прочие Славинии – рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. так как эти водоемы впадают в реку Днепр, то и они из тамошних мест входят в эту самую реку и отправляются в Киову Их вытаскивают для оснастки и продают росам. росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство… снаряжают их. И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в витичеву, который является крепостью-пактиотом россов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр».

Слово пактиоты обычно переводится как «данники». То есть славян Багрянородный представляет как данников россов, причем всех славян в совокупности, а именно (как уточняет сам автор): хорошо известных по нашим летописям древлян (???????????), совершенно не известных нашим летописцам лендзян (??????????) и прочих славян. Здесь есть над чем поразмыслить.

– Не правда ли, Джон? Да ладно тебе, я же шучу. И не вытирай подлокотник шарфом, не забывай, что он весь в саже. Да что же ты, Ванюша, опять дергаешься? Ничего страшного! В общем, забудем, не бери в голову.

Конечно же не все славяне были данниками россов. Вряд ли кто сомневается, что западные славяне – ободриты, лужичане, поляки, чехи и моравы – знать не знали этих самых росов и не могли быть их пактиотами. Правда, нельзя с уверенностью утверждать, что византийский император, хотя и неплохо для своего времени подкованный в географии, вообще знал об их существовании. Но ведь точно так же не были данниками росов и южные славяне: сербы, хорваты, болгары и македонцы. А этих славян византийцы не знать не могли, поскольку были их соседями и их тесное знакомство длилось уже не менее трех веков. Так что «славинии» Багрянородного скорее всего подразумевают только восточных славян и, на мой взгляд, могли бы быть сопоставлены со Славией арабских географов, которая как одна из трех «категорий» русов у арабов так или иначе противопоставлялась двум другим «категориям», Куябе и Артании.

Возможно точное значение слова пактиот не совсем соответствует русскому «данник». Допускаю, что Константину непросто было найти термин для однозначного отражения реальных взаимоотношений россов и славян. Эти отношения раскрываются самим текстом в двух местах. Первое – только что приведенная цитата. Славяне, срубившие моноксилы, то есть однодеревки, а точнее только их килевые однодеревные основы, сплавляют их по Днепру к Киеву и там продают россам, которые достраивают эти основы, наращивая борта, приделывая уключины, мачты и так далее. Значит, между славянами и россами существовали определенные торговые отношения, скорее равноправные, чем просто даннические.

Второе место, характеризующее взаимоотношения между россами и славянами, встретится нам в свой черед, и тогда мы вновь вернемся к этому вопросу. А пока продолжим решение четвертой загадки, множественности названий Киева. А на самом деле может быть даже не Киева, а Киевщины? Мы уже читали, что «моноксилы сходятся в крепости Киоава», а теперь Константин уточняет, что они же, будучи подготовлены к сплаву по Днепру, «отправляются в Киову». Согласись, мой внимательный читатель, все это выглядит так, как будто эта Киова – название не города, а местности, страны. И это вполне созвучно принятому у арабов делению древней Руси на три области: Куябу, Славию и Артанию.

А теперь наступает очередь пятой и, пожалуй, самой интригующей загадки Багрянородного о «русском» языке середины X века.

«Прежде всего они (россы в моноксилах) приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-рос-ски и по-славянски “Не спи”. Порог этот столь же узок, как пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул. ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами дно, волокут их, чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая их шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки.

Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Острову-нипрах, что значит “Островок порога”. Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает “Шум порога”, а затем так же – четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны.

Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. а прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сию сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски варуфорос, а по-славянски вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски веручи, что означает “Кипение воды”, и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как “Малый порог”».

Не надо, мой обалдевший читатель, пытаться знаками показать мне, что ты давно перестал что-либо понимать. У меня самого голова идет кругом. Да и доктор даже не пытается изобразить понимание, отдавая все свое внимание российскому пиву. Поэтому отложим разбор этого интригующего места до третьей части, где посвятим отдельные разделы и днепровским порогам, и «русскому» языку.

«После того как пройдено это место, они достигают острова, называемого Св. Григорий. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг дуба, а другие – кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми».

Эту цитату мы с тобой, мой памятливый читатель, встречаем уже второй раз. Я ее приводил по случаю при чтении записок ибн Фадлана для сравнения верований и обрядов фадлановских русов с константиновскими росами. Они действительно похожи. Ну и что? Максимум, что из чего следует, это возможная идентичность русов арабов с росами византийцев, в чем и так вряд ли кто сомневается. Важнее было бы извлечь какую-нибудь существенную информацию о самих росах, а это непросто. Жертвенная еда тривиальна, поскольку каждый жертвует часть пищи, которую ест сам. Неоправданно много уделялось внимания петушиному жребию как якобы характерному обычаю россов. На самом деле этот обычай был весьма распространен среди разных народов, в частности европейских. Наиболее ранние известные его проявления связаны, пожалуй, с кельтами. Возможно именно благодаря потомкам кельтов в своеобразной форме этот обычай дожил вплоть до наших дней в Соединенных Штатах, где каждый год в День Благодарения режутся и съедаются миллионы индеек, но одна-единственная отпускается живой и невредимой лично президентом.

Единственным не подлежащим сомнению выводом может быть лишь один: в середине X века росы Багрянородного были язычниками. Но этот вывод оборачивается еще одной, уже шестой загадкой императора. По более раннему свидетельству другого константинопольского иерарха, патриарха Фотия, русь была крещена еще в конце второй трети IX века, почти сразу после знаменитого нападения на Константинополь 860 года. Язычество руси Константина может мирно ужиться с христианством руси Фотия, пожалуй, только при одном единственном условии, а именно если речь в этих двух случаях идет о разной руси. Например, о «внутренней», черноморской, ближней к Византии и потому давно крещеной, и «внешней», днепровской, от Византии удаленной и потому все еще пребывающей в язычестве. Ну что ж, пожалуй, мы имеем еще одно доказательство, что вся Киевская Русь, как мы с тобой, мой проницательный читатель, догадались несколько раньше, – Русь «внешняя».

«Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдия, что именуется “кружением”, а именно – в Славинии вервианов, другувитов, кривичей, севериев и прочих славян, которые являются пактиотами россов. Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав. Потом так же, как было рассказано, взяв свои моноксилы, они оснащают их и отправляются в романию».

А вот и второе место, где раскрываются некоторые подробности образа жизни россов и их взаимоотношений со славянами, выражаемых прижившимся в исторической науке термином полюдье. Этот термин на самом деле является глоссой, вошедшей в научный оборот именно из приведенной только что цитаты. Ах, да, тебе, мой читатель-дилетант, незнакомо слово глосса. Что ж, БСЭ по-прежнему под рукой: «Глосса (от греч. glossa – язык, наречие, диалектное слово или выражение) перевод или толкование непонятного слова или выражения преимущественно в древних памятниках письменности… т. н. Мальбергова Г., состоящая из отдельных франкских слов и выражений, присоединённых к латинскому тексту Салической правды, является самым древним памятником германского языка, а рейхенауские Г., присоединённые к латинской Библии, – первым памятником французского языка. С 17 в. Г. начинают изучать как ценный материал для языковедения…»

То есть, простыми словами, Константин пишет в тексте ??????? как звуковое воспроизведение иностранного слова греческими буквами, поясняя его переводом ???? – «кружение». Таким образом, византийский император первым донес до нас звучание древнего славянского слова и дал краткую характеристику существа полюдья. По Багрянородному, полюдье сводилось к «кормлению» россов в течение всей зимы в землях их пактиотов славян. Можно также догадываться, хотя прямо это не сказано, что кормлением как таковым дело не ограничивалось, иначе непонятно, откуда у росов по весне берутся товары, которые они везут торговать в Византию.

Более конкретно занятия росов в землях их пактиотов раскрывают арабские историки. Хотя они не используют термин полюдье, вряд ли стоит сомневаться, что именно его они имеют в виду, когда согласно пишут: «всегда сто-двести из них (руси) ходят к славянам и насильно берут с них на свое содержание, пока там находятся» (Гардизи); «русь не имеет пашен, а питается лишь тем, что привозит из земли славян» (Ибн Русте); «страна руси граничит с землей славян, первые нападают на вторых, расхищают их добро и захватывают их в плен» (аль-Мукадасси). То есть, кормление кормлением, на зиму россы в спячку не впадали и зубы на полку не клали, но, отправляясь на полюдье, видать, брали с собой большие сани, которые по возвращении в Киав наверняка оказывались не пустыми. Возможно именно такие сани княгини Ольги, сломавшиеся от переизбытка награбленного и потому брошенные в дороге, удостоились упоминания в «Повести».

Однако полюдью мы с тобой, мой заинтересовавшийся читатель, посвятим отдельный раздел наших «Развлечений», перейти к которым настало самое время.

Для меня рыться в энциклопедиях всегда было хорошим развлечением. Поскольку читать Константина Багрянородного мы перестали, с твоего разрешения, мой уступчивый читатель, теперь мы будем читать энциклопедии, и все наши совместные развлечения будут начинаться с энциклопедических цитат.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.